Избранные труды. Том II

Есть необходимость обстоятельно рассмотреть вопрос об участии в уголовно-процессуальном доказывании такого его субъекта (участника), каким является защитник. Согласно ст. 49 УПК РФ «защитником является лицо, осуществляющее защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающее юридическую помощь при производстве по уголовному делу».

Как субъект уголовно-процессуального доказывания защитник сочетает в себе полномочия самостоятельного участника уголовного процесса (выбор средств, методики и тактики защиты) с полномочиями представителя обвиняемого, мнением которого он, безусловно, связан при совершении наиболее ответственных процессуальных действий и выборе конечной позиции по делу. В соответствии со ст. 53 УПК РФ защитник наделяется большим объемом процессуальных прав, в том числе иметь свидания со своим подзащитным наедине и конфиденциально, представлять доказательства, присутствовать при предъявлении обвинения, участвовать во всех следственных действиях, проводимых с участием подозреваемого, обвиняемого, знакомиться с любыми материалами уголовного дела, заявлять ходатайства и отводы, участвовать в судебном разбирательстве в судах первой, второй и надзорной инстанций, а также при рассмотрении вопросов, связанных с исполнением приговора, приносить жалобы на действия и решения дознавателя, следователя, прокурора, суда и участвовать при их рассмотрении судом, использовать иные не запрещенные УПК РФ средства и способы защиты.

В связи с наделением защитника правом не только представления доказательств, но и их собирания (п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК РФ) возникает вопрос о праве защитника на производство так называемого «параллельного расследования», предполагающего, в частности, и самостоятельное производство защитником следственных действий.

Исходя из того, что расследование уголовных дел есть государственная деятельность, осуществляемая органами и лицами, наделенными властными полномочиями, позволяющими им применять меры государственного принуждения к лицам, не выполняющим их предписания (веления), следует вывод, что защитник (а им чаще всего выступает адвокат – член специального негосударственного профессионального объединения юристов) лишен права на производство урегулированных УПК РФ следственных действий. Его деятельность по собиранию доказательств может согласно ч. 3 ст. 86 УПК РФ проявляться в: а) в получении предметов, документов и иных сведений; б) в опросе частных лиц с их согласия; в) в истребовании справок, характеристик, иных документов из организаций, которые обязаны представлять запрашиваемые документы или их копии.

Единственное предназначение защитника – защищать. Никаких иных процессуальных обязанностей он не имеет. Именно это и определяет характер участия защитника в уголовно-процессуальном доказывании, а объем его прав предопределяет степень активности по защите прав и интересов подзащитных в любых стадиях уголовного процесса.

В производство по уголовному делу вовлекаются и такие участники уголовного процесса, как свидетели, эксперты, специалисты, переводчики и понятые. Все эти лица наделяются определенными процессуальными правами (ст. 56–60 УПК РФ), реализуя которые они могут способствовать установлению обстоятельств расследуемого или рассматриваемого в суде уголовного дела. В силу отсутствия у таких участников процесса собственного интереса в разрешении обвинения и связанных с ним вопросов все такие лица не являются самостоятельными субъектами уголовно-процессуального доказывания.

Следующим звеном познавательной цепочки уголовно-процессуального доказывания является цель, а также обстоятельства, подлежащие установлению по каждому уголовному делу. Рассмотрим эти вопросы.

1.4. ЦЕЛЬ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ДОКАЗЫВАНИЯ, ЕГО ПРЕДМЕТ И ПРЕДЕЛЫ

Вопросы о том, что есть истина и каковы возможности ее познания, всегда интересовали человечество.

Вслед за Г.В. Гегелем, изложившим свои идеи об истине в основополагающем труде «Наука логики», Н.А. Бердяев обратил внимание на то, что «истина имеет два смысла: истина как знание о реальности и есть истина как сама реальность»[55]. Во втором своем смысловом значении истина есть некая абстракция, объективная реальность, своего рода конечная субстанция, существующая вне человеческого сознания. Такую истину в философии принято именовать объективной истиной[56]. Ее практическая значимость заключается в некоем образе, к постижению которого стремится человеческое мышление.

Являясь разновидностью человеческого познания, уголовно-процессуальное доказывание стремится к достижению объективной истины, установление которой является его целью. В теории познания объективная истина понимается как такое знание о свойствах и особенностях объекта, которое воспроизводит их в сознании познающего субъекта такими, каковы они есть в действительности. Объективной истиной является знание, содержание которого существует объективно, независимо от сознания и воли человека. Будучи объективной по своему содержанию, объективная истина субъективна по своей форме. В силу таких обстоятельств успех в достижении объективной истины в ходе познавательной деятельности зависит также и от того, как познающий будет соблюдать законы логического мышления. Неверное мышление может привести к неверным выводам, фактам, на основе которых может быть получено искаженное, ложное знание.

