Сердце лета

– Определись все‐таки, кобыла или крапива? – усмехнулась я.

– Как ты посмела оскорбить Эллу подобным сравнением?! – с трудом сдерживая смех, воскликнул он.

Меня было трудно задеть оскорблениями такого рода. Я ведь росла с Вовой и Андреем, а уж они как только меня не честили. Дома дед называл меня дерьмом всякий раз, когда я вела себя не по его инструкциям. Так что если этот полудурок намеревался меня обидеть – не вышло.

– Прошу прощения, Элла, – обратилась я к лошади. – Так почему крапива?

– Если до тебя дотронуться, ты обожжешь. Но в целом очень полезна, если уметь с тобой обращаться, – объяснил он.

– Какое умозаключение! Ни за что бы не догадалась, что тебе известны свойства крапивы.

Алик дернул уздечку, расстояние между нашими лошадьми сократилось, и я внезапно для себя растерялась и опустила взгляд.

– На что это ты намекаешь? – угрожающе спросил он.

– Да так, ни на что, – отмахнулась я. – Как тебе русский твистер?

– Дурацкая, но веселая игра. То, что нужно для компании, – уже мягче ответил он.

А голос у него был… низкий и звучал так, словно эхом отдавался от стен, как если бы мы говорили в погребе. Мне эта прогулка казалась жутко неловкой, и я нежно хлопнула ногами по бокам коня, чтобы он перешел на бег. Мы ненадолго оторвались от Алика.

Поле – мое самое любимое место. Оно представляется мне страной фей, нимф или секретным местом лепреконов – тем, где начинается радуга. Невысокая трава укрывала землю зеленым покрывалом, горизонт ровной полосой отделял поле от чистейшего голубого неба. Казалось, если устремиться за горизонт, можно переступить черту реального мира. Туда я и направила коня. Ветер развевал мои пепельные волосы, а я наслаждалась прохладой, ненадолго спасавшей от палящего солнца.

– Я слышал, вы называете компанию Степы и Миши мажорами. Почему? – поинтересовался Алик.

– Не потому, что у них чуть больше денег. И не потому, что они живут в более роскошных домах.

Я говорила правду. У Вовы и Ани тоже были очень красивые современные дома со всеми благами цивилизации. Мы с Миленкой постоянно ходили к ним в гости, чтобы посмотреть скачанные на ноутбуки фильмы или поиграть в «денди». У меня же был лишь древний телевизор, который время от времени показывал новостной канал, но в основном шипел, как змей. А еще радио, которое включалось только тогда, когда хотело. В основном в три-четыре часа ночи.

– Из-за их поведения, – продолжила я. – Они всегда считали себя крутыми только потому, что старше. У них первых появились права и машины. Наверняка для нас они тоже нашли прозвище.

– Нет, вы для них просто «мелкие».

– Неудивительно, – хмыкнула я. – Возраст не прибавил им извилин.

– Ты всегда такая вредная?

– Я же крапива, не забыл?

И тут к Алику подлетело несколько пчел. Он не успел мне ответить, так как начал судорожно от них отмахиваться и разогнал лошадь. Я же хохотала над этим зрелищем, пока Элла не совершила круг и он не вернулся ко мне.

– Смешно?! – взъелся он.

Я прикрыла рот рукой, а этот козел… со всей силы шлепнул Уильяма по крупу. Конь среагировал мгновенно, а вот я растерялась и чуть не грохнулась, в последний момент схватившись за поводья. Уильям встал на дыбы, чуть не скинув меня, потом вернулся в устойчивое положение и поскакал так быстро, что у меня не было возможности хоть как‐то его угомонить, ни словами, ни поглаживаниями. Он понесся в чащу, граничившую с соседними домами. Мне было до смерти страшно, и я во все горло кричала проклятия в адрес придурка Красильникова! Руки вспотели, я теряла равновесие.

– Уильям, стой!

Бесполезно. Я была готова закрыть глаза и отдать себя на растерзание, потому что вот-вот свалюсь и если не умру, то переломаю кости. И все же гнев взял надо мной верх, я озиралась по сторонам в поисках спасения и нашла его. Завидев на подходящей высоте крепкую длинную ветку, я мысленно прочла молитву, пригнулась, отпустила уздечку и ухватилась за нее. Конь галопом ускакал к соседям, а я с дрожащими от страха руками и кипящим адреналином осталась висеть на ветке. Почему‐то мне не пришло в голову, что прыгать отсюда опасно, а навыки лазанья по деревьям я подрастеряла.

