Полная версия
Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии
Дж. Рэнди Тараборелли
Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии
J. Randy Taraborrelli
Hiltons
A FAMILY DYNASTY
This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, USA.
All rights reserved
Copyright © 2014 by Rose Books, Inc.
Фотоматериал предоставлен www.shutterstock.com
Авторские права: Featureflash / Shutterstock.com
Предисловие
Читатели моих книг уже знают, что большинство их посвящено истории какой-либо известной семьи. В этих биографиях речь идет о людях, завоевавших огромную популярность, – суперзвездах эстрады, выдающихся политических деятелях или лидерах американского бизнеса, и мне всегда представляется очень важным показать, в каких условиях они росли и формировались, как проявляли себя в отношениях с братьями и сестрами, какими были супругами и родителями. То есть рассказать об их личной жизни. Ибо каждому из нас есть что поведать о чрезвычайно сложных и непонятных постороннему отношениях со своими близкими родственниками.
В принципе такова же и «Династия Хилтон», и должен сказать, что, собирая для нее материалы, я открыл для себя невероятно интересных и сложных людей, подобных которым мне еще не приходилось описывать за свою долгую работу биографа.
Как и я, вы узнаете, что некоторые из легендарных личностей нашей поп-культуры были люди, буквально создавшие себя, в частности Конрад Николсон Хилтон, который начинал с очень малого бизнеса и тяжело пережил Великую депрессию, но со временем прославился как самый крупный и успешный владелец отелей в американской истории. А также его вторая жена Жа-Жа Габор, венгерская иммигрантка, ставшая одной из самых известных личностей в мире шоу-бизнеса своего времени.
Вы познакомитесь с их детьми, Франческой и Ники Хилтон, соперничавшими друг с другом в борьбе не только за признание своей могущественной семьи, но и за внимание скупого на ласки отца. Вы узнаете Баррона Хилтона, второго сына Конрада, который способствовал росту славы и состояния знаменитой гостиничной империи своего отца.
Кроме того, я расскажу вам о малоизвестных женах клана Хилтонов – Мэрилин, Триш и Пэт, – игравших не последнюю роль в превращении семейного бизнеса в настоящую семейную династию. С этой семьей были связаны и другие знаменитые личности, в частности Элизабет Тейлор, о чьей роли в качестве жены одного из Хилтонов и давнего друга семьи мы впервые подробно поведаем на этих страницах. В конце книги вам предстоит лучше понять самую известную и успешную представительницу теперешнего поколения Хилтонов Пэрис, которая – что бы про нее ни говорили – демонстрирует ту же предприимчивость, что и ее великий дед Конрад.
Подобно членам клана Кеннеди – о которых я писал в работах «Джеки, Этель, Джоан» и «После Камелота», – в самые сложные моменты жизни у Хилтонов проявлялись такие важные качества, как любовь друг к другу и способность к взаимопониманию. В самом деле, при всем своем невероятном успехе (а может статься, именно вопреки ему) они выделяются в нашем обществе невероятно крепкими родственными узами. Любовь друг к другу поддерживала их не меньше, чем стремление к воплощению американской мечты – права проявлять инициативу, права на свободное предпринимательство, на успех и счастливую и полную жизнь, которая превзошла их самые дерзкие ожидания.
Надеюсь, эта книга станет своего рода зеркалом вашей собственной жизни: ведь за известностью, успехом, благосостоянием и блеском, сопутствующими имени Хилтонов, скрывается история обыкновенных людей с сильными и слабыми сторонами характера, которые все вместе участвовали в определении своего места в сложной жизни.
Нет более прочного связующего звена, чем семья. Даже если она очень непростая, родственные узы невозможно игнорировать, их нельзя уничтожить. Это они сделали нас такими, какие мы есть. Глядя в зеркало, мы видим своих родителей, сестер и братьев, наших детей, всех, кто появился на свет до нас, кто тихо шел рядом с нами, кто сформировал нас такими, какие мы есть сегодня и какими можем стать в будущем.
Дж. Рэнди Тараборелли
Лето 2013
Пролог
11 июня 1979 года, понедельник
– Конрад Хилтон наверняка ворочается в своем гробу, – сказала Жа-Жа Габор адвокату Майрону Харполу. Они обсуждали по телефону показания под присягой, которые Жа-Жа предстояло дать на этой неделе относительно характера ее отношений с умершим супругом, одним из самых могущественных в мире бизнесменов и гостиничным магнатом. – О, как бы ему хотелось подсказывать, что мне говорить о нем! – добавила она с усмешкой.
