Преступность и борьба с ней в Японии

Николай Морозов

Преступность и борьба с ней в Японии

© Н. А. Морозов, 2003

© Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003

Уважаемый читатель!

Вы открыли книгу, входящую в серию работ, объединенных общим названием «Теория и практика уголовного права и уголовного процесса».

Современный этап развития уголовного и уголовно-процессуального законодательства напрямую связан с происходящими в России экономическими и политическими преобразованиями, которые определили необходимость коренного реформирования правовой системы. Действуют новые Уголовный и Уголовно-исполнительный кодексы, с 1 июля 2002 г. вступил в силу Уголовно-процессуальный кодекс РФ.

В этих законах отражена новая система приоритетов, ценностей и понятий, нуждающихся в осмыслении. Появившиеся в последнее время комментарии и учебники по данной тематике при всей их важности для учебного процесса достаточно поверхностны. Стремление познакомить читателя с более широким спектром проблем, с которыми сталкиваются как теоретики, так и практики, и породило замысел на более глубоком уровне осветить современное состояние отраслей криминального цикла. Этой цели и служит предлагаемая серия работ, посвященных актуальным проблемам уголовного права, уголовно-исполнительного права, криминологии, уголовного процесса и криминалистики.

У истоков создания настоящей серии книг стояли преподаватели юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Впоследствии к ним присоединились ученые Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Санкт-Петербургского университета МВД и других вузов России, а также ряд известных криминалистов, обладающих большим опытом научных исследований в области уголовного права, уголовно-исполнительного права, криминологии, уголовного процесса и криминалистики.

В создании серии принимают участие и юристы, сочетающие работу в правоохранительных органах, других сферах юридической практики с научной деятельностью и обладающие не только богатым опытом применения законодательства, но и способностями к научной интерпретации результатов практической деятельности.

С учетом указанных требований формировалась и редакционная коллегия, которая принимает решение о публикации.

Предлагаемая серия основывается на действующем российском законодательстве о противодействии преступности и практике его применения с учетом текущих изменений и перспектив развития. В необходимых случаях авторы обращаются к опыту зарубежного законотворчества и практике борьбы с преступностью, с тем, чтобы представить отечественную систему в соотношении с иными правовыми системами и международным правом.

Подтверждением тому служат вышедшие из печати работы Б. В. Волженкина, А. И. Бойцова, В. И. Михайлова, А. В. Федорова, Е. В. Топильской, М. Н. Становского, В. Б. Малинина, Д. В. Ривмана, В. С. Устинова, В. М. Волженкиной, Р. Д. Шарапова, М. Г. Миненка, С. Д. Шестаковой, И. Ю. Михалева, Г. В. Овчинниковой, О. Н. Коршуновой, С. Ф. Милюкова, A. Л. Протопопова, В. Г. Павлова, Ю. Е. Пудовочкина, В. П. Емельянова, B. П. Коняхина, Г. В. Назаренко, И. М. Тяжковой, А. А. Струковой, С. С. Тихоновой, А. В. Мадьяровой, М. Л. Прохоровой, Л. А. Андреевой, И. В. Александрова, Л. С. Аистовой, А. И. Бойко, Т. Б. Дмитриевой, Б. В Шостаковича, А. И. Рарога, А. А. Сапожкова, Д. А. Корецкого, Л. М. Землянухина, Л. В. Головко, Л. Л. Кругликова, А. Д. Назарова, А. Е. Якубова, А. Н. Попова, С. В. Бородина, A. Г. Кибальника, Л. И. Романовой, А. И. Коробеева, Д. А. Шестакова, B. Д. Филимонова, И. А. Возгрина, А. А. Эксархопуло, В. В. Орехова и др., в которых анализируются современные проблемы борьбы с преступностью.

Надеемся, что найдем в Вас взыскательного читателя, если Ваша принадлежность к юридико-образовательной или правоприменительной деятельности вызовет интерес к этой серии книг.

Редакционная коллегия

Июль 2003 г.

