bannerbanner
Антисоветчина, или Оборотни в Кремле
Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Полная версия

Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Однако кайзер использовал именно мобилизацию в качестве повод к конфликту. Объявил об угрозе со стороны России и 1 августа объявил ей войну. Правда, при этом начались такие «нестыковки», которые не лезли ни в какие дипломатические рамки. И вообще в рамки обычной логики не вписывались. Манифест кайзера и вся германская пропаганда кричали об угрозе союзной Австро-Венгрии со стороны русских. Но лавина германских армий ринулась вовсе не на восток, а на запад! И в тот же день, 1 августа, захлестнула нейтральный Люксембург, не способный ни для кого представлять ни малейшей угрозы. Немецкие части ворвались и в нейтральную Бельгию. А 3 августа Германия объявила войну Франции. Ну а Австро-Венгрия, в защиту которой от русских якобы выступили немцы, объявила войну России только 6 августа! На западе гремели бои, а на русско-австрийской границе еще несколько дней царил мир!

В развитии мирового кризиса могла сыграть решающую роль твердая позиция Англии – так же, как это случилось в нескольких предшествующих кризисах. Но в 1914 г. Лондон с какой-то стати проявил просто удивительную нерешительность. Дипломатические демарши предпринимала Россия, подавала голос Франция, а Британия держалась уклончиво и обособленно. Немцев не осаживала, поддержки союзникам не обещала. В кабинете министров и парламенте начались нескончаемые дебаты. Мало того, правительство Великобритании затеяло консультации с США. А полковник Хаус в данном случае как-то очень уж затянул с ответом на запросы Лондона. И в результате кайзер пребывал в полной уверенности, что Англия решила остаться в стороне от схватки. Германский посол в Лондоне Лихневский встретился с министром иностранных дел Греем и подтвердил эти предположения – Англия вмешиваться не будет[189].

Но она все же вмешалась. Только сделала это с серьезным запозданием, 5 августа, когда немцы вовсю громили бельгийскую армию и предотвратить бойню стало уже невозможно. Для Берлина вступление в войну Британии стало неожиданностью, как и присоединение к Антанте Японии. Если б знали заранее, глядишь, призадумались бы – но, опять, же, что-либо менять было поздно. Со своей стороны и Германия привлекала союзников, 2 августа заключила тайный договор с Турцией. Болгария, Италия, Румыния принялись выбирать, к кому выгоднее примкнуть… Вот так началась Мировая война, унесшая 10 млн. жизней, перекроившая политические карты планеты, перевернувная даже и человеческое сознание, все прежние системы ценностей.

Кому же были выгодны сараевские выстрелы? Очень многим. Но только не Сербии, подвергшейся оккупации и понесшей колоссальные жертвы. И не России. В конечном итоге и не Германской, не Австро-Венгерской империям, желавшим войны, но надорвавшимся и погибшим. Провокация оказалась выгодна победителям – Англии, Франции, США. Оказалась выгодна «финансовому интернационалу», наварившему на войне колоссальные прибыли. Но она была выгодна и российским революционерам. Потому что без войны у них не было никаких шансов захватить власть. И выясняется, что сербские террористы действительно были связаны с некоторыми лицами в российской социал-демократии. Так, исследователи обратили внимание на фигуру Владимира Гачиновича. Он состоял сразу в трех тайных организациях, «Черная рука», «Млада Босна», «Свобода», и именно он являлся идейным руководителем сараевской группы мальчишек-боевиков. Известно, что Гачинович вращался в социалистических кругах, встречался с Троцким, Луначарским, Радеком, Мартовым. Имеются данные, что о подготовке теракта знали и Зиновьев (Радомысльский), Раковский (Раковер, Станчев).

Ну а что касается конкретных людей, чьими руками был создан предлог для войны, то все они плохо кончили. Захваченные австрийскими властями террористы из организации «Млада Босна» предстали перед судом. На Сараевском процессе неопровержимо были доказаны их связи с заговорщиками из сербских спецслужб. Попутно вскрылась и принадлежность некоторых подсудимых к масонству, как и принадлежность к «вольным каменщикам» организаторов теракта из «Черной руки» (доказательства этого, стенограммы допросов приводятся в работах исследователя сараевского убийства д-ра Вихля, директора исследовательского фонда «Национальный разведывательный центр» Е. Павлова и др.). Совершеннолетние обвиняемые Илич, Кубрилович, Иованович были приговорены к смертной казни и повешены. Остальные получили различные сроки тюрьмы, от 3 лет до пожизненного.

