Река, трава, чайник и некоторые коты

– Ты – Серый?

– Ну.

– Руслана Косого знаешь?

– Ну.

– Ты его ишаком нерусским обозвал?

– Я чё? Не, я ничё… я просто. Это самое.

Серый, подрагивая, оглядывается по сторонам – все приятели уже испарились; остальные смотрят заинтересованно. Издали.

И тут ошарашенно вспоминает Серый, что – дело-то было: два дня назад мяч гоняли, и вполне дружественный Руслан Косой вместо мяча нечаянно дал Серому под колено. Серый заскрипел, зажав ногу: «Ты, ишак нерусский…»

Через час уже Руслан всё забыл.

Но кто-то запомнил.

– Пошли (чёткий кивок – в сторону кустов; были такие там обширные тёмные заросли за туалетами – целый перелесок).

– Олег, а чё такое-то, ну? Чё за дела-то, а?

– Пошли, сказал.

И вскоре из кустов – треск, стоны, и резкие окрики Олега:

– Ответишь за ишака нерусского? Ответишь, бля, я сказал?

Бил Олег долго, жестоко, сбивал на землю, месил ногами.

И так чуть не каждый день он зажимал кого-то в углу: «Ты в суп в столовке плевался?»; «Ты у Жирного батарейки своровал? Пошли».

И оправдываться было бесполезно, да уже и некогда.

Стали замечать, что иногда изменяло Олегу чувство справедливости. Бывало, просто подкатывал:

– Ты – Вовик?

– Я.

– Ты, что ли, больно тут борзый?

– А чё такое-то?

– Не, больно борзый, да?

– Да Олег, да чё такое-то, блин?

– Пошли.

Меня Олег так и не заприметил.

Я был такой тихий, мелкий, неинтересный.

Вот Батю он ни разу не тронул.

Батя по-своему был грозен. Только не всегда. Иногда. Как грозовая туча.

На нас он громы не тратил, потому что ему лень было, да и западло.

Вот: однажды ночью он вылез в окно: за забором его ждали человек семь. Тёмные тени, сиплый шёпот. И ушли они в ночь.

Сражаться с врагами?

Грабить?

Убивать?

А мы были маленькие мальчики, мы и темноты-то ночной побаивались.

Батя был хозяйственный и голодный. Его интересовали шкафчики наши, тумбочки и чемоданы.

К Бате никто никогда не приезжал; а к нам, к приличным мальчикам, часто приезжали родители. И Батя так наглатывался наших персиков, шоколада, груш, колбасы, огурцов, яиц, помидоров, пирожных, лука, рулетов, что раздувался дня на три. В растяжимом брюхе его шла стрельба, наружу вырывались облака ядовитого газа.

Батя неукоснительно проверял наши шкафчики, карманы даже – и деловито изымал фонарики, ножики, значки.

Слава Богу, не надобилась ему одежда – а то половина из нас ходила бы без штанов.

Так вот.

К концу смены вокруг Олега постепенно смыкалось кольцо горячей ненависти. Его уже видеть не могли. И вот уже один, не помню, как его, совсем не сильный, такой даже носатый, ушастый, вечно простуженный – когда прижали его очередной раз, вдруг размахнулся и длинной граблей Олегу врезал по уху.

И что?

Ну побили.

Ну – больно.

И – только-то.

Потом я увидел, как Олег ковылял вдоль забора, зажав руками обколоченную свою голову. Били его чуть ли не вдесятером. Свои же.

И дело вот в чём, я полагаю. Благородный Робин Гуд был – утомителен. Всё время нужно было о нём помнить. Опасаться, беречься; угадывать; не попадаться на глаза, не встречаться с ним взглядом. И усталость от него – всё нарастала, заглушая все страхи.

А Батя – его, в сравнении с Олегом, даже как-то полюбили постепенно. Шепчемся мы по ночам, страшные истории рассказываем – и вдруг пускает Батя короткую очередь, как пулемёт. Зажмём носы и гнусаво удивляемся:

– Оба, как бзднул.

