Танец над пропастью

Ирина Градова

Танец над пропастью

© Градова И., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Пролог

Все происходит в точности, как он где-то читал – яркий божественный свет, слепящий глаза… И это – конец? Если да, то совсем неплохо! Ни боли, ни страха… Именно так он мечтал умереть. Стоп! Ничего божественного в этом свете нет: он раздвоился и теперь напоминает… Нет, не напоминает, а это и есть светящиеся в темноте автомобильные фары! Значит, он жив? Жив и лежит в нескольких метрах от машины, а свет ее фар бьет ему прямо в лицо. Он с трудом поднимается и, пошатываясь, подходит ближе. Понятно, вылетел, когда автомобиль врезался… Во что он врезался? Что, черт возьми, случилось? Сколько времени прошло с момента аварии?

Он смотрит внутрь через разбитое стекло, различая смутные очертания тела. Открывает дверцу (другая, со стороны водителя, заблокирована деревом, в которое въехал автомобиль). Она поддается не сразу, но после нескольких попыток все-таки открывается, вернее, отваливается. С сиденья свешивается рука. Красивая рука с большой кистью и длинными пальцами. С пальцев капает кровь. Избегая заглядывать в безжизненное лицо, он хватает тело за плечи и тянет изо всех сил. Оно соскальзывает с сиденья, но ему не удается освободить левую ногу – должно быть, она застряла под сиденьем, сместившимся от удара. Опускается на колени, пытается высвободить ногу, и его руки скользят по чему-то вязкому, мокрому и теплому. И запах… Запах бензина. Надо торопиться! Тем не менее он упрямо продолжает отгибать металл, зажавший ногу словно тисками. Он не может оставить тело внутри. Наконец нога свободна. Штанина черная от крови, но это не важно. Он вытаскивает тело, как мешок с мукой, волочит его по мокрой траве как можно дальше от машины. Взрыв заставляет вжаться в мокрую, вязкую почву, а на губах – вкус бензина и крови. Глупая мысль: в кино машины взрываются, как атомные бомбы, с шумом и столбом пламени, уходящим в небо. В жизни все гораздо скромнее. Автомобиль горит тихо, и кроме легкого потрескивания огня, не слышно ни звука.

А потом он услышал голоса. Странно – голоса отчетливые, а слов не разобрать… Снова свет ударил в глаза – на этот раз от фонарика. Приближается. Чьи-то руки ощупывают его, тормошат. Он смотрит на тело, лежащее рядом на мокрой траве, но видит только руку с широкой ладонью, длинными пальцами и тускло поблескивающим золотым кольцом на мизинце. И проваливается в темноту…

Глава 1

Рита вошла в ярко освещенный зал под звуки музыки и с интересом огляделась: здесь все оказалось не так, как она ожидала. Попасть в этот клуб стоило больших усилий и связей, и теперь понятно, почему. Огромное помещение выглядит еще больше из-за зеркальных потолков и прозрачного стеклянного пола, под которым колышется вода. Механизм, установленный внизу, гонит по ней легкие волны. Боковые стены украшают два гигантских аквариума с экзотическими рыбами, а прямо напротив – сцена в форме пирамиды, состоящей из широких ступеней, каждая из которых оборудована шестами различной длины. У верхнего шеста в данный момент танцевала потрясающе красивая блондинка в стрингах и тоненькой полоске прозрачного материала на высокой груди. Ничего пошлого: ее движения выглядели грациозно и артистично, словно она танцевала на сцене Большого театра в белой пачке Лебедя, а не в зале ночного клуба практически в костюме Евы.

Портье, сопровождающий Риту, тихо кашлянул. Она встрепенулась и посмотрела на него.

– У нее генеральный прогон, – пояснил парень, понизив голос до шепота, хотя из-за громкой музыки девушка все равно вряд ли могла их слышать. – Основная труппа тренируется на втором этаже. Пройдемте?

Конечно, ведь она для того и пришла, а вовсе не за тем, чтобы пялиться на полуголую девицу, ласкающую стальной шест, словно любовника. И все же она с трудом заставила себя не оглядываться, поднимаясь по лестнице: было в этом танце что-то невыносимо эротичное, завораживающее. «Представляю, – подумала Рита, следуя за охранником, – какое впечатление это производит на мужчин!»