Но из всех лиц, задействованных в операции, до окончания войны и победы Антанты не дожил никто. Майор Танкосич и некоторые другие офицеры из «Черной руки» погибли на фронтах. А 16 человек во главе с Драгутином Дмитровичем были арестованы сербским правительством в декабре 1916 г. К этому времени Сербия была полностью разгромлена и захвачена австрийцами. Остатки ее войск были эвакуированы на Салоникский фронт. Распоряжалось на этом фронте французское командование, сербов содержали на положении солдат «второго сорта», пушечного мяса. И сербскому правительству воли не давали, союзные генералы помыкали им как хотели. Но в данном случае снова происходили явления довольно загадочного свойства. Руководство «Черной руки» обвинили в заговоре и намерении открыть фронт австрийцам – что было совершенно нелепо, австрийцев Дмитрович и его товарищи смертельно ненавидели. А французское командование в кои-то веки вдруг не стало вмешиваться в действия сербского правительства и закрыло глаза на явную надуманность обвинений. В начале 1917 г. все арестованные были осуждены и расстреляны.

Юные террористы Принцип, Габринович и Грабеч содержались в одиночных камерах в австрийской крепости Терезиенштадт. И в том же самом 1917 г. они умерли со странной синхронностью, с интервалом в несколько недель друг после друга. Предполагают, что их уморили голодом.

Ну а их руководитель Владимир Гачинович после убийства эрцгерцога сумел скрыться и избежать ареста. В конце 1914 г. он объявился в Париже. В кафе «Ротонда» встретился с Троцким, даже дал ему интервью для «Киевской мысли». Потом Гачинович тайно проживал в Швейцарии, попал в больницу и в августе 1917 г. ушел в мир иной. Почти одновременно со своими соратниками. Все данные говорили о том, что он был отравлен. По одной версии, его устранили австрийские спецслужбы, по другой – французские. И вот что любопытно. К этому времени в среде революционеров про Гачиновича давно забыли, его делишки совершенно заслонили глобальные события войны, падение русского царя. Но один деятель, как оказалось, помнил. Троцкий. Он уже находился в России, сидел в тюрьме после неудачного июльского путча. Но откуда-то узнал о смерти Гачиновича и счел нужным написать некролог. Единственный некролог, опубликованный по поводу кончины этого человека…

Осенью 1918 г., сразу после крушения Австро-Венгрии, при таинственных обстоятельствах исчезли протоколы Сараевского процесса. А в 1919 г., после подписания Версальского договора, австрийцы согласились вернуть сербам их архивы, захваченные в оккупированном Белграде. Но катер, на котором их перевозили по Дунаю, тоже исчез вместе со всеми архивами и командой. Просто не пришел к месту назначения, вот и все. В общем, «концы в воду»…

Стоит отметить еще одну особенность преступления в Сараево. После войны стала усиленно внедряться версия, будто за организацией теракта стоял российский военный атташе полковник генштаба В.А. Артамонов (а стало быть, и сам теракт был инспирирован русскими). Секретные документы из архивов царского военного и дипломатического ведомств, открывшиеся и опубликованные при советской власти, опровергли эту версию. Мало того, они убедительно показали, что Артамонов был решительным противником заговорщиков. И, тем не менее, несмотря ни на какие очевидные опровержения, «артамоновский след» широко утверждался в исторической и политической литературе. О нем писали за рубежом, его перемывал советский историк-троцкист М.Н. Покровский. Данную версию кто-то постарался подсказать и В. Пикулю, она отразилась в романе «Честь имею». Обратите внимание на этот прием. С подобными вещами мы еще встретимся. Тут мы имеем дело с типичной «версией прикрытия», призванной отвлечь внимание историков и широкой публики от истины.

Революция или удар в спину?

