Течет река Мойка. Правый берег. От Невского проспекта до Устья

Великая княгиня Екатерина Алексеевна не любила, если не сказать ненавидела, временный Зимний дворец, ибо в нем ей пришлось пережить наиболее тяжелые дни своей жизни: в его покоях принцессу постоянно унижали, она страдала и переживала. Позже российская императрица Екатерина II ярко и подробно опишет мучительные дни жизни во временном Зимнем дворце в своих «Записках». Поэтому неудивительно, что в числе первых императорских указов пришедшей к власти государыни появилось распоряжение о немедленном сносе дворца Елизаветы Петровны.

Екатерина II довольно едко характеризует в «Записках» своего супруга, великого князя и наследника престола Петра Федоровича, описывая его детские забавы во дворце и библиотеку великого князя, расположенную в мезонине флигеля, который он тогда занимал: «Она состояла из книг описания юридических процессов, рассказов о разбойниках, колесованных и повешенных и набора многочисленных лютеранских молитвенников».

Приближенные императрицы Елизаветы Петровны также вспоминали, что жить в этом роскошном огромном дворце все же было довольно неуютно и порой холодновато. Нередко императрица распоряжалась приглашать в покои дежурных караульных гвардейских офицеров и дежурных чиновников, чтобы согреть ее холодные дворцовые комнаты.

Вторая беда почти всех дворцовых покоев – нашествие мышей, облюбовавших большинство комнат и безбоязненно разгуливавших среди роскошной мебели больших и малых зал временного дворца императрицы. Решительная Елизавета Петровна срочно приказывает: «…сыскать в Казани тридцать лучших котов и немедленно прислать их к царскому двору вместе с человеком, который должен за ними ухаживать».

Режим и ритм жизни императрицы и ее придворных во дворце у Зеленого моста складывался весьма необычно. «Императрица, – по сведениям автора книг о Санкт-Петербурге Михаила Ивановича Пыляева, – имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она ляжет. Это приписывали тому, что она превращала ночь в день и день в ночь. В 11 часов вечера она еще отправлялась только в театр, и кто из придворных не являлся за нею туда, с того брали 50 рублей штрафу…»

По воспоминаниям современников, Елизавета Петровна любила сытно поесть, а каждое блюдо запивала своим любимым токайским вином. Императрица была весьма набожна, поэтому в среду и пятницу вечерний стол всегда бывал после полуночи, чтобы избежать постной еды и особенно постного масла, которого она не переносила. Зато после полуночи наступал скоромный день, и тут уже на столе всегда появлялась в изобилии любимая императрицей разнообразная скоромная еда. Насытившись, государыня ложилась спать обычно в пять часов утра. Перед отходом ко сну Елизавета Петровна любила слушать рассказы старух и торговок, которых специально для нее приглашали во дворец со столичных улиц. Во время сна императрицы запрещалось ездить по Зеленому мосту экипажам, а иногда мост закрывался и для прохода пешеходов. Когда императрица спала, запрещался не только стук проезжающих по мосту экипажей и стук сапог людей, проходящих по Зеленому мосту, но и хлопанье кнутов кучеров. Сохранился даже удивительный указ Елизаветы Петровны в адрес возниц различных конных экипажей: «Чтобы кучера, будучи близ двора Ее Императорского Величества, отнюдь бичами не хлопали».

Временный деревянный Зимний дворец императрицы Елизаветы Петровны славился своими знаменитыми маскарадами, балами и замечательными банкетами. Подобные увеселительные мероприятия приводили в неописуемый восторг даже бывалых французов, ранее побывавших на подобных вечерах в прославленном Версале.

Праздники во дворце на углу Невской перспективы и правого берега реки Мьи собирали в танцевальном зале многочисленных гостей. Иностранцы в своих воспоминаниях с восхищением писали не только о красоте и роскоши дворцовых императорских апартаментов, богато украшенных позолотой и замечательной уникальной резьбой деталей парадных интерьеров различных залов, о массивных зеркалах, люстрах с большим числом свечей, но и о прекрасной организации устраиваемых во дворце праздничных вечеров. В танцевальном зале с наступлением темноты одновременно опускались оконные шторы, и в изящных потолочных люстрах, как по команде, мгновенно зажигались 1200 восковых свечей, отблеск которых волшебно отражался в огромных стенных зеркалах. В малых и больших дворцовых залах на балах звучали мелодичные звуки двух императорских оркестров.