– Ну, не уверен, – осторожно отвечал Майрон. Больше тридцати лет он был поверенным Конрада и даже сейчас, через полгода после смерти своего клиента, чувствовал потребность защищать его.
– Оставьте, Майрон! – со смехом сказала Жа-Жа. – Вы же точно знаете, что Конрад был бы рад оказаться там и, сидя за моей спиной, нашептывать мне на ухо нужные ответы!
Действительно, Конрад Хилтон привык все держать под контролем, начиная с себя и кончая, как кое-кто может утверждать, своим окружением. Один из самых успешных бизнесменов в мире, он нажил сотни миллионов долларов, создав сеть отелей, носящих его имя. Вряд ли он сумел бы создать такое громадное состояние, если бы позволял другим диктовать свою волю. Но, несмотря на его решительный и властный характер, коллеги и вообще бизнесмены высоко оценивали его деловые качества. Не менее знаменитой гостиничной империи Хилтона была известна и его филантропическая деятельность. В то же время он отличался чрезвычайно серьезным отношением к своему состоянию и своеобразным представлением о праве на него ближайших членов семьи.
Конрад всегда считал, что родственные связи еще не гарантируют его наследникам беззаботную и благополучную жизнь. Он создал свое состояние, как он выражался, старым добрым способом, то есть собственным трудом. Продукт Великой депрессии, он предпочитал, чтобы родственники унаследовали его отношение к труду, а не его деньги. Время от времени он мог одолжить денег одному из своих четверых детей, но если они не возвращали заем в срок, то утрачивали его доверие, которое нелегко было завоевать снова.
Теперь, когда Конрад умер, у некоторых членов семьи возникли серьезные сомнения относительно его завещания. Ставки были высоки – речь шла о сотнях миллионов долларов. Они чувствовали себя ущемленными, задавались вопросами. По требованию некоторых претендентов на наследство Жа-Жа и должна была поделиться с группой юристов своими личными воспоминаниями о Конраде.
– Скажите, Майрон, а вы сами будете на интервью? – спросила Жа-Жа.
– Посмотрим, – ответил Майрон. – И кстати, дорогая, это не интервью, а показания под присягой.
– Ну, когда люди задают мне вопросы, а я на них отвечаю, то я называю это интервью, – заявила Жа-Жа.
В самом деле, на протяжении последних трех десятков лет она была гвоздем телевизионных ток-шоу, оживленно обсуждая с Мэри Гриффин и Джеком Паром, Стивом Алленом и Джонни Карсоном свою жизнь и время, порой нарочито сгущая краски, чтобы рассмешить зрителей. Жа-Жа была дерзкой, своевольной и бесшабашной; неистребимый венгерский акцент и незаурядная красота привлекали слушателей не меньше, чем ее острый язычок.
– Но помните, что на этот раз вы будете говорить под присягой, – напомнил ей Майрон.
– Ради бога, Майрон! Вы же меня знаете: я всегда говорю правду.
Спустя три дня, в четверг 14 июня Жа-Жа в модном жакете свободного покроя в ярком восточном стиле, разрисованном золотыми и красными полосами, и в туфлях под стать ему, с гордо поднятой головой стремительно прошла мимо стойки регистрации отеля «Беверли-Хиллз», делая вид, что не замечает устремленных на нее взоров. Однако на деле она обожала привлекать к себе внимание, что удавалось ей без малейшего труда. В шестьдесят два года она была еще очень красива. Безупречная кожа сияла здоровым блеском, окрашенные в пепельно-светлый оттенок волосы были уложены в пышную прическу. Ее холодные решительные глаза скрывали огромные очки от солнца, какие носят знаменитости. Походка была решительной и целеустремленной, казалось, ничто не может ее остановить. Впрочем, это доказывала сама история ее жизни.
Почти сорок лет назад она прибыла в Америку на пароходе «Президент Грант», битком набитом такими же беженцами из Венгрии, как и она сама. И уже тогда она точно знала, чего хочет от жизни: успеха, счастья, богатства… так называемой американской мечты во всем ее красно-сине-белом сиянии. Она готова была пойти на многое, чтобы все это получить, даже выгодно выйти замуж – что она и делала несколько раз. Считая Конрада Хилтона, семь раз, чтобы быть точным. На данный момент.
