Хрустальная удача

Питер Марвел

Хрустальная удача

Иссякли радости мои, пустые, как мечты,

И прошлое блаженство не вернется.

Обманная любовь, ужель ушла и ты?

Так все проходит – горечь остается.

Знамения земли, восторги – прочь, долой!

Путем безвестным мне блуждать придется —

Покинут! Жизнь моя в руках фортуны злой.

Но все проходит – горечь остается.

Как на чужбине я, без спутников, один,

Стенаю от того, что смерть мне не дается.

Прошла моя весна, и лето позади.

Да, все проходит – горечь остается.

Но упредить спешу я зимний холод

И жребий свой поймать, не пав под его молот.

Сэр Уолтер Рэли Пер. Д. Болотиной

Глава 1

Все сначала

Я бороздил чужие океаны,

Чертил клинком событья по волнам,

Но боль незакрывающейся раны

Не лечат солью незнакомых стран.

Фрэнсис Кроуфорд

Побережье Новой Гвианы – Устье реки Ориноко

Предрассветная дымка быстро таяла над водой.

Перегнувшись через планшир, Уильям Харт тоскливо всматривался в незнакомый берег: что таит в себе эта земля? Принесет удачу или станет для них могилой? Мутное желтое пятно расплывалось в лазурных водах там, где впадала в Атлантический океан великая Ориноко.

В русле, раскинувшемся на несколько миль, река распадалась на множество притоков, заболоченных, заваленных стволами мертвых деревьев, забитых травой и водрослями, поросших тростником и кустарником.

– На мой взгляд, вход в ад для разнообразия может выглядеть и так, – капитан Ивлин угрюмо разглядывал в латунную подзорную трубу расстилающийся перед ними берег.

– Говорят, сэр, в аду жарко, – заметил Потрошитель и утер пот со лба концом грязной косынки, покрывающей его бритую голову.

– А тебе что, холодно? – Уильям взял трубу у Ивлина и в свою очередь уставился в нее с задумчивым видом.

– Нет, сэр. Не то чтобы холодно, но как-то сыровато. В аду, сэр, должно быть, сухо. Жарко, но сухо, – боцман проговорил это тоном, не терпящим возражений.

Ивлин хмыкнул.

– Как бы там ни было, но я полагаю, что здесь еще хуже, чем там. Вы читали записки сэра Рэли о Новой Гвиане?

Уильям выразительно глянул на него.

– Помилуйте, откуда у меня в Девоншире могли оказаться записки Рэли? Это по части Кроуфор… – Уильям вдруг замолчал, оборвав себя на полуслове, и снова уставился в трубу.

– Так вот, сэр Рэли не раз писал, что… – как ни в чем не бывало продолжил Ивлин, не замечая возникшего кругом неловкого молчания.

Потрошитель кашлянул и оглядел свою изуродованную руку-клешню.

– В начале дела не вспоминают мертвых и неудачников, – он мрачно сплюнул за борт пережеванный табак и отошел от них.

– Право, сэр Ивлин, ведь Кроуфорд был ему как…

– Бандит и жулик ваш Кроуфорд! – обрубил капитан Ивлин и забрал у Харта свою трубу. – Только вот интересно, к какой категории отнес его Потрошитель: к мертвецам или к неудачникам?

– Я говорил про Рэли! – вдруг рявкнул за их спинами боцман и, покачиваясь на палубе, отошел от них на этот раз окончательно.

В ту же секунду раздался разъяренный свист боцманской дудки и топот босых ног на палубе: Потрошитель свистал всех наверх.

– М-да… Так вот: сэр Уолтер предупреждал об опасностях, таящихся в неизведанных землях Новой Гвианы, – с невозмутимым видом капитан извлек из широкого кармана камзола толстую книжицу в истертом кожаном переплете и раскрыл ее. «В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней»[1]…

– А про туземцев что-нибудь есть? И откуда у вас эта книга? – поинтересовался Уильям.

– А вот и про туземцев… – второй вопрос капитан в свойственной ему манере пропустил мимо ушей. «Гвианцы, а также индейцы из пограничных мест и все другие жители в этой стране, с которыми я встречался, – удивительные пьяницы, и в этом пороке, я думаю, с ними не сравнится ни один народ»…

– Даже хуже, чем ирландцы?