В западной литературе считается общепризнанным, будто «слабая» и «отсталая» Россия оказалась не готовой к войне, терпела поражения, надорвалась, что и привело в революции. Это не более чем пропагандистская ложь. Русская армия была вооружена и оснащена гораздо лучше французской или британской, а в тактике и обучении солдат превосходила немцев. Война началась блестящими успехами нашей страны. Россия сорвала германский план Шлиффена, разбила Австро-Венгрию, отобрав у нее Галицию, выиграла два сражения с немцами в Польше, разгромила под Сарыкамышем турок[196].

Но первый катастрофический удар Россия получила вовсе не от противников, а от союзников-англичан. Накопленные запасы вооружения и боеприпасов во всех воюющих государствах оказались недостаточными, и наше военное министерство разместило заказ на 5 млн. снарядов, 1 млн. винтовок, 1 млрд. патронов, 8 млн. гранат, 27 тыс. пулеметов, и другие виды оружия на британских заводах «Армстронг и Виккерс». Этого должно было хватить на летнюю кампанию. И заказ был принят с отгрузкой в марте 1915 г., но не выполнен вообще, причем русских даже не сочли нужным предупредить об этом заранее[189]. Результатом стал жестокий «снарядный голод», «винтовочный голод» – и «великое отступление», врагу пришлось оставить Польшу, часть Прибалтики, Белоруссии, Украины.

Тем не менее, Россия и с этим справилась. Причем без помощи союзников, собственными силами. В годы войны она совершила гигантский промышленный рывок, по масштабам своего времени сопоставимый с рывком 1941-1945 гг. Производство снарядов удалось увеличить в 20 раз, винтовок в 11 раз, орудий – в 10 раз, по их выпуску наша страна обогнала и Англию, и Францию[164, 189]. Уже в 1916 г. положение с оружием и боеприпасами нормализовалось, и поражения на фронтах снова сменились победами. Но война облегчила и ускорила раскачку России изнутри.

Страна оказалась буквально насквозь пропитана неприятельской агентурой. Как уже отмечалось, германские спецслужбы использовали в качестве «крыш» немецкие фирмы в России. А таковых только в Москве насчитывалось свыше 500! Перед войной некоторые из них переоформились на фиктивных российских владельцев, в других руководители-немцы выехали на родину, оставив вместо себя русских управляющих, продолжавших получать указания от германских владельцев (например, в компании «Симменс Шуккерт» управляющим стал большевик Красин). Немцами контролировались несколько крупных банков, все ведущие страховые компании, ряд газет[129]. Кроме того, Центральные Державы делали ставку на сепаратистов. Австро-Венгрия подкармливала украинских националистов, Германия – польских, прибалтийских, финских, грузинских, создала «Комитет освобождения евреев России», из Турции распространялся пантюркизм.

Весной 1915 г. Парвус представил правительству Германии план по координации и централизации всех сил, способных подрывать устои нашей державы. План был одобрен, началось щедрое финансирование. Центры, через которые осуществлялась эта работа, были созданы в Копенгагене и Стокгольме. Через «отмывочный» «Ниа-Банк» Олафа Ашберга деньги переводились в Россию в Сибирский банк. Компаньонами Ашберга стали большевики и германские агенты Ганецкий (Фюрстенберг), Красин. Запасной канал, через Норвегию, курировала Коллонтай. В России получением и распределением финансов занимался ее любовник Шляпников. И по нарастающей покатились волны забастовок, демонстраций… Через других агентов – Платтена, Моора, Радека, Парвус поддерживал Ленина и прочих эмигрантов в Швейцарии. Через резидента в Румынии Раковского переводил деньги Троцкому, издававшему в Париже газету «Наше слово».

Однако в России действовали агенты не только противника, но и «дружественных» держав. Впрочем, многие из них отнюдь не осознавали себя чьими-то агентами. Либералы, думская оппозиция в разгар войны развернули борьбу за «демократию», за реформы по западным образцам – в чем получали неприкрытую поддержку правительств и дипломатов Англии и Франции. Ничего удивительного в этом не было. Точно так же, как сербские масоны, искренне считая себя патриотами, стали инструментом «мировой закулисы» для развязывания войны (и обрушили на свой народ неисчислимые бедствия), так и российские либералы в самозабвенном ослеплении были уверены, что действуют на пользу России, что демократические «свободы» откроют ей еще более благоприятные возможности для развития и вознесут к еще большему могуществу. С лета 1915 г. Дума и либеральная печать развернули ожесточенные атаки на власть.

