Новая семейная хроника

Новая семейная хроника

избранные стихотворения

Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

АНДРЕЙ ДРАГУНОВ

НОВАЯ СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА

избранные стихотворения

«Мы пили чай из бледно-синих чашек…»

Мы пили чай из бледно-синих чашеки как-то нехотя смотрели мы на сад,что крепко спал в ногах у старой башни.И выспавшись после гостей вчерашних,мы пили чай, смотря на старый сад.1989

«Осьминог, опускаясь на дно морское…»

Осьминог, опускаясь на дно морское,средь коралловых зарослей ищет покоя.И найдя, зарывается в теплую тинуи вспоминает женщину, что звали Ниной.Нина – владелица прибрежного кафе.Здесь по утрам встречают постояльцев,здесь с иностранцем объясняются на пальцахи здесь седой полковник в галифе —с утра…Море, как всегда безмятежно штормит.Восемь с четвертью балов. Над ухом шумит:толи шелест волны о прибрежный песок,толи дула железо о вспотевший висок…А может это просто упавший птенецсерой чайкикричит под ногами прохожих.Может быть…– Вы с ним чем-то очень похожи,Нина.А может – это просто конец.«И пора под венец,да не пустит отец…», —размышлял осьминогзарываясь в песок.1989

Энтомология

Яркое созвездие знакомых —по учебнику еще, еще из детства.Длинное гуденье насекомыхвечером под фонарем. Одетьсяне мешало бы – в прохладный вечер маяветер еще холоден и резок.Воробьев растрепанная стаябьется в купол фонаря. Отрезоквремени с подлета до съеденья,что падение звезды с небес на землю.Майский жук за радостное пеньезахлебнулся кровью. Кровь на землюпролилась и растворилась в пыли.Шум умолк под фонарем и крыльяразметались в небе. Жили – были…1991

Натюрморт

1Стоваттная свеча под потолкомсжигает тонкий ситец абажураи стены комнаты вбирают хмуросвет в воздухе разлитый молоком.Разбрызганный по стульям и цветамв горшках на подоконнике горбатомна швабру переходит, что солдатомстоит в углу, на первобытный хлампо комнате разбросанный то там,то тут, на сломанный светильник,висящий над кроватью, на будильник,стоящий рядом. Снова по цветам.По тонкому сплетенью их стеблей,переходя от пестика к тычинке.По выцветшей давно уже картинке,по девочке смеющейся на ней.По выпитым когда-то на троихбутылкам под газетой, по пластинкам,по одиноко брошенным ботинкам —давно уже не надевают их.2Сломавшийся когда-то патефон,пустой аквариум, разбитая посуда,газет истлевших собранная груда,давно не говоривший телефон,залитый чаем стол, раздавленная муха,на два разломленная корочка батона,три лепестка упавшие с бутона…И звук не различаемый для слуха —с той стороны оконного стекла.А с этой стороны все как всегда:разбитая посуда, пустой аквариум,газет истлевших груда,сломавшийся когда-то патефон,залитый чаем стол, раздавленная муха,давно не говоривший телефон,и звук не различаемый для слуха…Немой будильник, сломанный светильник,горбатый подоконник, швабра, пол,стол, стулья, девочка, распитые бутылки,окно, кровать, стена, опять окнои лампочка под потолком, и тонкий ситец абажурамотылькомприльнул к стеклу —все тянется к теплу…Все, как всегда:разбитая посуда…И голоса, что могут без трудасказать: «Смотри, как падает звезда…»ноябрь 1991