Предисловие

Японское уголовное право благодаря его уникальности приобретает все большую популярность. Примером может служить знаменитая Harvard «East Asian Legal Studies» Program («EALS»), Harvard Law School. Однако ни в Советском Союзе, ни в современной России изучению этой проблемы должного внимания не уделялось. Не будет преувеличением утверждение, что даже в отечественном японоведении изучение японской правовой политики, в отличие от изучения истории, литературы и экономики («экономического чуда») Японии, является своеобразным «белым пятном». Если к анализу преступности в Японии 70-х годов (Ю. Аргунова, И. Салтыкова), к отдельным аспектам современной преступности (О. Белявская, А. Иванов) обращались отечественные исследователи, то такое комплексное («преступность и уголовная политика новой “постиндустриальной” Японии») исследование по данной теме – первое и в отечественной уголовно-правовой науке, и в ориенталистике. В работе рассматриваются состояние, структура, динамика преступности в «новой» Японии конца ХХ в., ее причины и условия, отдельно анализируются специфика национально-психологических, социально-экономических, государственно-правовых факторов, влияющих на уровень преступности, государственная политика по борьбе с ней, уголовно-правовая система Японии, особенности уголовного законодательства, отдельных правовых институтов, концепции зарубежных авторов по этим вопросам. Особенность данного исследования заключается в попытке постановки проблемы – «преступность – политика – право» Японии на рубеже веков, представляющей для современной уголовной политики наибольший интерес, в отличие, например, от анализа отдельных аспектов борьбы с преступностью или изучения конкретных составов преступлений. Именно системное исследование в рамках единой работы причинного комплекса преступности в данной стране, национальной системы борьбы с ней, ее уголовно-правовых и уголовно-политических аспектов дает возможность рецепции зарубежного опыта противодействия преступности.

Автор предпринял попытку обратиться к эффективному опыту Японии и стран Азиатско-Тихоокеанского региона в разработке действенного механизма социального контроля над преступностью в России. Нисколько не умаляя достоинств ранее проведенных в этом направлении весьма малочисленных разработок, необходимо признать, что данная работа выгодно отличается оригинальностью постановки проблемы и безусловно заслуживающими внимания предложенными вариантами ее решения. В условиях, когда ни кардинально реформированное законодательство о борьбе с преступностью, ни постоянно совершенствуемая практика его применения не приносят ожидаемого положительного эффекта в плане противопоставления угрозе тотальной криминализации страны или отдельных ее регионов, новый взгляд на проблему с точки зрения опыта страны с наименьшим уровнем преступности представляется и актуальным, и своевременным.

При написании работы использован метод сравнительно-правового и криминологического анализа. Собранные и самостоятельно обобщенные (в таблицах, графиках и диаграммах) материалы официальной статистики позволили автору представить графические прогнозы динамики преступности на 1999–2000 гг., которые в целом подтверждаются новыми данными. Автор использовал на протяжении периода 1997–2000 гг. методику «включенного наблюдения», проводя исследования на юридических факультетах университета «Кейо» и Токийского государственного университета. В 1997–1998 гг. автором был самостоятельно[1] проведен ряд социологических исследований, которые легли в основу работы. В том числе впервые проведены опросы по репрезентативной выборке с использованием панельного метода, продолжающего аналогичное исследование 70-х годов (К. Уэда, НИИ полиции Японии, К. Хосино, К. Токоро, 1977 г.); полученные данные приведены в работе в сравнении с этой информацией в сводных таблицах. Результаты опроса жителей Токио и района Кансай в 1997 г. позволяют судить о криминологических аспектах развития Японии в динамике за 20 лет (в период кардинальных перемен 70–90-х годов).

Данная монография обобщает исследования, проведенные автором в 1995–2001 гг. Часть материалов уже известна научной общественности из 17 публикаций (в том числе и за рубежом на японском языке). Основные результаты исследования были изложены в докладах на научных конференциях в России, Японии, США, Венгрии. Тезисы исследования заняли 1-е место на академическом конкурсе работ молодых иностранных исследователей «Санкэй» в 1997 г. (Токио), на конкурсе работ молодых ученых Российской Ассоциации японоведов в 1999 г. (Москва, Институт Востоковедения РАН).

