Собрание произведений в одном томе

Как лечат стариков

Для Р. Карцева и В. Ильченко

Кабинет поликлиники. Действующее лицо – доктор, бездействующее – старик.

– Здравствуйте, доктор.

– Хорошо-хорошо, папаша, на что жалуетесь, и домой.

– Знаете…

– Знаю. Быстренькуа…

– Меня по ночам что-то схватывает за талию и держит.

– Жена у вас есть?

– Умерла жена.

– Видите. Жена уже умерла… А вы на что жалуетесь?

– Знаете…

– Знаю. Быстренькуа… Вам сколько лет?.. (Заглядывает в карточку.) Ого! Семьдесят три! Мы точно не доживем. А вы чего еще хотите. Я бы уже сказал спасибо.

– Понимаете, доктор…

– Понимаю. Быстренькуа!

– По утрам. Понимаете.

– Понимаю, папаша, по утрам и по вечерам. Это все возрастное, папаша. Иди спокойно. Не загромождай.

– Но этого раньше не было.

– Конечно не было. Вам когда-нибудь было семьдесят три? В первый раз. Мне когда-нибудь было тридцать два? Никогда.

– Может быть, послушаете?

– Что слушать? Я наизусть знаю. Ну, поднимите рубаху. Побыстрее, папаша. Так и быть. Не дышите, отче… Теперь дышите, дитя мое… Теперь согнитесь пополам…

– Тяжело.

– Видите, уже тяжело. Начинаем перекличку! Ревматизм?

– Есть.

– Радикулит?

– Есть.

– Ревмокардит?

– Есть.

– Желудок?

– Нет.

– Все нормально, старик, все в порядке!

– Как же? Оно же?

– Оно. Оно. Возрастное оно, от времени, понимаете? От истечения…

– Может, выпишете что-нибудь?

– Что ж выписывать, рецепт тратить. Иди спокойно, папаша.

– Может быть, греть?

– А как же. Грей! Сядь на печку, приободрись!

– Паровое у меня.

– Возрастное, папаша, возрастное. Семьдесят три года громыхал. А тут соученик в тридцать два гикнулся. Иди, отдыхай, борец. Мне молодежь лечить надо. Скажи молодому, который за сердце держится, пусть войдет. Пожалуйста, молодой человек.

Сила слова

Для А. Райкина

Они мне сказали: «Ты, Федя, пропагандист, полтора часа говоришь – непонятно о чем». Кому непонятно? Вот я скажу вам, а вы мне скажите: вам понятно или нет? Я решил сказать, потому что я старше их не по возрасту, а по годам. Конечно, да, конечно, надо выражаться, чтоб тебя понимали и чтоб ты сам себя понимал. Да! И чтобы все остальные – нет, не забывали о силе слова. Потому что слово – это сила, слово – это… О! Слово понимает каждый, но ему нужно объяснить! Речь пойдет о слове, о силе слова. Это сила! О чем я ниже буду перечислять. О воспитательной работе.

Вы заглянули в цех, вас бросило в жар от холода. Вас это устраивает? Да, не устраивает. Значит, воспитательная работа в кочегарке ведется? Да, не ведется. Там сменили руководство. Парень молодой, ему двадцать четыре года. Он пятьдесят третьего года рождения. Прошедшему тоже двадцать четыре, но он тридцать восьмого года рождения. Конечно, да, конечно, новая метла метет проницательно, у ей свежий взгляд. Но в каждом деле нужен свой запевала: ты запоешь – другие, другие подхватят! И вот пошло, покатилось, и участок на первом месте. Но их никто не ругает, они пару не дают! Другой пример приведу. В подшефном колхозе двое наших пожинали чужие плоды, то есть грузили навоз. Погоди смеяться. Что – га-га-га? Ну что – га-га-га?.. Слушай! Так они вместо этого послали председателя и лошадей матом на поля, а сами пошли на танцы.

