Вскоре папа встретил бывшего профессора Московского университета знаменитого астронома Бредихина. Тот поинтересовался, на какой факультет я поступил. А узнав, что на физико-математический, заметил: «Посоветуйте сыну заниматься физикой. Физиков постоянно не хватает, и потом эта специальность всегда даст кусок хлеба». Возможно, на окончательный мой выбор повлияло и это мнение. Во всяком случае, с первого же курса я стал внимательно присматриваться к физике и уже на втором курсе постарался попасть в физическую лабораторию. Тогда она была очень маленькой, и прохождение для всех студентов физического практикума не считалось обязательным. Так я стал заниматься и специализироваться по физике.

В практикуме я впервые встретил Петра Николаевича Лебедева. Я называю его своим незабываемым учителем. Таким этот замечательный человек, педагог и учёный остался на всю жизнь и для меня, и для других его учеников{108}.

Часть вторая (1897–1900)

Студент Московского университета

Итак, с осени 1897 года я – студент Императорского Московского университета физико-математического факультета первого курса математического отделения.

В отличие от нынешних студентов у нас имелась форма. На занятия надевался двубортный сюртук тёмно-зелёного, почти чёрного сукна с сине-голубым воротником или серая рабочая тужурка с голубыми петлицами. В торжественные дни и для балов полагалась другая форма – однобортный мундир с шитым золотым воротником (этого одеяния у меня не было). Летом студенты носили белый двубортный китель. Его я купил себе, кажется, в день последнего экзамена зрелости. За обедом, который мама устраивала по случаю нашего окончания гимназии, и на котором присутствовали мои ближайшие товарищи, я сидел уже в новом студенческом кителе.

Верхнее студенческое платье состояло из летнего пальто такого же цвета, что и сюртук. Зимой – то же самое пальто, только с барашковым воротником. Полагалась и так называемая «николаевская шинель» – учреждение серого сукна, громоздкое, с большой пелериной, а зимой – с бобровым воротником. Надевалась она внакидку, как дамская ротонда, или на один рукав. Мама, любившая меня баловать и наряжать, потребовала, чтобы я сшил себе такую шинель, уверяя, что она необходима в холодное время. На самом же деле теплее, чем в обычном зимнем пальто, в ней не было, так как она торчала во все стороны и отовсюду поддувало. Надевать же её в оба рукава и подпоясываться за неимением застёжек не разрешалось. На всех без исключения студенческих одеждах сверкали золотые пуговицы с государственными гербами. А при сюртуке и мундире надевалась шпага. Такая форма была введена после принятия устава 1884 года. Ранее студенты единой формы не имели.

Вводя единую студенческую форму, министерство, по-видимому, полагало, что если студенты будут в неё одеты, то легче станет бороться со студенческими беспорядками, которые возникали по разным политическим и внутриуниверситетским поводам. Вряд ли эта мера оправдала себя. С раннего детства я был свидетелем многих студенческих беспорядков. Об одном хочется вспомнить особо.

Инцидент с инспектором Брызгаловым

Событие это произошло в начале 90-х годов{109}, когда я был молоденьким гимназистом. Инспектором студентов в то время являлся Брызгалов. В отличие от многих своих коллег он был близок с тайной полицией. Его агенты, доносившие о всех разговорах и настроениях, имелись и в самой студенческой среде. Вероятно, к неугодным студентам Брызгалов применял и соответствующие меры воздействия. Во всяком случае его сыскная деятельность не была секретом ни для студентов, ни для преподавателей университета. Но наступил день, когда студенты решили выжить Брызгалова, дав ему публично пощёчину{110}. Исполнителя смелого замысла выбрал жребий. А осуществить задуманное предполагалось на студенческом концерте в Колонном зале Благородного собрания (так назывался прежде Дом Союзов).

