Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников

Наталия Гречук

Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников

© Гречук Н., 2015

© ООО «Рт-СПб», 2015

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

* * *

К читателю

В руках у вас книга с редкими фотографиями из числа тех, что хранятся в петербургском Центральном государственном архиве кинофотофонодокументов. Фотографии старые, сделаны по меньшей мере век назад. На них предстает жизнь прежней российской столицы тех времен.

Вот петербургские модницы, а вот обитатели ночлежек. Это – городовой, градоначальник, гимназист. А тут – трамвайчик на невском льду и швейцар в банном вестибюле. И Летний сад, Мариинский театр, мосты, петербургские речки…

Интересно и просто так их рассматривать.

Но я надеюсь, что интересными покажутся вам и короткие рассказы, сопровождающие эти архивные снимки. Материал для них я разыскивала в петербургских газетах и журналах тоже вековой давности и в еще более старинных книгах и документах. А факты и детали старалась выбирать такие, которые мало, а то и совсем не были известны любителям и знатокам истории нашего города.

«Застывшие мгновения» – слова, показавшиеся мне подходящими для названия этой книги…

Все рассказы можно читать в любом порядке: хоть с начала, хоть с середины, а то и вовсе с конца книги. Это как с калейдоскопом: в одну ли сторону повернешь, в другую, а сложится цельная картинка.

Надеюсь, и читатель увидит в представленных здесь «застывших мгновениях» всегда дорогой его сердцу Петербург – только в новых ракурсах.

Замечу еще вот что: автором большинства снимков в этой книге является знаменитый фотолетописец петербургской жизни на рубеже XIX–XX веков Карл Карлович Булла. Его наследие составляет основную часть коллекции Центрального государственного архива кинофотофонодокументов. Есть там также работы его сыновей Александра и Виктора, которые в свое время и передали архив отца гор од у.

Поэтому, наверное, справедливо открыть книгу рассказом об этих знаменитых фотографах.

Хранить вечно

Фотограф Его Величества Петербурга

Позвольте представить вам человека, имя которого наверняка вы хоть однажды да слышали. Карл Булла, фотолетописец старого Петербурга, сохранивший для потомков запечатленными секунды истории нашего города.

Семейные предания рассказывают, что в российской столице немецкий мальчик Карл объявился в 1867 году. Один ли, с родными ли, по какой причине – осталось неизвестным… Лет двенадцати поступил Карл в учение к магазинщику. Магазин фирмы «Дюнант» торговал не модной одеждой, не обувью, не хлебом или еще чем-то привычным для обывателя тех времен, а фотопринадлежностями.

Ученик оказался смышленым и любознательным, при том что народившееся фотографическое искусство его весьма заинтересовало. Он самостоятельно изучил по заграничным книжкам способ обливания стеклянных пластинок светочувствительным раствором. Попробовал сам их изготовлять – получилось успешно.

На том период ученичества в своей жизни Карл Булла мог посчитать завершенным. Предприимчивый юноша начинает первое собственное «дело»: открывает маленькую лабораторию по изготовлению фотопластинок, продавая их в разные города через оптовую фирму «Лиман и Рикс».

Но все это лишь предыстория появления на свет Буллы – знаменитого, вошедшего в историю фотографии, в историю Петербурга, да и всей России.

Отсчет начинается с 1875 года, когда Карл Карлович открыл свою «фотографию». После того как она обосновалась в 1898 году на Садовой, 61 (в том же доме хозяин и квартировал), этот адрес стал популярен у петербуржцев, желающих запечатлеться «на долгую память».

На Садовой его ателье просуществовало по 1904 год. К тому времени к нему уже прибавилось еще одно фотографическое заведение – в «Пассаже», на Невском, 48. А к 1908 году все в столице были наслышаны о новой, совершенно роскошной фотографической мастерской Карла Буллы на Невском, в доме № 54, куда он переехал и жить, и работать.