Работа написана на основе современного действующего уголовного законодательства Японии и развитых стран мира, специальной юридической литературы, в основном зарубежной. В списке литературы приводится 250 источников (в том числе работы зарубежных авторов на иностранных (японском и английском) языках, которые впервые в отечественной науке вводятся в научный оборот). Использовались криминологические и уголовно-правовые исследования японского опыта западных (Ames W., Castberg Didrick A., Clifford W., McNamara Joseph D) и японских (Хироси Ода, Судзуки Ёсио, Такаянаги Кэндзо, Накаяма Кэнити, Кида Дзюнити) ученых – востоковедов и юристов; статистические данные: Белые книги полиции – Главного полицейского управления правительства Японии. («Кэйсацу хакусё», White Paper on Police); Белые книги преступности – Министерства юстиции Японии («Хандзай хакусё», White Paper on Crime); ежегодники уголовной статистики («Кэйдзи токэй нэнкан»); статистические ежегодники Японии («Нихон токэй нэнкан»); статистические ежегодники юстиции («Сихо токэй нэнкан»); судебная практика: решения Верховного Суда Японии (Judgment of the Supreme Court // Кэйсю); решения апелляционных судов (Judgment of Appellate Court // Ko: Keishu); решения Верховного Трибунала (Judgment of the Supreme Tribunal // Кэйроку).

Профессор, доктор юридических наукКоробеев А. И.Профессор, доктор юридических наук,заслуженный деятель науки РФ,заслуженный работник высшей школы РФМихеев Р. И.

Введение

Правовая система японского общества вызывает особый интерес в связи с ее уникальностью, исключительной эффективностью, сравнительной малоизвестностью для российской научной аудитории, и, главное, схожестью социально-правовых и криминологических проблем перехода от коллективистского, авторитарного государственного регулирования к рыночной демократии в послевоенной Японии и в современной России.

Широко известен тот факт, что среди всех развитых стран мира только Япония не страдает от глобального роста преступности: коэффициент преступности здесь в несколько раз меньше аналогичных показателей в странах Западной Европы и США. В Японии уровень преступности наиболее стабилен, рост минимален: в 1990 г. было зарегистрировано 1,7 млн преступлений (коэффициент 1300); в 1998 г. – 1,9 млн (коэффициент 1400); в 2000 г. – 2,2 млн (коэффициент 1800). В результате к началу XXI в. Япония подошла с самым низким уровнем преступности: в 3–5 раз ниже, чем в других развитых странах. Например, на каждые 100 тыс. жителей в Японии приходится всего 2 ограбления, т. е. меньше, чем в США, в 100 раз, Великобритании или Франции – в 55 раз, в ФРГ – в 35 раз. При этом в Японии самый высокий коэффициент раскрываемости – в 2–3 раза выше, чем в указанных странах.

Япония является самой безопасной в отношении развития преступности страной. Японское правительство гордится стабильностью низкого уровня преступности в стране, объясняя это действенностью функционирования системы уголовной юстиции и справедливостью распределения результатов экономического развития. Необходимость изучения зарубежного опыта эффективного противодействия криминогенным факторам определяет актуальность этой темы, особенно для практической уголовной политики современной России, переживающей период пореформенного «криминального взрыва».

Очевидно, что «возможности национальных юрисдикций ограниченны». Интернационализация преступности с ее типичной для многих стран структурой и динамикой диктует необходимость как изучения факторов, являющихся общими для всех государств, так и критической оценки опыта стран, прошедших сходные с Россией стадии социально-экономического пореформенного развития, и учета их практики противодействия криминогенным факторам такого развития.[2]

Данная работа имеет следующие цели:

– комплексный сравнительный анализ состояния преступности в Японии, ее причин;

– критический сравнительно-правовой анализ политико-правовых мер ее предотвращения, их отличий от российских и западных аналогов для выработки, с одной стороны, возможных моделей рецепции японского опыта, введения в научный оборот новых понятий и концепций, а с другой стороны – выявления как преимуществ, так и недостатков отечественной доктрины борьбы с преступностью;

– рассмотрение конкретных уголовно-правовых (теоретических и законодательных) моделей противодействия преступности в Японии, оценка их эффективности применительно к условиям пореформенной России.