Если бы не вездесущий Павел Мелихов, репортер светской хроники, ей ни за что сюда не попасть: столик требовалось заказывать не меньше чем за месяц, а уж в репетиционный зал, святая святых, никому и вовсе хода не было. Сюда ходят респектабельные бизнес-леди в вечерних платьях, богатеи в пиджаках от «Верлена» и знаменитости всех мастей. «Океан» считается закрытым клубом, и членство в нем зависит не столько от того, сколько ты стоишь, сколько от того, кого ты знаешь. Сюда попадают только по личной рекомендации одного из уважаемых постоянных клиентов. Из таких клубов не ведутся телерепортажи, о них лишь пишут в специальных изданиях: эти люди тщательно оберегают свою частную жизнь.

– Вам сюда, – сказал сопровождающий и распахнул перед Ритой дверь. Войдя, она зажмурилась: даже в театре своего отца, большого любителя внешних эффектов, она не видела столько зеркал и отраженных в них светильников. Еще до того, как глаза привыкли к слепящему свету, Рита услышала знакомый голос, говорящий:

– Минус два кило как минимум – ты меня поняла, Соня?

Звучал он мягко, но впечатление было обманчивым: стальные нотки в тоне не оставляли места сомнению в серьезности произносимых слов. О, как знакомы Рите эти слова: минус два кило, минус полкило… Такое впечатление, что место действия – рынок, мясной ряд! С другой стороны, где вы видели толстую балерину? Однако Рита не предполагала, что для стриптизерш, пардон, эротических танцовщиц, существуют те же жесткие правила по контролю веса. Девушки, выстроившиеся в шеренгу перед требовательным «оценщиком», выглядели роскошно – не то что воздушные, бестелесные балерины, которых, кажется, унесет первый порыв ветра. Высокие, грудастые, с крепкими, налитыми ягодицами и волосами, какие увидишь только в рекламе шампуня. Однако взгляд Риты приковал к себе строгий критик. После месяцев поисков, беготни по всему Питеру и бесконечных бесед с огромным количеством народа она наконец у цели! Восемь долгих лет прошло с тех пор, как они встречались в последний раз, и тогда это был enfant terrible, эдакий балованный ребенок, любимец публики и женщин, одно присутствие которого придавало любой тусовке оттенок богемности. В то время он купался в славе и поклонении. Рита и сама пала жертвой его обаяния, хотя и считала себя гораздо мудрее дурочек, осаждавших служебный вход Мариинского театра после спектакля в надежде поймать благосклонный взгляд своего идола. Его лицо с точеными чертами и «такими высокими скулами, что о них можно порезаться», как писала одна из газет, украшало афиши и рекламные плакаты фирмы Hugo Boss – большая редкость для театральной знаменитости. Игорь Байрамов. Он изменился. Отпустил волосы, и теперь крупные завитки доходили до основания шеи. Лицо его украшала ухоженная венецианская бородка, но глаза все те же – миндалевидные, темно-карие, как у оленя.

Рита изо всех сил старалась не пялиться, но не могла отвести глаз. В этот момент Байрамов, стоящий лицом к двери, наконец, заметил незваную гостью.

– Ладно, – произнес он, обращаясь к девушкам, – все свободны – десять минут!

Вот, значит, сколько времени он ей отвел?

Танцовщицы с явным облегчением покинули помещение. Когда они проходили мимо, Рита заметила, что их гладкая, загорелая кожа блестит от пота.

– Так вот кто пришел от самого Синявского! – протянул Байрамов, как только его последняя подопечная вышла из зала. – А я-то голову ломаю! Неужели папочка решил, что ты все-таки можешь на что-то сгодиться?

Начинается! Разве могло быть иначе, разве мог он не пустить в ход свой ядовитый язык с первой же минуты?