Любопытно, что номер телефона ателье при всех переездах с адреса на адрес оставался неизменным: 1700. Карл Булла, сам себя именовавший «старейшим фотографом» Петербурга, и в этом видел «марку» своего заведения…

С ростом предпринимательского благополучия и профессиональной славы поднимался и социальный статус.

Поначалу Карл Карлович Булла принадлежит к сословию мещанскому. «Весь Петербург на 1905 год» представляет его уже в ранге купца. Этот же справочник 1912 года сообщает о потомственном почетном гражданине К.К. Булле.

Звание почетного гражданина было учреждено манифестом Николая I в 1832 году в поощрение «за оказанную на разных поприщах полезную деятельность». Польза от деятельности фотографа Карла Буллы была несомненной. Для нас же с вами она просто неоценима!

Карл Карлович оставил нам сотни и сотни снимков – своего рода фотоэнциклопедию, вобравшую в себя людей и события конца XIX – начала XX века. Замечу, что и возможностей у этого чрезвычайно энергичного человека было больше, чем у любого другого петербургского фотографа. Он сам добивался этих возможностей.

В 1896 году стал «фотографом Министерства Императорского Двора» – министерство специальным документом предлагало всем правительственным и общественным учреждениям оказывать Булле всяческое содействие…

Летом 1904 года получено им «милостивейшее разрешение» снимать особ царствующего дома.

Чуть позже – выдано свидетельство Главного Морского штаба на право производить съемки «всех событий, касающихся морской жизни». Такого же рода документ имел он и от Главного штаба Военного министерства…

Своим официальным фотографом числили его также Попечительство о глухонемых и Императорская публичная библиотека, петербургское градоначальство и Российское пожарное общество.

Столь высокое официальное признание, впрочем, не мешало Карлу Карловичу объявлять в газетах, что он вообще «снимает все, в чем только встретится потребность, везде и всюду, не стесняясь ни местностью, ни помещением, как днем, так и в вечернее время».

Он и снимал: пожар на Обводном и торжество 200-летия Петербурга, открываемое царем; монахов Коневского монастыря и спуск миноносца «Петропавловск», которому суждено было погибнуть весной 1904 года у Порт-Артура; визиты в столицу зарубежных монархов и президентов, мертвого Гапона и принаряженных соответственно моменту обитательниц богадельни…

Очарованный Буллой Виктор-Эммануил, побывавший в Петербурге в 1902 году, одарил его званием «фотографа Короля Италии» и орденом. Ордена пожалованы были и от монархов Румынии, Болгарии и Персии…

…В 1916 году, как свидетельствуют о том семейные воспоминания, Карл Карлович Булла покинул Петербург навсегда. Уехал он на остров Эзель (Сааремаа) – где и жил до самой своей смерти в 1929 году. Может быть, еще и сохранилась там его могила. Но оставались в Петербурге два сына старого фотографа – Александр и Виктор, продолжатели его дела, авторы многих знаменитых, запечатлевших моменты истории, снимков…

В гуще событий

Двое со старого снимка…

Тот, что постарше, в пенсне, с книгой в руках – из знаменитой семьи Маковских.

Ее главу, Егора Ивановича, знают как основателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Широко известны имена двух его сыновей – художников Владимира и Константина. Напомню две их хрестоматийные, многим памятные еще по школьной «Родной речи» картины: «Дети, бегущие от грозы» Константина Маковского и «Свидание с сыном» Владимира Маковского.

Искусству посвятил себя и Александр Владимирович Маковский, представленный на публикуемом двойном фотопортрете 1913 года. Многие годы он руководил Педагогическими курсами при Академии художеств. По его учебникам и пособиям когда-то выучилось рисовать не одно поколение школьников.

Книга, которую взял Александр Владимирович, готовясь фотографироваться, называется «Die Photographishe Kunst im Jahre…».

Фотографическое искусство, которому посвящено это издание, имеет непосредственное отношение к другому герою снимка.

Перед вами еще один представитель известного семейства – Александр Карлович Булла.

Александр был старшим сыном знаменитого петербургского фотографа.