Мы сидели на хорах почти над эстрадой, и нам хорошо был виден первый ряд партера, где среди прочих гостей находился и попечитель учебного округа граф Капнист. И вдруг во время выступления мы слышим – точно кто ударил в ладоши. Брызгалов, прикрывши щёку рукой, тут же встал и быстрым шагом прошёл по среднему проходу партера, наклонился к Капнисту и что-то ему сказал. Они оба покинули зал.

Оказалось, что студент, которому выпал жребий, намазав предварительно руку сажей, так сильно ударил Брызгалова по щеке, что звук услышали во всём зале. На лице инспектора остался отчётливый сажевый отпечаток. Смельчака (к сожалению, забыл его фамилию{111}) здесь же арестовали агенты Брызгалова. Однако шума особенного тогда не произошло, и концерт закончился благополучно.

Наутро студенты собрались во дворе старого университета и в знак протеста против ареста товарища объявили забастовку. Ворота на Никитскую сейчас же заперли (мне они хорошо были видны из окна передней нашей квартиры) и никого на улицу не выпускали, а со стороны улицы стояли полиция и казаки. Около самих ворот находился маленький дом смотрителя университета[1], и у его подъезда лежала поленница отличных дров. После неудачной попытки отворить ворота студенты поняли, что попали в ловушку, и в полицию и казаков полетели поленья. Ощутимого вреда они, конечно, никому не причинили, тем не менее, вся поленница была выброшена на улицу.

Студенческие беспорядки, однако, продолжались недолго. Среди забастовщиков начались аресты. А студента, который дал инспектору пощёчину, отдали в солдаты. И всё же цели своей студенты добились – Брызгалову пришлось выйти в отставку. Вероятно, он нашёл работу по тайной полиции или по другой подходящей для него должности.

Все эти события относятся к тем временам, когда студенческую жизнь я наблюдал из окна нашей квартире, а разговоры о ней слышал из бесед старших. Но и в мою студенческую пору беспорядки в среде учащейся молодёжи не затихали, приобретая иногда более резкие формы.

Должность инспектора студентов, несмотря на студенческие волнения, оставалась в штатном реестре университета. В 1897 году, когда я поступил в университет, инспектором был очень хороший человек – физик Давыдовский, позже профессор Высших женских курсов (затем II Государственного университета). Перед началом занятий все новые студенты должны были представляться инспектору. Самая процедура представления проходила весьма торжественно. Являться полагалось в форменном сюртуке и непременно при шпаге. Но так как далеко не все студенты имели собственную шпагу, то служитель, стоя у кабинета инспектора, предлагал её нуждающимся напрокат за 10 копеек.

Приведя себя в должный вид, студенты по одному заходили в кабинет, приближались к стоявшему возле письменного стола Давыдовскому и рекомендовались, называя фамилию и факультет. Инспектор брал со стола экземпляр

«Правил для студентов» и, передавая его студенту, говорил: «Прошу прочесть и исполнять». Так, по крайней мере, происходило представление моё и моих ближайших товарищей.

Мои учителя и наставники – профессора Московского университета

Первыми моими профессорами были люди, разные по характеру, привычкам и наклонностям, но, безусловно, одарённые учёные, чьи научные труды были широко известны не только на родине, но и за границей. Отдельные эпизоды, касающиеся жизни и деятельности этих неординарных личностей, свежи в моей памяти до сих пор.

Деканом физико-математического факультета был Николай Васильевич Бугаев – ученик моего деда Николая Ефимовича. На первом курсе Николай Васильевич читал введение в анализ и начала дифференциального исчисления; первые три его лекции заключались лишь в том, что он по своей напечатанной брошюре читал нам вслух историческое введение. Это производило странное впечатление, тем более что он держал брошюру не на столе, а за его краем, словно бы хотел скрыть от слушателей, что он читает по печатному. И в дальнейшем его лекции проходили довольно своеобразно. Так, он всегда сидел на стуле и сам на доске ничего не писал – лишь диктовал, а один из студентов записывал сказанное на доске. Причём записывал всегда один и тот же студент, которому за это заранее был обеспечен зачёт. На нашем курсе эту обязанность выполнял наш гимназический товарищ Аркадий Иванович Беляев.

