Город мертвой мечты. Иллюстрированный роман в трех частях

Второй случай был позабавнее. И недели не прошло, как Арт вышел из тюрьмы, повели его друзья отпаивать за все годы лишений в стриптиз-бар. Приглянулась ему там одна танцовщица… Хотел познакомиться после закрытия заведения, поэтому с друзьями распрощался, потоптался с полчаса у задней двери, ее так и не дождался, поплелся пьяным домой. Проснулся в кутузке. Друзья подтвердили, что запал Арт на девчонку. Мусорщик видел, что в переулке Арт терся. Девчонка подтвердила, что черномазый был. Судмедэксперт развел руками на возражение адвоката жертвы против экспертизы – унижает достоинство, не поспоришь. Арт хотел сказать последнее слово о своей невиновности, но получилось что-то совсем другое. «Надо было тебя прямо в клубе трахнуть, когда ты мне перед носом ноги раздвигала! Взять за эти самые ноги и трахнуть – головой об пол! А ноги переломать – чтоб были кривыми и не сдвигались больше!» – обратился он к пострадавшей и получил двадцатник. За примерное поведение вышел через 10.

И это всё в одном небольшом городке. Пока Артур мотал срок, в скалистой местности вплотную к городской черте нашли что-то полезное. Кажется, цветные металлы. Территория вокруг мест разработки оказалась во владении предприимчивых и не любящих размаха и шумихи людей. Акции предприятия E. F. Mining Ltd. поделили меж собой видные люди города. Гринвуд подрос и окреп, изменившись до неузнаваемости. Но люди и слухи остались прежними. Арти был насильником-басней-страшилкой и рецидивистом. И почему-то 99% описаний насильников, получаемых от жертв, просто один в один походили на Артура Джонса. Когда Арт снова вышел, его снова арестовали. За три дня на свободе, если верить заявлениям, он переимел: четырех юных особ, двух женщин «за 40» и одного почтенного мужа лет восьмидесяти. За три дня в кутузке, если верить заявлениям, его жертвами пали еще около 10 человек. Городской прокурор пожал плечами, что-то пробормотал о массовом безумии и выпустил Арти под подписку о невыезде и залог – у оставшегося без дома ветерана были скромные сбережения, которые адвокат и внес.

Обвинения в количестве примерно 5 штук в сутки еще какое-то время посмешили обычно мрачных работников Полдепа перлами из серии «…огромный чернокожий мускулистый коротко стриженный, со страшным лицом. Скорее всего, известный маньяк-насильник Артур Джонс…». Скоро и они сошли на нет.

Но уже через месяц одно дело обрело нешуточный оборот. Целая адвокатская шайка выдвинула против Арти обвинение в сексуальном насилии с тяжкими телесными повреждениями над… преподавателем физкультуры одной мажорной старшей школы. Свидетели, и лабораторные анализы, и результаты беглого расследования, кассета с записью преступления в каморке рецидивиста Джонса и его отпечатки на месте преступления и на орудии насилия – швабре школьного уборщика, в общем, всё приводило копов в невероятное удивление. Быть бы Арти за решеткой и быть бы ему там «дыркой для мужской пользы» после такой-то статьи – будь ты хоть трижды бугаем, а против коллектива не попрешь, если коллектив решит попереть тебя… Но.

Запись оказалась сплошь в помехах и с явными следами цифрового монтажа. Свидетель – уборщик школы – поскользнулся на мокром полу и сломал локоть, ушиб колено, ударился головой. Не сильно – небольшая шишка на затылке, но почему-то больше не мог вспомнить подробностей того вечера. Врачи цокали языками и качали головами. Да, мозг человеческий – тонкая штука. Судмедэкспер только заикнулся о том, что, по результатам экспертизы, насилие было осуществлено не только черенком швабры, но и непосредственно мужскими половыми органами, причем насилие было групповым и растянутым во времени на двенадцать часов и в нем принимали участие не менее… Обвинитель-пострадавший побледнел, побагровел, устроил истерику в зале суда, заседание прервали, слушание перенесли. Через два часа по совету своих адвокатов физрук снял все обвинения, и судья, коротко ругнувшись, отпустил Артура за внесенный третьими лицами залог. Разумеется, под подписку «ни шагу из Гринвуда». Джонс остался без денег, без жилья, зато с предложением поработать таксистом и отменной репутацией горе-насильника. И с навсегда испорченным характером.