Послышался цокот копыт.

– Зависла?

– Придурок! – Я раскачалась и замахнулась ногой, но Алик увернулся. – Ты меня чуть не угробил!

– Что ж… я не хотел… – неискренне протянул он.

Он встал так, что Элла оказалась прямо у меня под ногами, и стоило отпустить руки, как я бы плюхнулась прямо позади него. Он что, думал, я сяду с ним на одну лошадь?!

– Ну же, прыгай. Наверняка руки устали.

– Черта с два! – прохрипела я.

Надо почаще злиться! Я буквально ощутила себя Халком и перебралась к стволу дерева, а затем попыталась осторожно сползти, заработав десятки заноз и царапин, и спрыгнула на землю.

– Ты просто идиот.

– Не стоит сыпать оскорблениями в мой адрес, – пригрозил он.

– Это не оскорбления, а истина!

Я в очередной раз показала ему неприличный жест и со всех ног побежала в сторону своего дома. У меня было преимущество – я знала в деревне каждый укромный уголок и лазейку. Алик же помимо того, что оставался на коне, мог заплутать. Уже через пять минут я, раскрасневшаяся и злая, стояла на крыльце своего дома.

– Урод, – процедила я, глядя на поле.

Глава 5

4 июля, село Сорокина Гора

Летом дни летят так, что не успеваешь опомниться. Вот и я так и не поняла, как же быстро могло пролететь пять суток. Все это время я ночевала на левой стороне с бабушкой и дедушкой и периодически занималась хозяйством. В день, когда полоумный Красильников чуть не угробил меня, я устроила взбучку Феде.

– Доволен?! Этот придурок чуть не убил меня! – ругалась я, пока мы набирали ведра воды у колонки.

Федя почему‐то ржал.

– Будешь смеяться – я ночью вывалю на тебя кучу навоза с червями!

– Гайка, да чего ты хочешь от парня? Он, видимо, по‐другому не умеет симпатию проявлять.

– Чего?! Ты разве не слышал, что по сравнению с его лошадью я страшилище? И вообще, стоит рассказать об этом инциденте дедушке, и Алику крышка.

– Как и тебе. Дед тебя из дома не выпустит, – убедительно изрек Федя.

– От тебя никакой поддержки. Ладно, расскажи хоть, чего стоили мои страдания…

– Ты о чем?

– Как ты сходил к Титову?

К слову, Титов был отцом той самой роскошной Кристины.

– А-а, отлично! Его новая жена, Регина, мать Олега, очень красивая женщина. Наверное, Олега она родила лет в шестнадцать, уж очень хорошо сохранилась. Мы пили виски, Игорь рассказывал о своих планах по постройке завода недалеко от деревни. Ты ведь знаешь, что у тех, кто здесь живет постоянно, мало источников дохода. Вот он и хочет открыть производство, тем самым предоставив рабочие места.

– Как благородно, – недовольно проворчала я, хотя людям в деревне и правда негде работать.

На следующий день мы с Миленой пошли к Аньке смотреть фильмы и просидели там до позднего вечера. Шел дождь, дороги размыло, и заняться было нечем, так что мы уютно устроились на диване, лежа вповалку, и пересмотрели все выпущенные части Гарри Поттера.

Каждый раз, уезжая в город, я вспоминала такие вечера. Ни с кем мне не было так комфортно, как с девчонками. Дома же у меня обстановка была совсем другая, временами даже невыносимая. Мой отец умер около шести лет назад, но, так как мы с ним почти не виделись, я не сильно горевала. Мама с отцом разошлись, еще когда мне было пять лет. Мы переехали в Москву и больше не встречались. На все мои вопросы об отце и причинах развода я не получила ни одного внятного ответа, сам отец, по всей видимости, не был заинтересован в общении со мной, так как никаких весточек до самой смерти я от него не получала. Однако мама его по‐настоящему любила и долго страдала, пока не встретила дядю Леню. Ему пришлось жить с нами, и дедушка с бабушкой не давали им покоя. Они влезали в каждую ссору, вмешивались в их планы, бросали на Леню недовольные взгляды, и причины всех этих выпадов мне были непонятны. Просто бывают люди, которым нравится скандалить. Все равно как удовлетворять физическую потребность. Оставалось надеяться, что маме удастся переехать к Лене, чтобы хоть как‐то наладить личную жизнь, пусть и без меня.