Бугаев в лекциях часто ссылался на своего учителя – Н. Е. Зёрнова{112}, что мне, конечно, было приятно, и дифференциальное исчисление читал, весьма заметно приближаясь к тексту моего деда, изданному в 1842 году{113} (экземпляр этого курса у меня сохранился).

Умный и добрейший человек, крупный учёный, Бугаев обладал вместе с тем многими странностями как в поведении, так и в характере. Например, он постоянно красил свои волосы или, лучше сказать, остатки волос. В понедельник он приходил в университет всегда свежевыкрашенным, причём со следами краски на шее и на руках. К концу недели краска (по-видимому, плохая) выцветала и зеленела. И ему снова приходилось краситься.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

В то время им был отставной, маленького чина офицер Дробылевский. – Прим. В. Д. Зёрнова.

Комментарии

Письмо Н. Е. Осокина Е. В. Зёрновой от 16 октября 1946 г. // Личный архив В. Д. Зёрнова, входящий в состав Коллекции документов по истории Саратовского университета В. А. Соломонова (Саратов) (далее – Коллекция В. А. Соломонова).

Письмо Н. Е. Машковцева В. Д. Зёрнову от 19 августа 1946 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Цит. по: Ректоры Московского университета (Биографический словарь) / Сост. В. В. Ремарчук. – Справ. – информ. сер. «Московский университет на пороге третьего тысячелетия». М., 1996. Вып. 11. С. 117.

Цит. по: Ректоры Московского университета… С. 117.

Любимов Н. А. Речь на торжественном заседании Совета Императорского Московского университета, посвящённая памяти профессора Н. Е. Зёрнова. 12 января 1864 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Копия протокола заседания Московского Дворянского Депутатского Собрания, состоявшегося 13 июня 1852 г., о внесении Е. П. Машковцева с женою и детьми в Дворянскую родословную Книгу Московской губернии // Коллекция В. А. Соломонова.

См.: Летопись жизни и творчества А. И. Герцена. 1812–1850. М., 1974. С. 59, 64, 78.

См.: Зёрнов В. Д. Учитель и друг // Тр. ИИЕТ. Т. 28: Ист. физ. – матем. наук. М., 1959. С. 111.

Письмо Н. П. Кастерина П. Н. Лебедеву от 22 ноября 1901 г. // Научная переписка П. Н. Лебедева. (Научное наследство; Т. 15). М., 1990. С. 190.

Письмо П. Н. Лебедева Н. П. Кастерину от 14/2, XII [описка; надо – 14 января] 1901 г. // Научная переписка П. Н. Лебедева. (Научное наследство; Т. 15). М., 1990. С. 193.

Письмо В. Д. Зёрнова Е. В. Власовой от 16 июня 1905 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Зёрнов В. Д. Записки русского интеллигента // Волга. 1993. № 8. С. 138–139.

Труды Общества любителей естествознания. Т. XII. Вып. II (Известия Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т. CVII. Вып. II). М., 1904. С. 41, 42.

Коллекция В. А. Соломонова.

См.: Dvorak V. Bemerkung zu der Arbeit von W. Zernov: Über absolute Messungen der Schallinensität // Annalen der Physik. 1907. B. 22. P. 606–608.

Отзыв члена-корреспондента АН СССР Н. Н. Андреева о научных работах профессора В. Д. Зёрнова от 6 декабря 1937 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Письмо А. К. Тимирязева М. В. Зёрновой от 3 октября 1946 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1993. № 8. С. 127.

Подробнее см.: Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1993. № 10. С. 109–120.

Письмо П. Н. Лебедева П. И. Митрофанову от 25 октября 1908 г. // Научная переписка П. Н. Лебедева…. С. 286–287.