Вы спросите, как такое может быть? Вы бы получили свой ответ, если бы за день до слушания дела в суде оказались в прокуренном салоне такси с номером 821. Боб Марли пел о жизни и любви, а два неприятных типа – черный и белый – вели беседу о…

Ooh – ooh – ooh – oohWhy boasteth thyself

– На кой он на камеру-то это записал!? Вот ушибленный! Ладно, кассетой я сам займусь, не впервой. Из хранилища улик – начальник ночной смены мой кореш – выкупим ненадолго…

Oh, evil men

…Уборщику объяснишь, что не хорошо братьев своих же подставлять. Не поймет – засунь ему в задницу швабру, только не как Арти, а щеткой вперед и прокрути! Он же… А, ладно, проехали. Ты парень наш, ты сам разберешься.

Playing smart and not being clever, oh no!

– Да какого хрена! Что вообще произошло!? Не будь козлом, начал – договаривай!

I say you’re working iniquity

– Короче, Джефф, браток, слушай сюда…

To achieve vanity, yeah, if a-so a-so.

…Был у Арти приятель Мак, служили вместе. Арт на гражданку вернулся, а приятеля в «Буре в пустыне» поджарили. Здесь, в Гринвуде, у Мака жена с дочкой полугодовалой остались. Вот эта вдовушка, как только Арт 15 лет назад вернулся, и начала с ним шашни крутить, ну он ее и чпокнул, раз уж так хотела…

But the goodness of Jah – Jah

…Только у Макова вдовы оказался крышесъезд. Она сначала Арта шантажировала, чтобы на ней женился, иначе заявит об изнасиловании… Ну а как заявила и Арт сел, так забухала. Ее прав на ребенка лишили. Дочурка башковитая девочка была, назначили ей попечителей…

Idureth for Iver.

Почти как приемные родители, все дела, в крутенькую школу определили, ну она там училась, всё чин-чинарем…

If you are the big tree,We are the small axe

…И вот после двух отсидок и месяца на воле идет пьяный Арт, в лачугу возвращается, глядь – посередь перекрестка тачка тормознула, в ней кутерьма какая-то, пацан с овцой дерутся, девка вырывается, дверь открывает, выбегает – голая почти, рубашка порвана…

Sharpened to cut you down, (well sharp)Ready to cut you down, oh yeah!

…мужик было за ней вылезать начал, Арт гаркнул – как он умеет, ну мужик струхнкл, прыгнул в тачку и дёру…

These are the words of my master

…Арт к девке, та сидит, плачет, значит. Он снял с себя майку, её накрыл, а сам пьянющий, но глядь – у нее на шее армейские бирки папашкины – дружка Джонсова, Мака то есть. И тут копы откуда ни возьмись!

Keep on tellin» me – o-oh! – no weak heart shall prosper:Oh no, they can’t! Eh.

…Он думает – шляпа – полуголая баба и я без рубашки! Посадят! И текать. Издали видел, копы ее вроде подобрали…

If you are the big tree,We are the small axe

…Поутру идет себе в супермаркет, где грузчиком работает, пашет две смены, получает зарплату за месяц, выходит… и видит, как этот сраный физрук в свою тачилу покупочки грузит – в ту самую, что Арт ночью видел! Грузит, а по телефону с женой трещит, мол «щас в школу заеду, кое-что заберу»…

Sharpened to cut you down,Ready to cut you down

…Ну Арт, не будь дурак, покупает на зарплату камеру с кассетой, едет к школе, поднимается в его кабинет, перепугав по дороге уборщика, обзаводится шваброй, дает в пятак физруку.

Whosoever digged the pit

Ставит камеру на полку.

Shall fall in it – fall in it, eh!

Привязывает ублюдка на столе, берет в руки швабру.

Whosoever digged the pit

камеру включает и спрашивает

Shall bury in it – shall bury in it.

«Ты вот это хотел с ней сделать?»