Жа-Жа быстро шла по вестибюлю отеля «Беверли-Хиллз», и дробный перестук ее высоких каблуков разносился эхом. Она кивнула консьержу, который почтительно коснулся своей фуражки, затем по устланному красной ковровой дорожкой коридору быстро миновала знаменитый ресторан «Поло Лонж», вышла из высоких застекленных дверей в чудесный цветущий сад и направилась к ближайшему бунгало. Войдя в бунгало, где ей предстояло давать показания, она мгновенно перевоплотилась в актрису и принялась играть для присутствующей аудитории.
– Боже! Вы только взгляните на этих шикарных мужчин! – воскликнула она, величественно вплывая в комнату. Навстречу ей, широко улыбаясь, встали четверо юристов и судебный секретарь. – Обожаю общество шикарных мужчин! Впрочем, теперь это уже ни для кого не тайна.
– Жа-Жа, очень рад вас видеть, – сказал Майрон Харпол, выходя вперед.
Выпускник юридического факультета Гарвардского университета в безупречном темном костюме протянул ей руку, но она отвела ее в сторону и обняла его.
– Просто невероятно, Майрон, что мы с вами оказались именно здесь, не так ли? – сказала она, оглядывая помещение. – Ведь когда-то этот отель принадлежал моему Кони!
Золотые браслеты на ее запястьях позванивали при каждом взмахе ее выразительных рук.
– Но, дорогая моя, вы ошибаетесь, – поправил ее поверенный. – Он владел отелем «Беверли-Хилтон», а не «Беверли-Хиллз».
– А мне кажется, этот отель тоже принадлежал ему! – возразила она, насмешливо глядя на Майрона.
Тот терпеливо улыбнулся и отрицательно качнул головой.
– Впрочем, я не могу винить вас в том, что вы этого не знаете, – заметила она, небрежно взмахнув рукой. – Ему принадлежало столько отелей, что все их и не упомнишь!
Действительно, бывший муж Жа-Жа владел или управлял роскошными отелями по всему миру, большинство которых – например, его любимый знаменитый «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке – отличались не только великолепием убранства, но и исключительным обслуживанием гостей. Хилтон требовал, чтобы постояльцы его отелей обслуживались в высшей степени достойно. И как человек, и как профессионал своего дела он считал это вопросом чести. Поэтому любой отель Хилтона был выше всякой конкуренции, во всяком случае, когда это зависело от Конрада Хилтона.
Не успели Жа-Жа и Майрон закончить этот обмен репликами, как в бунгало вошел еще один адвокат, Ральф Наттер, представляющий интересы наследственного имущества Хилтона. Именно ему предстояло сегодня вести собеседование. Жа-Жа произнесла клятву говорить правду, и только правду, и слушание началось.
Первый вопрос касался рождения единственной дочери Жа-Жа Констанс Франчески, которую все называли просто Франческой. Жа-Жа порылась в своей большой кожаной сумке и извлекла копию свидетельства рождения Франчески от 10 марта 1947 года, выданного в Нью-Йорке.
– Как видите, дочь назвали в честь ее отца, – объясняла она, и секретарь старательно записывал каждое ее слово. – Отсюда и появилось это имя Констанс, от Конрада. – Затем она достала из сумки копию свидетельства о крещении. – И крестили ее в любимой церкви ее отца, – продолжала она. – В соборе Святого Патрика, 4 мая 1947 года.
– Следовательно, миссис О’Хара, сегодня вы подтверждаете, что Констанс Франческа Хилтон является родной дочерью Конрада Хилтона? – спросил Ральф Наттер, обращаясь к Жа-Жа по имени ее теперешнего мужа.
– Да, конечно, – быстро ответила Жа-Жа. Она была уже совершенно серьезна, отбросив всякую игривость. Речь шла о слишком важных вещах.
– Мистер Хилтон имел какие-либо причины сомневаться в этом?
Она чуть помедлила. Лицо ее на мгновение погрустнело, но затем снова приняло твердое выражение.
– Что именно вы хотите сказать? – спросила она, подняв брови.
– Я сформулирую вопрос иначе, – сказал Ральф Наттер. – Миссис О’Хара, у вас были основания полагать, что мистер Конрад Хилтон не считал Франческу Хилтон своей родной дочерью?
– Ну, мистер Хилтон был человеком довольно сложным, – уклончиво ответила Жа-Жа.