Отставание в воспитательной работе становится хроникальным. В конструкторском бюро на потолке обнаружены следы неизвестного животного. А мы не знаем, что это за животное и животное ли это вообще. Может, это потолок протекает? Нужно людей водить в музей и на примере первобытного человека показывать, насколько мы оторвались.

Перехожу к спорту. Спортзал. Нет, фундамент – да, стены – да, крыша – да, паровое отопление – нет, рамы – нет, стекла – нет! Поехали в главк – вырвали рамы, выбили стекла, оторвали отопление. Спортзал готов. Кто висит на турнике? Инспектор. Вбил два кольца в потолок, на них что? Ни одного человека. Вот отсюда наша хилость, и мы так будем хилять – чем дальше, тем больше!

Перехожу к самодеятельности. Вместо того чтобы выпимши петь и танцевать на улице, иди на сцену, дурень. Мы тебе аплодировать будем. Дак нет же. Мы свой балалаечный оркестр передали с баланса на баланс родильному дому, у них будет самодеятельность, у нас нет. Устроили мне экзамен. Собрали комиссию. Я говорю: «Вы хотите поставить меня в тупик своими вопросами, а я вас поставлю в тупик своими ответами». «Нет, – говорят, – Федя…» Меня Федей зовут. «Нет, – говорят, – Федя…» Мне сорок лет, и все Федя. «Нет, Федя! Нет, – говорят, – Федя, ты, – говорят, – Федя, в состоянии пропагандистом не быть. Сила в словах у тебя есть, но ты их расставить не можешь. Ты говоришь долго, Федя, но непонятно о чем».

Кому непонятно? Вам понятно, нет? Вот! А они говорят… Да! Все!

В век техники

Для А. Райкина

Мы живем в век техники. Выходим на международные рынки. Машины у нас хорошие, отличные, но их надо рекламировать.

Вот на заводе номер восемь дробь шесть, в общем, на одном из наших предприятий, изобретатель Серафим Михайлович… В общем, один чудак изобрел машину для этого… В общем, не дураки сидят!

Целый год работал над машиной, и решили машину в Париж на выставку отправить! Правда, самого не пустили, у него кому-то чего-то не понравилось в рентгене, анализы у него не те. Так что поехал я, у меня в этом смысле не придерешься – все качественное и количественное. И девчушка еще из колхоза поехала, ей давно обещали во Францию. Девчушка как раз еще кое-что в физике помнила. А я сам, понимаешь, подустал… Все это мотаешься, гоняешься, перевариваешь эти процессы, все это осваиваешь, так что уже элементарные законы начинаешь подзабывать. Не то что там Джоуля – Ленца или Ома, но и Архи… этого… меда уже конкретно себе в лицо представить не можешь. Вот так! Но дядя я представительный, сами видите: черная тройка, баретки, шляпа сидит как на гвозде.

Перед отъездом с изобретателем переговорили: выяснили там, какие заряды, какие притягиваются, какие оттягиваются… Ну, в общем, сели, поехали! Приезжаем, слышу на платформе: «Пардон, пардон». Что же это, уже Париж? Ну, прибыли в павильон, распаковались. Народу набежала уйма. Машина – всеобщий восторг!

Я уже речь толкнул и закончил по-французски. Так и сказал: «Селяви!» В смысле – есть что показать! Народ мне кричит: «Включайте!» Я уже через переводчика говорю: «Нам понятно, граждане французы, ваше нетерпение…»

Только это я сказал…

И вот тут мы куда-то что-то воткнули…

Потом меня спрашивали: «Куда ты воткнул, вспомни давай!»

Комиссия приехала из Москвы, меня спрашивала: «Куда ты втыкал, ты можешь вспомнить?» Какое вспомнить, когда врачи ко мне вообще два месяца не допускали, у меня состояние было тяжелое.

Девчушка та покрепче оказалась, но у нее что-то с речью случилось и не может вспомнить, как доить. Принцип начисто забыла! Откуда молоко берется, не помнит. Сейчас ее колхоз за свой счет лечит, врачи говорят, есть надежда.

Ну, павильон-то быстро отремонтировали, там ерунда, только крышу снесло.