Установить по расследуемому или разрешаемому уголовному делу объективную истину – это значит признать, что выводы соответствующих следственных, прокурорских и судебных органов по подлежащим выяснению по существу дела вопросам сделаны в полном соответствии с действительностью[57].

Вопрос о возможности и необходимости установления объективной истины в процессе расследования и судебного рассмотрения уголовного дела в юридической литературе поднимался неоднократно. При этом следует отметить, что многие авторы считают не только невозможным, но даже и необязательным получение истинных знаний в судебном исследовании и пытаются теоретически обосновать это. Характерно мнение А.М. Уилшера, писавшего о том, что «даже в уголовных делах не является необходимым представление доказательств настолько решительных, чтобы они не оставляли никакого сомнения…»[58]. При таком подходе всегда есть возможность направить расследование или судебное разбирательство и даже вынести приговор в угоду чьим-то корыстным интересам, а об объективности здесь и говорить трудно.

Российская правовая наука относительно поставленных вопросов также богата различными суждениями. Устав уголовного судопроизводства 1864 г. требовал от председателя суда такого направления судебного разбирательства, которое наиболее способствовало бы раскрытию истины по делу (ст. 613).

И.В. Михайловский утверждал, что задачей суда «должно быть не стремление к отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине юридической»[59].

Другие юристы такую же мысль выражали несколько иначе. По мнению проф. В. Случевского, «о полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден по несовершенству средств человеческого правосудия удовлетворяться по необходимости лишь более или менее высокой степенью вероятности»[60].

Излагая вопрос об объективной истине и возможности ее установления, проф. И.Я. Фойницкий прямо указал, что в основе судебной деятельности лежит «практическая достоверность» как один из видов вероятности[61].

Подобными суждениями, иногда даже в еще более резких формах, полны работы многих ученых, посвященные как общей теории права, так и теории уголовного процесса, относящиеся к гораздо более позднему периоду. Так, в книге «Введение в науку права» Г. Радбух писал: «Юрист – служитель формы, не существа, то есть справедливости»[62]. Следовательно, здесь целью судебного доказывания является только формальная (процессуальная) истина.

Английский юрист Г. Ноукс, противопоставляя научное и практическое знание, приходит к категорическому выводу о недоступности для суда достоверного познания происшедшего в действительности. «Заменителем достоверности, – по его мнению, – должна быть только вероятность»[63].

В вопросе о понятии истины, о ее достижении в судебном процессе отдельные ученые стояли, как видим, на позициях агностицизма, недоступности познания человеком окружающей действительности. Поэтому они считали не нужным стремиться к истине с позиции ее достоверности, полагая при этом достаточным ограничиваться вероятной истиной.

В советской уголовно-процессуальной науке также имели место суждения о возможности принятия процессуальных решений на основе вероятных выводов. Правда, в гносеологическом плане они несколько разнились. Так, М.А. Чельцов исходил из возможности достижения объективной истины по лишь некоторым делам[64]. Другие юристы приходили к такого рода заключениям из-за противопоставления истины относительной истине абсолютной и смешения относительной истины с вероятными суждениями[65].

Взгляды этих ученых давали возможность правоохранительным органам выносить неправосудные решения по уголовным делам. В силу этого такие взгляды, как только стало возможным, в период «оттепели» (конец 50-х – начало 60-х гг. прошлого столетия) были подвергнуты суровой, но справедливой критике[66]. В последние 30–40 лет в советской, а впоследствии и российской уголовно-процессуальной науке и практике утвердилось мнение о том, что органы предварительного следствия и суда не только могут, но и должны, обязаны установить объективную истину по каждому уголовному делу и, как следствие этого, прийти к единственно правильному, достоверному выводу об обстоятельствах, которые подлежат доказыванию по уголовному делу[67]. В противном случае не исключается возможность не только незаконных и необоснованных арестов, привлечения к уголовной ответственности, но и осуждения, о чем сообщалось в литературе. Одним из предназначений уголовного процесса в соответствии со ст. 6 УПК РФ 2001 г. является «защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод». Из практики правоохранительных органов должны быть полностью исключены необоснованные задержания и аресты, незаконное привлечение граждан к уголовной ответственности, фальсификация материалов дел и другие недозволенные методы. Каждый такой случай следует расценивать как чрезвычайное происшествие с соответствующими строгими выводами. Только такой подход к проблеме объективной истины, возможности и необходимости ее установления по каждому уголовному делу является непременной гарантией конституционных прав и свобод человека и гражданина.