Капитан бросил на Уильяма мрачный взгляд:

– Сказано хуже, значит хуже. Но я бы на вашем месте, молодой человек, заострил свое внимание на описании сокровищ, которые некий Мартинес собственными глазами созерцал в главном городе индейцев, называемом им в письме к сэру Роберту Дадли «Эль Дорадо», что в переводе с испанского означает «Позолоченный».

– Что вы имеете в виду, сэр Ивлин?

– Уж не те ли это сокровища, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? С другой стороны, как-то слишком много сокровищ на один кусок земли. Тут тебе и Кортес, и майя, и Эльдорадо… а может, и вовсе нет этих сокровищ? – капитан Ивлин задумчиво посмотрел сквозь Харта.

Тот досадливо передернул плечами:

– Короче, капитан, что вы предлагаете?

– Я предлагаю вообще туда не соваться.

– Гениально! Восхитительно! Великолепно! Мы порем горячку, готовим экспедицию, продаем даже серебряные пуговицы с камзолов, чтобы закупить солонину и ячмень, и вот, когда мы буквально в двух шагах от сокровищ, вы советуете мне поставить паруса и плыть обратно на Тортугу? А вы помните, сколько мы должны любезно забывшему наши недоразумения губернатору? Я лучше подохну здесь, чем вернусь с пустыми руками. К тому же… – Харт не договорил. Конечно, главная причина крылась в прелестной девушке, жениться на которой без денег и тем более без пуговиц было решительно невозможно.

– Полундра, свистать всех наверх!

Истошный вопль вахтенного и повторный свист боцманской дудки вырвали Харта из оцепенения.

Воздух разорвался от яростного грохота канонады. Харт обернулся и увидел, как справа по борту одно за другим, поднимая тучу брызг, в воду шлепались дымящиеся пушечные ядра.

На всех парусах из утреннего тумана на них надвигался корабль, отрезая «Медузе» выход в море и прижимая ее к берегу. Невооруженным глазом было видно, как на грот-мачте развевается испанский флаг. Из носовых портов брига вырвались две вспышки, и уже через мгновение новые ядра упали в воду, обдав водяной пылью стоявших на баке матросов.

Харт повернулся к капитану Ивлину, но того как ветром сдуло. Он уже сыпал командами прямо со шканцев, страшно крича:

– Право руля! Паруса поднять, развернуть рею…

Скрипя снастями, флейт медленно, слишком медленно разворачивался левым бортом к берегу, пытаясь выбраться из ловушки. Если бриг прижмет их к устью Ориноко, конец: в мангровых зарослях двигаться некуда, даже на шлюпках.

– Орудия к бою, пли!

Кормовые пушки дали ответный залп, и корабль жалобно заскрипел, качаясь на волнах.

Пламя попеременно вырывалось то из одной, то из другой пушки брига, одно ядро с грохотом ударило в кормовую часть «Головы Медузы». Флейт тряхнуло от киля до клотика. В ответ с «Медузы» снова выстрелили. Пороховой дым облачками окутывал оба борта, кругом по палубе, грохоча башмаками, носились матросы, спасая корабль, а Уильям оглядывался, не понимая, что ему делать. Внезапно клешня Потрошителя впилась ему в плечо.

– Бегите в каюту и не высовывайтесь, ваше время еще не пришло, Харт! – крикнул боцман ему в самое ухо и оттолкнул прочь от планшира.

Стараясь не споткнуться о брошенные концы и не налететь на катающиеся по палубе бочки, придерживая шляпу, Харт рванул изо всех сил, но не в каюту, как советовал Потрошитель, а к капитану на шканцы.

– Боюсь, нам крышка! – проорал Ивлин, едва Харт взбежал по ступенькам. – Мы не успеем развернуться: ветер дует нам в задницу и течение тащит к берегу!

– Боцман, постарайтесь попасть в ватерлинию! Если повезет, мы утопим эту испанскую лохань: в этом наш единственный шанс! – капитан перевесился через борт, едва не падая.

Снасти трещали, реи не желали поворачиваться, и матросы, не жалея сил, травили канаты. Вокруг свистели и рвались ядра.

– Скажите спасибо, Харт, что они не стреляют картечью! Если начнут палить по матросам – хана!

Уильям сбежал вниз и ринулся на нижнюю палубу, где закопченые и злые как черти канониры подкатывали тяжелые пушки обратно к портам.

– Стреляйте в ватерлинию! – заорал он старшему канониру Бобу.

– Есть, сэр! Только наши пушки против них – тьфу!

– Тащите их к корме – будем стрелять из всех!