История 20-летнего правления всероссийской императрицы Елизаветы Петровны оставила потомкам многочисленные свидетельства и факты о том, что дочь Петра I, получившая весьма поверхностное образование, вела при дворе довольно веселую и весьма рассеянную жизнь. В характере императрицы удивительным образом сочетались набожность и неудержимая страсть к удовольствиям и бурному веселью. В годы ее правления начинания и чаяния Петра Великого продвигались к своему завершению довольно медленно. По мнению большинства соотечественников, Елизавета Петровна «была чужда всякой энергичной государственной деятельности».

Период правления императрицы Елизаветы Петровны стал предметом исследования для многих известных российских историков, изучавших подлинные документы из государственных архивов России, сохранившиеся воспоминания отдельных политических деятелей и придворных сановников, их частную и деловую переписку, позволяющую «из первых рук» узнать о суждениях этих государственных мужей, их оценках периода власти дочери Петра I, о ее пристрастиях и увлечениях вкупе с событиями, происходившими внутри Российской империи и за ее пределами. Их оценки 20-летнего царствования Елизаветы Петровны разноречивы, порой противоположны, но, с нашей точки зрения, могут представлять для читателей определенный исторический интерес.

Создатель «Истории государства Российского» Николай Михайлович Карамзин (Записка о древней и новой России. М., 1961), отмечал, что «счастье, благоприятствуя мягкосердной Елизавете в ее правление, спасло Россию от тех чрезвычайных зол, коих не может отвратить никакая мудрость человеческая, но счастие не могло спасти государства от алчного, корыстного П. И. Шувалова. Ужасные монополии сего времени долго жили в памяти народа, утесняемого для выгоды частных людей и ко вреду самой казны. Многие из заведений Петра Великого пришли в упадок от небрежия, и вообще царствование Елизаветы не прославилось никакими блестящими деяниями ума государственного.

Как при Анне, так и Елизавете, Россия текла путем, предписанным ей рукою Петра, более и более удаляясь от своих древних нравов и сообразуясь с европейскими. Замечались успехи светского вкуса. Уже двор наш блистал великолепием и, несколько лет говорив по-немецки, начал употреблять язык французский. В одежде, в экипажах, в услуге вельможи наши мерялись с Парижем, Лондоном, Веной. Но грозы самодержавия еще пугали воображение людей: осматривались, произнося имя самой кроткой Елизаветы или министра сильного, еще пытки и Тайная канцелярия существовали».

Российский историк Сергей Михайлович Соловьев писал: «При правлении Елизаветы Россия ПРИШЛА В СЕБЯ. На высших местах управления снова явились русские люди, и когда на место второстепенное назначали иностранца, то Елизавета спрашивала: „Разве нет русского?“ Иностранца можно назначить только тогда, когда нет способного русского. Но, говоря о значении царствования Елизаветы, мы не должны забывать характер самой Елизаветы. Веселая, беззаботная, страстная к утехам жизни в ранней молодости, Елизавета должна была пройти через тяжкую школу испытаний и прошла ее с пользою. Крайняя осторожность, сдержанность, внимание, умение проходить между толкающими друг друга людьми, не толкая их, – эти качества, приобретенные Елизаветою в царствование Анны, когда безопасность и свобода ее постоянно висели на волоске, эти качества Елизавета принесла на престол, не потеряв добродушия, снисходительности, так называемых патриархальных привычек, любви к искренности, простоте отношений. Наследовав от отца уменье выбирать и сохранять способных людей, она призвала к деятельности новое поколение русских людей, знаменитых при ней и после нее, и умела примерять их деятельность…».