Письмо П. Н. Лебедева П. И. Митрофанову от 25 октября 1908 г. // Научная переписка П. Н. Лебедева…. С. 287.

Подробнее см.: Соломонов В. А. Императорский Николаевский Саратовский Университет: История открытия и становления (1909–1917). Саратов, 1999. С. 21–42.

Письмо П. Н. Лебедева Н. Н. Шиллеру от? мая 1909 г. // Научная переписка П. Н. Лебедева…. С. 292–293.

Письмо В. Д. Зёрнова Е. В. Зёрновой от 30 апреля 1911 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Письмо В. Д. Зёрнова Е. В. Зёрновой от 17 июня 1914 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Речь не установленного лица на траурной панихиде по случаю смерти В. Д. Зёрнова. 3 октября 1946 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1994. № 3–4. С. 125.

Справка Управления КГБ СССР по Саратовской области от 9 октября 1990 г. № 4 // Коллекция В. А. Соломонова.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1994. № 5–6. С. 122.

A Russia Civil War Diary. Alexis Babine in Saratov. 1917–1922; Ed. by D. Raleigh. Duke University Press. Durham and London, 1988. P. 180.

Справка Управления КГБ СССР… от 9 октября 1990 г.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1994. № 5–6. С. 126–127.

Письмо С. Н. Чернова С. Ф. Платонову от 11 марта 1926 г. // Чернов С. Н. Павел Пестель: Избранные статьи по истории декабризма / Сост., вступ. статья и комментарии Т. В. Андреевой, В. С. Парсамова. Отв. ред. А. Н. Цамутали. СПб., 2004. С. 259.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1994. № 5–6. С. 130.

Коллекция В. А. Соломонова.

Письмо не установленного лица В. Д. Зёрнову от? сентября 1936 г. // Коллекция В. А. Соломонова.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1994. № 7. С. 136.

См.: Зёрнов В. Д. Табличный и механический гармонический анализ (Таблицы Ципперера и гармонический анализатор О. Мадера) // Труды МИИТ. 1926. № 2. С. 5–16.

См.: Зёрнов В. Д. Табличный и механический гармонический анализ (Таблицы Ципперера и гармонический анализатор О. Мадера) // Труды МИИТ. 1926. № 2. С. 15–16.

См.: Зёрнов В. Д. Табличный и механический гармонический анализ (Таблицы Ципперера и гармонический анализатор О. Мадера) // Труды МИИТ. 1926. № 2. С. 11, 16.

См.: Зёрнов В. Д., Брянцев П. А. К вопросу о звукопроводимости строительных материалов // Труды МИИТ. 1929. № 10. С. 265–272; Они же. Определение теплопроводности некоторых строительных материалов // Там же. С. 279–285.

Девильковский [М. А.], Рытов [С. М.]. Рецензия на учебник физики профессора В. Д. Зёрнова. Машинопись. Л. 1, 13 // Коллекция В. А. Соломонова.

Ответы тов. Зёрнова на замечания, данные в рецензии т. т. Девильковского и Рытова. Машинопись. Л. 13 // Коллекция В. А. Соломонова.

Цит. по: Андреев А. В. Физики не шутят. Страницы социальной истории Научно-исследовательского института физики при МГУ (1922–1954). М., 2000. С. 36.

В настоящее время личный архив В. Д. Зёрнова входит в состав частной Коллекции документов по истории Саратовского университета В. А. Соломонова (Саратов), открытой и доступной для любого серьезного исследователя.

Зёрнов В. Д. Воспоминания. Рукопись. Тетрадь 1 // Коллекция В. А. Соломонова.

См.: Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1993. № 7–11; 1994. № 2–7.

Герцен А. И. Собр. соч. В 30-ти томах. М., 1956. Т. VIII. С. 405.

Зёрнов В. Д. Записки… // Волга. 1993. № 7. С. 119.