If you have a big tree…8

IV

Место: узкий сквозной переулок, город Гринвуд —

что в штате Вайоминг, близ границы со штатом Монтана, у подножья хребта Бигхорн, на реке Рэймон – притоке реки Тонг, США.

Время: Пару дней или ночей назад, 8 часов утра

Звук: Black and Tan Fantasy – Duke Ellington

– Здорóво, брат!

Дело вылезает под дождь, едва не падая. В полутьме неосвещенного переулка не видно, как стекающая с его лохмотьев дождевая вода окрашивает лужи красным.

– Хай, белая задница! – Арт до скрипа сжал протянутую ладонь и едва похлопал Дело по плечу, разумно избежав дружеских объятий – Если такое здесь, то что у тебя там?

Он заглянул в салон угнанного такси…

Через 5 минут не приходящее в сознание тело лежало в машине Арти, прикрытое какой-то завалявшейся в багажнике тряпкой. Когда вдали заорали сирены стражей порядка, Джефф споро просипел, куда и как надо отвезти груз, кому передать, если не сможет встретить сам, достал из бардачка пачку денег, назвал пару имен. Приятели ударили по рукам, каждый прыгнул в своё авто, каждый рванул в свою сторону, у каждого были свои дела.

V

Место: улочки города Гринвуд – что в штате Вайоминг, близ границы со штатом Монтана, у подножья хребта Бигхорн, на реке Рэймон – притоке реки Тонг, США.

Время: Пару дней или ночей назад, 9 часов утра

Звук: Чуть подсиповатый вполне человеческий рык Джеффа Груббера;

жалобный хруст радио-магнитолы под кулаком.

У Джеффа дел было аж целых два… нет, даже три! Отвлечь копов от Артура с грузом – раз. Выжить – два. И смыться из Гринвуда – три. Порядок любой.

Угнанный желтенький автомобиль петлял по окраинным районам в сторону центра города. Смесь грузовиков с танками – автомобили усиленных нарядов Полдепа – сжимали кольцо. Руль крутился и так и эдак, пытаясь помочь калеке умчать залитый кровью автомобильчик от стаи сине-белых хищников. Но только нарушителям в роликах на «ютубе» удается долго уходить от вставших на уши копов. В городе Гринвуд таких досадных казусов не бывает. Глава Полдепа Дэрик Нэшвил знает свое дело, как и все ходящие под ним синерубашечники.

Куда несет беглеца вихрь улиц и перекрестков – поди разбери. От боли тошнло, залитый красным руль скользил в единственной рабочей руке и, кажется, жил своей жизнью. Броневик наконец-то разогнался на прямой и смял багажник, как «мартинс» – жестяную банку. Такси подлетело на бордюре, несчастную машину подбросило фута на три, и желтый жук в черных пятнышках с чавкающим звуком влип в смолу газона на опушке Центрального (и единственного) городского парка города Гринвуд.

Вой сирен – победный вой своры, загнавшей дичь. Недоумевая, как же так и вообще за что вот так вот прям сразу, четырехколесный друг человека в добавок к пятнашкам покрылся испариной пулевых отверстий, натужно крякнул, хотел было застонать, но вдруг лопнул в горючей вспышке.

«Милашка», Настя Савут

Быть может, кто-то из деревьев, благоразумно отвернувшись от слепящего огня, видел уродливую огромную крысу, ковылявшую на трех лапах в глубь парка. А те, кто не отвернулись, не могли понять, галлюцинация это или мираж: борта броневиков приоткрылись, а из вмонтированных в корпуса клеток человеческие фигурки выпускали смрадных, кошмарных зверей, отдаленно напоминавших чудовищно крупных собак. Мерзкая крыса и представить себе не могла, какая она (точнее – он) милашка в сравнении с одержимыми, шедшими по его следу бок о бок с копами усиленных полицейских бригад. А о том, что копы, бежавшие бок о бок с этими чудо-питомцами, видимо, исключительно на всякий случай заменили стандартные обоймы на «пенетратор», «дум-дум» или «hollow point», и командирские стволы были заряжены вообще серебром, пасюк догадаться тем более не мог.

Серебро было в Гринвуде большой редкостью, как впрочем, и во всех городах окрестных штатов. После «бума» цен на благородный металл даже самые ленивые и самые тупые сдавали его в приемные пункты E. F. Mining Ltd. Не сдавали только очень богатые. Или очень суеверные. Очень.