Советский историк, руководитель Коммунистической академии, института красной профессуры Михаил Николаевич Покровский, в духе первых лет советской власти, в своем труде «Русская история в самом сжатом очерке» в 1920 году довольно нелицеприятно отзывался об императрице Елизавете Петровне и ее государственной деятельности: «Эта была… развратнейшая из Романовых. Ее „фаворитам“ счета не было, и кто только не побывал на этой „должности“: от французского посла Шетарди до учеников Кадетского корпуса. Главным был придворный певчий из украинцев Разумовский. Своих придворных дам она приказывала сечь кнутом на площади и вырывать у них языки за непочтительные отзывы о ее величестве. У нее было 15 000 платьев, а когда она умерла, в казне не было ни одного серебряного рубля; войскам жалованье платили медной монетой, да и то перелив в нее пушки.

Последние годы царствования Елизаветы Петровны были омрачены не только нездоровьем императрицы, но и острыми проблемами внутренней политики. В начале 1760-х годов стало ясно, что достигнуть желанного благополучия подданных и на этот раз не удается».

Автор замечательной книги «История России в живописаниях ее главнейших деятелей» Николай Иванович Костомаров, благодаря своему литературному таланту и объективности к деталям эпохи, ярко отобразил весь период царствования дочери Петра Великого и охарактеризовал детально заключительный этап ее пребывания на российском троне. Начиная со второй половины XVIII столетия Елизавета Петровна начала страдать тяжелыми болезненными припадками. Состояние ее здоровья первоначально тщательно скрывалось от всех, но затем они участились и появлялись при большом скоплении народа в императорской летней резиденции Царского Села. Причем теперь они выводили императрицу из строя на несколько дней. Усилилась слабость, и появились явные признаки нарушения речи до такой степени, что императрица не могла внятно говорить с придворными. Начиная с 1761 года здоровье Елизаветы Петровны ухудшалось день ото дня. Она уже не вставала с постели, но настоятельно требовала от придворных регулярного чтения государственных документов и докладов о положении внутри страны и за ее пределами. Ее огромным желанием теперь стала немедленная возможность переселения из временного Зимнего дворца в новый каменный на левом берегу Невы, который еще не был завершен строительством, ибо придворный зодчий Растрелли запросил довольно значительную сумму для его окончательной внутренней отделки, а казна в тот период была не в состоянии оплатить предоставленную архитектором смету необходимых расходов.

В конце ноября 1762 года Елизавете Петровне стало значительно лучше. Императрица даже приступила к работе с государственными бумагами, начертала резолюцию на сенатском документе и высказала свое неудовольствие за бюрократическое затягивание сроков решения важных государственных дел. Однако 12 декабря у императрицы произошел тяжелейший приступ удушья со рвотой и мучительным кашлем. Врачебный консилиум медиков того времени пришел к неутешительному заключению о признаках ближайшей кончины государыни. Вероятно, предчувствуя свою ближайшую смерть, Елизавета Петровна по примеру своих великих предков 17 декабря объявила Сенату именной указ: «Освободить всех содержавшихся во всем государстве людей по корчемству, уничтожить следствия, возвратить ссыльных и изыскать способ заменить другими средствами соляной доход, собиравшийся с великим разорением народа».

22 декабря в 10 часов вечера новый приступ поверг императрицу в крайне тяжелое состояние, 23 декабря она исповедовалась и причастилась, а 24-го изъявила желание собороваться. Вечером, накануне праздника Рождества Христова, Елизавета Петровна приказала читать над собой отходные молитвы и внятно повторяла их за своим духовником. Ночь и последующее утро 25 декабря прошли в агонии. Петр Федорович и Екатерина Алексеевна неотрывно пребывали у постели умирающей императрицы.

Историк Н. И. Костомаров, упоминая о последних часах Елизаветы Петровны, отмечал: «В приемной, перед спальней собрались высшие чиновники и сановники. В начале четвертого часа пополудни вышел из спальни старший сенатор, князь Никита Юрьевич Трубецкой и объявил, что императрица Елисавета Петровна скончалась и государствует теперь в Российской империи его величество император Петр III».