Песня дорожной пыли

1Находясь в трех минутах ходьбы от родного порога,отдаешь должное полету мысли и восторга.Сознаешь себя слагаемым учения Пифагораи классических статуй.Но слова типа – Здравствуй —уже не являются причиной радостии застолий.2Отряхнув пыль с обветшалого платья,стараешься быть похожим на человека,освободившегося от чужих объятийне без пользы для дела.С успехом измерив окружность земного шара,переступаешь порог знакомый —так и надо.3Не видишь изменений в четырех стенах,перегороженных занавеской,только у сына в гостях будущая невестанапоминающая дрожжевое тестона подходе.Жена на взводе из-за раннего возвращения —ничего не готово к встрече.4Уместней было б оказаться проездом,случайно. Заскочив на часок,попить чаю, взять бутерброд и растворитьсяв дорожной пыли,как сказал бы сказочник: «Жили —были», и хотя постель давно остыла —жаждет новых свершений, а мне не мило.5И журчанье воды напоминает ставни —поздней осенью журчат так же,аж мороз по коже, когда один.Но и рожа в зеркале. Соскрести охотаноготком с кости… У всех заботы додесяти. А потом охота за водой из крана —до рвоты.6Застолбить дорогу верстовыми ухабами,чтобы телега рассыпалась на подъезде к дому – от страха.Соседская свахапредлагает жениться (при живой жене)на своей сестрице. Обещает, еслихватит ума согласиться, полцарствав приданное —7куда мне столько, разве что для походов,да и то на долго его не хватит.Придется лопатить под огороды,а это значит – прощай свобода и т. д.Начнутся баталии с соседями из-закурей, свиней и жен (у меня их может быть две)…Нарожон лезть кому охота.8По мне уж лучше болотос островком посреди – вот и всеполцарство. Метр на два и броддля близких, чтоб носить продуктыи с работы записки по вопросу получкив связи с отлучкоймоей надолго.9Кукарекать некому, когда спать охота,на краю дороги, посреди болота.Ну какой же прок от дорожной пыли?Разве что опять сказать: «Жили —были», и, поставив точку, разойтись по свету.Я пойду в ту сторону —ты в эту.10Что слова для песни, если музыки нету,разве что междометья вдогонку ветру.«Ну и глупый ты, дядя, никакому ветруне нужны междометья, если денег нету,чтобы ехать в поле, где он витаетвперемежку с травой, а впрочем, ерунда ведьвсе это, если не больше.11Как сказал прохожий по дороге из Польши:«Там жить можно, но и не большеэтого», – все возможно. Я там не былмне с чем сравнивать, только«х» и «у» и то уравнивать надо,подогнать к ответу, чтобы сошлосьс результатами опыта.12Хотя все это мало похоже на правду,все ж расстояние в длину лучше, чем в глубинулужи, пусть и очень большой.И зачем к тому же создавать институтдля изучения стужи.Она ведь все-таки —зима!1992

In the cool of the day…

Игорю Кучину

1Я мальчика увидел, он смеясь,бежал навстречу – нет, немного мимо.Разлаживал сандалей ниток вязь,подобьем шестикрылым Серафимана берегу – столетий тонких связь.2Прозрачный день. Рука скользит к виску —боль головная раздражает… Вечер.И непрерывной ниткой по пескутанцует тень – огонь немногих свечек,дань отдавая мокрому песку.3День был как все – за исключеньем лет,когда мы вместе жили у фонтана.Страна уже настроила ракет,открыла атом, кран, лицо Иванаи бесконечно дальний Новый Свет.4Литовский вариант сошел на «нет».Сошлись соседи. «Призрак» не уехал.По истеченье очень многих лет —дорогу переходят не по вехам,а по скопленью стареньких газет.5Война закончилась еще до сентября,и дети поспешили чинно в школу —учебники, цветы, блеск букваря,учителя, цветы! и тост за школу.Распевки под баян и под “ ля-ля».6Желанье выпить. Мокрый календарь —истории уходят за друзьями.Попытка перейти из «ныне» в «старь» —обычно завершается слезамии возвращеньем слова «жизнь» в словарь…7Глагол «уйти» – возможность ничегоне понимать и оставаться дома.Не возникать без дела и всегоодин лишь раз попробовать другогоглагола – «умереть». И ничего…8Смерть наступает будто бы зима…И, кажется, словесная отвагане стоит ровным счетом – ни черта!Глаза подслеповаты – будто влагаразмыла тень – прозрачная черта.9Оконный силуэт слегка размыт:дождем? слезой? – не расторопность зренья.И, кажется, из мрамора отлитпрошедший день – наказанность забвенья.Из радио оркестр не звучит.10За дверью ветер воет на трубе,стучит в окно, замочками играет…Напоминает чем-то о тебе…Стучит еще и… улетает,сыграв «прощай» на каменной трубе.1993