Герцен А. И. Собр. соч. М., 1956. Т. VIII. С. 290.

Данный раздел составлен публикатором, объединившим в одно целое два авторских обращения к пятилетнему внуку, помещённых в начальной и заключительной частях 1-й тетради рукописи.

Отец Д. Н. Зёрнова – профессор Николай Ефимович Зёрнов (1804–1862), читавший курс чистой математики в Московском университете с 1835 года по 1862 год, по свидетельству специалистов, «внимательно следил за новейшими достижениями науки и использовал их в своих лекциях, которые находились на уровне передовой науки того времени. Написанный им в 1842 г. курс математического анализа считался лучшим курсом. […] Как преподаватель Зёрнов пользовался большим и заслуженным авторитетом у студентов. Следует отметить, что Зёрнов был одним из немногих профессоров университета, выступавших за допуск в университет женщин» (История Московского университета. В 2 т. Т. 1. М., 1955. С. 123).

Столь же высоких и почётных вершин в стенах Московского университета достигла научно-педагогическая деятельность и Д. Н. Зёрнова. Характеризуя эту грань его личности, П. И. Карузин свидетельствовал: «Эрудиция, дар слова, красивая образная речь, прекрасная дикция и художественные способности при широком понимании задач преподавания делали изложение Д[митрия] Н[иколаевича] живым и интересным; чтение лекций обычно сопровождалось прекрасно набрасываемыми схемами и рисунками и демонстрацией большого количества музейных и свежих препаратов» (Карузин П. И. [Краткий очерк научно-организаторской и педагогической деятельности Д. Н. Зёрнова]. М., 20 августа 1917 года. Машинопись. Л. 4 // Личный архив В. Д. Зёрнова, входящий в состав Коллекции документов по истории Саратовского университета В. А. Соломонова (Саратов) [далее – Коллекция В. А. Соломонова]).

Трёхтомный труд Д. Н. Зёрнова «Руководство описательной анатомии человека» (М., 1890–1892), выдержавший в общей сложности 13 переизданий.

«Обыкновенно, – замечал в связи с этим П. И. Карузин, – профессора теоретических предметов занимались медицинской практикой, занятия которой были возможны благодаря малой дифференцировке и небольшому объёму курсов». Что же касается Д. Н. Зёрнова, то в начале своей научно-педагогической карьеры он, «несмотря на скромное доцентское жалование (1200 р.), не желая отвлекаться от своей работы в Университете, совершенно отказывается от врачебно-практической деятельности, не берёт на себя никаких дел вне Университета, все свои силы и способности отдаёт на выработку курса и улучшение для преподавания на самых широких основаниях» (Карузин П. И. Указ. соч. Л. 3, Зоб.).

«Факультетское обещание» – врачебная клятва, в которой говорилось: «Принимая с глубокою признательностью, даруемые мне наукою права доктора медицины и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, даю обещание в течение всей моей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю. Обещаюсь во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущих, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказываемого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способствовать всеми своими силами её процветанию, сообщая учёному свету всё, что открою. Обещаю не заниматься приготовлением и продажею тайных средств. Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам – врачам и не оскорблять их личности; однако же, если бы того требовала польза больного, говорить правду прямо и без лицемерия. В важных случаях обещаю прибегать к советам врачей, более меня сведущих и опытных; когда же сам буду призван на совещание – буду по совести отдавать справедливость их заслугам и стараниям» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 340, л. 104).

Зоологический музей Московского университета основан в 1791 году как Кабинет натуральной истории; открылся для посетителей в 1805 году; в 1896–1902 годах по проекту архитектора К. М. Быковского было построено современное здание музея.

Слово имеет семь значений; в данном случае – пункт, место (фр.).

Имеется в виду коронация на российский престол Николая II, проходившая в Москве 14 мая 1896 года.

