Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

В своих письмах Гебауэру, которые ввел в научный оборот чешский исследователь Я. Опат, Масарик констатировал, что российские научные круги были великолепно осведомлены об обстановке в Чешских землях[22]. Особенно плодотворной была встреча Т.Г. Масарика с известным славистом В.И. Ламанским (1833–1914) и академиком А.Н. Пыпиным (1833–1904).

Перед тем как впервые отправиться в Россию, Масарику пришлось выдержать своего рода бой со своими недоброжелателями из чешских университетских кругов. Те направили в Министерство образования в Вену на него донос, в котором выставили Масарика «русофобом и панславистом»[23]. И ему стоило больших трудов развеять инсинуации и добиться получения визы на поездку.

После дела с происками пражских недругов в Вене лучшей «визитной карточки» Масарику в России и не требовалось. Может быть, этот случай заставил Масарика впоследствии более критично подходить к характеристике и анализу внутренней обстановки и атмосферы царской России.

Другой своего рода рекомендацией Т.Г. Масарику стала рецензия Э.Л. Радлова на труд Масарика «О конкретной логике» в Журнале Министерства народного просвещения (далее – ЖМНП)[24]. Из анализируемой переписки двух ученых следует, что Радлов подробным образом ознакомился с вышедшим несколько ранее (в 1885 г.) чешским изданием «О конкретной логике» и изложил свои развернутые соображения в письме Т.Г. Масарику еще в ноябре 1886 г., т. е. за год до публикации рецензии в ЖМНП. Радлов писал, что книга Масарика доставила ему большое удовольствие и сообщал, что приложит усилия по переводу труда на русский и его изданию в надежде, что в этом ему повезет на сей раз больше, чем когда-то с работой о самоубийстве[25]. Он также сообщал, что готовится опубликовать небольшую рецензию на «Конкретную логику» в ЖМНП. Сравнивая развернутые замечания к работе, изложенные Радловым в этом письме, с текстом рецензии, вышедшей годом позже в ЖМНП, приходишь к выводу, что по своей натуре Радлов был весьма деликатным и дипломатичным критиком. Его основные критические замечания, высказанные в письме, не попали в журнальную рецензию. В ней он лишь отметил, что «если бы цель нашей заметки состояла в критике сочинения, то на этом пункте мы остановились бы подробнее, но мы желаем лишь, чтобы книга не прошла незамеченною, и очень порадовались бы, если бы появился русский перевод этого труда»[26].

Чешский ученый Я. Опат справедливо отметил, что в Ясную Поляну Масарика «привело то, что он находил в Толстом стремление к истинной нецерковной религии, в чем увидел его значение для России и остального мира». Особенно тонко подметили связь Масарика с Толстым на этой почве его словацкие последователи, а точнее В. Шробар. Он писал на рубеже XIX–XX вв.: «Масарик будил охоту к труду и жизни в каждом, кто имел случай познакомиться с ним или с его сочинениями. Масарик побуждал к духовному труду, воскрешал души. И здесь он сошелся с Толстым. Толстой учил любить Бога и ближнего, Масарик научил нас чтить духовные основы человека: душу и разум. Толстой звал к любви во имя закона вечного, трансцендентального, Масарик во имя человечности, во имя здравого рассудка, но оба вели к одному – к нравственному возрождению человека, Толстой дорогой чувства, Масарик путем разума. Славянство редко когда переживало такое счастливое время: два величайших его мыслителя в полном согласии друг с другом прокладывали нам дорогу к чистейшему идеалу человечества – к гуманности»[27].

