Общепит. Микоян и советская кухня

Анастас Микоян был нужен Сталину, и работали они вместе порой достаточно эффективно. Но нарком прекрасно понимал, что расположение вождя имеет границы. Когда он чувствовал, что заходит слишком далеко, «человек компромисса» отступал. Задним числом он одним из немногих признал за собой моральную ответственность за участие в терроре, бросив знаменитую фразу: «Все мы были тогда мерзавцами».

Не стоит, конечно, идеализировать Микояна. И все же было что-то невероятно мудрое в том, что он в свое время посвятил себя пищевой промышленности. Это была своеобразная ниша, укрытие, сознательное умаление своей роли. Он смог отойти в сторону от участия в репрессиях (во всяком случае, прямого участия; понятно, что сталинский нарком не мог быть в стороне от происходящего). Он не вошел в историю как злодей, на это звание претендовали другие. Имя Микояна в народе как раз ассоциируется с положительным опытом. С чем-то очень личным. Домашним. В конце концов, и реклама Микояновского комбината работает именно потому, что имя Микояна не вызывает раздражения[1].

Можно сколько угодно говорить о достижениях и преступлениях советской эпохи. Но для того чтобы понять и почувствовать ее, хочется дотронуться до чего-то конкретного, повседневного. Именно здесь великое и страшное, комичное и отвратительное проявлялось во всем своем разнообразии, воплощаясь в жизненном опыте миллионов обычных людей. А что может быть более общим и одновременно более индивидуальным, чем пища?

Вкусы наркома

Анастас Иванович ел, по свидетельству невестки, Нами Микоян, очень мало. «Его привлекало то, что было полезно. Мясо он ел редко, в юности даже был довольно долго вегетарианцем». Рассказывает она и о том, что любил свекор, подчеркивая, что питался он очень скромно: «Завтрак – шпинат с яйцом или каша рисовая с тыквой, один кусочек поджаренного черного хлеба и чашка кофе с молоком. Обед – овощная закуска, немного супа и мясо или рыба. На сладкое летом – арбуз, дыня. В воскресенье на даче готовили суп лобио или кавказский куриный суп – чихиртма. Голубцы с мясом из капусты или виноградных листьев, плов или котлеты. На столе стояли две бутылки сухого грузинского вина, минеральная вода “Боржоми”, всегда было много солений. Особенно Анастас Иванович любил соленую капусту с перцем».

Рассказывает Владимир Микоян, внук Анастаса Ивановича, сын Серго Анастасовича:

«Он очень любил жареную картошку. Но знал, что от нее полнеют. Сам же очень следил за весом – он считал, что не должен весить больше 60 килограммов. Он клал себе на тарелку 3–4 ломтика картошки. Ел он неторопливо. Он воспитал в себе привычку впитывать вкусовые ощущения. Сидение за столом – это был способ общения. На первом месте были разговоры, потом уже – еда.

Он очень любил спаржу, привез спаржу из заграничной поездки и посадил на даче, на огороде. Мы – внуки – ходили с ним на огород смотреть, как растет спаржа. И эту редкую еду давали гостям. А нам – только если останется».

Микоян любил овечий сыр, зелень, очень любил рыбу и мастерски ее разделывал. На завтрак он ел мацони. Сначала ему привозили из Кремля фарфоровые стаканчики, запечатанные сургучом, – чтобы никто не вздумал отравить члена Политбюро. Но потом кто-то привез из Армении закваску, и с тех пор он уже ел домашнее мацони.

«Питание, – говорит Владимир Микоян, – творческая область. Чтобы определить вкусовые качества продукта, не надо быть химиком. Здесь все на ощущениях. Вообще – это огромный простор для фантазии. Анастас Иванович был человеком очень живым, он с удовольствием общался с людьми. Когда последние годы он жил практически один, то очень страдал от этого.

Он пил минеральную воду, любил черный хлеб. Рассказывал, что выжил в детстве, в своей деревне, благодаря черному хлебу с медом. Такая еда многих спасла. Ели они орехи, лаваш, зелень и сыр. Он вообще увлекался сырами, любил даже сыр в горшочке.

Нарком продовольствия очень любил перец. Ел и жареное мясо. Что с точки зрения современных диетологов, разумеется, неправильно. Но на здоровье наркома это не отражалось. Он держал себя в отличной форме. Поднимал гантели. Он вообще не болел, а если болел, то очень тяжело. У него был гепатит в тяжелой форме – его заразили в ЦКБ. В начале 20-х годов он болел туберкулезом в Нижнем Новгороде “на почве недоедания”.

Кофе он не пил, любил чай с лимоном. Когда-то курил, но потом бросил. У него была колоссальная сила воли. Самая страшная жалоба у него была “неприятно”.