В сущности, вполне терпим был Батя. С ним всё было ясно: всё ценное (ножик и фонарик) прячь, конфеты – быстро уничтожай, останется пара мандаринов – ну и пёс с ними.

Очки

Лет в десять пришлось мне надеть очки по близорукости. Что определило многое из того, что было после.

Для очкарика главное – это не очки носить. А – достойно встретить миг, когда они полетят с носа.

Очки – это непрерывное ощущение хрупкости бытия.

Тонкие линзы – дзынь! Слабенькие дужки – крак!

Дитя грудное справится.

С самого начала я осознавал, что очки – это судьба.

И это меня не устраивало.

Очконос – это не очкист, не очкарь, а именно – Очкарик.

Небольшой такой, забавный. Но при этом вдумчивый, сосредоточенный. Часто встречаются мягкие, шаловливые, резвые очкарики. Но для этого нужна округлость, щёки, брюшко; это не про меня. Я и тогда, и ныне – тощий очкарик. Что предполагает задумчивость, даже некоторую печаль там, за стёклами.

Очкарик – во всём старателен и за всё признателен.

Очкастость – это, кстати, долг перед обществом.

Очкастый грузчик, фрезеровщик, электрик – это нечто серенькое, больное: он порождает мысль о пропащей судьбе, о падении на дно общества. Если не шизофреник, то – эпилептик.

Разумеется, есть множество исключений.

Рыщут по свету очкастые уголовники, некоторые из них пробиваются в авторитеты. Среди серийных убийц очкариков – треть, если не половина.

Много лет – до последнего – я держался изо всех сил. Только в крайнем случае я натягивал окуляры на нос – и, высмотрев что требовалось, быстро срывал. И прятал.

В молодые годы, когда без очков было уже совсем трудно, одна милая дама сшила мне особый кожаный футляр – я носил его на ремне, как кобуру, и вытаскивал очки только по необходимости.

Как кольт.

«Вокруг света»

То паршиво, что долгое время я книги читал.

Собственно, только этим я и занимался.

Оглядываюсь на школьные годы – и вижу только: уходящие за облака башни из книг, между ними – книжные зубчатые стены; и в самой сердцевине – я, маленький такой очкарик. Лежу на животе, листаю, впиваюсь. Впитываю книжный неисчерпаемый нектар.

А вокруг расстилались бескрайние, исполненные угрозами пространства.

Некнижные.

Даже часто – непечатные.

Но на самом деле они-то меня и манили.

Классе в шестом я раздобыл несколько чрезвычайно учёных книг: «Критику чистого разума» Канта, трактат о раннехристианских гностиках и ещё что-то. После уроков валился на диван, открывал том – и лежал.

А когда кто-нибудь ко мне приближался, я гордо думал: «А я, между прочим, – Канта читаю».

Что профессор Иммануил (не Эмм-, а именно Имм-, во как) Кант был одним из величайших философов, я тогда уже знал.

Одно название чего стоило.

Чистый разум – и тот ему не угодил.

И был раскритикован.

А тут, кругом, и нечистый-то редко попадается, думалось мне.

Да и где же он вообще бродит – Разум?

Где же вы, братья мои по Нему?

Аууу…

Себя я считал весьма разумным, помнится. Чисто разумным.

Так бы и дал бы сейчас сам себе по очкастой роже.

Обжиться в этом мире, на этой планете, мне помог не Кант. А – журнал «Вокруг света».

Не помню, когда точно мне впервые попался номер этого журнала, но это была – роковая встреча.

Внутри «Вокруг света» содержалось именно то, что нужно было мне. Лично мне.

Как выяснилось.

Кант годился, как оказалось, только для прикрытия.

Настоящий Я – будущий, долгожданно взрослый? какой? – из «Вокруг света».