«Когда-нибудь, когда пройдут года…»

Когда-нибудь, когда пройдут годаи возвращаться повода не будет —останеться лишь талая водаи перекрестки старых улиц.Строений старых мокрые дворы —после дождя. Банальные качели.Картавый крик соседской детворы —теперь уже совсем не те соседи.И отраженье в зеркале не то —последнее уже удел старенья…И утром с тонкой пенкой молоконапоминает лучшие мгновенья.Когда-нибудь, уже в других краях,в другом таком пространстве вспомнишь это —все, что осталось разве что в мечтахи на бумаге, только без ответа…Когда-нибудь… Наверно – никогда.И поезд в этом больше не помошник…Из времени осталось лишь – всегда,как город, дом, фонарь, аптека, площадь…1995

«Перепрячь мои письма подальше и карандаши…»

Перепрячь мои письма подальше и карандаши.Бельевою веревкой свяжи мне судьбy напоследокв этих птичьих конвертах – на память. Хватило б душипережить это время, как раньше далекий мой предок.Сохрани на листах, может быть, беспросветные сны,время года, погоду, тоску и мои вспоминаяо тебе поздней ночью. Черней до рассвета листы,перепутав уже не страницы, но только названья.Сохрани написание букв, но не с новой строки,может быть, предложенье, где все из значков препинанья —многоточье сильней, даже просто – длинней… Короткинаши встречи с тобой. Сохрани, сохрани мне дыханье.1996

Сентябрь 1997 года

Вечер дня в городе с траченным небом —облаками, как молью пиджак в шкафу.Автомобили с извечным – где быпристроится на ночь, заполнив собой пустотупроезжей части. Звуки старых мелодийиз репродуктора… Что-то еще из вещейдавно забытых, впрочем, совсем не многих —из тех, что, найдя случайно – теряешь быстрей.Несколько пар неспешных – к своим подъездамчерез туже проезжую – правилам вопреки,досужим сплетням старушек, вполне серьезнорассудивших о будущем, но пальчики коротки,как и память. Кто-то, немного пьяныйнедоволен погодой и вечером после шести —в шумной компании… Резкий звук фортепьяноиз открытой форточки. Кто-то кричит – Прости!Старик на стуле под окнами после солнцамлеет в тени. Соседка с сухим бельемпроходит мимо, толкуя, что вот британцыбудто очень злые. И связано все с дождем…Вечер дня. Я за закрытой дверьюв своей квартире. Мысли о завтрашнем дне,о погоде утром, о том, что уже неделюнет из дома писем… Кто-то стоит в окне.Скоро полночь. Колокол на часовнепробьет двенадцать. Кто не успел уснутьвздрогнет привычно, или о чем-то вспомнит,что было однажды… Чего уже не вернуть.сентябрь 21 1997.