Масарик был восхищен пребыванием в России, был в восторге от ее просторов[28]. Он писал о своих впечатлениях от российской столицы в письме Гебауеру: «Петроград прекрасен. Эти огромные широкие улицы, эти великолепные огромные площади и удивительно огромные здания, и эта широкая Нева – я часто брожу часами и часами и дивлюсь, дивлюсь… Это удивительное мне чувство – жить в славянском независимом и бесконечно огромном государстве! Но однако об этом расскажу потом (выделено Масариком. – Е.Ф.).»[29]

В 1890 г. Т.Г. Масарику исполнилось 40 лет. Ему не удалось в юбилейном году побывать еще раз в России, хотя он и намеревался осуществить поездку. В 1890 г. в Россию собрался его коллега, чешский политик К. Крамарж и обратился к Масарику за рекомендациями.

В письме Крамаржу от 10 марта 1890 г. Масарик писал: «Дорогой друг, вот несколько рекомендаций. В Варшаве в русскую общину Вас введет Первольф, в польскую – д-р Карловиц (этнограф, грамматик) (обоим прилагаются записки). Я жил в отеле «Краковский», хороший. В Петрограде Вас, наверное, введет г. Стрейчик, если он там. В Варшаве это письмо пошлите ему почтой. Г-н Стрейчик военный беженец и знаком с Дртиной (не знаю, напрямую ли). Он стал православным – я надеюсь, что из убеждения, – и он Вам в Петрограде может помочь.

В Петроград я даю также рекомендацию доктору Радлову, служащему Императорской публичной библиотеки. Он поможет Вам, если нужна будет библиотека. Что касается других, прилагаю письмецо Пыпину, известному автору «Истории славянских литератур». Он либерал, западник. Он введет Вас и расскажет о своем круге, в то время как через Ламанского (Стрейчика) Вы попадете в православно-русско-славянофильские круги. Но к ним Вы можете выйти от Петрова (к Ламанскому).

Адреса:

К. Бржеский С[анкт]П[етербург] Гороховая 13 кв[артира]31.

Он с Кайзлом состоит в литературном контакте. Он, видимо, поляк.

Никольский

Доцент и служащий в Министерстве иностранных дел.

Судейкин Власий, Вас[ильевский] остров, 5 линия, 36.

Да этого и хватит. В Москву и другие места получите также рекомендации. Я туда напишу.

P.S. Г-ну Стрейчику, как приедете, нужно самому написать письмо. Я сообщил ему о Вашем приезде, чтобы он Вас встретил на вокзале и разместил в какой-нибудь меблированной комнате. Ваш Масарик»[30].

В начале 1890-х гг. в русскую публицистику просачивалась информация о политической обстановке в Чешских землях, причем благодаря чешским корреспондентам. Следует указать на статью под заголовком «Письмо из Праги» некоего Утиса, опубликованную в «Славянском обозрении» (выходило под редакцией И.С. Пальмова) в 1894 г.

Т.Г. Масарику Утис[31] в своей статье посвятил особый раздел. Утис писал, что Масарик «прибыл в Прагу с надменной наивностью, как будто жизнь чешская была необработанной почвой, новью своего рода, дожидающейся сохи нового пахаря. Он сумел выставить себя универсальным реформатором науки, политики и народной жизни вообще. До сих пор никому не удалось вникнуть в тайну Масариковского реализма, но многие именно среди университетской молодежи, сделались преданнейшим его орудием»[32].

В начале своей заметки он остановился на политических реалиях Чешских земель после выборов в австрийский рейхсрат 1891 г. и последовавшего успеха младочешской партии. Утис кратко охарактеризовал расстановку сил внутри партии, выделив крылья либералов, партии прогрессистов, панславистов (или славянских идеалистов) и реалистов во главе с Масариком. О реалистах он отметил, что те сомневаются «в значении прошлых и настоящих идеалов народа чешского», их склонность «к научным теориям вообще (они иногда хвастаются знанием пяти культур) не дозволяет им даже воздавать должное прежним труженикам возрождения, особенно тем, в сочинениях которых взлелеяна мысль о взаимности славянской»[33]. Утис подметил, что все фракции младочехов «соединились под знаменем государственного права чешского королевства (короны св. Вячеслава), предполагающего равноправность чешского языка с немецким, но все вместе чувствуют, что общий ход политических дел Австрии развивается в каком-то другом направлении»[34].