Облегчалась подрывная работа вовсе не «тиранией», а, наоборот, слабостью царской власти. Россия была единственной воюющей державой, чей тыл жил по законам мирного времени. Рабочие могли бастовать сколько влезет, думцы – говорить с трибун что угодно, газеты – печатать все, что им оплатят. Русская контразведка прекрасно знала все банки и фирмы, превращенные в гнезда германской агентуры, но ничего не могла с ними поделать в рамках существующего законодательства. И образовался некий замкнутый круг. Мобилизовать тыл, ввести законы военного времени ни за что не позволила бы Дума. А разогнать Думу царь не мог, поскольку за нее горой стояли союзники. Откровенно брали ее под покровительство, поощряли оппозиционные выходки, лезли во внутренние дела нашей страны, шантажируя прекращением кредитов и поставок. И царь не хотел ссориться с иностранцами, не хотел ссориться со своей «общественностью», шел ей на уступки, снимая неугодных ей министров – но и новые министры оказывались неугодными. Началась настоящая чехарда, когда за год сменились 4 премьера, 4 министра внутренних дел, 3 министра иностранных дел, 3 военных министра…

Во Франции и Англии малейших доказательств шпионажа было достаточно для смертной казни. Но в России подходили гораздо мягче. Думскую фракцию большевиков, пропагандировавшую идеи поражения своего Отечества, всего лишь сослали в Сибирь (причем Дума устроила бурные протесты). После бунта на линкоре «Гангут» была раскрыта обширная подпольная организация на Балтфлоте. Лишь двоих руководителей приговорили к смерти, да и то помиловали, заменив каторгой. Другие отделались разными сроками заключения и даже ссылки (в мирный и безопасный тыл!) А большинство арестованных, в том числе будущего кровавого вожака Дыбенко, вообще не судили, создали матросский батальон и отправили искупать вину на фронт, под Ригу. Батальон отказался воевать, не выполнял приказов и принялся разлагать солдат соседних частей. И… как думаете, наказали их? Нет. Просто расформировали батальон, а матросов… вернули на свои корабли. В 1916 г. Дыбенко снова поймали на подрывной агитации. Приговорили к… 2 месяцам заключения и оставили на флоте. Вот и судите, может ли выиграть войну государство, действующее подобным образом?

Положение попытался изменить начальник штаба Ставки генерал М.В. Алексеев. Летом 1916 г. он разработал проект диктатуры тыла. Куда там! Думские лидеры во главе с М.В. Родзянко узнали об этом, насели на царя и провалили проект[150, 151]. Алексеев сумел добиться учреждения особой следственной комиссии по борьбе с саботажем и экономическими диверсиями под началом генерала Н.С. Батюшина. Улик у контразведчиков уже накопилось хоть отбавляй, и как только им развязали руки, в короткий срок были арестованы банкир Рубинштейн, родственники Троцкого Животовские, промышленники Шапиро, Раухенберг, Шполянский, сахарозаводчики Бабушкин, Гепнер, Добрый. Контрразведка произвела обыски в фирме Нобеля, Внешторгбанке, Международном банке. При этом нашли циркуляры германского генштаба № 2348 и 2348-бис, хранившиеся наряду с деловыми бумагами, инструкции Макса Варбурга[129].

Но против комиссии Батюшина дружно выступила вся «общественность», ее обвинили в мыслимых и немыслимых грехах, смешали с грязью. Российские банкиры и промышленники обратились к царю, прозрачно намекая, что не время ссориться с их кастой. Возмутился и Запад, квалифицировав аресты как … «еврейский погром»[158]. И Николай II повелел закрыть дела. Хотя даже это было использовано против него! Представлялось как доказательство, что царь с царицей покрывают изменников и шпионов.

Словом, получалось, что противники России и ее «друзья» играют в одни ворота. И это было действительно так! Например, история с «германским золотом» для большевиков, которое поступало от Макса Варбурга через «Ниа-банк» Олафа Ашберга, в наше время уже хорошо известна. Однако почему-то никто не задается элементарным и вполне логичным вопросом – да откуда же у Германии могло быть в таких количествах «лишнее» золото? Она ведь еще до 1914 г. израсходовала колоссальные средства на свое вооружение, она вела тяжелейшую войну на нескольких фронтах, при этом закупала за рубежом сырье, продовольствие, помогала деньгами и снабжением своим союзникам Турции, Болгарии, Австро-Венгрии. А революции – дело дорогое. На это были затрачены сотни миллионов.