С капельками крови, слюны и пота последние силы покидали бегущего грызуна. Твари и тяжело вооруженные и армированные отборные бойцы в форме Полдепа разве что на хвост не наступали. Хотелось застрелиться, было не чем. Налетев в пылу бегства на пару дубов, он убедился, что убиться головой о что-то твердое тоже не получится. Что ж, тогда оставалось одно…

Нет, о яде Джефф не думал. Он бежал, как умеют бежать лишь крысы: захлебываясь розовой пеной и злобой, не останавливаясь ни на миг, даже чтобы подумать, пока не осталось ничего, кроме жгучей смеси крови и злости в пропорции один к одному.

Протиснувшись меж корней громадного представителя царства растений, зубами и одной лапой прорываясь в тупик, суливший свободу, он лез так глубоко, как мог. Он хотел жить и жить в безопасности так страстно, как может хотеть лишь жертва, оказавшись за решеткой зубов хищника. Резцы, показалось, вцепились в стальную проволоку, крошась и раздирая в кровь десны, сквозь шум в ушах в спину ударили металлический скрежет и надсадный вой. Грань поддалась, не порвавшись, но пропустив.

Почти теряя сознание, давясь осколками зубов и ревом боли, грязно-коричневый комок меха стоял по ту сторону. В Мире Духов.

Некого было бояться. Выбор сделан. Дверь за спиной, но ее нет. За спиной, в мире людей, те, кто промоет мозг и узнает или просто выпытает всё – от Норфолка до Юджина и от Детройта до Хьюстона, а потом добьет изувеченное тело. И тело будет радо концу страданий, а выпущенный Дух будет в ужасе от позорной смерти и совершенного предательства. И это пугало больше ножа Кокса. Но Кокс уже не выпустит кишки – не дотянется из мира лучшего. Дело знал это точнее некуда – связь через тотем-Пустынницу прервалась, когда поддельное Солнце взошло.

И Дело, не боящийся ножа мертвого Кокса, и Джефф, больше не скрывающийся от властей, не смотря на дезертирство из Армии США и убийство сослуживца, и белый бритый отморозок Груббер, изувеченный, весь в крови – все они, не сбавляя темпа, неслись по безупречно отвратительному, сморщенному, крошечному, зелено-бурому пятнышку на стенке желудка Гринвуда, города-монстра. Улицы в Мире Духов больше походили то на кишки, то на тоннели гигантского муравейника, то на коридоры и переходы облюбованного чужими космического корабля, но чаще – на всё это сразу.

Асфальтовые реки сливались в озера черного едкого газа площадей. Свет из окон домов, смыкавшихся крышами в вышине, разъедал глаза. Зеленовато-синий, он, шурша, струился по стенам и собирался в кислотное болото, повисал мертвенно жгучим маревом над головой.

Щупальца испещренные отростками, живые вывернутые наизнанку гнойники, фигуры гротескных чудовищ, слепленные из будто пластилиновых тел людей и животных, вывороченные плотские огрызки, едва прикрывающие съеденные дымом и разорванные светом листы начищенной стали… Всё это изощренное недоразложившееся отвращение во плоти населяло Гринвуд-Дух не в больших, но и не в малых количествах, его было здесь в самый раз, чтобы сойти сума.

Это рубило корчащееся пространство склизкими языками. Оно драло в кровь сальное, стонущее в экстазе зеркало асфальта отражающимися в нем и отражающими его металлокерамическими когтями. Все вместе они ревели и плакали, и эхо бешенным рыбьим косяком разносилось среди сиротливых каннибалов-домов. Плач вдруг уступал место деловитому хлюпающему хрусту, методичному, как удары сердца. Всё работало. Всё жило. Всё умирало и не могло прийти к праху. Всё разлагалось и разлагало, но тлению не было конца. Всё убивало себя и, мучаясь, жило, рожая себя вновь. Всё кощунствовало над собой, над тем, что когда-то было Гринвудом, над теми, кто когда-то был его жителями, над тем, кто когда-то был бегущей крысой, над тем, что никогда всем этим не было, недоперенимало у него ничтожнейшее и недооставляло лучшее. Оно частично делало всё частью себя. Оно части себя делало – целым всего. Оно звало.