В Мексике ему как-то дали перец, смертоубийственный по остроте. Он откусил. “Во рту был пожар”. Но не мог же нарком, член Политбюро, показать слабость. Сказал: “Неплохо. Почти так же, как у нас в деревне”».

По рассказам членов семьи, Микоян любил вино и никогда не пил водку. А у Сталина была привычка спаивать своих подчиненных, чтобы у них развязались языки. «Так дед потихоньку свою водку выливал. А еще во время этих застолий он уходил на время в маленькую комнатку, где был диван, и просто ложился там отдохнуть. Берия заметил это и настучал Сталину. Сталин вошел в эту комнатку и сказал Микояну: “Ты что, думаешь, что умнее всех?”

Микоян любил вино, и самым любимым было “Лыхны”. Это абхазское вино, сделанное из винограда “Изабелла”. Как-то раз, когда он отдыхал в Пицунде, его повезли по абхазским деревням. И вот в деревне Лыхны дали попробовать красное вино. Он говорит: “Замечательное вино, легкое. А где оно продается?” – “Оно вообще не продается”. – “Как же так?” Через какое-то время он угостил этим вином членов Политбюро. И вот тогда его внедрили в производство».

Любимый нарком

И все-таки, каким был Микоян в качестве руководителя пищевой промышленности и одновременно политика? Что позволило ему пережить все перипетии той кровавой эпохи, да еще и оставить после себя

хорошую память?

Если посмотреть на его послужной список, бросается в глаза, что армянский революционер оказался, говоря современным языком, эффективным менеджером. Несмотря на высокий политический статус в партии, большую часть времени он занимался практической деятельностью, связанной с созданием промышленности, снабжением населения, позднее, во время войны – и армии.

Рой Медведев, посвятивший Микояну главу в книге об окружении Сталина, видит в нем одного из создателей советской промышленности:

«В 1934 году в СССР был образован самостоятельный Наркомат пищевой промышленности, во главе которого был поставлен Микоян. В России в урожайные годы не было недостатка в натуральных продовольственных товарах. Однако пищевая промышленность была очень слабой. Почти не существовало и системы общественного питания. Инициативе и умелому руководству Микояна СССР обязан сравнительно быстрым развитием многих отраслей пищевой промышленности – консервы, производство сахара, конфет, шоколада, печенья, колбас и сосисок, табака, жиров, хлебопечения. СССР в середине 30-х годов производил, например, в сто раз меньше мороженого, чем США».

В газетах тех лет Микоян называется не иначе, как «любимый нарком». О нем говорят и как об «организаторе побед социалистической пищевой индустрии». С именем Микояна связано множество слов и понятий, давно въевшихся в советский быт. Мало кто знает, например, что именно он придумал назвать специальные диетические магазины словом «гастроном». Название хлеба «городская булка» тоже придумано Микояном. Вошли в обиход и «микояновские котлеты». Микояну же принадлежит вошедшая в поговорку фраза «Реклама – двигатель торговли» – так произнес он в одном из выступлений в 1936 году

О стиле Микояна вообще нужно сказать особо. В его выступлениях, как, впрочем, и вообще во многих документах 30-х годов, проявляется общая особенность: некая интимность в отношениях со страной.

Не будем забывать, что Микоян учился в армянской духовной семинарии в Тифлисе. «Это было одно из лучших учебных заведений в Закавказье, оно было доступно для всех слоев населения и давало лучшее образование, чем классическая гимназия», – пишет Рой Медведев.

Рис. 7. «Нужно разбудить спящих!». Начало 1930-х

Выступает ли Микоян перед работниками колбасной, спиртовой или сахарной промышленности, говорит ли он о консервах или о таре, – то тут, то там проступает библейская, притчевая интонация:

«Нужно только лучше руководить, нужно разбудить спящих, поощрить энергичных, оказать помощь там, где люди не могут выбраться сами, дать нашим работникам больше инициативы» (из речи на совещании работников колбасной промышленности (1935) «За высокую культуру колбасного производства»).

В другом месте мы читаем:

«Иногда ломает ветром и старые дубы, а какое-нибудь молодое деревцо выдерживает любую бурю. Учтите это, товарищи! Пускай же не хорохорятся некоторые, пусть и старые, пусть и опытные хозяйственники, пускай не зазнаются».

Порой перед нами развернутые притчи, напоминающие чуть ли не Гоголя:

«Надо прямо сказать, что вкус к техническим новшествам имеется далеко не у всех. Вот работники Главмяса представили мне на утверждение проект баночного цеха Петропавловского мясокомбината. Я их спросил: “Консультировал кто-нибудь проект, кроме вас, – специалисты Главконсерва, например, где производство банок развито гораздо лучше и шире, чем у вас?”

“Нет, – говорят, – не консультировали”.