В это время корабль вздрогул всем корпусом, и Харт невольно втянул голову. Одно из ядер попало в фокмачту, и она с треском, увлекая за собой груду парусов, рухнула вниз, повиснув на канатах прямо над морем. Вокруг торчали обломки рей.

– Рубите мачту, свиньи, рубите мачту!

– Сэр, мы тонем!

– Молчать, идиоты! Сукины дети, все на левый борт, рубите канаты! Остальные к грот-рее, держите ее по ветру!

Харт, обливаясь потом, помогал тащить пушки к кормовым портам. Клубы дыма, окутавшие палубу, покрыли все вокруг, а едкая гарь, попадавшая при дыхании в горло, казалось, прожигала легкие насквозь, вызывая доходящие до рвоты приступы кашля. Но Харт, стиснув зубы и задыхаясь, упрямо волок пушку. Сейчас в ней виделся их первейший шанс на спасение!

Второй заключался в том, что у испанцев, видать, было плохо с меткостью: ядра свистели повсюду, но пока, кроме дыр в парусах и сломанной мачты, особых разрушений и жертв не было.

Наконец самая большая кулеврина была установлена.

Боб перекрестился и поднес факел.

Харт набрал воздуха в легкие и зажмурился, зажав уши…

– Ура!!! Мы спасены!

Уильям нагнулся и увидел, что чуть выше ватерлинии прямо в борту испанского брига зияет огромная пробоина, в которую хлещет вода.

Харт выдохнул и перекрестился, как давеча Боб.

«Голова Медузы», с трудом ловя ветер остатками парусов, медленно выправила курс и пошла вдоль берега.

– Норд-норд-ост! – орал охрипший капитан.

– Возвращаемся на Тортугу! – Харт хлопнул оглохшего, но счастливого Боба по спине и побежал наверх.

– Всем рому на обед! – первое, что услышал Харт, очутившись на верхней палубе. Глазам его предстала ужасная картина.

Палуба была завалена обломками мачты и тлеющими парусами. Окровавленные и закопченные пираты поливали палубу морской водой из кожаных ведер, туша искры. Стонали раненые, под ногами катались пустые пороховые бочонки, а прямо над ними в опустевшем небе кружилась огромная птица.

Они возвращались назад.

Выхватив у капитана поздорную трубу, Харт попытался разглядеть, что же происходит на борту у испанцев. Ветер уже сносил в сторону пороховой дым, которым были окутаны оба судна, и очертания неприятельского корабля проступали явственно.

На «Азалии», а это была она, царил хаос. Харту хватило одного взгляда, чтобы оценить весь ужас происходящего. Судно, накренясь на нос, стремительно погружалось в волны, а команда предпринимала отчаянные попытки спустить на воду шлюпки. Деревянная фигура, украшавшая нос корабля, была расколота до пояса, а одно из ядер со всей силы ударило в носовую каюту, разнеся ее в щепки.

Наконец испанцы принялись спускаться по боковым трапам в шлюпки. Те, кто посмелее, прыгали прямо в море. На борту, с ненавистью глядя в сторону удаляющегося флейта, замерла высокая фигура в черном, развевающемся на ветру плаще. Харт узнал профоса – виновника всех их несчастий – и яростно погрозил ему кулаком.

– Это проклятые иезуиты! – крикнул юноша Ивлину.

Тот вытащил изо рта едва раскуренную трубку и выпустил колечко дыма.

– Я так и знал, – сказал он, и на его обветренном красном лице мелькнула странная улыбка.

Глава 2

По горячим следам

Карибское море – Тортуга

«Человек предполагает, а Б-г располагает» – эта совершенно ненавистная уму и сердцу Давида Малатесты Абрабанеля простая истина почему-то преследовала его уже несколько дней. Как ни пытался коадьютор отвязаться от приставучей мысли, она настойчиво проникала в душу, липко обволакивала мозг, и старый банкир положительно не знал, как от нее избавиться.

С того самого момента, как голландцы покинули Эспаньолу, все, буквально все шло не так, как планировал Абрабанель. Прежде всего, против коадьютора обернулось его собственное желание наконец-то начать действовать отдельно от лягушатников и их заносчивого капитана. Но Франсуа де Ришери, которому общество Абрабанеля опостылело ничуть не меньше, чем он сам – ювелиру, по дороге к побережью предусмотрительно затеял с голландцами ссору, после чего с оставшимися у него людьми отправился к морю другим путем. По счастью для французов, этот путь оказался более коротким и Ришери удалось сняться с якоря раньше, чем спутники Абрабанеля достигли побережья. Таким образом, голландцы остались без корабля, а, зафрахтовывая другой, потеряли время и, что особенно болезненно сказалось на самочувствии коадьютора, деньги.