Машину собрали… в мешок и привезли уже другие люди. Хотели изобретателя под стражу взять, но я в это время в больнице лежал, тут за него коллектив поручился, так что просто взяли подписку о невыезде. Легко отделался…

Я вот, как видите… Маленько перекос, и вот не сгинается. Говорят, могло быть и хуже. Ну ничего, я подлечусь. Живем в век техники! Так что, может, еще и в Японию поеду!

А что вы думаете? Селяви!

Разница между умным и мудрым: умный с большим умом выкручивается из ситуации, в которую мудрый не попадает.

* * *

Он выпил, и, с его точки зрения, дела у всех пошли лучше. Еще выпил – оживились лица. Добавил – все захохотали. Еще чуть – все пустились в пляс. Жаль, не видел, чем все кончилось. Рухнул к чертовой матери.

* * *

День приезда, день отъезда в один стакан. Между первой и второй не дышу. После третьей не закусываю.

* * *

Так плохо с такси, что, когда машина пришла, четыре человека вынуждены были уже уехать, хотя было очень весело.

* * *

И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренние.

* * *

Пытался я перейти в другое поколение. Повел за собой весь выпуск Государственного педагогического института имени Ушинского. Домой привел. Читал им. Пил с ними. Пел с ними. Кричал: «Называй меня на ты!» На следующий день пошел с ними в ресторан. Играл с ними. Танцевал с ними. И вдруг увидел своих ровесников, которые у них преподаватели. И сел к ним. И в слезах просидели мы вечер… Один с печенью. Другой с сердцем. Третий с лысиной. Четвертый с немым вопросом в глазах… После двух попыток перебежать в другое поколение я остался с вами, мои тридцативосьмилетние.

* * *

Ударили небывалые морозы, и город украсился новыми скульптурами: бегущий студент в курточке, солдат, входящий на мост, гаишник в стакане, шагающий школьник с портфелем, влюбленные на скамейке и множество пожилых людей, зовущих кого-то.

* * *

Если этот голубь еще раз так близко подлетит к моему окну, я вылечу ему навстречу, и мы полетим, оживленно беседуя, прямо в закат, в зарево, и из серых станем розовыми, а потом черными.

Две точки, две домашние птицы, не умеющие добывать хлеб воробьиным нахальством. Дадут – поедим, свистнут – взлетим высоко-высоко и крепко, раз и навсегда, запомним свой дом…

* * *

Вам не повезло. Специалист, который лечит, в отъезде, но есть второй – не хуже.

Лучше договориться лично. Хотя можно и по направлению.

У нас только по пропускам. Хотя можно пройти и так.

Лечение стоит дорого, но можно и не платить.

Нянечкам, сестрам обычно платят, но они ухаживают и так.

Поэтому я вам советую подождать специалиста, договориться с нянечкой и заплатить.

Но можно этого и не делать. Если вас не интересует результат.

Диспут

Для Р. Карцева и В. Ильченко

Ведущий. Так… Товарищи! У нас сегодня диспут! На любую тему. Столкновение разных мнений. Утверждение! Возражение! Вот вы, гражданин из первого ряда… Идите сюда! Подойдите! О чем вы хотели бы поспорить?

– Я?

– Да, вы. Именно вы! Я вчера с вами говорил. Вы были таким темпераментным, запальчивым. Вот теперь здесь, на сцене, попробуйте отстоять свое мнение. Покажите, как это делается! Итак, что вам не понравилось?

– Где?

– Вчера. Вам что-то не понравилось. Вы спросили.

– Мне все понравилось. Я еще вчера говорил, что мне все понравилось.

– За исключением…

– Без всяких исключений! Все понравилось!

– Ну, это не разговор. Вот, к примеру, мне не нравится ваш галстук!

– Мне тоже! (Сорвал, выбросил.) Тряпье!

– Ну, постойте… Вы не понимаете. Это диспут. А диспут – разговор, где сталкиваются разные мнения. То есть если я за, вы должны быть против. У нас должен быть спор, понимаете?