Сравнительно-криминологический анализ преступности Японии позволяет под новым углом зрения посмотреть на изменения в динамике и структуре преступности России в период перехода к рыночной экономике, так как Япония совершила переход от милитаризованного тоталитарного государства с фактически плановой экономикой к свободному рынку в исторически короткий период. Анализ уголовной политики Японии дает возможность определить, в чем кроется эффективность японского уголовного права: следует ли это объяснять лучшей разработанностью в сравнении с российскими аналогами правовых институтов, юридической техникой, правоприменительной практикой или соответствием правовой системы устоям японского общества? Чем объяснить успехи уголовной политики Японии: умелым использованием в борьбе с преступностью уголовно-правовых средств или усилением уголовной репрессии?

При всей необоснованной «закрытости» данной темы для отечественной науки ряд исследователей частично восполнили этот пробел, обращаясь к отдельным аспектам рассматриваемой проблемы. Следует назвать работы Ю. Н. Аргуновой, О. А. Белявской, А. А. Пионтковского, И. В. Салтыковой. В конце 90-х годов анализ организованной преступности Японии осуществлен А. М. Ивановым (совместно с А. Г. Корчагиным и В. А. Номоконовым). Неоценимый вклад в становление отечественной уголовно-правовой компаративистики внес В. Н. Еремин работами по анализу права Японии, многочисленными переводами (в том числе и впервые полного текста Уголовного кодекса Японии. ДВГУ, 2000). К сожалению, как справедливо отмечает А. Коморида, комплексные сравнительные исследования преступности Японии в конце 90-х годов не проводятся, а новые первоисточники вводились в научный оборот только О. А. Белявской и В. Н. Ереминым.

Данная работа явилась логическим продолжением трудов отечественных исследователей, представившим анализ преступности на рубеже веков. Коренные изменения этого периода позволяют говорить не просто о новом этапе, но фактически о «другой стране» – постиндустриальной, европеизированной, «шокирующей» своими парадоксами Японии.

Исследование осуществлено благодаря научному руководству доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации, заслуженного работника высшей школы России Родиона Ивановича Михеева.

Также автор выражает благодарность за помощь научному консультанту Владимиру Николаевичу Еремину; профессорам А. Коморида, Е. Синдзи, Ц. Инако; Japan Foundation; Harvard Law School («East Asian Legal Studies» Program), Open Society Institute, “Keio” University, University of Tokyo (Institute of Social Science), кафедрам уголовного права Московского государственного университета и Дальневосточного государственного университета.

Глава I. Преступность в современной Японии

§ 1. Состояние и динамика преступности в Японии

В Японии по сравнению с другими развитыми странами уровень преступности низкий, динамика стабильная, предсказуемая. Однако после процессов изменения индустриальной и социальной структуры (как следствия научно-технической революции) и нынешней длительной экономической депрессии, последовавшей еще за «нефтяным кризисом», в Японии наметилась тенденция медленного роста преступности, ее качественная деформация.

Несмотря на критику системы статистического учета преступности в Японии, высказанную рядом исследователей (И. Салтыкова, К. Уэда), следует признать, что уголовная статистика Японии конца 90-х годов обладает высокой степенью достоверности и отнюдь не «носит подготовительный и фрагментарный характер»[3].