Отец приучал двух сыновей к своей профессии с юного возраста: они работали в его ателье, помогали на съемках… Обоих, когда подошло время, он отправил учиться мастерству за границу.

Александр совершенствовался в ремесле в Германии, на родине Карла Карловича. Вернувшись в Петербург, он стал помощником отца в ателье на Невском, 54.

Как и отец, и младший брат, Александр салонным съемкам предпочитал репортажные. Он был даже скорее фотокорреспондентом, чем фотографом: и до революции, и после нее постоянно сотрудничал с журналами, публикуя там свои снимки.

Известно, например, что Александр Булла много снимал, как тогда выражались, «на театре военных действий» в Первую мировую войну. То было естественным стремлением профессионала быть в гуще событий, которыми жили все.

Однако по-настоящему предан был он другой теме. Искусство и люди искусства – вот постоянные, на протяжении многих лет, его герои.

Еще только вернувшись из Германии и работая в отцовском ателье, Александр делает фотопортреты писателей Аркадия Аверченко, Александра Куприна, Федора Сологуба, Леонида Андреева… С Леонидом Андреевым он позже подружился, гостил у него в Райволе, теперешнем Рощине, фотографировал писателя в кругу семьи, на прогулке, за работой. Добрыми его знакомыми становились практически все, кого он снимал, а среди них были не только писатели, но и художники – Василий Верещагин, Илья Репин, Константин Сомов, Николай Рерих, Лев Бакст, Александр Бенуа… И артисты – Федор Шаляпин, Ольга Преображенская, Анна Павлова, Николай Монахов…

В начале 1900-х годов начинается регулярное сотрудничество Александра Буллы с журналом «Солнце России». Здесь публикуются многие из сделанных им снимков: фотопортреты, сцены из спектаклей, жанровые сюжеты. Общим с братом увлечением стало у Александра новорожденное кино – он снимал видовые и хроникальные фильмы для основанного Виктором кинотоварищества «Аполлон».

Революция не заставила братьев Булла отказаться от своей профессии и любимого дела.

Александр Карлович и после 1917 года работает много и интенсивно. Его репортажные снимки появляются на страницах иллюстрированных журналов «Пламя», «Петроград» (который потом стал называться «Ленинград»), «Красная панорама», московского «Эхо».

К сожалению, в те годы издатели не слишком уважали авторов – и тексты, и фото часто безымянны. Можно лишь догадываться, что снимки Кунсткамеры или нашей Филармонии в журнале «Эхо» за 1922 год принадлежат Александру Карловичу, поскольку Виктор с «Эхо» не сотрудничал.

А в журнале «Петроград» фотографии хоть и подписаны, но часто лишь фамилией, без инициала. Однако нет сомнения, что, к примеру, чествование Мейерхольда в Александринском театре снимал именно Александр Булла.

Вообще масса его работ в петроградско-ленинградских журналах 1920-х годов. Широко представлена любимая тема – театральная жизнь. Но не только она. Приходилось ему уже работать, как говорится, на злобу дня: снимать и первомайские демонстрации, и конференцию юных пионеров, и будни военных курсантов.

Впрочем, ведь и в прежние времена объектив фотоаппарата Александра Карловича был достаточно «широк». Так, в одном из номеров «Петрограда» за 1923 год есть подборка снимков, подписанных «А.Булла»: сделаны они в июле 1917 года. На них разгон казаками демонстрантов на Невском в июле 1917 года, похороны в Лавре убитых тогда казаков, принимавший участие в церемонии Керенский.

…Все оборвалось в 1928 году. В тот год, как рассказывала мне племянница Александра Карловича, Валентина Викторовна Каменская, его арестовали. «Прегрешений» можно было найти в достатке: происхождение, учеба в Германии, нежелательные знакомства…

А.К. Буллу сначала выслали на Соловки, потом отправили на строительство Беломорканала, где, кстати, он работал и как фотограф. Освободили незадолго до войны, и жить он поехал в Москву, к своей единственной дочери Муле – Марианне. Там он и умер в 1942 году.