Рита выросла с сознанием, что не оправдала надежд великого отца, знаменитого хореографа и балетмейстера, известного во всем мире. Она не стала балериной и поэтому что бы ни делала, каких бы успехов в жизни ни добивалась, Григорий Синявский давно поставил на дочери жирный крест. Двое других детей имели право если не на его любовь, то хотя бы на снисхождение, но Рита – другое дело. Она обладала способностями, но «зарыла талант в землю» и таким образом, по мнению отца, не состоялась как личность. Рита ненавидела балетное училище, его жесткую, а порой жестокую дисциплину. Ее свободолюбивая натура восставала против коварного соперничества, царившего среди совсем еще юных созданий в белых пачках и балетных туфельках, в которые прятались изуродованные изнурительными упражнениями ступни. Риту душила атмосфера зависти и злобы, исходящая от этих, казалось бы, невинных девчушек. Они знали, что она – дочка Синявского, главного ведущего хореографа-балетмейстера Мариинского театра, образчик непотизма, затесавшийся в их среду. Самым ужасным было то, что Рита действительно проявляла определенные способности, но этого ее однокурсницы не замечали. Они видели в ней соперницу, перед которой, независимо от талантов, заранее открыты двери в Большое Искусство. Они же, добивавшиеся признания собственным горбом и не имевшие «волосатой лапы» за спиной, могли в любой момент вылететь из училища, потому что недостатка в способных балетных девочках нет. И Рита взбунтовалась. Мать, бывшая балерина, лично познавшая все «прелести» профессии, встала на ее сторону, на некоторое время став для мужа врагом номер один. Приняв решение бросить учебу, младшая дочь потеряла право на отцовскую любовь. С тех пор Рита из кожи вон лезла в попытках доказать ему, что может добиться успеха на другом поприще: ни отличные оценки в школе, ни красный диплом об окончании юридического факультета университета не смогли вернуть дочери расположения отца. Именно поэтому, когда Синявский попросил ее найти Игоря Байрамова, она не стала возражать, готовая рыть носом землю, лишь бы ублажить сурового родителя. И вот теперь ей напомнили обо всех неудачных попытках стать хорошей дочерью! Рита так хотела ответить Байрамову что-нибудь едкое, но вместо этого сказала только:

– Ты изменился за прошедшие годы!

– А ты нет, – усмехнулся он. – Все так же стремишься угодить папочке! Что понадобилось от меня Великому и Ужасному?

Так за глаза называли Синявского в Мариинке. Называют и сейчас, хотя Григорий Сергеевич давно оставил Мариинский театр из-за ссоры с новой администрацией. Он посчитал их временщиками и предрек скорый конец труппе, если позиция «командования» не изменится. И оказался прав: через полгода после его ухода балетная труппа и в самом деле оказалась на грани развала, так как почти все именитые балерины и танцовщики разбежались кто куда. Рита знала, что отец приложил к этому руку, предложив людям работу в своем новом театре. Конечно, Мариинка – это имя, но и Синявский – тоже!

– Папа взялся за новый проект, – начала она под пристальным немигающим взглядом Байрамова. – Балет под названием «Камелот». Его финансируют французы. Шоу дорогостоящее, и папе нужны лучшие кадры, поэтому он попросил меня пригласить тебя танцевать Ланс…

– Я больше не танцую, – резко оборвал ее Байрамов. – И твой папаша об этом прекрасно знает. Меня удивляет, что ты вообще появилась здесь с подобным предложением!

– По-моему, с ногой у тебя все отлично, – возразила Рита. – И я слышала, что ты успешно прошел несколько курсов реабилитации…

– Ах, вот как, ты слышала! Что ж, теперь я хожу без трости, и нога больше не болит, но я не танцую – и точка. Кроме того, будь у меня выбор, я все равно не пошел бы к Синявскому. Возвращайся к папочке и скажи, что опять не смогла стать хорошей девочкой и выполнить высочайшее повеление. Напомни ему, что есть люди, которые не обязаны дрожать от счастья только потому, что дышат одним воздухом с великим Григорием Синявским!

Его рот кривился, буквально выплевывая слова ей в лицо.

Выйдя, вернее, пулей вылетев из помещения, Рита бросилась к выходу. Охранники с удивлением наблюдали, как она почти бегом пересекла зал и выскочила на улицу, забыв забрать из гардероба шубу. Пришлось вернуться, но сделала она это с неохотой, лишь почувствовав, что десятиградусный мороз кусает ее за открытые части тела. Рита оставила авто на платной стоянке в двух кварталах от «Океана», потому что стоянка клуба предназначалась только для постоянных клиентов, и весь путь до машины проделала бегом. Она задыхалась от злости и обиды: как мог Байрамов разговаривать с ней в подобном тоне? Откуда в нем столько ненависти – где бы он был, если бы не ее отец?!