И все же смерть отца отразилась на мне, хотя я заметила это лишь пару лет спустя. Мне отчаянно не хватало отцовской заботы и ласки. Каждый раз, оканчивая четверть с отличием, я гадала, гордился бы мною отец? Выступая на праздниках в школе, я ловила взгляды чужих отцов и думала, хвалил бы папа мои выступления? Дарил бы мне цветы, покупал бы мороженое в честь победы в конкурсе или просто так, без всякой причины? Как вообще ведут себя отцы? Все это было мне неизвестно, и, как бы я ни отшучивалась с друзьями, когда они с жалостливыми взглядами случайно упоминали о моем отце, что мне, мол, совершенно не больно, при слове «папа» из чужих уст у меня сковывало грудь.

На уроках музыки мы разучивали песню «Папа может…» – видимо, учительнице было плевать на то, что у половины класса отцов не было. Мы подпевали хором, и уже на припеве многие захлебывались слезами. Однажды мне даже пришлось без спроса выбежать из класса, настолько тяжело было петь эту песню.

Я не жалела себя, скорее завидовала тем, у кого был отец. Как‐то раз Светка Бражникова пришла в школу заплаканная и разгневанная. Ходила весь день со сжатыми губами и сыпала оскорблениями в адрес родителей. Любопытство взяло верх, и я решила подслушать ее разговор с подружками.

– Они разводятся. Эгоисты! Им плевать, что я чувствую! – бормотала Светка, сидя на стуле и нервно покусывая кончик карандаша. Казалось, она вот-вот прикончит все карандаши своими крепкими зубами. – Это конец…

Тогда я в первый и последний раз вслух высказала то, что чувствовала долгие годы:

– Дура ты, Светка. Родители у тебя оба живы? Живы. И сейчас тебе важнее свое счастье, чем их. Какой это конец света?! Ну, будете вы жить в разных квартирах, тебя что, от этого любить меньше станут?! Лучше бы ты ценила то, что они есть, в браке или нет.

Светка и выругаться не успела, как начался урок и я села за парту. Она не сводила с меня глаз все сорок пять минут и выдернула из толпы одноклассников на перемене.

– А ты не подумала, что кто‐то из них заведет новую семью? Что они действительно разлюбят меня?! – выплюнула она мне в лицо.

Я молчала. Нет, об этом я не подумала. И все же мне и сейчас хотелось бы знать, что отец жив, пусть и не любит меня больше. Из-за нехватки мужского внимания я стала сама не своя. Пыталась принарядиться, но, как только парни решались со мной познакомиться, ретировалась. Все было не то, и я сама не понимала, чего именно от них хочу. Иногда мне казалось, что я готова броситься на шею первому встречному, лишь бы он держал меня в объятиях и защищал от всех напастей. А потом разум брал верх над подростковыми гормонами, и я куталась в мешковатые вещи, стараясь казаться незаметной.

– У меня сейчас ноги отвалятся … – пыхтела Милена.

Мы уже полтора часа ехали по ухабистым дорогам, покинув пределы деревни. В наших местах повсюду росли ивы, высокие клены, тополя и другие деревья с пышными кронами. В этом же селе в ряд стояли одни лишь тонкие березы, склонившиеся так, словно всей семьей оплакивали общее горе и нашептывали предостережения шелестом листвы.

– Нытик, – фыркнула Аня. – Это ведь ты настояла на поездке, мы с Гайкой вообще собирались весь день отрабатывать искусство макияжа, точнее грима, и актерское мастерство!

– Как можно променять путешествие по заброшенному селу на всю эту… фигню? – сморщилась Милена.

– Вообще‐то, я хочу стать актрисой, и тебе это известно, – не скрывая обиды, ответила Аня.

– Девочки, кажется, надвигаются тучи… – отвлекла их от спора я.

– А я говорил, надо было на тракторе ехать! – буркнул издали Андрей.

– Ага, чтобы перепугать не только живых, но и мертвых. Они оглохнут от его выхлопа! – усмехнулся Вован.

Сейчас наш путь лежал через холмы. По подсчету Андрея, оставалось минут двадцать, и я, не признаваясь вслух, реально боялась, что у меня откажут ноги. Небо над нами было светло-голубым, однако сзади нас нагоняла темная, почти черная туча. Ничего хорошего это не предвещало. Как мы будем выбираться из этого забытого богом села по грязевым морям – вопрос.

– Это еще кто? – спросила Аня.

Мы дружно обернулись. Сзади медленно ехала машина, водитель явно переживал за состояние подвески. Немудрено, дорога вся в колдобинах, отсюда можно уехать без днища.