– Понимаю.

– Так что вы возражайте. Итак, мне понравился…

– И мне.

– Нет, ну, вы не поняли. Вы участник диспута, понимаете?

– Да.

– Вы должны спорить.

– Да.

– Мне понравилась эта книга. А вам она…

– Мне тоже.

– Подождите. Вам она не понравилась.

– Понравилась.

– У нас так не будет спора.

– Будет.

– Как же – будет? Вы же мне не возражаете. А вы должны возражать. Мне не нравится зима!

– И мне не нравится.

– Товарищ, вы участвуете в диспуте.

– Да.

– Мне вчерашний фильм понравился, а вам нет.

– Мне тоже.

– Вы морщились.

– У меня зуб болел.

– Проклятый зуб?

– Проклятый зуб.

– А мне нравится ваш зуб!

– А я его люблю!

– А пиджак на вас ужасный! Просто жуткий!

– Кошмарный!

– Я бы его выбросил!

– Я тоже. (Снимает, выбрасывает.)

– Товарищ, постойте. Вы вчера согласились.

– Я и сегодня согласен.

– Вы сказали: «Я буду участвовать в диспуте. Мы им покажем, что такое борьба мнений», – вы еще намекали.

– Ни на что я не намекал.

– Ну, хорошо. Я считаю, что в семье должен быть один ребенок. А вы?

– Я тоже.

– А вы возражайте.

– Я возражаю!

– Вот. (После паузы.) Вот. Почему вы возражаете?

– Я возражаю.

– Почему?

– Я возражаю.

– Нет, но почему?

– Я возражаю.

– Это хорошо. Но почему вы возражаете?

– Я возражаю.

– Нет. Вы так просто не возражайте. Вы должны говорить – два.

– Два.

– Вот. (После паузы.) А я считаю, один.

– И я считаю, один.

– Вы же говорили, два.

– Два.

– Вот. (После паузы.) А я говорю, один.

– Два.

– Вот. (После паузы.) А я говорю, один.

– Два.

– Вот видите, уже спор. А я говорю, один.

– Два.

– Вот, чудно. Так что я говорю: один.

– Два.

– Так, один.

– Два.

– Один.

– Два.

– Ну спорьте, спорьте… Один.

– Два.

– Ну вы спорьте, возражайте… Один.

– Два.

– Один.

– Два.

– Чего-то тут… Чего-то мы не спорим… Один.

– Два.

– Чего-то у нас не то. Один.

– Два.

– Вы должны доказывать, почему два.

– Два.

– Да ну вас. Один.

– Два.

– Перестаньте. Один.

– Два.

– Прекратите. Один.

– Два.

– Сейчас же бросьте. Один.

– Два.

– Это чепуха, а не диспут. Один.

– Два.

– Это чушь собачья! Один.

– Два.

– Стоп! Стоп! Я понял. Вы должны мне доказывать, почему два.

– Чего?

– А про то, что мы спорим.

Он молчит.

– Ну, что «один – два»? Что, «один – два»?! Что, вы – «два», я – «один»?

– Что?

– Ну чего я говорил «один»? А вы мне возражали, говорили «два»?

– Я не возражал.

– Вы говорили «два».

– Два.

– Вы почему говорите «два»?

– Вы мне сказали.

– А про что мы спорим?

– Мы не спорим, вы мне сказали: говори «два».

– А я почему говорю «один»?

– Вы мне сказали: «Скажи два», – и я сказал «два».

– А кто мне сказал, чтобы я говорил «один»? Ты мне сказал?

– Вы сами.

– Нет. Мне кто-то сказал… Сам бы я… вообще бы… А здесь чего?

– Диспут.

– И что, и что я здесь делаю?

– Вы ведущий.

– А вы как сюда попали?

– С улицы.

– А у вас пропуск есть?

– Нет.

– Ну, идите домой. Диспут окончен. Ничья!