Окончание перечня

И уже не спросишь – ни птицу, ни дровосекао прохожем, что был здесь – тому пол векакак пролетело. Не спросишь белку,потому что погибла в ту перестрелку,в ту весну, когда ты носила платьепод цветным плащом и дарила объятьяна право и лево своим знакомым,считая их каждый раз по-новойсистеме счета. Не спросишь ветер,потому что он все равно не ответити не дослушает до конца вопроса —сгинет быстрей, чем сгорит папиросаи уронит пепел на лист опавший —все равно его считает пропавшим —ветка, дерево – дуб, осина…У соседа вырастут еще два сына —впику твоим, да еще девчонка,на которой короче любви юбчонка…В этих краях не любят долго —все равно от любви никакого толка —в этих краях… В таком селеньисчитают столетия на поколенья,на колличество каши и щей в кастрюле.И из ласки – детское: «Люли-люли!»Баю-баю – кошачьи сказки…Только кошки мышкам не строят глазки,как не строят глазки и все соседи —здесь добрее голодной зимой медведи…Даже волки добрее в дремучей чаще,отпуская с богом совсем пропащих…Ночью в этих краях замерзнуть —как «два пальца». Такие звезды! —снятся стынущему в сугробе:супчик, женщина… что-то вроде.Что-то вроде последней встречи —с дровосеком, птицей, как «Добрый вечер,со свиданьицем – свиделись, слава Богу!Не прошло и пол жизни, как я в дорогу…»Снятся дети, жена, соседи —не эти, что хуже и злей медведя.Снятся пряники – нет – баранки.Снится как в детстве катался в санках.Снится как отпустил синицув синее небо – не пригодится!..Может быть кто-то еще поймает —нет – так и лучше – пускай летает.Может быть журавлем родится,ну а нет – так и так сгодитсяновым рукам и еще живому —не ушедшему далеко от дома…Снится еще как в последний вечербыли с женой и детьми на речке.Как на нее вдруг туман слетает!..Снится – авось, до весны откопают…1997

Отрывки из писем

…голубой цвет лагуны. Немного нервный…Я, в неброском костюме, свои наблюдаю черты —в потускневшем от влаги зеркале, в пости что серомварианте неба, в его отраженье. В варианте воды.………………………………………………………….………………………………………………………….Я пишу тебе снова из этих чужих широт.Для тебя не знакомых – ну, может быть, по открыткам.От того тоскливее строчки и больше длиннотв описании местности, уподоюляясь свиткам.………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………Здесь все также, как я писал тебе. И народтак же глуп и несчастен в своем понимании жизни,так же мерзок, как первый утренний бутербродпосле пьянки вечером, но это всего лишь мысли,правда – мои. И тебе ни к чему сюдаприезжать и писать… Какие уж тут затеиили хлопоты встречи, когда лишь одна водак пониманью способна – вполне… И я ей верю.…………………………………………………….…………………………………………………….Ни к чему вспоминать, что ты мне еще жена —столько прожили врозь, что теперь лишь считать убыткиот почтовых расходов… Но в том не твоя вина —просто нам было легче писать на песке… и открытке……………………………………………………………….Здесь неважное пойло и кофе здесь, в общем, гавно!Ах, прости за сравненье – какие с меня реверансы!Я совсем разучился манерам… Почти что кино…Жаль, что здесь нет тебя… и кругом одни иностранци………………………………………………………………..……………………………………………………………..…ах, приехала б ты. Я б тебя познакомил с подругой…Да, прости – времена. Одному здесь не выжить с тоскою!Я наднях повстречал (перечеркнуто) – встретился с другом,но и он восвояси… Теперь вот сижу над строкою…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………Перечел тот роман, что ты мне подарила когда-то…Кто ж там автор? Ах, впрочем – какая в том будет заслуга..Я не помню уже… Да – я скоро умру, вероятно…Вот тогда и сочтемся за все, что писали друг другу…1997

Январь

Он исчез в тусклой стуже…

Уистен Оден.

Опять январь… О, сколько января!И рыбьих фонарей со струйкой дымавнутри стекла. Уже не говоря —про снег, мороз… и вообще про зиму.В который раз Эвтерпа – сирота —в бумаге дело здесь, или в погоденачала года? Или же местараспределили раньше боги? Боги! —не так же часто… Улица пуста.Аптечный цвет замерзших тротуаров —как можно кстати… Ветерком с кустасрывается снежинок покрывало…Опять январь! Кто едет по зиме?В какую даль загружена повозка,кто пассажир? Но кто ответит мне?Кто стелет мягко так, что спать так жестко…февраль 17. 1997 год.