Временный деревянный дворец на углу Невской перспективы и правого берега Мьи оказался последней официальной резиденцией российской императрицы – дочери Петра Великого. Елизавета Петровна скончалась в период завершения отделки нового каменного дворца на набережной левого берега Невы.

В камер-фурьерском журнале осталась последняя историческая запись бренной жизни императрицы, датированная 25 декабря 1761 года: «25-го числа во вторник в день Рождества Христова… пополудни в четвертом часу Ее Императорское Величество по воле всемилостивейшего Бога переселилась в вечное блаженство».

В записках придворного ювелира Иеремии Позье оставлено свидетельство о последних часах пребывания русской императрицы в своем временном роскошном дворце – в покоях, окна которых выходили на набережную реки Мьи: «Гроб с телом императрицы был установлен в зале, освещенной шестью тысячами свечей… Все статс-дамы и фрейлины окружали одр Елизаветы в глубоком трауре». Придворными были тогда особо отмечены необычный внешний вид и оперативные действия наследника престола Петра Федоровича – сына Анны Петровны и герцога Гольштейн-Готторпского. На его лице отсутствовало выражение печали и горя по случаю смерти тетушки, ранее объявившей его законным наследником престола. Петр Федорович довольно энергично распорядился построить вдоль временного Зимнего дворца Елизаветы Петровны гвардейские части, присягнувшие новому императору Петру III, и затем завизировал свой первый указ: «Генералитету, знатному шляхетству, дамам первых четырех классов иметь незамедлительный приезд ко двору Его Императорского Величества всем в цветных платьях, дамам быть в робронах [старинных женских платьях с кринолином. – Г. З.]».

В апреле 1762 года новый российский император поспешил перебраться из покоев временного Зимнего деревянного дворца, в завершенное, но до конца еще не отделанное здание каменного Зимнего дворца на набережной Невы.

Опустевший временный Зимний дворец, занимавший массивный квартал Адмиралтейской части, еще некоторое время использовался. В его залах изредка устраивались парадные обеды и маскарады. Однако вскоре все же началась бережная разборка дворцовых покоев и служебных помещений. В январе 1765 года «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовали объявления, в которых предлагалось желающим взять подряд на разборку одного из дворцовых флигелей, а затем перевезти его в Красное Село и там поставить. Кроме того, через газету предлагалось желающим взять подряд для аккуратной разборки стен и части фасада временного Зимнего дворца и перевезти их на Исаакиевскую площадь к Синему мосту, где будет возводиться дворец графа И. Г. Чернышева.

К 1767 году от огромного дворцового здания остались лишь три каменных составляющих строения: театр, Тронный зал и кухня. Часть участка со зданием бывшего дворцового театра и Кухонный корпус по распоряжению Екатерины II приспособили под жилую квартиру для приглашенного в Россию знаменитого французского скульптора Этьена Мориса Фальконе, взявшего подряд на изготовление конного памятника Петру Великому («Медный всадник»). Огромный дворцовый Тронный зал тогда же превратился в рабочую мастерскую великого скульптора, где вскоре была изготовлена модель конной статуи. Немалое количество деталей роскошной отделки временного Зимнего дворца новая императрица Екатерина II повелела отдать для украшения строившихся дворцовых помещений своего фаворита Алексея Орлова и графа И. Г. Чернышева.

Уникальный богатый иконостас дворца передали «с уборами и кафедрой для поставления в деревянную церковь Во имя Входа Господня в Иерусалим», известную также как церковь Знамения Божией Матери, построенную в 1759–1765 годах по повелению Елизаветы Петровны. Освящение храма, возведенного на Невской перспективе у Лиговского канала, началось с его приделов: одного – в честь Знамения Пресвятой Богородицы (в сентябре 1765 г.), второго – во имя Святителя Чудотворца Николая (год спустя). Главный же придел храма – Входа Господня в Иерусалим – освятили позже всех, в июне 1768 года.