Берегите бюрократов

Мальчики, девочки, деточки, дамочки! Отнесемся бережно к окружающей нас природе. К ее разнообразным формам. Не допустим полного уничтожения бюрократов. Пусть их вид нам неприятен. Что делать? Все в природе увязано и укручено. Уничтожишь одно звено – рушится другое. Уничтожишь бюрократов – испортится народ.

Представьте: только попросил – сразу дали! Только подошел – подписали! Только обещали – тут же сделали! Что же это такое?! Люди дома сидят. По телефону договариваются, животы пошли, инфаркты, общая вялость, дети малоподвижные, мужчины нерешительные, юноши женственные.

– Эй! А ну-ка, давай!

– Я – к вам.

– Отказать!

– Как?..

– А так!

Я – к другому.

– А я этот вопрос не решаю.

Я – к третьему.

– Это не по моей специальности.

– Это не в моей компетенции.

– С этим обождем!

– С этим переждем!

И тут чувствуешь, как у тебя второе дыхание прорезается. Легкость в теле необыкновенная. Упругость удивительная. Ножки напружинил и пошел по кругу!

Отказать – хорошо!

Подождать – хорошо!

Переждать – мирово!

Мчишься по городу крепкий, легкий, закаленный и только слышишь: хлоп-хлоп! Буль-буль! Слабенькие отпадают, хрум-хрум – косточки ихние хрустят…

Но остаются самые-самые! Самые зубастые, самые жилистые. Вы мне: «Отказать!» А я с женой, с детьми – в приемную! Хлоп на пол!

– У меня течет.

Вы мне: «Убирайтесь вон!» А я из колодца:

– Здрасьте! Это у меня…

Вы мне: «Пошел вон!» А я из-под машины, из-под колеса:

– Здрасьте, это у меня промокает.

Вы самолетом, а я через винт.

Вы за границу. А я в Монтевидео из-под пальмы:

– Здрасьте, это у меня…

– Ах, чтоб ты пропал! Откуда ты такой выискался?

– «Откуда»? А путем вашего искусственного отбора. Скорость как у гепарда, кожа как у хамелеона, челюсть своя и запасная, справа автобиография, слева справка о состоянии здоровья, в зубах прописка, в глазах вид на местожительство!

И плотным строем пошел! Только ветер в ушах, только пыль по дороге и жилмассив в одну линию сливается.

Отказать – хорошо!

Отложить – хорошо!

Переждать – можно!

Табличкам не верим. Мест нет – найдешь! Билетов нет – поищешь!

Самолеты не летят – отправишь!

Ни черта не страшно нам, закаленным, перченым, проверенным. Мужчины поджарые, женщины стройные, население красивое!

Не трогайте бюрократов! Большая польза от них происходит.

Сколько лет мы их терзаем. А они все есть. Знаете почему? Мы их породу улучшаем – съедаем самых слабых!

Что охраняешь, товарищ?

Я в охране природы работаю. Лилиеводы, тюльпановоды. Звонят из ресторана – пальму выбросили. Я еду. Как я стал любителем охраны? Ну, хочу взять два лося. Приезжаю в область в сезон. Вот разрешение взять два лося. Резолюция товарища вот… А мне говорят, этой резолюцией, говорят, можешь клопов давить. Если выпить хочешь, так и скажи. А насчет лосей или иди к первому на подпись, или вступай в общество инспекторов охраны. Думаю, идти к первому… толкаться… Вступил за полчаса. Три рубля за книжечку дал. Пошел, взял два лося. А как же! Все так. Хочешь лося взять – иди в общество охраны природы! Что охраняешь, то имеешь и еще с друзьями делишься!

Хочешь интересные книжки читать – иди редактором: первым будешь читать, никому не дашь! Лес охраняешь – дрова есть! Аптеку охраняешь – вата есть! Возле змей сидишь – яд имеешь! Хочешь кооператив иметь – берись квартиры распределять! За очередью следишь – без очереди берешь!

Что охраняешь, то имеешь! Ничего не охраняешь – ничего не имеешь! Недаром говорят: «Все на охрану всенародной собственности!»

Новички

На сцене женщина – бухгалтер. Она что-то считает и пишет. Он подходит, снимает шапку, кашляет.