«Вдох не ровняется выдоху… Эхо…»

Вдох не ровняется выдоху… Эхогде-то внутри раздражает гортаньшелестом звуков, ломая помехупению и, преступая за граньголос, не в силах держаться, взлетает —выше, где, может быть птичий Рай,до облаков и у них затихает,как бы теряясь, но это за крайоблака, звук растворясь, залетаети поднимается выше – за край!Звук, не сорвавшись до птичьего крикасквозь раздраженную эхом гортань,вдруг растворяется, трогая граньоблака, шорохом, но только – тихо!апрель 17. 2001 год

«Я родился и вырос не там, где, наверно, умру…»

Я родился и вырос не там, где, наверно, умруОтпусти же мне, волжский суглинок, грехи напоследок,чтобы вспомнить в другой географии эту траву,что горчит на губах и становится в памяти следомза неспешной водой… География в сумме вещей —лишь желание выжить, не сгинуть за облачным краем,поселившись однажды в империи, где без затей —затеряться среди поселенцев с имперских окраин.Океанский простор, птичий клекот и облачный край —дополнение к жизни истории, смысла к бумаге,новых карт к географии… Где там потерянный Рай?До которого выжить хватило бы сил и отваги!Я родился и вырос… и ты отпусти мне грехи!мне не выбрать уже ни страны, ни погоста, ни датыокончания перечня, чтобы закончить стихи,не сорвавшись до крика, с которого начал когда-то!август 20.2001 год.

Почти что песенка

…и город плыл под краску тусклуюзаката, моя грязь и изморозьпо тротуару. От безумства ли,иль – так вся жизнь моя случилася.Но от тоски и невеселия —соображаешь, что осталосяот проживания похмельного,от буйства давешнего радости.Остался этот город маленькийс оконцами в размер скворечника,где душу дьяволу – за валенки!И, где любимая не встречена…Где роза алая с гвоздикою,с каким-то листиком засушенным —в дырявой банке с паутинкою —в пространстве, в общем-то, разрушенном.Но радуется люд по праздникам,столы сколачивая новые —они, конечно, очень разные —до первой даже незнакомые…сентябрь 19. 2001

Надпись на книге

Яне Джин

На кофейной гуще – где-нибудь в Амстердаме,в досентябрьском Нью-Йорке, в Москве морозной —погадать на будущее, но увидев свое отраженье в стакане,про себя подумать – не поздно ли?..Но какая музыка в древнем городе! – в любом на выбор —Только б от счастья не перепутать местами…Кто-то, приезжий, картавит названья, чертясь на выговор,дополняя несказанное – стихами.И в кафе на площади, где-то в одном из лучшихгородов – хозяйка кофейни придержит столикдля желающих погадать на кофейной гущеи чего-нибудь выпить – за имперский стольник!октябрь 6. 2001

«Я слушал пение сегодня, в понедельник…»

Я слушал пение сегодня, в понедельник,какой-то девочки – за мелочь или булку…Подземный переход на Комсомольскойбыл полон, как всегда в такое время —обеденное время. Кто-то деньгибросал в коробку и спешил уйтиот места слабости своей подальше…Никто не слушал – как она поет!Был понедельник, я спускался вниз,в подземный переход на Комсомольскойза свежим номером газеты, кто-то пел.Из-за угла я никого не видел…Пройдя чуть дальше – девочка стоялаи пела – голос выходил из подземелья…Испачканное, милое лицо… и звук,дробивший стены подземелья на мелкие куски.Я слушал и заслушивался – эхокружило меж людей в подземном мире,не выходя из темного пространства – на верх,боясь само себя разрушить… Я стоял,как вкопанный и плакал. Понедельникмне показался самым лучшим днем…И девочка, что пела в подземелье, и жизнь,что так не любит чистый звук,что поднимаясь из глуби пространства,уходят дальше – к облакам и звездам!

«Ни чернил, ни февраля – …»

Регине Дериевой

Ни чернил, ни февраля —только шариковый стержень,ночью строчку выводя,по бумаге буквы режет…Ни расплывчатых картин —в небе – облаком летучим…Кто-то машет средь руин,но от этого не лучше! —ноет клапан выходной,сердце давит – на погоду?Мне от этой неземнойжизни – хуже – год от года.Мир не лучшее из мест,где родиться стихотворцу,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.