Вторая неприятность логически проистекала из первой. Судно, которое в конечном счете взялось доставить коадьютора и его людей на Тортугу, хотя и носило изящное имя «Глория», с виду больше походило на старое корыто и обладало небольшим водоизмещением. Поэтому, попав сразу после отплытия в пустяковый, в сущности, шторм, оно на какое-то время потеряло управление. А когда ветер утих, выяснилось, что посудину снесло на вест от предполагаемого курса, к Малым Антильским островам. Вдобавок ко всем прочим бедам во время бури сломалась грот-мачта. Все это вынудило команду вместо Тортуги пристать для начала к Арубе, чтобы подлатать утлую посудину.

Кратковременное пребывание на населенном козами и индейцами острове, где, кроме крошечного голландского гарнизона, не было ни одного белого человека, оказалось для всех крайне утомительным. А очередная проволочка и необходимость втридорога платить за воду и продовольствие привели Абрабанеля в крайне мрачное душевное настроение.

Он был настолько зол и подавлен всем случившимся начиная с неудачи в поиске сокровищ на Эспаньоле и до злополучного перехода в несколько миль, превратившегося в целую морскую экспедицию, что в первый момент почти не удивился, очутившись за бортом корабля в открытом море.

Впрочем, то, что с ним произошло, вообще не поддавалось никакому разумному объяснению.

Когда ювелир раздраженно мерил шагами грязную палубу в послеполуденный час, налетевший ветерок игриво сорвал с него шляпу. Абрабанель попытался поймать головной убор, ведь шляпа была почти новой, представляла материальную ценность, и бросился за ним в погоню.

Не успел он пробежать и пяти шагов, как неведомая сила заставила его остановиться и поднять голову. Поодаль, прислонившись спиной к фок-мачте, стояла и смотрела на него темноволосая женщина в белом платье, а злополучная шляпа лежала у самых ее ног.

– Мадам, позвольте! – удивленно вскричал коадьютор. – Кто вы и как здесь очутились?

Незнакомка улыбнулась ему и жестом поманила к себе.

Недоумевая и поражаясь поведению дамы, коадьютор торопливо засеменил к ней. В то же мгновение резкий порыв ветра повернул плохо закрепленную рею, канаты лопнули, и она, с размаху ударив коадьютора в живот, отбросила его на планшир. Гнилые доски проломились под телом грузного банкира, и несчастный искатель сокровищ полетел в воду.

Подняв фонтан брызг, он в сопровождении пузырей воздуха пошел на дно. Но, подчиняясь инстинкту самосохранения, он так энергично заработал руками и ногами, что не только не утонул, но даже довольно быстро вынырнул на поверхность.

Судорожно хватая воздух ртом, он попытался позвать незнакомую даму на помощь, но, даже щуря слезящиеся от соли глаза, не мог никого разглядеть на палубе. Женщина исчезла, и ни одна живая душа не видела, как он свалился за борт.

– Спасите, помогите! – жалобно крикнул Абрабанель, отплевываясь от воды. Но его крики ветром относило в сторону от судна и корабль стремительно уходил от него.

Бесплодные попытки привлечь к себе внимание людей на «Глории» навели коадьютора на мысль, что таким манером он всего лишь выбьется из сил, нахлебавшись воды. Природная расчетливость и здесь не подвела старого лиса. Он видел, что судно удаляется в сторону Тортуги, и мысли его заметались в поисках выхода. Как ему продержаться на воде подольше? Может быть, его исчезновение заметят и «Глория» возвратится за ним? О том, что его пропажу обнаружат, когда корабль будет уже далеко, и о том, что такое корыто практически не способно ходить против ветра, дувшего в противную сторону, он старался не думать.

Плавать ювелир толком не умел, но сообразил, что морская вода выталкивает его тучное тело на поверхность. Башмаки, парик, жилет и камзол пришлось снять, чтобы они не тянули его вниз.

Коадьютор расслабил члены и постарался как можно удобнее – насколько это слово вообще применимо к сложившейся ситуации – устроиться, лежа на воде. Хорошо еще, что треклятый ветер дул поверху, не поднимая волны.