Канта я, откладывая годами, хотел прочитать. Так и не осилил. До сих пор, почти до сорока лет, – наверно, безнадёжно.

В «Вокруг света» я уже лет в десять вознамерился писать – сам. И чтобы про меня там писали.

Каждый номер, каждый без исключения – это была дверь. Запертая; но – пока запертая.

На каждой обложке были – пальмы, синие лагуны, бамбуковые мачты, огромные рыбы, раскалённые дюны, – это был солнечный, роскошно жаркий журнал. Когда речь шла там про Антарктиду, про леденящие метели, это было уютно, – как прохладная ночь после жаркого дня, а завтра снова – чудесная жизнетворная жара.

Помнится, один номер выпадал из общего ряда, какой-то юбилейный: на обложке скучная серая картинка, привычная в то время настолько, что воспринималась как пустое место: здоровенный оскаленный Ленин указывает пальцем, за ним в порыве атаки – солдаты и матросы, со штыками, развеваются знамёна. И грозная надпись внизу: «Вокруг света».

Откроешь: там повести. Одна фантастическая, скажем, «Планета Печального Шерифа», американская, – галактические ковбои на сверхзвуковых мустангах, двухголовые добрые великаны, яростные алые карлики: нигде больше такого не печатали.

Следующая повесть – «Берег Обглоданных Скелетов», про контрабандистов Южной Африки; если наше что-нибудь, то тоже: как студенты-стройотрядовцы из Каменогорска спасают почти социалистическую латиноамериканскую республику от заговора агентов ЦРУ. После чего всё-таки отстраивают взорванную злобным агентом ГЭС на реке Оро де ла Орриба.

На улице Ленинградской был такой маленький полутёмный магазин – «Букинист»; там грудами лежал «Вокруг света» за многие годы, – чуть ли не за 50-е – правда, разрозненные номера. Знал я ещё два-три книжных магазина, где также пылился на полках мой журнал.

Вставала проблема. На еду мне выдавали ежедневно 25 копеек. Каждый старый журнал стоил дорого: 45 копеек. Я гордо жертвовал любимым коржиком (8 копеек) и молочным коктейлем (11 копеек).

Но денег всё равно не хватало.

Значит – война.

Партизанская.

Собственно, зачем им, всем остальным, «Вокруг света»? Они все как-нибудь и без журнала этого проживут.

Мне он нужен – весь. Все номера, какие только есть.

Повести-то печатались – с продолжением.

Днём в «Букинисте» – два-три покупателя, кипы журналов – в дальнем тёмном углу. В распоряжении моём рубль – на два журнала. Третий я быстро (от страха леденеют зубы) – за ремень, под куртку. Четвёртый – в трубочку и во внутренний карман.

И медленно иду к кассе, спокойно (изо всех сил спокойно) забираю сдачу – десять копеек.

И поймали меня – всего один раз: как истинного фраера, спалила жадность. Куртку так распёрло, что продавщица вцепилась – и выдернула из внутреннего кармана «Вокруг света». И у меня неожиданно тут же прошли все страхи. Я уверенно стал отбрехиваться: что журнал купил раньше. Тётка постыдила меня, постыдила – а я всё своё бормотал.

Несчастный такой, глуповатый маленький мальчик, взъерошенный, схватил сдуру журнал – ой, да он что, сейчас – заплачет?

И меня отпустили. И пошёл я неторопливо. Вразвалку.

Даже отчасти враскорячку.

На животе у меня упрятаны были три плотных журнала, один провалился до самой ширинки.

И некоторые коты

Потусторонние котята

Детство своё я прожил на старинной улице Степана Разина. Улице этой уже было века два с половиной. Её старое имя – Вознесенская улица.

Старая Самара вознесена на нагорье и спускается к Волге как раз от Степана Разина. Три квартала сходят уступами вниз по склону.

А потом – Волга.

Когда с той стороны дул ветер – у нас пахло большими водами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.