И лишь в недавнее время ряд исследователей обратил внимание, что к 1917 г. огромные избыточные наличные средства имелись только в одной стране. В США, которые непрерывным потоком получали прибыли в оплату за поставки воюющим государствам. По особенностям германской финансовой системы правительство давало поручение частным банкам (с обязательством потом расплатиться) – и если они принимали поручение, кайзера и его министров не волновало, где они возьмут средства. Ну а братом Макса Варбурга, напомню, был Пол Варбург – вице-президент Федеральной резервной системы США и компаньон фирмы Шиффа. Еще одним компаньоном в банке «Кун и Лоеб» был третий брат, Феликс Варбург, женатый на дочери Шиффа. А четвертый, Фриц Варбург, работал в Стокгольме при Ашберге[158]. Удобно разместились, правда? А представитель боковой ветви того же семейства, Отто Варбург, известный ученый-ботаник, имел большой вес в МИД Германии. И являлся президентом Всемирной сионистской организации…

«Вклад» Якова Шиффа в российскую революцию его внук позже оценивал в 20 млн. долл. (тогдашних – около 400 млн. долл. нынешних)[158]. Британский банкир Мильнер вложил в нее 10,5 млн. долл.[110]. Видный историк Э. Саттон, сумевший получить доступ ко многим любопытным документам американских архивов, приводит доказательства, что в финансировании революции принимали также участие Морган и ряд других банкиров. Иногда деятельность Шиффа, Пола Варбурга, Ашберга и пр. историки расценивают в качестве «прогерманской». Но это неверно. Прогерманской в прямом смысле не была даже работа Макса Варбурга, Парвуса, австрийских Ротшильдов и иже с ними. Это была политика «мировой закулисы», согласно которой монархиям Германии, Австро-Венгрии, Турции тоже предстояло пасть, но позже – после России. И именно в рамках этой политики в США к началу 1916 г. вызрел и начал проводиться в жизнь «план Хауса».

Задействованы в нем были не только американские политики и спецслужбы. Одним из ближайших сподвижников Хауса стал резидент британской разведки МИ-6 в США Вильям Вайсман. Нет, он был не простым шпионом типа Джеймса Бонда. До войны Вайсман был банкиром, и в 1916 г. его направили в Америку с особой миссией и очень большими полномочиями. Официально ему ставилась задача по втягиванию Соединенных Штатов в войну на стороне Антанты. Но за океаном он близко сошелся с американскими финансовыми кругами, особенно с Отто Каном из компании «Кун и Лоеб». А из политиков Вайсман сразу же нашел общий язык с полковником Хаусом. Оказалось, что взгляды по всем ключевым вопросам у них совпадают, и они спелись душа в душу. Через Вайсмана политика Хауса согласовывалась с правящими кругами Англии. (Хотя на кого в большей степени стал работать британский резидент, неизвестно. Во всяком случае, после войны против него были выдвинуты серьезные обвинения, и он предпочел на родину не возвращаться. Остался в Америке, где был принят все в ту же фирму – «Кун и Лоеб»[173]).

В период войны в Америке начинает формироваться «своя» группировка российских революционеров, независимая от швейцарской. Теоретически попасть сюда было для эмигрантов не так-то просто. Проезд за океан стоил недешево, не каждому по карману, а в связи с наплывом беженцев из Старого Света получить визу и вид на жительство тоже было проблемой, не говоря уж о возможности найти работу. Но революционеры в США попадали. Даже можно отметить, что сюда специально отбирали тех, кого считали нужными. Так, по заданию германских спецслужб в Штатах побывала Коллонтай, выступала на рабочих вечерах и митингах с русофобскими речами. И кому-то понравилось, ее пригласили в Нью-Йорк. Очутился здесь и Ларин (Лурье), один из ближайших сотрудников Парвуса. Как-то очень уж легко перемахнул из Швейцарии в Америку, через несколько границ, Бухарин. Молодой, еще малоизвестный партийный теоретик – но обладавший одним особым качеством. Он был масоном.