– Это не ответ на мой вопрос, – заметил Ральф Наттер.
Она остановила на нем взгляд, полный сдержанной ярости.
– Ответить на этот вопрос не так просто, – сказала она, оглянувшись на секретаря. Очевидно, ее нервировало, что ее ответы записываются.
Ральф Наттер вздохнул, собираясь с мыслями.
– О’кей, миссис О’Хара, – начал он снова, – значит, вы подтверждаете, что Конрад Хилтон считал Констанс Франческу Хилтон своей родной дочерью?
– Могу сказать только одно, – сказала Жа-Жа, – что Конрад Хилтон ни разу не задавал мне вопросов относительно отцовства.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Почему, миссис О’Хара? Почему вы так уверены?
Она посмотрела ему в глаза.
– Потому, что, если бы он задал такой вопрос, я убила бы его!
Адвокат внимательно всматривался в ее лицо, словно пытался понять, не шутит ли она. Затем перевел взгляд на Майрона Харпола. Но тот лишь с усмешкой пожал плечами.
– В таком случае как бы вы описали ваши отношения с мистером Хилтоном? – спросил Ральф Наттер.
Вернув на лицо улыбку, Жа-Жа сделала глубокий вдох и медленный выдох.
– Говорить об этом труднее, чем я думала, – сказала она. – Конрада Хилтона было не очень легко понять. Он был слишком религиозен. Вечно возился с монахами, с церковью. Каждый день посещал церковь или молился в спальне, стоя перед алтарем на коленях. В каком-то смысле, думаю, именно поэтому мы сейчас и находимся здесь. – Она повела рукой вокруг. – Он предпочел бы, чтобы его деньги достались монахиням, а не его семье. Не думаю, чтобы он возразил против этого утверждения. Видите ли, его преувеличенное почтение к церкви и стало причиной нашего развода.
– Миссис О’Хара, каким было ваше первое впечатление от мистера Хилтона?
– Первое мое впечатление было, что я встретила человека, совершенно не похожего на других людей, – отвечала Жа-Жа. – Он был… Он был просто… – Она помедлила, будто подыскивая правильное определение. – Думаю, можно сказать, что он был самым интересным человеком, которого я когда-либо встречала. – Она приняла более удобную позу, с явным удовольствием готовясь к изложению своей истории. – Имейте в виду, до него я была знакома с особами королевской крови из Европы, но этот человек был особенным. Он очень напоминал мне моего отца – такое же волевое лицо, цвет глаз, коротко подстриженные седые усы. У него были уверенные манеры человека властного и волевого. Он был очень ответственным. Вы чувствовали, что этот человек всегда о вас позаботится. Он был таким надежным… таким… настоящим американцем. Мне казалось, что он олицетворял в себе все черты американца. Да-да, – решительно заключила она, – я с первого взгляда поняла, что не смогу его забыть. Я знаю, что из всех мужчин я буду помнить Конрада Хилтона.
– …До конца своих дней? – с улыбкой закончил за нее адвокат.
Казалось, даже он был увлечен воспоминаниями Жа-Жа о человеке, который очаровывал и терзал ее в течение лучшей поры жизни.
– Вот именно, – отвечала она ему с улыбкой и кивком. – До конца моих дней.
Часть I
Конрад
Глава 1
Проклятие амбиций
Декабрьским утром 1941 года Конрад Хилтон вышел из распахнутых настежь дверей роскошной спальни в патио своего особняка в испанском стиле, находящегося на Белладжио-Роуд в Беверли-Хиллз. Пройдя несколько шагов, он остановился и, как всегда поутру, устремил взгляд на расстилавшееся перед ним поле для гольфа, принадлежавшее клубу «Бель-Эйр Кантри». Только что прошел дождик, небо очистилось, и утреннее солнце заливало своим ярким светом ухоженное 18-луночное гольф-поле. Воздух благоухал свежестью. Вдали, за мягкой линией зеленых холмов, на фоне неба четко вырисовывались силуэты небоскребов Уэствуда, напоминающие сторожевые башни. Великолепный белый подвесной мост длиной в 300 футов, переброшенный над каньоном от ти[1] к грину, сверкал в золотистом сиянии только что взошедшего солнца. Открывавшийся отсюда вид буквально зачаровывал.