Автор констатировал, что «чешский народ стоит на своем посту, окруженный со всех сторон одними только врагами, а слов утешения и ободрения ниоткуда не слышит, – может быть, напрасно и дожидается!?…»[35]

Особый интерес представляет характеристика Утисом чешского течения реализма: «Реализм в политике чешской означает не то метод, не то идею, – название заимствовано от реализма литературного. Реализм как политическая программа был внесен Масариком еще в аудитории чешского университета. В качестве теоретического воззрения, реализм умеет блистать самыми новейшими верхушками науки. Не принципы, а способ применения реализма к практике встревожил многих искренних и при этом не бессмысленных чешских патриотов. Масарик во время многолетнего своего пребывания в Вене, откуда прибыл в университет чешский, отвык от чешского образа мыслей»[36].

Автор критиковал реалистов и Т.Г. Масарика за то, что они выставляют себя единственными защитниками науки, прогресса и свободы исследования, но сами нетерпимо относятся к взглядам русской науки на прошлое чешского народа, как оно, например, освещено Гильфердингом, Ламанским, Будиловичем, Пальмовым и проч. «Вообще, они (Масарик, реалисты. – Е.Ф.) – заклятые враги идеи кирилло-мефодиевской»[37].

«Все-таки реалисты, – подчеркивал далее автор, – употребляют все усилия к тому, чтобы заставить общественное мнение считать их лучшими друзьями славянства. У них всегда Янусово лицо; вы почти никогда не разберете или очень редко, какое их настоящее убеждение. Реалисты считаются у народа поклонниками и сподвижниками западного латино-германского мира, который давно уже поставил себе целью – полное отчуждение чехов от славянского Востока. Реалисты доказывают иногда, что так называемая программа культурного славянского единения невозможна потому, что нельзя „вернуть исторический процесс" или – как старочехи выражаются, – что „цыпленку не воротиться в яйцо“.

Словом, независимость науки и свобода исследования у реалистов значит не что иное, как отворить дверь настежь влиянию „Европы“ и закрыть ее для воззрений славяно-русских.

Все это производит в чешской публике впечатление неискренности и даже краковский „Czas“ упрекнул реалистов в недостатке у них „политического характера“.

Но у реалистов есть и заслуги. Они содействовали развитию в молодом поколении энергии воли и духа предприимчивости; жаль только, что немалой части молодежи внушили и свое недоброжелательство к славянской идее, которая получила свое развитие у русских и других лучших деятелей славянского возрождения. Реалисты обратили также внимание молодого поколения на вопросы социальный и рабочий, но вместе с этим приучили его к свойственной им надменности и самообожанию. Одна часть университетской молодежи, которая считает себя „прогрессистами", является точным олицетворением выдающихся качеств и пороков реалистической школы», – писал чешский корреспондент из Праги[38].

В итоге, как подчеркивал автор письма, реализм впредь стоило бы охарактеризовать особо, так как «в Чехии он является чем-то особенным и сделался, по-видимому, новой закваской в жизни чешского народа» (выделено мной. – Е.Ф.)[39].

Из анализа публикации чешского деятеля Утиса следует, что на восприятии Масарика сказывались отголоски политической борьбы в Австрии и Чешских землях. Однако мнение официальных кругов России формировалось во многом на основе дипломатических сводок. Большйя заслуга в осмыслении метода Масарика принадлежала русскому философу Эрнесту Львовичу Радлову. Масарик и Радлов нашли общий язык, быстро сблизились еще в Вене, и с тех пор можно говорить о многолетней прочной дружбе двух ученых. Так, благодаря Радлову доцент Масарик заинтересовался Достоевским. Летом 1882 г. Радлов побывал даже в гостях на родине Масарика в Моравии. На «Очерки истории русской философии» Э. Радлова (СПб., 1912) активно опирался Масарик в своей книге «Россия и Европа».