Профессия – репортер

«Теперь праздник Перваго мая будет носить классовый характер, подлинное его лицо не будет затемнено примазавшейся к торжеству буржуазией». Так писала – только все еще по-прежнему с «ерами» в конце слов и с «ятями» – «Петроградская правда» 20 апреля 1918 года.

После пасмурного утра тот первомайский день неожиданно оказался ясным и солнечным. И Петроград расцветился тоже.

Митинги проходили на всех главных площадях столицы, но главное торжество состоялось на Марсовом поле. Братским могилам жертв революции по церемониалу должны были поклониться «все без исключения демонстранты» (пели, кстати, «вечную память»). Здесь же была выстроена трибуна «для членов исполнительного комитета». Для зрителей – они накануне получили пропуска в 33-й комнате Смольного института – со стороны Павловских казарм соорудили помосты. А «на дровах и где только можно примостились корреспонденты и фотографы».

Одним из этих фотографов был Виктор Карлович Булла. Портрет, на котором он перед вами, сделан, видимо, в начале 1930-х годов, зато снимок его собственной работы возвращает нас именно в 1 мая 1918 года…

Виктор был младшим сыном Карла Карловича. Приобщение к ремеслу отца, как и у Александра, шло у него весьма успешно.

Первую широкую известность принесли Виктору Булле его репортерские снимки, публиковавшиеся в журнале «Летопись войны с Японией», отправился же он на театр русско-японской войны, когда ему только-только исполнился 21 год. Можно представить себе, в каких ситуациях оказывался молодой фронтовой фотокорреспондент, если вернулся домой с медалью «За храбрость». А десять лет спустя прошел он дорогами еще одной войны, Первой мировой…

Кроме знакомого с детства фотодела, Виктор в молодости увлекся кино – оно тогда едва у нас зарождалось. Основанное им в 1909 году товарищество «Аполлон» для производства хроникальных и видовых фильмов было хорошо известно в столице. Достаточно сказать, что снятая Виктором Буллой в 1911 году «фильма» об автопробеге Петербург – Рим – Петербург демонстрировалась целый год!

…Когда Карл Карлович, женившись во второй раз, уехал на жительство на остров Сааремаа, его фотоателье на Невском, 54 перешло к сыновьям.

Однако Виктор никак не годился на роль салонного фотографа. Репортерство было у него, видимо, в крови. А бурный 1917 год с его двумя революциями – щедр на злободневные сюжеты.

…Вы, наверное, не раз видели эти, давно уже хрестоматийные снимки в разных изданиях – от учебников до фотоальбомов. Петроградские женщины на демонстрации 23 февраля 1917 года[1]. Расстрел демонстрантов 4 июля 1917 года у Публичной библиотеки. Они всегда публиковались без имени автора, как и многие другие, не менее известные. А был им никто иной, как Виктор Булла.

Он и после Октября оставался фоторепортером. Снимал Петроград в дни наступления Юденича и отправляющиеся в деревню продотряды. Открытие II Конгресса Коминтерна 19 июля 1920 года и Ленина, выступающего с трибуны у Зимнего дворца. Памятное наводнение 1924 года и приезд Маяковского в 1927-м.

Как когда-то отец, теперь уже Виктор Карлович брал своих детей с собой на съемки.

И в то воскресенье, 15 июля 1928 года, он взял сына Юру и дочь Тамару, отправляясь на торжество открытия Шалаша в Разлив. На обратном пути моторная лодка, на которой все они были, перевернулась – четырнадцатилетнюю Тамару спасти не удалось. 17 июля «Ленинградская правда» поместила три снимка В. Буллы в репортаже «Памятник Ленину в Разливе». И маленькую заметочку на той же странице: «Катастрофа на воде с 5 жертвами».

А жизнь самого Виктора Карловича завершилась в памятном для многих 1938 году. Случилось все грубо и просто. В июне В.К. Булла был арестован. Статья страшная – 58-я. В октябре его расстреляли…

Они уходили, один за другим, из жизни – фотографы по фамилии Булла. Но в истории им выпало остаться навсегда.