Превосходный рассказчик, Конрад любил вспоминать историю о миллионере Говарде Хьюзе. В октябре 1936 года, желая произвести впечатление на Кэтрин Хёпберн, он посадил свой аэроплан на восьмом фервее[2]. «Кейт как раз училась гольфу с инструктором, они находились вон там, – говорил Конрад на своем тягучем техасском диалекте, показывая вдаль. – И уж будьте уверены, старина Говард посадил свой двухместный аэроплан – амфибию Сикорского – точно на фервей. Потом как ни в чем не бывало соскочил на землю с клюшкой в руке, подошел к ним и сказал: «Не возражаете против третьего игрока?» И будь я проклят, если его сразу не приняли в игру! Ну, как вам это понравится? – спрашивал Конрад, хлопая себя по колену и закатываясь смехом. – Вот как нужно ухаживать за дамами!»
Конрад Хилтон обладал привлекательной внешностью. Высокий, худощавый, с сединой на висках, с четкими правильными чертами лица и проницательными голубыми глазами, порой казавшимися зеленоватыми, он гордился тем, что и в пятьдесят пять лет сохранял отличную физическую форму. Ему предстояло отметить этот день рождения всего через пару недель.
Одетый в бордовый бархатный халат и в такие же домашние туфли, Конрад повернулся посмотреть, как садовники старательно поливают садик, обнесенный стеной из известняка. Тем временем во внутренний дворик вышли другие слуги и стали протирать легкую садовую мебель на случай, если кому-то захочется здесь отдохнуть. Справа доносились возбужденные крики его сыновей, гонявших мяч со своими школьными приятелями. В дальнем крыле особняка то и дело звонил телефон. Пока ремонтировался недавно приобретенный Конрадом офис в отеле «Беверли-Хиллз», его стремительно развивающийся на Западе бизнес управлялся из дома, так что телефоны начинали звонить с самого утра и не утихали весь день. Служащие должны были появиться в десять утра, а до тех пор к телефонам никто не подходил. В имении Хилтона царили строгие порядки, можно сказать, что здесь чтили старые добрые традиции. Этот день тоже обещал быть трудным.
– Завтрак готов, сэр, – произнес за его спиной женский голос, и его личная горничная Мария вкатила в комнату металлический столик.
Ее полное имя было Мария Елена Эспиноза де Амате. Она и ее муж Хуан приехали из Испании два года назад. Вскоре после своего приезда в Лос-Анджелес Мария стала работать у Конрада старшей над другими шестью горничными, которые обслуживали весь особняк. Конрад нанял и Хуана, поручил ему ухаживать за территорией поместья вместе с остальными садовниками и сторожами. Надо сказать, что Мария заслужила его особое доверие; он считал ее не просто горничной, а скорее своим другом. Тем не менее она всегда почтительно обращалась к нему «мистер Хилтон» или «сэр».
– Подать завтрак в патио, сэр? – спросила Мария. – Сегодня прекрасная погода.
Получив согласие Конрада, Мария проворно накрыла столик свежей белой скатертью из органди и подала завтрак на одну персону. Спустя много лет ее дочь Кони вспоминала: «Мама говорила мне, что каждый день она делала одно и то же. Ставила на стол одну тарелку с парой столовых приборов, одну чашку для кофе, один стакан для сока. В центре стола ставила хрустальную вазу с одной розой. Когда она подавала ему еду, обычно что-нибудь простое, яичницу или блинчики, мистер Хилтон мрачно следил за ней и говорил: «Снова только мы с тобой, Мария. Только ты и я». Такие уж у них были отношения».
В 1925 году Конрад женился на Мэри Аделаиде Баррон, которая родила ему троих сыновей: Конрада-младшего (Ники), Баррона и Эрика. А в 1934-м, почти через год после рождения Эрика, они развелись. Расставание проходило очень болезненно, и многие считают, что по-настоящему Конрад так и не смирился с ним. Поскольку он был истым приверженцем Римско-католической церкви, развод заставил его пережить тяжелый конфликт с верой. С тех пор он встречался с несколькими женщинами, но быстро терял к ним интерес. Ни одной женщине не удавалось надолго – завоевать его сердце – во всяком случае, после Мэри Баррон.
Сказать, что Конрад Хилтон был завидным женихом, значит ничего не сказать. Он уже приобретал известность как «владелец отелей для всего мира». Открыв несколько отелей, названных в его честь, в Техасе, Калифорнии и Нью-Мехико, он устремил свой взгляд на Нью-Йорк и даже на весь мир.