Изложенные в ней (во многом по Радлову) основные черты и национальные особенности русской философии заставили Радлова вновь вернуться во втором издании «Очерков…» (1920 г.) к переосмыслению ее характеристик. В этой работе впервые в русской историософии, и это подчеркнем особо, Радлов упоминает «Россию и Европу» Т.Г. Масарика: «Масарик в своей книге о религиозной философии в России обратил внимание на тот характерный факт, что Гегель характеризует немцев и их отношение к религии совершенно теми же чертами, какими Хомяков рисует русских и их отношение к православию»[40]. Причем «Россия и Европа» Масарика в библиографии к «Очеркам.» (которая содержала всего 6 позиций) была включена под пунктом 5; в котором Радлов подчеркивал, что «на немецком языке следует отметить замечательный труд: Masaryk Th. Zur russischen Geschieсhst-Religionsphilosophie. В 2 т. Jena, 1913». «Это наиболее полная характеристика русской философии из всех до настоящего времени имеющихся (выделено мной. – Е.Ф.)», – писал здесь же Э. Л. Радлов. Научные и дружеские точки соприкосновения двух ученых в свете их ранее неизвестной корреспонденции из архивов Чехии и России проанализированы мной в отдельном исследовании.

В целом можно сделать вывод, что статья Утиса была первой подобного рода публикацией об ученом и политике Масарике в России. Она вносила много нового в его характеристику и особенно в оценку концепции реализма, выдвинутой Т.Г. Масариком. Несмотря на значительный критический заряд, содержавшийся в статье, публикация материала о Масарике способствовала росту его известности в России и усилению интереса к его научным трудам. Не случайно поэтому через пару лет (в 1896 г.) в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона появилась небольшая заметка о Масарике: «Масарик (Thomas Garique Masaryk) – проф. Чешского унив. в Праге и младочешский депутат, род. 1850 г., напеч.: “David Humes Skepsis etc.” (Вена, 1884); “Versuch einer Konkreten Logik” (Вена, 1886) и др.»[41]

Автором заметки был известный историк и политический деятель В.В. Водовозов. Завязалась переписка и личное знакомство Водовозова с Масариком, длившееся долгие годы[42].

Но наиболее значимой для популяризации Масарика в России был перевод и публикация его известного труда «Философские и социологические основания марксизма. Этюды по социальному вопросу» в СПб в 1900 году (с переизданием в 1906 г.)[43].

При всей заметной шероховатости перевода, появление «Этюдов по социальному вопросу» Масарика в России (да и в Европе) было как нельзя более своевременным. В период усиления в 1900-е гг. недовольства существующими абсолютистскими порядками труд помогал сориентироваться в отношении таких насущных понятий, как марксизм, социализм, и занять собственную позицию в текущей политической борьбе. Наметившаяся еще в 80-е гг. XIX в. близость Масарика к Толстому, активизация взаимных контактов и обсуждение темы непротивления злу насилием делали Масарика популярным среди широкой российской публики. Авторитет Масарика как социолога упрочился, теснее стали его контакты, например с русским социологом Н.И. Кареевым и другими российскими учеными-гуманитариями. Как показывает анализ «россики» из фонда корреспонденции Т.Г. Масарика в Праге, особо стоит отметить письма литераторов и журналистов[44], представителей молодого поколения славянских деятелей, в том числе словенца, жившего в России, Янко Лаврина[45].