Ах, юбилей, юбилей, юбилей!

Сосчитали по головам

Недавно узнали мы, сколько же нас насчитывается в России и сколько в Петербурге: после долгого перерыва устроена была у нас перепись населения.

А знаете ли вы, что когда-то в старой российской столице переписи населения проводились регулярно? Петербург, можно сказать, выступил в России пионером этого дела.

Правда, разного рода «народоисчисление» проводилось у нас еще со времен татаро-монгольского нашествия. Татары тогда учитывали народ «по дворам», чтобы полнее собрать дань – ясак. В 1710 году Петр I велел переписать все крестьянские дворы в связи с податями. Потом стали «ревизовать» население в деревнях, посадских и служилых в городах, причем поименно – только мужчин. Если помните, Елизавета Воробей из гоголевских «Мертвых душ» попала в «ревизскую сказку» лишь по причине своей «мужской» фамилии…

Идея провести однодневную поголовную перепись в Петербурге родилась в 1861-м, реформенном, году. Авторами ее были члены Русского Географического общества, у которого, однако, своих средств на это не имелось. За исчисление петербургских жителей взялся тогда столичный Статистический комитет, но на свой лад – попросту собрав через полицию от домохозяев сведения о количестве проживающих у них лиц. Хорошо, что статистики сами поняли, что сделали бесполезное дело. Правда, на осознание этого ушло несколько лет.

Зато уж в ноябре 1869 года повелением Александра II образован Особый распорядительный комитет, выработавший правила проведения однодневной поголовной статистической переписи в столице. Назначили ее на 10 декабря.

Собрали штат из 300 счетчиков, «большею частию предложивших свой труд совершенно безвозмездно». Разработана форма переписных листов, которые потом были розданы владельцам домов и квартир, разосланы во все воинские команды.

Информацию в итоге получили подробную, что о домах с квартирами, что о людях, в них живущих. Про дома говорить не будем, интереснее другие цифры. На день переписи проживало в столице 667 963 жителя; среди них русских более 84 %, немцев – 7 %, финнов – 2,5 %; крестьян более 31 %, дворян – свыше 14 %; среди мужчин грамотных было две трети, а среди женщин примерно половина…

Такую же однодневную перепись успели провести в Петербурге еще дважды – в 1881-м и 1890 году, пока для такой же акции созрела уже и Россия в целом.

Первую всеобщую перепись населения Российской империи, на основании утвержденного 5 июня 1895 года Николаем II Положения, произвели 28 января 1897 года. Как выглядел в тот раз переписной лист, вы видите на нашем снимке; даже надеюсь, разберете кое-что из написанного. Но на всякий случай некоторые записи «переведу».

«Фамилия (прозвище), имя и отчество или имена, если их несколько – Романов Николай Александрович».

«Кем записанный приходится главе хозяйства и главе своей семьи – Отец, хозяин».

«Сословие, состояние или звание – Император Всероссийский».

«Занятие, ремесло, промысел, должность или служба. Главное – Хозяин земли Русской. Побочное или вспомогательное – Землевладелец».

Николай Романов на тот момент был одним из 1 267 023 душ, населявших Петербург…

Перепись 1897 года до самых советских времен так и оставалась единственной общероссийской.

Зато петербургское «народоисчисление» продолжалось с достаточной регулярностью: в 1900-м, 1910 году… При этом каждый раз заново петербуржцам разъяснялись его задачи и цели – «отнюдь не фискальные», единственно ради получения «живого образа», «фотографического снимка» города. А в феврале 1916 года прошла в Петрограде перепись особого рода – беженская. Были учтены поименно 100 704 человека, которых Первая мировая война сняла с насиженных мест и занесла в столицу.

И после революции тоже именно Петроград переписал своих жителей раньше, чем перепись организовали в стране. Произошло это 2 июня 1918 года «ввиду необходимости урегулирования карточной системы и пересмотра порядка распределения дополнительных пайков среди лиц, занятых физическим трудом». Через два года акцию повторили, и оказалось, что население города за это время уменьшилось вдвое, составив всего 706 841 человека. На 100 женщин оставалось всего 72 мужчины – вот что значит война!