Вместе с тем вызывает тревогу полное отсутствие в УПК РФ 2001 г. какого-либо упоминания об истине. Категория «истина» предана забвению. Нет ее при формулировании назначения уголовного процесса (ст. 6 УПК РФ), тех задач, которые призвана решать в области криминальных отношений правоохранительная система; из числа принципов уголовного процесса исчезло требование о необходимости всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств расследуемого или разрешаемого уголовного дела; вводится институт «судебной сделки», совершенно не требующий того, чтобы суд (судья) исследовал все обстоятельства совершенного подсудимым преступления и тем самым познал по уголовному делу истину и т. д.

Такое отношение законодателя к истине означает, что в практической деятельности ее и не надо устанавливать, достаточно лишь высокой (весьма аморфное слово. – Авт.) степени (сугубо субъективная оценка. – Авт.) вероятности возможной виновности лица в инкриминируемом деянии, чтобы считать его вину доказанной[68]. Но это может привести к возрождению идей А.Я. Вышинского и ему подобных, к новому витку незаконного осуждения, что не должно и просто не может иметь место в демократическом правовом государстве (ст. 1 Конституции РФ). Естественна и та тревога, которая возникла в связи с таким отношением законодателя к проблеме истины. Думается, что законодатель изменит свое отношение к истине; правда всегда торжествует.

При рассмотрении характера установленной по делу объективной истины необходимо учитывать, что «человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из сумм относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания»[69].

Достигаемая по уголовному делу истина не может быть охарактеризована только как истина абсолютная в силу неполноты, ограниченности ее предмета. Мы должны считаться с тем, что предметом исследования в судопроизводстве является конкретное событие с определенными свойствами, связями, сторонами. Задача такого исследования имеет достаточно ясные пределы, которые определены законом. Как известно, каждое совершенное преступление являет собой совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых объективных и субъективных фактов, которые в свою очередь тоже связаны многочисленными нитями с другими явлениями общественной жизни. Каждое преступление вызывается какими-то причинами и само является причиной определенных следствий, которые выступают как причины уже новых, других событий и действий. Этот процесс может быть достаточно длительным. Законодатель не требует от следователя выяснения всех фактов, так или иначе относящихся к данному преступлению. Например, чтобы правильно квалифицировать преступление, законодатель требует точно установить не все, а только строго определенные факты, которые соответствуют признакам какого-то определенного состава преступления. Академик В.Н. Кудрявцев отмечает, что решение суда о квалификации преступления будет иметь абсолютный характер (т. е. точно соответствовать правильно познанным обстоятельствам, содержанию уголовно-правовой нормы) и одновременно относительный, так как здесь будет учтена только определенная группа признаков события из бесконечного числа свойств, характеризующих его в различных аспектах[70]. В силу того, что для принятия процессуального решения по разрешаемому уголовному делу (скажем, для постановления судебного приговора) законодатель согласился считать истинным то, что образует содержание конструктивных элементов состава преступления, а также обусловливает обоснованность меры ответственности виновного в преступлении, такую истину можно считать еще и конвенционной. Социум полагает определенную совокупность фактов и обстоятельств достаточной для того, чтобы считать истину по конкретному уголовному делу объективно (реально) установленной.

В уголовном процессе следователь, прокурор, суд (судья) познают, доказывают только строго определенную часть того, что произошло в действительности, только существенные стороны и связи события в тех пределах, которые необходимы для выполнения стоящих перед ними задач – раскрыть преступление, установить виновных и обеспечить справедливое наказание их судом. Именно в этом смысле достигаемая в уголовном процессе объективная истина является по своему характеру относительной.

Относительная истина относится к истине абсолютной как часть к целому и служит своеобразной ступенькой для достижения абсолютной истины. Поэтому относительная истина допускает дальнейшее исследование, познание, в ходе которого она будет дополняться и уточняться.

Объективная истина – это такая совокупность знаний об обстоятельствах уголовного дела, которая правильно отражает реальность, существующую независимо от сознания следователя, прокурора, судьи.

Следователь не вправе подменять вероятными суждениями относительную истину, а также противопоставлять относительную истину абсолютной. Этот запрет базируется на положении об исторической условности пределов приближения наших знаний к абсолютной истине, об исторической условности контуров рисуемых нами картин окружающей реальной действительности.