– Двигайтесь, ну же! – поторопила я.

Мы ехали прямо посередине и теперь выстроились друг за другом по правую сторону. К нашему удивлению, машина притормозила. Медленно опустилось тонированное стекло, и, увидев лицо водителя, я чуть не грохнулась.

– Подвезти? – спросил Степа, который сидел на пассажирском.

Его светлые волосы и глаза оттеняло ярко-голубое поло. Алик, он же урод Красильников, был одет в широкую черную футболку, которая углубляла цвет его изумрудных глаз.

– Да мы не… – собрался ответить Андрей и тотчас обернулся.

Прямо за машиной Алика ехал пикап Добрыденя.

– Закидывайте велосипеды! – кивнул Степа в направлении Мишиной машины.

И чего это они без своей женской группы поддержки? Ах, точно. Тут‐то я и заметила Кристину в пикапе. А вот Ульяны не было.

– Как‐нибудь сами, – фыркнула Милена и закрутила педали.

Мы с Аней последовали ее примеру, а эти двое… предателей действительно закинули велосипеды в открытый багажник и уселись в машину Красильникова.

– Чтоб им пусто было! – снова буркнула Милена.

– Аглай, а вы с Аликом встречались после того случая с лошадью? – поинтересовалась Аня.

– Упаси боже. Я и сегодня не надеялась его встретить.

Машины обогнали нас, и, конечно, Алик прожег меня взглядом, а затем так газанул, что вся пыль полетела нам в глаза.

– Идиот…

– Тебе не кажется, что он уделяет твоей персоне слишком много внимания? – деликатно спросила Аня, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Воронцова, еще что‐нибудь в этом духе, и уже никакая Ведьмина мазь тебе не поможет, – рассмеялась я и дала деру.

Минут через десять, когда машин и след простыл, мы увидели почерневшие, разрушенные дома. На Сорокиной горе когда‐то жили цыгане, но после того, как в тысяча девятьсот шестьдесят первом году по селу прошелся смерч (наиредчайшее явление в этих краях), табор перебрался в другое место. И тогда некий мимо проезжавший Сорокин решил отстроить целое село. Он собрал бригаду мужчин, у которых не осталось домов после смерча и ввиду других обстоятельств, и общими силами они возвели целую деревню.

– Кажется, все вон там, – задумчиво произнесла Милена.

Ее слова подтвердились – перед самым уцелевшим домом припарковались знакомые машины. Дело в том, что спустя сорок лет смерч прошелся по селу во второй раз, что навевало на мысли о проклятой земле, ведь стихия затрагивала исключительно Сорокину Гору. Большинство семей к тому времени перекочевали в Курск, кто‐то в другие города, а кто‐то в нашу деревню.

У дома перед нами, единственного, еще остались крыша и стены, даже в одном окне сохранились стекла. Я знала, что смерч унес жизнь многих людей, и было как‐то не по себе осознавать, что… возможно, мы первые, кто тревожит покой этих мест. Дома здесь когда‐то были красивые, расписные, с яркими ставнями, однако теперь мы видели лишь развалины и запущенные сады вокруг. Было трудно пробираться сквозь высокую, густо разросшуюся траву.

– Напомни, что мы здесь делаем? – нервно спросила я у Милены.

– Мы… ищем приключений! – ехидно улыбнулась она и спрыгнула с велосипеда.

Оставив своих механических друзей, мы вошли в дом. Я заметила, что Кристина с Женей остались в машине, сводная сестра Красильникова с недовольным лицом раскуривала сигарету.

– Наверное, такой цаце негоже ступать в такие руины… – подметила Анька.

Внутри дом хорошо сохранился. Как и в любом другом деревенском доме, нас встретили сенцы, уставленные гигантскими сундуками и чемоданами из натуральной кожи. Сундуки у деревенских жителей считались предметом сакральным и стоили довольно дорого. В них прятали ценные вещи, украшения, приданое, посуду или что‐то очень близкое сердцу. Дальше стояла длинная скамья, а за ней располагалась дверь, ведущая в кухню. Мы шли на цыпочках, словно боялись быть пойманными непонятно кем.

Я глубоко вдохнула аромат старого опустевшего дома. Удивительно, ведь каких‐то десять лет назад здесь царила жизнь! Воображение рисовало картины домашнего быта покинувшей его семьи.

Парни уже вовсю обшаривали кухонные ящики, даже заглянули в печку, но не смогли вскрыть сундуки. Пока.