Восемь лет назад произошло нечто, что навсегда развело Григория Синявского с его любимым учеником. В балетной среде об этом не распространялись, данная тема представляла собой одно из многочисленных «табу», связанных с громкими именами. Однако СМИ в свое время вдоволь насладились моментом, раздув из случившегося сенсацию. Игорь Байрамов пропал не только со сцены, но и выпал из жизни всех, кто его близко знал. Он стал жертвой дорожной аварии, сев за руль в пьяном виде. В то время Рита жила за границей и собиралась там остаться, выйдя замуж за человека, который, как ей тогда казалось, способен залечить ее душевные раны, оставшиеся от романа с Байрамовым. По телевидению промелькнул сюжет о том, что всемирно известный солист Мариинки разбился на машине, и она не поняла, выжил он или нет. Рита помнила, как бросилась к телефону, чтобы позвонить матери, но трубку никто не снимал, и она с ума сходила от беспокойства. Только на следующий день ей удалось поговорить с мамой, и та сообщила, что Игорь действительно серьезно пострадал, но, к счастью, жив. Она просила Риту ни в коем случае не приезжать, но та, не послушавшись, бросила все и прилетела в Питер. Байрамов четверо суток пролежал в коме, и Рите так и не удалось с ним увидеться. Тем не менее обратно она улетела только тогда, когда врачи объявили, что его жизнь вне опасности. О том, сможет ли он вернуться на сцену, не шло и речи. Рита отправлялась в Лондон с тяжелым сердцем. Сходя с трапа самолета в аэропорту Хитроу, она понимала, что у ее планируемого брака нет будущего: чувства к Игорю ничуть не остыли, и ее собственная реакция на то, что с ним случилось, лишний раз это доказывала. Однако потребовалось время, чтобы собраться с духом и сказать Мэтту, что свадьбы не будет. Вернувшись домой, Рита узнала, что Игорь на реабилитации в Израиле. Никому ничего не сказав, она рванула туда… Это была самая большая ошибка в ее жизни. До сих пор, вспоминая о своем необдуманном шаге, Рита испытывала стыд. Утешало лишь то, что Байрамов так и не узнал о ее визите!

И вот теперь он разговаривает с ней так, словно она в чем-то перед ним провинилась. Да как он смеет?! Почему отец поручил это дело ей? Синявский и Байрамов давно прекратили всякое общение, но она не вдавалась в подробности, почему – в душе и так осталось слишком много шрамов, чтобы рисковать получить новые. Рита всегда поражалась тому, как эти двое находили общий язык – столкновение амбиций и сильных характеров обычно исключает близкое общение. Тем не менее много лет отец и Игорь были неразлучны. Рите иногда казалось, что Байрамов – родной сын Синявского, а ее с братом и сестрой взяли из детдома! Но она точно знала, что это не так. Отец отправил ее к Игорю после стольких лет именно потому, что знал: Байрамов не станет разговаривать с ним. Возможно, размышляла Рита, Игорь считал, что Синявский его предал? Но что мог поделать отец, если Байрамов потерял способность танцевать? В конце концов, именно его, Игоря, глупость привела к такой развязке, ведь это он сел за руль нетрезвым!

Рите предстоял тяжелый разговор с отцом, и она не торопилась трогаться с места, без движения сидя в своем «Фольксвагене», уставившись в грязное пятно на ветровом стекле, оставленное в ее отсутствие проказливым голубем. Григорий Синявский любит, чтобы все происходило в соответствии с его желаниями, и не терпит провалов. Недоброжелатели упрекали его в уверенности, что мир вращается вокруг него, поклонники и ценители искусства полагали, что гений имеет право на любую придурь. Даже уйдя со скандалом из Мариинского театра, он не стал менее популярен. Администрация обвиняла его в неуживчивости и мании величия, в то время как он успешно творил за границей. Потом Синявский вернулся в Россию и основал собственную балетную школу и труппу. Рита никогда не задумывалась над тем, где он взял деньги на столь дорогостоящее предприятие. За время работы за рубежом Синявский отошел от классического репертуара. Он оказался неплохим бизнесменом и понял, что классика уже далеко не так популярна, как двадцать лет назад. Он создал собственный стиль, смешав различные танцевальные жанры, и вернулся на родину не побежденным, как надеялись его недруги, а триумфатором. Он привык к тому, что его слово последнее и решающее. В семье его авторитет столь же непререкаем, как и в его труппе. И вот теперь Рита должна сказать отцу, что Игорь Байрамов не желает иметь с Григорием Синявским никаких дел и предпочитает обучать стриптизерш, нежели принять предложение участвовать в проекте, за право быть частью которого большинство танцовщиков отдали бы все на свете!