Показательна и история с Троцким. В 1916 г. случился бунт среди солдат русского экспедиционного корпуса во Франции. Выяснилось, что среди них распространялась газета Троцкого «Наше слово» (выходившая, подчеркнем, без всяких препятствий со стороны французских властей). Разразился скандал, царское правительство потребовало выдачи Льва Давидовича как российского подданного. Однако у него в Париже нашлись влиятельные покровители вплоть до депутатов и министров, и его решают выслать в Швейцарию. Но вместо Швейцарии высылают почему-то в Испанию, причем на границе, как пишет сам Троцкий, сопровождающие жандармы обменялись масонскими знаками[182]. Из Испании он готовится ехать в Швейцарию, сообщает об этом оставшейся во Франции жене. Однако из Парижа на него вдруг поступает донос, испанские власти его снова арестовывают и… приговаривают к высылке в США. Правда, у Троцкого нет денег, но и они неожиданно находятся, он с супругой и детьми отплывают пассажирами первого класса[173]. А в Нью-Йорке их встречает некий Артур Конкорс. Один из руководителей «Общества по предоставлению убежища евреям и поддержке иммигрантов» – учредителем и патроном этой организации являлся Яков Шифф…

Порой тайные связи обнаруживают такие хитросплетения, что остается только руками развести. Допустим, дядя Троцкого Абрам Животовский был компаньоном Сибирского банка (который, по данным русской контразведки, контролировался немцами), а также крупным акционером «Русско-Азиатского банка» Путилова. И при этом находился в тесных контактах с владельцем «Ниа-банка» Олафом Ашбергом, создал с ним совместную «Шведско-Русско-Азиатскую компанию»[177]. Животовский направил своего делового представителя и в США. И этим представителем был не кто иной как Соломон Розенблюм, более известный под псевдонимом Сидней Рейли. Бизнесмен и одновременно супершпион, работавший на резидента МИ-6 Вильяма Вайсмана и ставший у него главным консультантом по русским делам[173].

Офис, где Рейли вел деловые операции, находился в Нью-Йорке по адресу Бродвей-120. На верхнем этаже этого дома располагался фешенебельный банкирский клуб, где собирались Шифф, Морган, Кан, Варбурги, Барух, Маршалл, Гугенгейм и прочая подобная публика. А в одном кабинете с Рейли работал его компаньон Александр Вайнштейн. Тоже приехавший из России, тоже связанный с британской разведкой – и устраивавший в Нью-Йорке сборища российских революционеров. Ну а брат Александра, Григорий Вайнштейн, был владельцем газеты «Новый мир» – где сотрудничали Бухарин, Коллонтай, Урицкий, Володарский, Чудновский. А редактором газеты по приезде в Америку стал Троцкий. Мало того, по указанному адресу, Бродвей-120, располагалась банковская контора Вениамина Свердлова, и они с Рейли были закадычными друзьями[173]. Не слишком ли много «совпадений», как вы считаете?

Уж конечно, имея стольких «общих знакомых», британский резидент Вайсман попросту не мог пройти мимо фигуры Троцкого. Известно, что им был разработан особый план «Управление штормом», согласно коему следовало влиять на события в России через «своих» людей. Позже Вайсман напишет труд «Разведывательная и пропагандистская работа в России», где уклончиво упомянет, что «один из наших американских агентов, очень известный интернациональный социалист,… был сразу же принят большевиками и допущен на их собрания»[173]. По всем признакам под характеристики этого «интернационального социалиста» подходит только один человек. Лев Давидович Троцкий.

Словом, в заговоре против России были задействованы самые различные силы и структуры, зачастую не знавшие друг о друге или считавшие друг друга противниками. И можно отметить одну многозначительную особенность Февральской революции – она стала полной неожиданностью и для большевиков, и для немцев, и для думской оппозиции[100, 150]. Потому что и те, и другие, и третьи способствовали раскачке страны и подрыву устоев власти, но саму революцию не делали ни большевики, ни немцы, ни либералы-думцы. Зато в ней активно поучаствовали дипломаты и спецслужбы Англии и Франции. Заговорщики, готовившие переворот, были тесно связаны с послами этих держав Бьюкененом и Палеологом.

На страницу:
3 из 5