Бухгалтер. Чего вы кашляете? У вас грипп?

Он. Не… Это я хотел узнать…

Бухгалтер. Что вы хотели узнать?

Он. А тут мне в получку выписали тринадцать рублей шестьдесят копеек.

Бухгалтер. Правильно выписали. Ну?

Он. Правильно… Да… Но чего так мало? В прошлом месяце шестьдесят рублей, в позапрошлом шестьдесят шесть.

Бухгалтер (нетерпеливо). Ну?

Он. Так вот я… Чтоб проверить мне.

Бухгалтер. Так вы думаете, мы ошиблись?!

Он. Не… Не ошиблись… Но мало… Что же я… Я работал. А он говорит: иди, посмотри… А я говорю…

Бухгалтер. Участок?

Он. Подсобный.

Бухгалтер. Фамилия?

Он. Гоголь.

Бухгалтер (за кулисы). Маша, подымите февраль на «Г». И подымите январь. (Входит Маша, вручает бумаги бухгалтеру.) Так, вот смотрим на вашу карточку. (Сосредоточенно.) Значит, в январе по нарядам вы заработали сто сорок два рубля. Неплохо.

Он. Хорошо, да… Это хорошо.

Бухгалтер (не обращая на него внимания). Вы заработали сто сорок два рубля. Премия квартальная сорок три рубля. Получили?

Он. Да… А как же… Это очень кстати было.

Бухгалтер. Так вот… В этом месяце премии у вас не было, а налог берется за прошлый месяц с общей суммы. Берем сто сорок два плюс сорок три, отсюда берем десять процентов, получаем восемнадцать рублей пятьдесят копеек. В этом месяце вы работали хуже. У вас сто пять рублей шестьдесят копеек.

Он. Да, хуже… Чего ж – хуже? Работа невыгодная… Я копал тот же траншей… На два штыка. А сейчас зима. Она мерзлая и не берет. Конечно, хуже получается.

Бухгалтер (не обращая на него внимания). Аванс пятьдесят. (Говорит все быстрее и быстрее.) Плюсуем налоги. Подоходный десять процентов. Плюс премия, минус… У вас есть дети?

Он. А как же, Сережа, десять лет. Ну негодяй. Он… Вчера в школу вызывали. А кто пойдет?

Бухгалтер (не обращая на него внимания). Значит, за бездетность с вас не удерживаем.

Он. Да… А чего ж… Такой бандит, на него еще приплачивать? Каждую неделю штаны новые и портфель. На портфелях съезжают с горы. А мать у нас в гостинице работает… И еще дочка, шестнадцать лет, уже барышня. В институт на вечера… Я говорил прорабу.

Бухгалтер. Таким образом, получается (продолжая считать) девятнадцать рублей шестьдесят девять копеек. Ой!..

Он. Чего?

Бухгалтер. Ой!..

Он. Чего?

Бухгалтер. Мы же ошиблись. Мы забыли с вас удержать…

Он. Ну, в общем, я пошел…

Бухгалтер. У вас же рассрочка есть. «Квас…» «Мас…» «Вас из дас…»

Он. «Аидас». Так он же не работает ни черта… Я его на праздники воткнул, музыку послушать. Шипит и не вертится. Степка зашел: дай починю. Молоток потребовал и ниток. Ну, я дал. Он выпимши… Потом нитки оттуда неделю вынимали. Дочка в слезы…

Бухгалтер. Ой!..

Он. Чего?

Бухгалтер. Стойте!

Он. Да я пошел. Я выяснил.

Бухгалтер. У вас еще одна рассрочка. Опять «Вас из дас».