«Небо! Отец! Жизнь!!! Мама… Папа… Спасибо… есть грань между мирами, и это всё… только здесь. Земля… Мама-а-а… Мать… твою… Спасибо!…»

Мысли застряли где-то в затылке, мыслями тошнило вовнутрь. До тех пор пока крыса еще могла думать.

Оно хотело всё, что было вовне и отторгало себя. Оно не насыщалось и со злостью харкало откушенное – вон изо рта, изжевав, изуродовав, отрыгнув и проглотив вновь. Оно брало Мир. И ничто не могло перед ним устоять. А что по глупости пыталось – теряло рассудок и становилось им, уверенное, что осталось собой.

Он вылез из Гринвуда, а затем и из Мира Духов где-то через сутки. Где-то на юго-востоке. Где-то Груббер. Где-то Джефф. Где-то Дело. А где-то и не совсем.

«Грань между Мирами», Настя Савут

VI

Место: барно-танцевальный зал, отель Сермонд-Сью – где-то близ городков Спирфиш, Лид и Стерджис, что близ границы с Вайомингом, Ю. Дакота, США.

Время: поздняя ночь где-то в начале сентября, начало 21 века. Сейчас

Звук: Из мощных колонок аудиосистемы крадучись появляются первые аккорды какой-то композиции, тихие и упрямые.

– Что ты говоришь, богиня с голым животом? Верно, я сегодня немного странный. И тихий. Вот со «спокойный» не угадала.

В полутьме зала был слышен лишь голос Джеффа, но не его собеседницы. Последняя только что отлепилась от юного накаченного ковбоя, с которым протанцевала непозволительно близко весь прошлый трек. Теперь же она бесстыдно качала бедрами и плела узоры гибкими руками под новую композицию перед лысым парнем с гипсом и в накинутом на плечи пальто. Ковбой же сейчас плюхнулся за столик, но на поздравления друганов из серии «Ай какую цыпочку подцепил! Что о ней знаешь? Такие при первой встрече в губы не целуют, язычком по шее не играют! Почему молчал, ничего не рассказывал!?», так вот на эти самые поздравления вперемешку с дурацкими расспросами он не отвечал. Он пребывал в тихой эйфории. И в этом его и других кавалеров Люсú ой как можно было понять!

– Что это за песню ты поставила? – продолжал тем временем нежно усталым голосом лысый, – Нет, никаких «танцевать», крошка! Полон зал парней! И поздоровее меня найдутся! Выбирай на вкус и с ними крути своей попкой – да, да, вот этой самой попкой! Нет? Да что ты? И чего же именно им не хватает – «инвалидности» или «упитости вусмерть»?

Танец ее становится лишь танцем, она больше ничего не говорит, танцует и смотрит ему в глаза… а Дело… а Дело не в силах ничего сказать. Лишь видны ей его мысли за пьяной пеленой серых очей. Они плывут, подобно дыму, сплетаясь с музыкой и песней: они… мы…

…мы так долго смотрим друг на друга. Я не понимаю.

Или всё-таки понимаю, но делаю вид? Что я делаю?

Из-за меня

Я тону. Я тону, тону в свежести её взгляда!

ночи без огня и цели

Я тону и забываю, как это – догадываться, подозревать,

помнить, знать наверняка…

Из-за меня

Я тащусь…

накануне дня

Как же я тащусь!!! Как кобель за течной сукой,

как синдромный ветеран на запах пороха…

Из-за меня

Как лосось вверх по течению…

замерла на самом деле

Тащусь от тебя. Или к тебе, Люсú? Сейчас допью скотч

и потащусь за тобой на танц-пол…

Из-за меня

Арти уезжает, надо будет сказать «Прощай!» старому… Другу?

линия огня

Надо будет постараться идти прямо, а то столько народу – всех обходить по синусоиде, так и свалиться недолго!

Мерзко-бледных оттенков свет подкрашивает лица танцующих в неестественные, отталкивающие цвета. Тяжелыми, нервными тенями прыгает по их лицам усталость от бессмысленной жизни. Страх и неуверенность ломают ритм их танца, четвертуя тела и раскладывая члены по ячейкам известных движений.