Потом, конечно, население Ленинграда стало расти. И уж давно занял наш город место в разряде мегаполисов.

Ивановых всегда было больше

Я так думаю, не найдется человека, который бы хоть раз не обращался к услугам адресного стола. Случается же – надо разыскать кого-то, с кем давно утратил связь.

Читатель может гордиться: первым городом в России, обзаведшимся подобным учреждением, был Петербург! Ну, еще и Москва – не будем ее обижать… И случилось это в 1809 году.

Впрочем, Александр I, распорядившийся учредить в обеих столицах Конторы адресов, всего лишь желал тогда «привести в известность многочисленный класс людей, отправляющих разные должности в частных домах». Посему первоначально эти учреждения являлись отделениями полиции. Но «класс» оказался действительно многочисленным: регистрации в Конторе адресов подлежали все те, кто в Петербурге жил временно, а из жителей постоянных – «не приписанные в какое-либо состояние». То есть равно какой-нибудь француз-гувернер или дворник из барского дома. Всем им в Конторе выдавались «билеты» – своеобразный вид на жительство, при отсутствии которого человек из столицы высылался. «За записание», то есть за регистрацию, еще и взималась плата: с того же гувернера, к примеру, брали 10 рублей, а с дворника 5, женщинам скидка…

Надо заметить, что ввиду большого числа иностранцев, проживающих в Петербурге, Контора имела для них специальное отделение, с переводчиками. В 1827 году на него была возложена еще и обязанность выдавать паспорта всем выезжающим за границу – этакий ОВИР тех лет. Но через десять лет эту функцию передали канцелярии военного генерал-губернатора. Тогда Контору адресов вообще подвергли реформе, превратив в Адресную экспедицию. Круг регистрируемых при этом несколько расширился. «Исправляющие какие-либо частные должности по найму» должны были теперь записываться в Экспедиции, какого бы звания и состояния они не были. И также абсолютно все иностранцы, кроме посольских…

Но что более существенно, сие учреждение кроме административно-полицейских функций через некоторое время получает и более широкое, общественное назначение. В составе Адресной экспедиции появляется адресный стол, можно сказать, уже в современном понимании – как справочная служба, «для доставления всем и каждому из желающих нужных сведений о месте жительства пребывающего в столице». И тут-то уж первенство северной столицы утверждается без всяких оговорок: такой же московский «стол» появился лишь в 1861 году и, как сказано в соответствующем документе, «по примеру С.-Петербурга».

Вот как описывала наш адресный стол «Литературная газета», на страницах которой в ноябре 1848 года появилось письмо некоего провинциала, решившего разыскать в Петербурге своего дядюшку с весьма распространенной фамилией Иванов и направившегося с этой целью в «дом первого департамента Управы благочиния на Большой Садовой». Увидел он там столы с металлическими дугами, на дугах – нанизанные «билеты», на каждом записано имя, фамилия, сословие и место жительства. По этим билетам чиновник присутствия и отыскал провинциалу его дядюшку: «кстати, скажу, что Ивановых проживает в Петербурге более 1000 человек – богатая фамилия!».

В 1848 году петербуржцы еще только учились пользоваться справками адресного стола, и обращений было мало. Зато в 1896 году, по словам «Нового времени», одних только частных справок стол выдал 535 647, не говоря об ответах на запросы почтовиков и телеграфистов.

Чтобы справляться с таким наплывом, время от времени приходилось набирать новых служащих – алфавитчиков и сортировщиков, покупать новые столы и металлические дуги. Но городские власти считали адресный стол «учреждением необходимым и полезным как для правительства, так и для общества», а потому заботились о его «надлежащем устройстве». Со средствами на это проблем, в общем, не возникало: сначала их давали градоначальство и полиция, потом Управа, взявшая адресный стол в свое ведение. Да и сам он был прибыльным, поскольку все справки являлись платными, и даже две копейки за каждую вырастали ежегодно в большой итог.