– Здесь, кажется, жили дети. – Аня указала на две маленькие кроватки в большой комнате. На них не было перин, но лежали мягкие игрушки. Жутковатые пыльные одноглазые игрушки.

– Долго же вы! – так громко сказанул Андрей, что мы подпрыгнули.

– Чего шумишь? – спросила Милена.

– А кто нас услышит? Духи? – хохотнул Андрей и пошел осматривать шкаф.

На полу валялись осколки выбитых окон и несколько деревяшек, упавших с обветшалого потолка. Наверняка смерч похозяйничал и здесь. Я только надеялась, что к тому времени семья успела покинуть село. Подойдя к комоду, покрытому изодранной грязной красной скатертью, я увидела рамки с черно-белыми фото. На одном мужчина держит на плечах двух маленьких дочерей. На втором он же обнимает красивую невесту. На третьем лишь его портрет: густые черные брови, такие же усы, проницательный взгляд исподлобья. А рядом я заметила наградной лист в рамочке: «Федорищев Петр Иванович»…

Я отшатнулась.

– Гайка? – подошла Аня. – Ты чего?

Милена тут же взяла в руки фото.

– Красивый мужчина.

– Был, – выдавила я.

– С чего ты взяла, что он умер?

– Прочтите. – Я протянула им наградной лист.

Девочки прочли и уставились на меня в недоумении.

– Петр Иванович. Ни о чем не говорит?

– А должно? – покосилась Милена, еще раз обегая взглядом фото.

– Господи, память у вас, как у рыб, – фыркнула я.

– Так объясни…

– Аглая?

Я вздрогнула, услышав голос Алика за спиной.

– Что?

Он явно хотел что‐то сказать, но тут объявился Степа и хлопнул его по плечу.

– Ну что, на второй этаж?

– Здесь есть второй этаж? – в ужасе спросила Аня и подняла глаза.

Потолок наполовину обвалился.

– Пойдем, – зачем‐то согласилась я.

Наверное, испугалась, что, если Степа уйдет, Алик все же продолжит говорить…

– Эх, Гайка, ты всегда была бесстрашной! – заявил Степан.

– Ага, – кивнули девочки и разразились смехом. Уж они‐то все мои грешки знали.

Алик нахмурился, проводил нас взглядом и ушел в кухню. Мы со Степой осторожно поднялись по лестнице, которую сначала и не приметили. Она скрывалась за потертой шторкой в сенцах. На втором этаже стояла большая двуспальная кровать и из‐за плотно закрытых ставен было так темно, хоть глаз коли.

– Давай руку, – предложил Степа.

Жест доброй воли от Кузнецова меня удивил, но я все же не стала придуриваться и взяла его за руку. Здесь действительно можно было наткнуться на что‐нибудь. Мы медленно пробирались к середине. Я заметила на тумбочке две свечи. Одна согнулась пополам от жары, а воск от второй стек на стол и так и застыл. Половицы под нами скрипели так, что резало уши, а ведь мы на них еле наступали.

– Наверное, надо было сюда подняться кому‐то из девчонок, а не мне, – посетовал Степа.

Его ладонь стала влажной, и он был абсолютно прав. Под его весом пол стонал.

– Господи, спаси, сохрани и помилуй! – вдруг закричал Степа.

Я так перепугалась, что вырвала руку и в панике осмотрелась. Поняв, что привело в шок этого здоровенного парня, я завизжала во все горло. На кровати, рядом с которой мы стояли, лежал полуистлевший труп.

– Гайка! Степа! – кричали снизу ребята.

А я продолжала визжать, пятясь назад. Степа зажал мне рот ладонью, словно боялся, что я сейчас разбужу скелет с остатками плоти. Удивительно, но в комнате не чувствовался смрад разложения.

– Бежим, Алька! – только и успел сказать Степа.

Прямо под его ногой провалилась половица, а затем пол вообще «пошел по швам» и мы с Кузнецовым полетели вниз. Дальше – темнота.

4 июля, вечер

– Аглая! Аглая!

Мое имя звучало где‐то вдали, приглушенно. Я открыла глаза и несколько раз моргнула. Фокус восстановился, звуки стали громче, а боль – нестерпимой.

– Слава богу! – вздохнула Аня.

Мы со Степой лежали на полу, вернее на обвалившихся досках, продолжая держаться за руки. Наши взгляды встретились, и мы одновременно отдернули свои конечности. Степа встал так, словно и вовсе не падал с высоты второго этажа, и отряхнулся от паутины. Я разразилась приступом кашля. Тут ко мне подлетели Вова и Алик, оба протянули руки, чтобы помочь подняться.