Почему ты не такая, как все, Люсú!?

Нет средства

Изгиб спины с лентами мышц вдоль хребта

согреться

от мини-юбки до топа.

если вдруг остановилось сердце!

Крылья плеч отведены назад и бьют воздух.

Нет средства

Голова откинута, фарфор лица устремлен в потолок,

от смерти

его красит бледно-алым прожектор.

на свете

Едва заметно колышутся с каждым движением, каждым

вздохом

Нет средства

чернильные перекаты груди.

вернуться

Я тянусь к ней,

если не получится проснуться

моя ладонь на мгновение накрывает один из перекатов —

Нет средства

– правая.

от смерти

Левая висит сломанной веткой,

не похожей на ветер

Не спеша протянуться к этой симфонии живой пластики.

Из-за меня

Ты пантера, ты дьявол, ты хуже —

только то, что накануне

ТЫ – КОШКА! Я – сумасшедший грызун,

Из-за меня

решивший пустить прахом все законы природы!

ночи без огня

Я пигмей, вошедший в джунгли с копьем,

Из-за меня…

сломавший его и предложивший голодному ягуару

…просто я наверно умер

в уплату за быструю зеленоглазую смерть.

во времена

Я пилигрим…

накануне дня

а мое паломничество – лодка Харона Праведного,

моя святыня – смоляной котел, где кипят

соблазненные тобою праведники.

И я снова стою в восхищении:

Нет средства

котлом стал танц-пол,

согреться

сопливые двухдесятилетние грешники

если вдруг остановилось сердце

обступили тебя кругом и готовы спустить в штаны!

Нет средства

Снова они стоят кругом,

от смерти

музыка, мерные хлопки, кто это?

на свете

Кто это там, в кругу?!

Нет средства

Кто зажигает глаза ребят?

вернуться

От чьих слов они расправляют плечи?

если не получится проснуться

– Слова?!? Почему я не слышу СЛОВ?!!??

Нет средства

– Что это за вой?! Где, чтоб вас, слова!?

от смерти

– Что вы на меня все уставились?

не похожей на ветер.9

– Что Вам надо!? Смотрите и глазами жрёте! Кокс, это ты в кругу?! Это они обожрали тебя голодными зенками до костей?! – Джефф метался по танц-полу, хватая здоровой рукой за грудки то одного, то другого человека, вглядывался в их лица, в глаза, напарываясь то на откровенную злобу, то насаживаясь на искреннее сочувствие. – Это вы до золы сожгли кости моего друга?! Мои кости!!!!???

– Идём, идём, Дело…

– Кокс? Кокс, ты жив? Ты жив, жив!!! Старина!!! Эй, Люсú, я сейчас! Это Кокс! Он не умер!!! Я вас позна…

Прищур зеленых глаз проводил двух уходящих в сторону задней двери мужчин – бритоголового и чернокожего. Тяжело дыша, кошка локтями протолкалась к стойке, попавшиеся на пути фанаты звезды танц-пола заохали, потирая ушибленные бока. Люсú цапнула из-за стойки бутылку White Horse, сама наполнила рокс едва ли не до краев и осушила залпом. Руки её слегка тряслись – не иначе адреналин от танца. Один из мОлодцев (видимо, самый смелый… или самый грешный?) подсел рядом и мило улыбнулся. Ответная улыбка обнажила ровные белые зубы, взгляд зеленых углей был, как всегда, многообещающим и хищным.

Дело с трудом шел через зал, ноги заплетались, как и язык. Он бормотал какую-то чушь. Сильная рука держала его за плечи, помогая идти по прямой. Чушь адресована явно хозяину сильной руки, в которого пьяный вцепился, как заплаканный младенец в мать. Он наконец-то чувствовал себя в безопасности. А бледно-желтые, чахло-зеленые, серо-синие мерцающие в светомузыке фигуры мелькали слева и справа… Слева… Справа… Слева… Спра…

VII

Интермедия – Прочь из города

Место: 200-й км от Биллингса (Монтана, США) по шоссе в сторону Денвера (Вайоминг, США)

Время: вчера рано утром, около 6.