Он. «Веритас» – швейная машина. Она же не строчит… Жена: купи-купи, сама шить хочу… Там операции – зигзаги. Я ей говорю, куда ж ищо? У нас «Аидас», еще «Веритас». Ни в какую. Шить-шить! На курсы эти – кройте сами, шейте с нами. Ну, шут с тобой, шей. А она на второй день зигзаг не дает. Степка как раз зашел. Сейчас сделаю. Нагрей паяльник. Ну, я нагрел. Олова достали… Он спаял. Тоже выпимши был… Так что в мастерской не могут найти, что он там спаял. И он сам не помнит. Так что это ни к чему…

Бухгалтер. Две рассрочки – это пятьдесят четыре рубля семьдесят копеек плюс подоходные восемнадцать рублей пятьдесят копеек плюс премиальные шесть пятьдесят. Плюс сверхурочные. На сверхурочные оставались в позапрошлом месяце?

Он. А как же, там должно это быть.

Бухгалтер. Вы их получили. Удерживаем с них налог. (Быстро, невнятно.) Минус тридцать восемь плюс сорок девять минус сорок шесть, итого восемь рублей шестнадцать копеек. Значит, в следующем месяце мы с вас дополнительно удержим пять рублей сорок четыре копейки. Теперь все правильно?

Он. Правильно, да… Вот только, значит, сколько теперь? Восемь рублей… Не мало, нет? В прошлом месяце шестьдесят рублей, в позапрошлом шестьдесят шесть и в получку пятьдесят пять, вот у меня тут записано… А теперь – восемь. Не мало, нет?

Бухгалтер. Вы меня спрашиваете?.. Мы же с вами все посчитали. Смотрите внимательно. В прошлом месяце вы заработали сто сорок два рубля пятьдесят семь копеек плюс премия сорок три рубля шестьдесят девять копеек. (Убыстряет счет.) Плюс амортизация три рубля восемнадцать копеек, итого восемьдесят девять рублей тридцать четыре копейки. Отсюда десять процентов, получается восемнадцать рублей девяносто три копейки. Я сотые не беру в расчет.

Он. Да. Не надо.

Бухгалтер. Вот. Дети у вас есть?

Он. Двое, да… Ох, младший бандит, сладу нет. В школу вызывают каждый день. Не могу. Сверхурочно остаюсь. Жена в разные смены. А он – как бурьян. Уж я его стегал, стегал…

Бухгалтер. Две рассрочки. Магнитофон «Аидас» – двадцать два рубля.

Он. Так он же не работает.

Бухгалтер. Швейная машина «Веритас».

Он. Не шьет, я ж говорю…

Бухгалтер. Итого рассрочка сорок четыре рубля шестьдесят девять копеек. Стойте, стойте… (Кричит за кулисы.) Маша! Вы будете внимательно просматривать карточки, или я с вами буду говорить иначе! Почему вы не внесли дрель?

Он. Какую? Это, что ль, ручную, пистолетную?

Бухгалтер. До каких пор я буду ваши огрехи подбирать?! Лишим вас премии за то, что с него не удержали, и все! Хорошо еще, что он сам пришел, так мы теперь можем удержать. Спасибо вам, Гоголь.

Он. Да…

Бухгалтер. А он бы уволился, где бы вы его искали?

Он. Конечно… Ищи меня…

Бухгалтер. Это уже второй случай, когда вы не удерживаете с человека. Вас пять лет учили. Ну давайте, Гоголь, значит, тут с вас за дрель… Почему за дрель, вы же подсобник?

Он. Вот… Я ему говорю, зачем мне дрель? Я лопатой возьму. А он говорит: давай бери дрель на складе, обсверли – канаву легче копать будет. Грунт мерзлый.

Бухгалтер. Кто он такой? Прораб, что ли?

Он. Да я его не знаю. Хромой какой-то. Ну, мы пошли, пока кабель достали, пока тянули от щита… Уж после обеда сверлить начали. Ну, он выпимши был… Дрелька на сто двадцать, а мы дали триста восемьдесят, так что она прямо в руках гибнуть начала и током как даст…

Бухгалтер. В будущем месяце удержим с вас двести шестьдесят семь рублей тридцать восемь копеек, так что работайте хорошо.

Он. Обязательно. Да… теперь хорошо, что зашел. Он мне говорит: главное, зайди, там тебе еще положено, узнай, – хромой этот.