“А видели вы хоть одну крупнейшую фабрику Главконсерва? Там работает американское оборудование”.

И фабрики этой, оказалось, не видел проектировщик Главмяса. Он был только на двух старых консервных заводах Главмяса.

Я дальше спрашиваю: “А просили вы консультации у инженера Молдавского, который недавно ездил за границу для изучения производства банок”?

“И у него, – отвечают, – не просили консультации”».

И рядом же – советские обороты: «расшить узкие места», «заводо-сутки», нас «резал» транспорт, «мы вовремя не нажали на подвоз угля», «перебои и простои, ротозейство и расхлябанность», заводы «плетут-ся в хвосте», «находятся в плену у рутины», «все это мы должны подхватить и вовсю раздуть». Стиль эпохи говорит сам за себя. «Сейчас мы имеем массовые рационализаторские мероприятия на предприятиях, которые мы должны проводить, обобщать, использовать». Впрочем, порой советский пафос приобретает оттенок иронии:

«Теперь, правда, меньше воруют, но надо, чтобы совершенно не воровали. Как тут не вспомнить Зощенко: “Воровство у нас есть. Но его как-то меньше”».

Картонные папки

В Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) в Архиве народного хозяйства в Фонде 8543, опись 1: «Народный комиссариат пищевой промышленности», хранятся материалы Наркомпищепрома. Это – огромное количество папок с различными документами, письмами, телеграммами, записками. Часто на этих листках, напечатанных на каких-то слепых, сбитых машинках, стоит крупная роспись, сделанная красным или синим карандашом: Микоян.

Наркомат пищевой промышленности находился на улице Варварке, в доме 14. Четыре года – с 1934 по 1938 – Микоян был наркомом пищевой промышленности. Это время, когда был убит Киров, развернулся Большой Террор, были брошены в тюрьмы и расстреляны сотни тысяч невинных людей, в том числе и многие лидеры большевистской революции. Но именно в эти годы создавалась отечественная пищевая промышленность, зарождалась и складывалась советская кухня.

Пожелтевшие картонные скоросшиватели, документы, аккуратно скрепленные делопроизводителем Прокиной (на каждой бумажке стоит ее «верно» фиолетовыми чернилами)… Мы узнаём, что одним из замов Микояна был Беленький, а секретарем – Барабанов.

Рис. 8. «Никаких аргументов и причин я не знаю и знать не хочу!» Начало 1930-х

Показательно, что у людей, фигурирующих в документах, нет имен. Есть только фамилии. Это общий стиль 20-х и ранних 30-х годов, отражающий своеобразный эгалитаризм. Все равны. Уважительное обращение по имени и отчеству, характерное для русского дореволюционного общества, фактически упразднено, поскольку в нем есть элемент заискивания. А по имени обращаются друг к другу лишь друзья, близкие люди. Остальные просто товарищи. Кстати, судя по некоторым воспоминаниям, вождь народов тоже не любил, когда к нему обращались (как в официальных здравицах) «Иосиф Виссарионович». Он предпочитал привычное партийное обращение: «товарищ Сталин».

Большую часть архива наркомата составляют телеграммы. Я специально сохраняю орфографию и пунктуацию всех документов – в них тоже проявляется стиль эпохи, ее голоса. Здесь можно ничего не комментировать… Это крики о помощи.

«Ташкент, Микояну

Отсутствие сенопрессовальной проволоки сапог плащей грозит срывом импортных операций скоту тчк неоднократные обращения центральную импортную контору результатов не дали тчк если указанное не будет получено Алма Ата крайнему сроку 1 сентября скот останется без фуража рабочие пастухи наступления холодов разбегутся воздействуйте скорейшей засылке Кулумбатов».

Из Астрахани 22 апреля 1934 года наркому летит «молния»:

«Связи уносом море время шторма до тридцати процентов сеток особенно гурьевских ловцов срочно реально помочь посылкой вобленных селедочных сетей».

А вот правительственная телеграмма от 1 июля 1934 года:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Впрочем, в 2003, юбилейном для комбината году, на московских улицах появились растяжки: «Микоян» – 205 лет.

Вот это было уже что-то новое! Комбинат построен в 1933 году. Анастас Иванович, если уж на то пошло, родился в 1895 году. Как объяснили мне на мясокомбинате, за точку отсчета взят 1798 год, когда купец Благушин открыл скотобойни. «Семь частных скотобоен были расположены… в том числе за Рогожской заставой (теперь это территория микояновского комбината)», – читаем мы в праздничном буклете. На этом же месте существовали Царицынские бойни. Между прочим, в советское время комбинат всегда открещивался от этих боен. Понимаю желание выстроить преемственность, но все же 205 лет назад никакого Микояна – ни человека, ни комбината – не существовало.