Особенности системы учета преступности в Японии. Основными открытыми официальными источниками уголовной статистики в Японии являются «Хандзай хакусё» («Белая книга преступности» Комплексного научно-исследовательского института министерства юстиции) и «Кэйсацу хакусё» («Белая книга полиции» Главного полицейского управления), а также «Токэй нэнкан» (статистические ежегодники прокуратуры, судебных и пенитенциарных органов, службы пробации). Японская система учета преступности подразделяется на две подсистемы: «Преступления по УК» и «Преступления, предусмотренные специальными законами». В первой подсистеме кроме преступлений, предусмотренных непосредственно Уголовным кодексом, учитываются и преступления, предусмотренные некоторыми специальными законами (Закон о контроле за взрывчатыми веществами, Закон о дуэлях, Закон о наказаниях за насильственные действия, Закон о предупреждении и наказании за кражи, Закон о наказаниях за преступления против окружающей среды). Здесь же учитываются и преступления, связанные с ДТП и приведшие к смерти или телесным повреждениям[4]. В этой подсистеме основной криминологической характеристикой является «коэффициент преступности», который рассчитывается на основании числа зарегистрированных по УК преступлений (исключая автотранспортные), приходящихся на 100 тыс. жителей[5].

Во второй подсистеме учитываются преступления, предусмотренные специальными уголовными законами и нормами об уголовных наказаниях, входящих в административно-правовые законы и нормативные акты местного значения, но учет ведется по числу лиц, дела которых рассматриваются прокуратурой.[6]

В статистических ежегодниках преступления, предусмотренные Уголовным кодексом, подразделяются на шесть групп: имущественные преступления; тяжкие насильственные; иные насильственные; половые; автотранспортные; а также остальные преступления (взяточничество, похищение людей и др.).

«Темная цифра» (величина латентной преступности), неизбежно присутствующая в статистике любого государства, обусловлена в Японии не намеренным искажением информации, а действительно собственно латентной (т. е. неизвестной государству) преступностью. При этом нельзя исключить возможность произвольного подхода полиции к контролю за преступностью: в частности, К. Уэда приводит примеры того, как полиция «не замечает» таких преступлений, как азартные игры, которыми заправляет «борёкудан», вовлечение в проституцию, незаконные аборты. Главное полицейское управление пришло к выводу, что реальный объем преступности по крайней мере в два раза превышает данные официальной статистики (общее число латентных составляет 105 % по отношению к зарегистрированным). С разбивкой по конкретным составам преступления «темная цифра» выглядит так: вандализм – 2500 %, мошенничество – 250 %, нанесение телесных повреждений – 50 %, кражи (исключая кражи с прилавков магазинов) – 100 %.

Для сравнения – аналогичные российские криминологические исследования показывают, что в 90-е годы латентная преступность в России приобрела глобальные масштабы. Сейчас трудно оценить фактические тенденции даже тех особо тяжких преступлений, которые оценивались ранее как невысоко латентные. В Японии же при этом латентность не является следствием произвольной регистрации преступлений. Объясняется это и тем, что основным критерием ведомственной оценки деятельности правоохранительных (следственных) органов служит не динамика или уровень зарегистрированных преступлений, а уровень их раскрываемости.

Особенностью Японии является то, что потерпевшие не обращаются в полицию не потому, что не доверяют ей, а в основном из-за незначительности понесенного ущерба и неудобств процедурного характера. Таким образом, «темная цифра» не возникает самопроизвольно; она – порождение различных обстоятельств, связанных с позицией жертв и произвольным учетом преступности правоохранительными органами.

Общее состояние преступности в Японии после Второй мировой войны. После поражения в войне японский народ оказался перед лицом колоссальных трудностей – экономических (развал национальной экономики), социальных (дезорганизация общества: высокая плотность населения при невероятном удорожании жизни, гигантской безработице (12 млн чел.) и почти полной разрушенности системы социальных служб), духовных (обвал политических и идеологических постулатов, резкие расхождения во взглядах на будущее Японии), наконец, чисто физических, когда люди должны были думать, как выжить им и их близким. Все эти обстоятельства на фоне падения авторитета и возможностей правоохранительных органов породили небывалый скачок преступности. В 1948 г. был отмечен наивысший для всего послевоенного периода «коэффициент возникновения преступлений». В первую очередь возросли кражи, разбойные нападения. Система учета преступности в масштабах всей страны была в основном восстановлена к 1948 г. Тогда, по данным полиции, было зарегистрировано около 1 600 тыс. “преступлений по УК”. По мере нормализации социально-экономической обстановки в стране, выработки новых идейно-политических ориентиров, консолидации общества, формирования послевоенных правоохранительных структур рост преступности прекратился. Но приблизительно с 1954 г. она вновь начала расти, что было очевидным следствием начала урбанизации.