Глава 2

Как и ожидалось, отец рвал и метал, когда Рита передала ему ответ Игоря. Он не стеснялся в выражениях, хотя в помещении присутствовали вся труппа и один из французских инвесторов с дочерью. Последний недостаточно хорошо говорил по-русски, зато девушка прилично владела языком и оказалась в состоянии понять ненормативную лексику, которая так и сыпалась из Синявского мелкой дробью.

– Ты должна была не просто найти Байрамова, но и притащить его сюда… Да хоть волоком! – вопил он, и жилы на худой шее директора театра вздувались, словно канаты. – Ты ничего не можешь довести до конца!

Краем глаза Рита видела, что большинству присутствующих откровенно неудобно быть свидетелями «семейной» сцены. Лишь на нескольких женских лицах читалось злорадное удовлетворение: как и в хореографическом училище, у Риты в труппе были соперницы (даже несмотря на то что она не танцевала!), и им доставляло удовольствие наблюдать за тем, как Великий и Ужасный устраивает разнос собственной дочери. Повернувшись лицом к замершей труппе и опешившим французам, Синявский заявил:

– В общем так: либо в проекте участвует Байрамов, либо не участвую я. Этот засранец – единственный, кто способен станцевать партию так, как я ее вижу. Мне плевать, как вы это сделаете, но без Байрамова не будет «Камелота»!

С этими словами он вылетел из зала, громко хлопнув дверью. Труппа загудела как пчелиный улей. Многие из танцовщиков не входили в постоянный состав и были набраны по конкурсу специально для участия в проекте, которому еще до начала репетиций прочили большой успех и огромную кассу. Велись переговоры о прокате шоу в странах Евросоюза и США, и вся затея могла сорваться из-за одного несговорчивого участника! Для постоянной труппы, впрочем, трагедия не имела огромных масштабов, но для остальных случившееся означало, что придется утереться и отправиться восвояси в поисках другой работы. Рита все это понимала, поэтому с жалостью смотрела на молодых мужчин и женщин, которые, несомненно, считали ее главной виновницей свалившегося на них несчастья.

Леон Серве, французский инвестор-меценат, присутствовавший во время скандала, подошел к Рите. Его дочь Жаклин поспешила присоединиться, чтобы помочь с переводом, но Рита и сама отлично владела французским, поэтому помощи не требовалось.

– Я не ослышался, это не тот ли Байрамов, который разбился восемь лет назад?

– Тот самый, – вздохнула Рита.

– И мсье Синявский хочет, чтобы он… танцевал? – уточнил француз.

Она кивнула, но, заметив недоумение в глазах собеседника, спохватилась:

– На самом деле он не разбился. Игорь жив и здоров и работает… в одном танцевальном шоу.

Отец и дочь переглянулись. Рита чувствовала себя неудобно. Жаклин – интеллигентная молодая женщина, разбирающаяся и в искусстве, и в хороших манерах, поэтому Рита внутренне краснела при мысли, что отец позволил себе в ее присутствии непечатные выражения. Уж Леон-то ни за что не повел бы себя подобным образом!

– Вы понимаете, Рита, – по-русски начала Жаклин, – наше шоу рассчитано на вашего отца. – В речи француженки присутствовал легкий акцент, придававший ей пикантности. Она не коверкала слова и почти не делала ошибок в грамматике. – Имя Григория Синявского и его талант обеспечивают кассовые сборы! Под эти гарантии мы убедили других инвесторов вложить средства в проект. Если ваш отец откажется участвовать, то, так как он подписал контракт, ему придется выплатить колоссальную неустойку. Кроме того, пострадают люди, которых мы набрали для участия в шоу. Вы должны убедить его изменить решение или заставить Игоря Байрамова принять предложение. Вы же юрист и сами все понимаете, верно?

Рита понимала, но не видела выхода из создавшейся ситуации. Она ни за что на свете не пойдет снова к Байрамову, даже если ее предать вечной анафеме!