В связи с этим Ф.Н. Фаткуллин правильно подчеркивает: «Всякая истина конкретна, и она является объективной лишь тогда, когда абсолютно достоверно (хотя и неполно) отражает реальную действительность. Нельзя проводить принципиальное различие между относительной истиной и достоверностью фактов, устанавливаемых в уголовном судопроизводстве, и пытаться таким образом обосновать вероятный, условный характер обстоятельств, устанавливаемых органами следствия и суда. Объективная истина в уголовном судопроизводстве достигается только тогда, когда знания об искомых фактах и их признаках абсолютно достоверны, когда эти факты из “истины в себе” стали “истиной для нас”. Никогда нельзя утверждать об истинности выводов, носящих вероятный характер. Любая, даже самая высокая степень вероятности не может заменить собой достоверное, истинное знание предмета. Она не исключает того, что выводы об обстоятельствах дела не соответствуют объективной действительности. Поэтому ограничение цели процессуального доказывания вероятными суждениями может привести к судебным ошибкам и, стало быть, к грубому нарушению социалистической законности»[71].

Необходимо отметить, что приведенным выше определением объективной истины в уголовном процессе как совокупности знаний, правильно отражающей существующую реальность, охватываются достоверные выводы следователя, прокурора и суда, во-первых, о наличии или отсутствии тех конкретных фактов и обстоятельств, которые доказываются по уголовному делу, и, во-вторых, об их юридически значимых свойствах, социально-правовой сущности установленных по делу фактов и обстоятельств. При этом надо иметь в виду, что имевшиеся в действительности факты и их свойства, т. е. внешняя и внутренняя сторона содеянного, равнозначны для правильного разрешения дела. До тех пор пока не познаны сами искомые факты, а также все их существенные свойства, мы не можем говорить, что установили по уголовному делу объективную истину. Любые черты, свойства того или иного деяния, в том числе и учитываемые в качестве конструктивных признаков состава конкретного преступления, существуют объективно, независимо от сознания следователя, прокурора, суда. Поэтому уголовно-процессуальное доказывание и есть познание реальной действительности, фактов и обстоятельств конкретного уголовного дела в их социально-правовой сущности. Именно поэтому нельзя отделять процесс отыскания истины по делу от применения следователем, прокурором, судьей норм права, поскольку это есть две стороны единого процесса, которые переплетаются, взаимовозникают в процессе познания окружающей, независимой от нашего сознания объективной реальности. Всякое другое решение этого вопроса противоречило бы положению о том, что для познания предмета нужно вникнуть в его сущность, охватить и изучить все его стороны, связи и опосредования. Но содержание устанавливаемой по уголовному делу объективной истины, как нам представляется, не исчерпывается только установлением фактов и их правовой оценкой. «Если понятие преступления предполагает наказание, то действительное преступление предполагает определенную меру наказания»[72]. Суд в каждом конкретном случае обязан найти такую меру наказания, которая бы правильно определяла характер содеянного и служила единственным верным средством для исправления и перевоспитания виновного в совершении преступления. Если такая мера найдена и она соответствует объективной реальности, выводы суда об этом являются истинными. При таком подходе вполне логично предположить, что понятием объективной истины по делу должна охватываться не только мера уголовного наказания, но и любая другая мера юридической ответственности, которая определяется судом в отношении виновного в совершении конкретного преступления. Здесь необходимо отметить, что объем гражданско-правовой ответственности за материальный ущерб, причиненный преступлением, характеризуется такими же объективными факторами, как и мера уголовного наказания. Она тоже должна точно соответствовать реальному положению вещей, т. е. быть истинной.

Таким образом, из всего сказанного можно сделать вывод о том, что уголовно-процессуальное доказывание является единственным способом установления объективной истины по уголовному делу, под которой подразумевается соответствие реальной действительности выводов следственных, прокурорских и судебных органов по расследуемому и разрешаемому уголовному делу о наличии или отсутствии искомых (устанавливаемых) фактов, их юридически значимых свойствах и о мере юридической ответственности виновного.

Установить объективную истину по уголовному делу можно только тогда, когда все посылки и выводы верно отражают объективную реальность, сами являются истинными.

Достижение объективной истины по уголовному делу на основе уголовно-процессуального доказывания во многом предопределяется четким представлением о предмете данной деятельности.

Предмет уголовно-процессуального доказывания необходимо отличать от его объекта. В качестве последнего выступает «совокупность обстоятельств, явлений и процессов, истинное и достоверное познание которых определяет правильное разрешение уголовного дела, выполнение задач уголовного процесса»[73], в то время как «предмет доказывания (познания) – это определенный «срез» свойств, отношений преступления, познание которых необходимо для решения его (доказывания. – З.З.) задач»[74].