– Ты в порядке? – спросили они в один голос.

– Что‐то у меня в ушах и глазах двоится… – прокряхтела я.

Отдав предпочтение Вове, я протянула обе руки ему. Как‐то неловко было касаться Красильникова, а вот Вовка был мне, можно сказать, братом.

– Гайка, что стряслось? – хлопотали Аня с Миленой, отбирая меня у Вовы.

– Там… – Я даже не знала, как правильно объяснить увиденное.

– Труп, – закончил за меня Степа.

Голову и спину пронзила боль. Я, прихрамывая, держалась за поясницу, пока мы выходили из этого адского домишки.

– Труп?! – воскликнули все хором.

– Прямо на… – снова начала я.

В эту же секунду заскрипел потолок, и все бросились врассыпную. Не выдержав, он обвалился окончательно, и на первый этаж рухнула постель вместе с убийственным сюрпризом.

– А-а-а-а!

Все закричали так громко, что пришлось зажать уши. Меня вытолкнули из дома и насильно погрузили в машину. Только когда водитель завел двигатель и резко дал по газам, я поняла, что в салон меня пихнул не кто иной, как Алик. Сзади запрыгнули Степа с Анькой и Миленой.

– И куда мы едем?

– Подальше отсюда, – ответил Алик.

– А я уже даже свыкся, а ты, Гайка? – хмыкнул Степа.

Конечно, ведь мы первые встретились с этим ужасом.

– Наверное, следует вызвать скорую и полицию… – прошептала я.

– Зачем? – к немалому моему удивлению, возразила Милена. – Никому не было дела до этого дома, а так нас еще и отругают. Мне лично проблемы не нужны. А этот хилый потолок мог обвалиться и без нашей помощи.

Я пожала плечами и тут же вздрогнула от боли. Ныла вся спина. Я решила осмотреть руки и обнаружила несколько порезов – мы свалились прямо на сервант.

– Никогда раньше трупов не видел. Только по телику. У меня дед обожает сериал «След», знаете такой? – нервно произнес Степа.

– Мы с бабушкой смотрим по вечерам в городе. Здесь, кроме Первого канала, ничего не ловит, – хмыкнула я. – Все‐таки приятнее наблюдать такое по телевизору, а не вживую.

– Да ладно, Гайка, ты же собираешься стать врачом. И не такого насмотришься, – взлохматила мне волосы Милена.

– У-у-у, медицина – это серьезно, – кивнул сам себе Степа.

– Я не уверена, что… что буду врачом, – почти шепотом сказала я.

Услышал эти слова только Алик и тут же посмотрел на меня с прищуром. Машина покачивалась на кочках, Алик крепче схватил руль, а я взялась за верхний поручень.

– Так куда мы едем? – снова спросила я.

Небо стало таким темным, затянутым тучами, что не осталось мельчайшего просвета. Можно подумать, сейчас не восемь вечера, а далеко за полночь. Как по заказу, прогремел гром, и сверкнула ослепительная молния.

– Сейчас пойдет ливень, – констатировала Аня. – Наверное, лучше поехать домой. Вы сможете нас отвезти?

– Нет, оставим в поле, под деревом, – хмыкнул Алик.

Что‐то мне подсказывало, что он на такое вполне способен.

– Какое геройство, еще недавно ты был не прочь меня угробить, – шепотом возмутилась я, чтобы сзади меня никто не услышал.

Отвернувшись к окну, я заметила первые капли дождя.

– А кто сказал, что я передумал? – хмыкнул он.

Я резко обернулась и успела заметить короткую ухмылку. Придурок. Признаться, это была одна из самых уютных поездок в моей жизни. Ливень бил по стеклам, Алик вел машину с минимальной скоростью, чтобы не застрять в многочисленных ямах, в салоне стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь громом и ливнем. Велосипеды, как сообщил нам Степа, закинули в пикап. Понятия не имею, как им удалось их разместить в одном багажнике, поэтому тихо молилась о том, чтобы мой оттуда не выпал.

В первую очередь мы отвезли Миленку. Я видела, как из Мишиного пикапа выходит Андрей и забирает два велосипеда. Затем мы отправились на левую сторону. Алик завез Степу в его двухэтажный кирпичный домик, потом Аньку – они жили через дом. Как только я осознала, что осталась с Красильниковым в машине наедине, мне стало не по себе. Я вжалась в кресло.