В 1890-1900-х гг. еще до революции 1905–1906 гг. Масарик располагал сложившимися научными контактами. В круг его общения из социологов, философов и гуманитариев в целом, входил не один десяток ученых Петербурга, Москвы, Киева, Варшавы, Одессы. Приведем здесь имена хотя бы наиболее известных ученых как русских, так и чехов и словаков, живших тогда в России: Э.Л. Радлов, Н.Я. Грот, И.С. Пальмов, В.И. Ламанский, Н.И. Кареев, акад. М.М. Ковалевский, С.П. Мельгунов, Н.С. Русанов, Овсянико-Куликовский, В.В. Водовозов, Н.В. Ястребов, А.И. Яцимирский, Ян Квачала, Й. Клецанда, А.Л. Погодин, А.Н. Пыпин, П.Н. Милюков, Н.О. Лосский.

Анализ корреспонденции Т.Г. Масарика из России, хранящейся ныне в фонде TGM «Korespondence» Института Т.Г. Масарика (Прага), позволяет утверждать, что чешский профессор стал довольно популярным ученым в России, начиная с 1890-х гг., т. е. еще до выхода здесь его научных трудов. К нему обращаются с самыми различными просьбами, например выслать тот или иной его научный труд. Затем посыпались предложения написать статьи на ту или иную чешскую тематику в различные русские журналы с просьбой писать на немецком языке, так как чешский в то время в России был малодоступен и «наименее удобен».

Такие предложения Масарик получал особенно после выхода в свет его работы «Чешский вопрос» (1895). Причем Масарику заказывали статьи не только по его специальности, социологии и философии, но и на историческую тематику. Масарик терпеливо отвечал, что в России существуют свои известные слависты (он отсылал, например, к трудам Яцимирского, А.Н. Ясинского и др.). Да и в Чехии плодотворно развивалась своя историческая школа во главе с Я. Голлом.

Российские корреспонденты считали, что Масарик со своей эрудицией в состоянии дать ответ на любой вопрос.

В 900-е гг. стремление российских изданий привлечь Масарика к литературному сотрудничеству еще более возросло, и он при своей занятости не мог удовлетворить все просьбы. Можно предположить, что это по его рекомендации за очерк по чешской истории для русского читателя взялся близкий ему по духу чешский историк Вацлав Новотный (1868–1932). Именно к нему обратилось с такой просьбой петербургское издательство «Вестник знания». Однако русским издателям пришлось отказаться от сотрудничества с Новотным «так как труд почтенного ученого сильно запоздал», что вызвало необходимость обратиться к другому автору. В серии «История славян» в 900-е гг. вышло несколько изданий, например «История христианских государств Балканского полуострова», «История Польши» И. Балабана и В. Тромпчинского и позже «История Чехии». Издательство в связи с задержкой рукописи Новотного прибегло к переводу менее основательного труда польского историка Антошки (под ред. В.В. Битнера). Отмечу, что в архивном фонде В. Новотного в Праге мной была выявлена рукопись краткого обзора истории Чехии[46], который, по всей видимости, Новотный первоначально готовил для российского издательства «Вестник знания».

Революция 1905–1906 гг. усилила научный и политический интерес Масарика к России. В письме к своему другу Э.Л. Радлову он писал в феврале 1905 г., что написал статью о России и ее нынешнем положении, «поскольку я продолжаю следить за Россией и изучать ее»[47]. Из дружеского общения с Радловым Масарик был в курсе происходивших в России событий. Об отношении к ним Радлова говорит многое, хотя бы строки письма от 1.III.1905 г. о том, что «в России в настоящее время нет никого, у кого бы дела шли хорошо»[48].

Другим источником информации о событиях 1905–1906 гг. является В.В. Водовозов[49]. Его переписка с Масариком периода революции, выявленная в фонде TGM «Korespondence» в Институте Т.Г. Масарика в Праге, касалась, прежде всего подготовки им развернутой статьи о Масарике для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Водовозов запрашивал у Масарика некоторые биографические данные. Затем он сообщал о том, что они благополучно дошли, что способствовало своевременной подготовке статьи. Как следует из анализа текста в Энциклопедическом словаре за 1906 г. Водовозов опирался во многом на материалы самого Масарика. Это было, на наш взгляд, проявлением либерализма, царившего в годы революции и ослабления цензуры. Приведем далее текст статьи Водовозова, поскольку в таком солидном объеме публикация о Масарике появилась в России впервые[50]:

«Масарик (Томас-Гаррик Masaryk) – чешский политич. деятель и ученый (род. в 1859 г.), родом словак из Моравии; сперва работал в качестве кузнечного подмастерья, потом поступил в гимназию, oттyдa в университет. Состоит профессором философии в пражском чешском унив. Первые его работы, написанные частью по-немецки, частью по-чешски, были посвящены философии, в особенности вопросам этики; сюда относится диссертация «Der Selbstmord als sociale Erscheinung der mоdеmеn Zivi1isation» (Вена, 1881); «David Humes Prinzipien der Moral» (ib., 1883); «David Нumеs Skepsis und die Wahrscheinlichkeitsrechnung» (ib., 1884); «Versuch einer Konkreten Logik. Klassifikation und Organisation der Wissenschaften» (ib., 1886); «О Hурnоtismu» (Прага, 1880); «Blase Pascal, život а filosofie» (ib., 1883); «Theorie dějin dle zasad T.H. Вш^а» (ib., 1884). Во всех этих произведениях М. отстаивает философский идеализм, признающий божество, и идеалистическую теорию морали. В 1885 г. М. начал в литературе поход против подлинности краледворской и зеленогорской рукописей (Суд Либуши и проч.), которые, несмотря на более ранние работы Шемберы и др., все еще являлись в глазах массы памятником чешской старины и политическим заветом. Против М. вооружились и старочехи, и младочехи, обвиняя его в посягательстве на народное достояние. Борьба, однако, окончилась победой М., и с тех пор на упомянутые памятники никто уже из серьезных деятелей ссылаться не решается. Став политическим борцом, М. занял первое место между реалистами (Кайзль, Крамарж), которых их противники называли нигилистами. С 1885 г. при деятельном участии М. основывается чешский журнал «Atheneum», в 1886 г. – газета r^as» (в Праге; не смешивать с польским клерикальным «Czas»). В 1891 г. М. был избран в рейхсрат, где примкнул к младочехам, заняв вместе с реалистами особое место в их рядах. В заседаниях австрийской делегации он произнес (в 1892 и 1893 гг.) речи о положении Боснии и Герцеговины, которые, являясь суровым обвинительным актом против австро-венгерского управления этой провинцией, до сих могут считаться наиболее полной и ценной работой по этому предмету. В рейхсрате, в конце 1892 г., он высказался определенно против тройственного союза. 27 мая 1893 г. имп. Франц-Иосиф при приеме делегаций демонстративно выказал свое неодобрение М., как и другим младочешским делегатам. В конце 1893 г. М., ввиду разногласий с младочешской партией, сложил с себя депутатские полномочия. Кайзль и Крамарж отделились от М. и слились с младочехами. М. остался во главе группы реалистов; органами ее были газета «Cas» и редактируемый М. ежемесячный журнал «Naše Doba» (с 1894 г.); она пользовалась уважением в интеллигентных кругах, но не имела ни одного представителя в парламенте. В 1900 г. она организовалась в чешскую народную партию (см. «Rámcový program Ceské lidové [realistické)», Прага, 1900). Партия эта идет вразрез с узконационалистическими стремлениями младочехов; требуя полной свободы национальностей, она отказывается от чешского государственного права, дорожит культурным развитием страны, является в политическом отношении радикальной, отстаивает социальные реформы и по практической программе близка к социал-демократам, не соглашаясь, однако, с их программой-максимум; она поддерживает близкие отношения с партией австрийских социал-политиков, имеющей свой орган – «Zeit», – в котором М. принимает деятельнее участие. На выборах 1900 г. она успеха не имела. В 1899 г. М. выступил за пересмотр дела еврея Гилснepa, приговоренного в Полне под влиянием антисемитич. пропаганды к смертной казни за убийство с ритуальной целью. Он написал по-чешски брошюру о процессе, в которой доказывал ложность и нелепость обвинения, построенного на суеверии. Брошюра была конфискована, но деп. Кронаветтер прочитал ее целиком в немецком переводе в рейхсрате, настаивая на неправильности конфискации, и таким образом иммунизировал ее (т. е. создал право распространять ее не как самостоятельную брошюру, а как извлечение из стенографич. отчета рейхсрата). Этим Полненскому процессу было придано значение, аналогичное с делом Дрейфуса во Франции. Приговор был кассирован, но Гилснер вторично признан виновным и приговорен к смертной казни, которую император заменил пожизн. каторгой. В 1900 г. М. написал: «Die Bedeutung des Polnaer Verbrechens fůr den Ritualglauben» (Берлин). В 1899 г. М. выпустил по-чешски и по-немецки самое значительное свое произведение: «Философские и социологические основания марксизма» (перев. П. Николаева, М., 1900), в котором рассматривает кризис в марксизме и подвергает марксизм критике с точки зрения своей философии (книга подвергалась суровой критике со стороны социал-демократов, между прочим Плеханова в «Заре» 1901 г.). Другие выдающиеся политич. работы М.: «Palacky‘s Idee des Вбhmisсhеn Volkes» (Прага, 1899), «Česká otázka» (ib., 1895); «Naše nynějši krise» (ibid., 1895) и др. См. J. Herben, «Deset let proti рrоudu» (Прага, 1898); Ern. Denis, «La Boheme depuis la Montagne Blanche» (т. 2, П., 1903). В. В-в.»