В других условиях он давно бы принялся жаловаться на жизнь и возмущаться. Но сейчас, когда никто не слышал его, кроме разве что ангела Смерти Малох-Гавумеса, Абрабанеля охватило не раздражение, не страх смерти и даже не тоска. В момент, когда жизнь его висела на волоске, он сотрясался в бессильной ярости из-за того, что так глупо теряет драгоценное время. А еще ему было жалко карманных часов с эмалями. Но без ножа его резала мысль о том, что сокровища Уолтера Рэли могут теперь достаться другим! Если, конечно, его, Абрабанеля, не подберет вовремя какое-нибудь судно. И эти думы даже заглушали в нем досаду, вызванную привязчивой поговоркой «Человек предполагает, а Б-г располагает».

Он не знал, сколько прошло времени с момента падения за борт. Коадьютор пробовал сосчитать, за какой период «Глория» могла бы возвратиться, после того как кто-нибудь наконец заметит его пропажу, но быстро оставил это занятие. Расчетливый и сообразительный, он учел, что морские течения, ветер и волны перемещают его тело в неизвестном направлении даже тогда, когда сам он не пытается плыть. Иногда ему казалось, что он носится по поверхности океана уже дни и месяцы, даже целую вечность, и тогда в банкире просыпалось что-то похожее на удивление, почему он до сих пор жив. Наконец, измученный бесплодными размышлениями и бессильной злобой, он начал впадать в забытье.

Чтобы сбросить с себя одурь, Абрабанель перевернулся на живот и, молотя руками и ногами по воде, огляделся. Ветер стих, солнце медленно склонялось к горизонту, теряясь в предзакатной дымке. Вдруг коадьютор заметил точку на горизонте. Точка росла, приближаясь.

У банкира словно открылось второе дыхание. Забыв, что он не умеет плавать, и загребая по‑собачьи, Абрабанель устремился навстречу спасению. На его счастье, ему не приходило в голову, что на гладкой поверхности моря расстояние до видимого предмета куда как больше, чем представляется глазу. Толку от его водных процедур было немного, но поднимаемые им брызги привлекли внимание человека, управлявшего небольшой шлюпкой с косым парусом и парой весел. Это был рослый, крепкий, с огромной всклокоченной черной бородой и изуродованным шрамами лицом мужчина. Видно было, что в последнее время ему приходилось несладко: усталость проглядывала сквозь крепкий загар, руки, выглядывающие из порванных рукавов кафтана, были слишком худы для такого широкоплечего головореза, а где-то в глубине его глаз свила гнездо тоска.

Черный Пастор – а это был он – старательно греб, стремясь с Эспаньолы попасть на Тортугу, где он оставил свой фрегат «Месть» и часть команды. Остальные уже никогда не вернутся обратно, навсегда успокоившись на «чертовом острове» или взлетев на воздух вместе со взорванным Веселым Диком вторым судном Пастора – «Ласточкой».

Уцелел в этой передряге только Черный Билл, но ему пришлось пережить много такого, о чем и вспоминать неохота. Больше всего пират ругал себя за необдуманный поступок: впопыхах, ненароком он спас жизнь своему бывшему квартирмейстеру, вместо того чтобы предоставить душе Дика возможность прогуляться прямиком в ад! Досада грызла Билла изнутри не хуже, чем Абрабанеля – страх утерять навсегда сокровища.

Ничего не зная о прыжке Роджера Рэли в водопад, Пастор сгорал от желания поскорее разыскать бывшего приятеля и рассчитаться с ним за все. Но для этого ему нужен был корабль и команда. С оставшимися у него людьми управиться с огромным судном было просто невозможно. Однако Билли искренне считал, что губернатор Тортуги – его должник и просто обязан помочь ему снарядить «Месть» наилучшим образом. К тому же пирата не оставляла мысль о сокровищах. Если Дик добрался до указанного на карте места, следовательно, золото уже у него! И не грех поделиться им со своим старым товарищем.

Одним словом, ничего не зная о драме, разыгравшейся на Эспаньоле, Черный Билли спешил на Тортугу за кораблем и командой. Фонтанчики брызг, поднимаемые коадьютором, заставили его повнимательнее вглядеться в морскую гладь. Он извлек из кармана подзорную трубу и приложил ее к глазу. Разглядев тонущего человека, пират, следуя неписаному закону всех моряков, развернул лодку. Ему потребовалось меньше часа, чтобы доплыть до Абрабанеля, который к тому времени совершенно обессилел.