Как видим, предмет доказывания специфичен тем, что образующие его факты и обстоятельства необходимо исследовать сквозь призму задач уголовного процесса, установления по каждому уголовному делу объективной истины. Причем эти факты и обстоятельства всегда представляют собой явления материального мира, существуют реально, вне зависимости от того, сумеет или нет познать их тот или иной участник уголовного процесса. Такие факты и обстоятельства могут быть не только явлениями прошлого, имевшими место на момент совершения преступления, но и «наличными», продолжающими существовать и даже наступившими в период расследования и разрешения уголовного дела. Сюда, к примеру, относятся обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого (подсудимого), только что наступающие последствия содеянного (психические расстройства) и т. д.

В процессуальной литературе нет единства по вопросу о том, состоит ли предмет уголовно-процессуального доказывания только из конкретно указанных в уголовно-процессуальном законе обстоятельств[75] или он включает в себя еще и так называемые «доказательственные факты»[76]. При этом иногда утверждается, что в уголовно-процессуальном доказывании доказательственные факты носят лишь «подсобный» характер[77].

Но доказывание в уголовном процессе не может разделяться на «основное» и «подсобное», оно всегда складывается из одних и тех же элементов, подчинено одним и тем же гносеологическим законам, преследует одну и ту же цель. Если, допустим, совершение лицом преступного деяния подтверждается показаниями очевидцев, то собирание, проверка и оценка доказательственных фактов, подкрепляющих и дополняющих такие показания, не могут считаться доказыванием «подсобным». Это тем более нелогично в тех случаях, когда выводы органов следствия и суда основываются исключительно на доказательственных фактах; иначе пришлось бы признать «подсобным» все доказывание по делу. Интересы достижения по расследуемому или разрешаемому уголовному делу объективной истины обусловливают необходимость включения в предмет уголовно-процессуального доказывания каждого факта и обстоятельства, без установления которого нельзя правильно разрешить дело.

Сказанное позволяет согласиться с утверждением о том, что «предметом процессуального доказывания должны признаваться все – происшедшие и наличные, юридические и доказательственные – факты и обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела»[78].

В силу того что факты и обстоятельства, входящие в предмет уголовно-процессуального доказывания, многочисленны и по своему характеру разнообразны, важно правильно их классифицировать на определенные группы.

Первую группу образуют факты и обстоятельства, находящиеся в рамках конструктивных признаков того или иного состава преступления и имеющие непосредственное уголовно-правовое значение. В прямой зависимости от них находится, прежде всего, квалификация преступления по той или иной статье (части, пункту) уголовного закона. Таковыми являются: а) противоправное деяние, степень его осуществления, а также время, место, способ совершения преступления; б) факт совершения преступления или участие в нем определенных лиц, достигших возраста, с которого, согласно ст. 20 УК РФ, возможна уголовная ответственность; в) факт наличия или отсутствия вины этих лиц в совершении преступления, форма их вины, мотив и цель; г) вредные последствия содеянного, их характер, объем и причинная связь с деяниями виновных; д) отягчающие и смягчающие вину обвиняемого (подсудимого) обстоятельства.

Как видим, в эту группу входят факты и обстоятельства, составляющие как основные, так и дополнительные (факультативные) элементы конкретного состава преступления. Последние входят в эту группу лишь при условии, что от их установления зависит доказанность вообще наличия преступления, квалифицируемого по соответствующей уголовно-правовой норме. Для того чтобы, к примеру, квалифицировать деяние охотника по ч. 1 ст. 258 УК РФ, необходимо, в частности, установить, что он охотился: «а) с причинением крупного ущерба; б) с применением механического транспортного средства или судна, взрывчатых веществ, газов или иных способов массового уничтожения птиц и зверей; в) на птиц и зверей, охота на которых полностью запрещена; г) на территории заповедника, заказника либо в зоне экологического бездействия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации». Как видим, в зависимости от последствий, средств и способов, объекта охоты, ее места находится ответ на вопрос о том, является ли конкретная охота законной или незаконной, есть или нет в действиях охотника состава преступления. Если же такие явления, как время, место, способ, обстановка совершения преступления, равно как и мотив и цель преступления, вредные его последствия (к примеру, размер вреда) не влияют на квалификацию преступления (при краже, например, время ее совершения для квалификации по ст. 158 УК РФ значения не имеет), то они входят в другую (чаще во вторую) группу фактов и обстоятельств предмета уголовно-процессуального доказывания.