Серьезные социальные изменения в стране начались в 60-е годы. Высокие темпы экономического развития вывели Японию по показателям ВНП на 3-е место в мире. Ускорился процесс концентрации населения в городах. Происходили изменения в образе жизни и сознании населения. Японский обыватель стал считать нуклеарную семью, западную культуру и потребительские стандарты непременными атрибутами идеального образа жизни. Японское общество приблизилось к новому этапу своего развития. Но несмотря на то, что в 50–60-е годы число преступлений по УК росло медленно, высокие темпы экономического развития изменили не только облик национальной экономики, но и криминогенную ситуацию.

Так, В. Еремин отмечает, что хотя резких количественных изменений преступности в этот период не было, произошли резкие подвижки в территориальном распределении криминальной активности. Преступность продемонстрировала склонность концентрироваться в зоне и вокруг зоны передового промышленного производства с шестью крупнейшими префектурами в качестве ядра. В то же время в районах Тохоку, Санъин и Южного Кюсю, откуда происходил переток рабочей силы в индустриальную зону, наблюдалась тенденция к стремительному сокращению преступности. Связь между демографическими и криминогенными явлениями несомненна. В городах, куда перемещалась в поисках работы молодежь, увеличивалось число краж, ибо преступления такого рода совершаются в большинстве случаев представителями именно этой возрастной группы. Прежде всего из-за краж росла и преступность в целом. Спад числа краж и уровня преступности фиксировался в районах – поставщиках трудовых ресурсов, особенно в деревне.[7]

Затем на протяжении двух десятков лет происходило снижение преступности. Это был период высоких темпов экономического развития, и именно сбалансированное состояние экономики явилось главной причиной улучшения криминогенной обстановки.

В середине 70-х годов в японском обществе одно за другим стали проявляться социальные противоречия, порожденные высокими темпами экономического роста Японии. Экономический кризис явился сильным ударом для Японии, в результате чего наступила длительная депрессия. Постепенно менялось и общественное сознание. С 1970 г., когда было зарегистрировано примерно 1,9 млн преступлений, по 1973 г. наблюдался определенный спад. В 1974 г. было зафиксировано примерно 1,7 млн преступлений. Однако с 1975 г. началось, пусть и неровное, но увеличение числа преступлений, которое приблизилось к уровню 1970 г. (в 1980 г. – более 1,8 млн). Рост происходил преимущественно за счет увеличения числа автотранспортных преступлений. Количество же преступлений, предусмотренных УК (исключая автотранспортные), сокращалось: в 1973 г. – примерно 1190 тыс. преступлений, т. е. меньше, чем за любой другой послевоенный год. Впрочем, с 1974 г. начался и их рост: в 1980 г. было зарегистрировано 1360 тыс. преступлений. Медленные темпы роста преступности в период с 1975 г. резко контрастируют со значительными изменениями в ее качественной структуре. Следует согласиться с объяснением В. Еремина, что это, видимо, и была «социальная плата за непростой переход к умеренным темпам экономического развития и за высокое напряжение (может быть, правильнее сказать – за перенапряжение) всех сил общества, мобилизованных во имя создания экономической основы национального благосостояния и обеспечения самостоятельности государства в решении международных проблем. Ну, а низкие скорости роста преступности объяснялись и тем, что лидеры страны добивались, насколько это им удавалось, смягчения ложившегося на массы бремени, и тем, что совершенствовалась уголовная политика, проводимая набиравшимися опыта государственными службами»[8].