Так дети ласково называли Настасью Александровну Пудину (1855–1928), прослужившую в доме Зёрновых пятьдесят лет.

О пристрастии отца к сочетанию умственного и физического труда, В. Д. Зёрнов в одной из своих неопубликованных статей вспоминал так: «Всё свободное время в деревне, если не было спешных корректур постоянно переиздававшегося учебника, отец проводил в саду, то вскапывая новые грядки под клубнику, то выпиливая сушь, то подрезая дички у яблонь, то опрыскивая или обмазывая их. У него собралась хорошая библиотека по цветоводству, плодоводству и пчеловодству. Если работы в саду не было, отец работал в своей мастерской, строя немудрую мебель или какие-нибудь приспособления нужные в саду или в домашнем хозяйстве» (Зёрнов В. Д. Профессор Дмитрий Николаевич Зёрнов. Рукопись. // Коллекции В. А. Соломонова Л. 11).

Берейтор – специалист, обучающий верховой езде.

Головкины – старинный дворянский и графский род. Наиболее известными представителями его являются: Гавриил Иванович Головкин (1660–1734), канцлер и сенатор, приближённый и доверенное лицо Петра I, возведенный в 1707 году в графы Римской империи и утверждённый в этом звании в 1709 году, начав собою тем самым первый на Руси графский род. И три его сына: Иван Гаврилович (1687–1734), посланник в Голландии и сенатор; Александр Гаврилович (1688–1760), посланник в Берлине, Париже и Голландии и сенатор; Михаил Гаврилович (1699–1754), главный директор монетной канцеляри (в Москве) и канцелярии монетного управления.

Сочельник (сочевник) – канун дня Рождества Христова.

Имеется в виду Торговый дом «Юлиус-Генрих Циммерман» в Москве (Кузнецкий мост, дом Захарьина).

Речь идёт о директоре Департамента общих дел Министерства народного просвещения Василии Александровиче Рахманове (1851—после 1914).

Екатерина Егоровна Машковцева (1846–1892), тётя В. Д. Зёрнова по материнской линии.

В Новосибирске семья Зёрновых, эвакуированная вместе с другими сотрудниками Московского института инженеров железнодорожного транспорта, находилась с 1941 по 1942 год.

«Ах, такой маленький!» (нем.).

«Поповка» – тип русского броненосца круглой формы, проектированного и построенного по идее и под руководством адмирала Андрея Александровича Попова (1821–1898).

В истории русского военного судостроения А. А. Попов занимает видное место как один из сотрудников великого князя Константина Николаевича в создании броненосного и крейсерского флота. Активное участие в нём он начал принимать с 1856 года в качестве совещательного члена кораблестроительного комитета, а с 1870 года – в качестве члена кораблестроительного отделения морского технического комитета. «Под его руководством построены: броненосец „Пётр Великий“, поповки „Новгород“ и „Вице-адмирал Попов“, императорская яхта „Ливадия“ и несколько клиперов смешанной системы и корветов с бортовой бронёй. Обладая непреклонной волей, Попов в своих идеях доходил до увлечения, стоившего России довольно дорого, именно – к постройке поповок, которые в основе своей имели, несомненно, правильную мысль, но неудачные лишь из-за того, что эта мысль была осуществлена в самом крайнем пределе.[…] Более удачными оказались другие суда, менее отступавшие от общепринятой конструкции: проектированный по его идее башенно-брустверный броненосец „Пётр Великий“, бывший в своё время (1878) одним из наиболее сильных военных судов; клипера смешанной системы, осуществившие идею небольшого крейсера для дальнего плавания; корветы „Генерал-адмирал“ и „Герцог Эдинбургский“, представлявшие собой бронированные рангоутные крейсера» (РБС: В 20 т. Т. 12. М., 2001. С. 263–264).

<1...4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

6 из 7

Другие книги автора

Абсолютное измерение силы звука

Владимир Дмитриевич Зёрнов