Поравнявшись с ювелиром, Пастор грубо поинтересовался:

– Эй ты, мокрая кошка, говори, кто выбросил за борт такой дрянной товар?

Однако Абрабанеля не смутила такая цветистая манера выражаться. Он подумал, что раз уж Билли приплыл, то надо брать быка за рога.

– Несчастный путешественник, я оказался за бортом случайно. Но спасшего меня я не оставлю без вознаграждения!

– Ба! Да это старый знакомец! – вскричал Билли, бросая весла и за шкирку втаскивая тяжелющего банкира в лодку. Едва не перевернув посудину, коадьютор плюхнулся на просмоленные доски. С него ручьями бежала вода.

Черный Пастор с интересом оглядел свой улов.

– Эй, чертово отродье, безбожный жид, семя дьявола! Ты, как я погляжу, все еще продолжаешь надувать честных христиан? Или ты забыл, как провел меня год назад с грузом серебра, якобы шедшего с Барбадоса?!

– Помилуйте, господин пират, – простонал Абрабанель, с трудом поднимаясь со дна лодки и еле переводя дыхание, – я всего лишь скромный коммерсант, я сам пал тогда жертвой подлых игр тамошнего губернатора!.. Разве вы не знаете, господин пират, как бессердечны и бессовестны эти королевские чиновники?! Они только и думают, как обидеть беззащитного купца и отобрать у него с таким трудом заработанные средства!

Не переставая говорить, купец стянул с себя рубаху с портками и, хорошенько отжав, снова натянул на себя.

– Ты мне тут не пой про совесть, старый пес! Ишь! Я догоняю сукина сына Дика, удравшего с сокровищами…

– Ой-ой-ой, господин пират, жизненный опыт подсказывает мне, что на такой посудине вы рискуете и впрямь очень скоро догнать упомянутое вами лицо!.. Однако, боюсь, вас ждет жестокое разочарование! – протараторил купец, устраиваясь на лавке и извлекая из-под нее бочонок с водой.

– Ты еще вздумал издеваться надо мной, жид?! – взревел Пастор, так яростно шлепая веслами по воде, что Абрабанель едва не захлебнулся второй раз за день, но уже жадно глотая пресную воду. – А может, ты думаешь, что я на этой калоше собираюсь гнаться по морю за моим мерзавцем-квартирмейстером?! Я спешу на Тортугу, где меня ждет фрегат с командой…

– Что вы, что вы, – отфыркиваясь, пробормотал Абрабанель, утолив жажду, – вы совершенно превратно поняли меня, любезнейший господин пират! Я всего лишь хотел предостеречь вас, дабы вы не последовали за Диком, или Кроуфордом, или как там зовут этого негодяя по-настоящему… Одним словом – не угодили бы прямиком на тот свет!.. Признаться, я был бы чрезвычайно опечален таким исходом… Абрабанель с наслаждением потянул затекшие руки и ноги.

– Что-о-о?! Что ты там треплешь, разрази меня гром?! Хоть бы дьявол набил свининой твои кишки, предварительно выпустив их из тебя!

– Выбирайте выражения, господин пират, я, хоть и всего лишь скромный торговец, однако старше вас и имею право на более уважительное обращение…

– Иди к черту – там тебе самое место, а не… Погоди, так что, Веселый Дик и впрямь откинул ноги?!

– Полагаю, что так, хотя участь каждого из нас в конечном счете зависит лишь от высшего промысла… – стараясь придать своему голосу печаль, отозвался коадьютор.

– Ты так уверенно говоришь это, собачье рыло, будто своими глазами видел, как Дик отдал душу дьяволу!

– Может быть, все может быть, – многозначительно покачал головой ювелир.

– А где же тогда, черт побери, сокровища?! – от удивления Билли выпустил весла.

– Сокровища? Да вы гребите, гребите, нам еще далеко… Какие сокровища? Ах, сокровища… Ну нет, господин пират, более я не скажу вам ни слова. А скажи я вам сейчас, где сокровища, вы тотчас оставите меня, несчастного старика, снова носиться по воле Фортуны без руля и без ветрил, так сказать…

– Ладно, так и быть, я возьму грех на душу и не выброшу тебя обратно за борт, хоть ты и жрешь мои сухари, старая обезьяна, если ты мне расскажешь, как подох Дик и куда он подевал сокровища!