Знаменская церковь

В эту главную церковь и перенесли иконостас домовой церкви из бывшего деревянного временного Зимнего дворца императрицы Елизаветы Петровны, а позже данный иконостас установили в построенном на этом месте каменном храме (1804 г.), возведенном после сноса ветхого деревянного церковного строения.

По мнению современников, Знаменская церковь принадлежала к числу наиболее красивых храмов Северной столицы. При нем с 1865 года открыли приходское благотворительное общество для вспоможения бедным и приют для приходящих детей. Общество за свой счет до 1917 года содержало богадельню для престарелых и увечных женщин, убежище для малолетних детей-сирот со школами, бесплатной столовой и квартирой для них.

В 1922 году по решению ВЦИКа из храма изъяли все ценности. Со временем гонения на церковь усилились, священнослужителей и активно защищавших храм прихожан обвинили в антисоветской деятельности и репрессировали. Знаменская церковь не избежала уничтожения.

Дом генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга Н. И. Чичерина

После завершения разборки временного Зимнего дворца императрицы Елизаветы Петровны Большую Морскую улицу вновь продолжили до Невского проспекта. Часть освободившегося квартала между рекой Мьей, Большой Морской улицей и Невской перспективой Екатерина II даровала обер-полицмейстеру Санкт-Петербурга, генерал-аншефу и сенатору Николаю Ивановичу Чичерину – человеку состоятельному, владевшему домами и имениями, жившему в столице на широкую ногу, отличавшемуся гостеприимством и хлебосольством. Небезынтересно отметить, что владелец огромного дарственного земельного надела обер-полицмейстер первой и последней столицы Российской империи, одно из «первоначальствующих лиц» Северной Пальмиры, генерал-аншеф и сенатор Николай Иванович Чичерин происходил из древней знатной итальянской аристократической семьи.

Его предки появились на Руси во второй половине XV столетия, обрели в Московском великом княжестве свою вторую родину и принимали активное участие в формировании и защите единого Российского государства.

12 ноября 1472 года в Москву торжественно въехало большое иноземное посольство. Множество придворных сопровождало тогда Зою Палеолог – племянницу последнего византийского императора Константина XI, прибывшую в Москву в качестве невесты великого князя Московского и Владимирского и государя всея Руси Ивана III Васильевича, брак с которым способствовал возвеличиванию Русского государства, а его правитель становился преемником Византии. После венчания Зоя Палеолог нарекается великой княгиней всея Руси Софьей. И действительно, государь всея Руси Иван III Васильевич, получивший этот титул в 1478 году присоединил к Московскому великому княжеству Ярославль, Ростов, Новгород, Тверь, Вятку и ряд других автономных княжеств, сформировав территориальное ядро Российского государства, свергнувшего наконец после «стояния на Угре» и военных действий в 1480 году между ханом Большой Орды Ахматом и русской княжеской дружиной длительное татарское иго и прекратившего в дальнейшем выплату Орде ежегодной дани.

В сражениях и военных операциях Ивана III активное участие принимал осевший в Российском государстве и служивший ему верой и правдой придворный византийского императора Константина XI, сопровождавший великую княгиню Софью Палеолог, итальянец Чичерони, ставший русским дворянином Чичериным, потомки которого поколение за поколением честно служили новой родине. Праправнук прибывшего на Русь итальянца боярский сын Дмитрий Иванович Чичерин пал смертью храбрых при взятии Казани в 1552 году, а подпись его внука думного боярина Ивана Ивановича Чичерина стоит среди прочих под грамотой об избрании на престол первого государя Романова – царя Михаила. Иван Андреевич Чичерин храбро сражался со шведами и был убит в решительной атаке Полтавского сражения. Его сын, полковник Василий Иванович Чичерин, служил первым полтавским военным комендантом.

В начале царствования императрицы Екатерины II прекрасную служебную карьеру сделали два брата из рода дворян Чичериных – Денис Иванович, генерал-губернатор Сибири, и Николай Иванович, назначенный императрицей в 1764 году сенатором и санкт-петербургским генерал-полицмейстером.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.