– Плохи наши дела, да? – услышала она голос за спиной и обернулась. Это оказался Митя Строганов, премьер труппы, который, один из немногих, понимал ее положение. Его голубые глаза участливо смотрели на Риту, а улыбка была печальной.

– Я знаю папу, – вздохнула она. – Без Байрамова не будет «Камелота».

Митя помолчал с минуту, а потом вдруг сказал:

– Дай мне адрес этого клуба, я попробую уговорить его.

– Ты что! – воскликнула Рита. – Он не желает даже слышать имя отца, он не станет с тобой разговаривать!

Танцовщик слегка подмигнул правым глазом.

– Это тебе неудобно его упрашивать, – сказал он. – Сама знаешь, мы переживаем не лучшие времена, нам нужны деньги и это шоу! Иначе многим придется туго. Я пойду к нему и стану умолять, я готов унижаться, если это поможет делу. В конце концов, у Игоря есть право обижаться на Григория Сергеевича.

– Право? – переспросила Рита. – Какое такое право, Митя?

– Ну, это их дела, а мое дело – вернуть Игоря в коллектив, – уклончиво ответил тот. – Так ты дашь мне адрес или нет?

Возвращаться домой в этот вечер Рите не хотелось. Она жалела, что поддалась на уговоры матери и сдала однокомнатную квартиру, доставшуюся ей после бабушкиной смерти. Рита намеревалась жить там сама, но мама, скучавшая по разъехавшимся в разные края старшим детям, хотела, чтобы хотя бы младшая оставалась с родителями. В данную минуту Рита завидовала сестре Катерине, которая работала в небольшом английском университете недалеко от Манчестера, была погружена в проблемы химии тяжелых металлов и своей собственной семьи, в которой росли трое мальчишек, почти не говорящих по-русски. Она звонила родителям раз в два-три месяца и по праздникам. Брат Михаил жил не так далеко, в Токсово, но наведывался домой редко, так как имел жену и любовницу, которым требовалось в равной степени уделять время, и на отца с матерью его почти не оставалось. Поэтому Рита оказалась единственной, кто должен вставать на сторону матери, когда они с отцом ссорились, а случалось это регулярно. Наталья Ильинична, Ритина мама, женщина с сильным характером – другая просто не смогла бы выносить Григория Синявского вот уже в течение тридцати пяти лет. Бывшая балерина, она отказалась от карьеры ради мужа, который сказал, как всегда, безапелляционно: «Лучше быть хорошей домохозяйкой, чем плохой балериной», и занялась воспитанием детей и обустройством семейного быта. В доме все делалось для удобства Григория Синявского, его решения не обсуждались и не оспаривались. Возможно, поэтому, думала Рита, идя по заснеженной улице от стоянки, где оставила на ночь свой «Фольксваген», ее сестру и занесло в такую даль, и брат так редко наведывался к родителям. Им надоело вытягиваться по струнке при появлении отца, соответствовать его собственным понятиям об успешной жизни и карьере и видеть мать постоянно старающейся ему угодить. Только Рита так и не сумела оторваться от родителей, а возможно, просто не успела: к тому моменту, как она начала осознавать свою самостоятельность, старшие уже разбежались, и совесть не позволила ей последовать их примеру.

Проходя мимо витрины универмага, расположенного на первом этаже ее дома, Рита на мгновение задержалась. Из зеркальной глубины на нее смотрела молодая женщина, высокая и стройная, с пепельно-русыми волосами, собранными в роскошный «конский хвост» и удлиненным овальным лицом. Такие лица можно увидеть на русских иконах или картинах Ильи Глазунова, но их несовременная, неброская красота как-то не вписывается в бешеный ритм теперешней жизни. Наверное, ей все-таки следовало выйти замуж за Мэтта… Он восхищался ею, считал красавицей и гордился, представляя друзьям и коллегам. Мэтта ждало блестящее будущее в фирме дяди, занимающейся водолазным снаряжением, а Рита стала бы наконец самостоятельной! Но нет, в дело, сам того не подозревая, вмешался Игорь Байрамов и все разрушил. Рита хотела ненавидеть его, но понимала, что сама сделала выбор, а сейчас пытается кого-то обвинить в собственных несчастьях.