Для своего времени Конрад был новым типом бизнесмена – он обладал оптимизмом, когда, казалось бы, для этого не было никаких оснований, особенно во время войны и Великой депрессии. Он глубоко верил в Америку и в ее способность со временем снова встать на ноги, стать более великой нацией, чем прежде, и обрести процветание. Но больше всего ему хотелось быть на переднем крае национального возрождения. Он был глубоко убежден в том, что расширение его сети отелей в Европе будет способствовать развитию в ней туристической индустрии, а следовательно, транспорта, принося раздираемому борьбой континенту доллары, в которых он так нуждался.
Вместо того чтобы приступить к завтраку, Конрад вернулся в свою спальню. Украшенная ценными старинными вещами и прекрасными художественными полотнами, эта комната, скорее эти покои со сводчатым темно-синим потолком и окнами от пола до потолка были достойным местом отдыха одного из крупнейших бизнесменов мира. Входить в это святилище позволялось только Марии Амате. Она поставила себе за правило каждый день украшать комнату свежими цветами, наполнявшими комнату своим тонким ароматом.
У одной стены стояла старомодная деревенская кровать ручной работы в испанском стиле, настолько простая, что казалась взятой из монастыря. Рядом с ней располагался алтарь с искусно вырезанными изображениями святых, свечами, молитвенником и золотым распятием, перед которым Конрад молился перед сном, опустившись на колени на маленький персидский коврик. Когда ему было десять лет, его первый исповедник отец Хулес Дерашес сказал ему, что если он трижды прочтет молитву «Аве Мария», а потом «Святой Иосиф, молись за нас», то Бог всегда о нем позаботится. Поэтому все последующие годы, вот уже сорок с лишним лет, он всегда начинал вечернее служение перед алтарем с этих молитв именно в этой последовательности.
Он был глубоко верующим человеком, его вера всегда была для него источником поддержки и утешения. Тем не менее он часто задавался вопросом, как получается, что такой искренне верующий человек может быть до такой степени одиноким. «Пожалуй, это можно назвать проклятием человека с амбициями, – заметил он как-то одному из близких друзей, рассказывая о своей жизни. – Может, я даже ходячий этому пример. У меня есть все. Но порой я чувствую, что у меня мало что есть». Он так долго пребывал в одиночестве, что объектом его страсти стали неодушевленные объекты. Он стал относиться к своим отелям как к женщинам. «Это, конечно, гранд-дама», – говорил он об одной из своих гостиниц в Техасе, «Абилин-Хилтон». «С ней не сравнится ни одна женщина», – отзывался он о своем «Даллас-Хилтоне». «К счастью для меня, она не могла бы найти лучшего поклонника», – заявил он как-то по поводу отеля «Сэр Фрэнсис Дрейк» в Сан-Франциско. Единственное, что он ценил превыше всего и что доставляло ему самое большое удовольствие, – это его работа. Могло ли это однажды измениться? Он был готов к переменам, но особенно на них не рассчитывал.
Несмотря на огорчения из-за отсутствия любви, Конрад Хилтон считал, что в целом его жизнь сложилась удачно. Он заслужил свой успех упорным и напряженным трудом. И все-таки ему чего-то не хватало. Но вскоре, как и всегда, когда его внезапно одолевало одиночество, он с головой погрузился в работу, заполняя щемящую душу пустоту. И хотя порой, оглядываясь на этот отрезок своей жизни, он думал, что, пожалуй, ему лучше было бы оставаться одному – некоторые женщины, с которыми он готов был связать свою жизнь, никогда не оставляли его в покое, – он был не из тех, кто боится риска. Напротив, он любил риск, был игроком по натуре, жаждал получить от жизни все, и к черту последствия!
Глава 2
Неудачное начало
Чтобы полнее представить поразительный переход Конрада Николсона Хилтона от скромного начала карьеры к вершине славы и успеха, стоит вернуться к его отцу Августу Халворсену Хилтону, или просто Гусу, родившемуся в Норвегии 21 августа 1854 года, здоровенному красивому норвежскому иммигранту. А также к его матери, Мэри Женевьеве Лауферсвейлер, которая родилась 3 декабря 1861 года, маленькой женщине с тихим голосом, истовой католичке немецкого происхождения. Они поженились в день рождения Линкольна в 1885 году в городке Форт-Додж. Конрад унаследовал от отца серьезное отношение к работе и неуемное честолюбие; от матери – нравственные принципы и крепкую веру.