Водовозов в переписке информировал Масарика о сроках выхода тома Энциклопедического словаря и обещал прислать вырезки со статьей о нем. В то же время он поднял наболевший вопрос о политической несвободе печати. Водовозов испытал ее на себе, будучи ответственным редактором газеты «Наша жизнь». Революция, по мнению Водовозова, пока имеет только разрушающее значение в экономическом отношении. Он сетовал также на признаки культурного упадка (письмо от 20 февраля 1906 г.). Переписка Водовозова и Масарика облегчалась тем, что они лично были знакомы (встретились еще до революции в Праге). Их контакты плодотворно развивались и впоследствии.

Без преувеличения можно сказать, что бальзамом на душу Масарика было создание в годы революции в Петербурге, по инициативе Н. Ястребова и его коллег, партии свободомыслящих на основе политической платформы, близкой к реформистской программе его народной партии и установкам гуманизма, сформулированным им в труде «Идеалы гуманизма» (1901 г.). Под впечатлением личного обаяния чешского профессора после возвращения с научной стажировки из Пражского Карлова университета доцент Петербургского университета Николай Ястребов с единомышленниками приступили к изданию отдельных брошюр на основе важнейших разделов «Социального вопроса» Масарика. Российских энтузиастов весьма волновали такие, поднятые Масариком, проблемы, как пути развития современной демократии, соотношение конституционализма, парламентаризма и социализма и т. д. В 1906 г. появилась первая брошюра из этой серии, в которой подчеркивалось, что Масарик поднял «много жизненных идей о парламентской жизни вообще, в условия которой готовится вступить Россия». Петербургские интеллектуалы весьма высоко оценивали данное Масариком разъяснение истинного демократизма в политике, который следовало бы осмыслить русским. В переписке с доцентом Н. Ястребовым Масарик, следивший за русскими делами, подчеркивал непропорциональность политических идеалов и подготовки к управлению. Масарик писал в Россию, что «особенно занят русским вопросом, ибо российские события задели его за живое». В письме Масарик констатировал, что «Россия для него – большая часть жизни, что война и революция для него – ужаснейший урок, и он истерзался, думая и передумывая русские вопросы». И уже в то время петроградские почитатели Масарика подчеркивали его главную мысль о предпочтении эволюции перед революцией.