Полная версия
Капитаны в законе
Народу в княжеском порубе оказалось немного – всего полтора десятка человек. И не потому, что тишь да гладь на Руси, а просто по большей части разбойный люд до Твери довезти не поспевали. Кто-то от ран по пути умирал, но по большей части прямо в лесу оставляли. С лихими людишками же во время поимки никто не церемонился, валили саблями да стрелами. Потому-то сидели в основном местные, городские, на-вроде Алыря с Балудой – надо же было Рубцу время от времени кого-то хватать, чтоб остальные особо не распускались.
Первая партия из пяти человек прошлась мимо вынесенного из ледника и уложенного на травку убийцы без толку. Не признал никто. Хоть и старались все, таращились, что есть мочи, жаль было свободу обещанную упускать.
Во второй вроде сыскался один, но то оказался ложный номер. Сжульничать тать решил, вот и сказал про знакомую рожу. Однако Сангре хоть и не обладал столь отточенным мастерством вытягивать из людей показания, как Улан, но и лопухом не был. Потолковал с брехуном по душам, отведя его в дальний уголок, живо нашел кое-какие несуразности и несовпадения в его рассказе, после чего отвесил подзатыльник позвончее – не сильно, для ума – и отправил к остальным в яму.
Последняя пятерка вновь дружно руками развела. Получалось, так и останется киллер безызвестным. И хотя Петр изначально не больно-то рассчитывал на это опознание, все равно расстроился. И когда стражник, приставленный к ямам, поинтересовался, вести ли тех двух, коих вчерась в поруб кинули, безучастно отмахнулся.
И как сей жест понимать – поди догадайся. Но судьба вновь на выручку поспешила – не желая сидеть до вечера без дела, а тут какое ни на есть, а развлечение, стражник понял равнодушный жест как согласие. И привел.
Поначалу Сангре даже подивился – всего сутки просидели Алырь с Балудой в порубе, а выглядели совсем иначе. И одежду успели в какой-то дряни перемазать, и от самих пованивало. Впрочем, по сравнению с остальными сидельцами выглядели они чистюлями, ну да сутки – не месяц и тем паче не год, успеют сравняться с прочими.
Изменилось и их поведение. Алырь уже не хорохорился, не ерепенился, Балуда тоже языком не тарахтел без умолку, помалкивал. Когда они прошли мимо киллера, Сангре уж было поднялся с корточек, но тут его окликнул слегка приотставший Алырь.
– Слышь-ко, боярин. А кому сказывать, что видал мертвяка?
– Мне, – оживился Петр.
– И точно на волю пустишь?
Сангре кивнул, но жулику этого показалось мало. Резон в его сомнениях имелся. Одно дело, когда давний сиделец, а другое – едва попавший. Что ж за суд такой и какая ему может быть вера, если ныне сажают, а завтра выпускают. Потому Михаил Ярославич может и удержать. Выказав сомнения вслух, он заявил:
– Пущай князь мне самому слово о воле молвит, тогда и я тебе как на духу.
– А если брешешь?
– Собаки брешут, боярин, а я сказываю, – огрызнулся Алырь, но спохватился, и, понизив голос, пояснил: – Эвон, сколь я далече стою от Балуды, зри.
Ну?
– А теперь повели, чтоб его еще дале отвели, дабы ты точно знал, что он меня не слышит.
Сангре пожал плечами, но была просьба невелика, да и куда тому бежать со связанными руками. Петр повелительно махнул рукой остановившемуся стражнику и распорядился, чтобы он отвел Балуду на двадцать шагов подальше.
– Вот и ладно, – кивнул Алырь. – А таперь слухай. Коль князь волю самолично посулит, ты нас с ним вовсе в разные углы разведи и все равно мы с ним одно и то же об ентом мертвяке скажем.
– Так ведь молчит твой напарник.
– Это покамест, – усмехнулся Алырь. – Память у него не ахти какая, похуже моей, да и зрит ныне одним оком, эвон как второе заплыло, а ежели как следует присмотрится, непременно признает. А коли нет, ты ему два словца, кои я тебе шепну, передашь для освежения головы, и все.
– И имя его назовете?
– Вмиг. Ежели хотишь, я прямо теперь его тебе поведаю, да не одно, а два.
Пришлось вести обоих, но по-прежнему соблюдая весьма приличную дистанцию, чтоб не сговорились по дороге, к княжьему терему. Потенциальный свидетель оказался прав. Поначалу, узнав о том, что видок не далее как вчера угодил в поруб, Михаил Ярославич и впрямь заартачился, но Сангре напомнил о княжеском слове и тот, хоть и с видимой неохотой, но согласился предоставить жулику свободу. Правда, одному – второй все равно отправится в яму. Да и этого одного на усмотрение самого дознатчика. Коли он решит, что сообщение стоящее, пусть отпускает. Сказав это, Михаил Ярославич незаметно подмигнул, давая понять, каким должно стать «усмотрение» Петра.
А чтобы жулики ничего не заподозрили, князь сделал оговорку. Мол, отпущенный до завтрашнего утра из города должен исчезнуть. И коль он сызнова появится в Твери, поруба ему не миновать.
…Увы, но о покойнике Алырь знал немного. Да и видел его всего ничего, три дня, когда они с Балудой, бредя из Дмитрова и заплутав в лесу, неожиданно угодили в тайное логово разбойничьей шайки. Была она невелика, всего-то семь человек. В главарях же и ходил этот киллер, которого все прочие называли Третьяком. Прожили там два жулика всего несколько дней, пока не стали случайными свидетелями того, как главарь жестоко, в кровь, избил одного из разбойников, а когда тот кинулся на Третьяка драться, зарезал его. Да столь споро и деловито, ровно какую скотину. Тогда-то, ужаснувшись от увиденного, Алырь с Балудой решили тихонько улизнуть.
Им повезло. Желая как-то смягчить тягостное впечатление, оставшееся у остальных членов шайки после совершенной расправы, главарь выставил два бочонка с медовухой и к ночи народ изрядно напился. Словом, побег удался. Брели они по лесу долго, изголодались, но к исходу третьего дня вышли к граду Волоку Дамскому, где и занялись…
– Ну-у, как и тут, в Твери, – честно сознался Алырь.
Его напарник и после повторного осмотра не признал покойного, но стоило Сангре шепотом передать ему два слова от Алыря (Волок Дамский и домовина[7]), как Булыга вздрогнул, вновь вгляделся в лежащего и торопливо закивал, давая понять, что вспомнил. Задав ему кучу все время повторяющихся вопросов и не найдя противоречий в ответах, Петр удовлетворенно кивнул – не врет мужик. Да и его напарник тоже.
– Волок Дамский – понятно, а домовина здесь при чем? – спохватившись, поинтересовался Сангре у Алыря.
– Так Третьяк и избил того малого за то, что он его Домовиной назвал, – пояснил тот. – А уж почто он столь сильно свое второе прозвище не любил – не ведаю.
– А в каком княжестве эта шайка жила?
Алырь хмыкнул.
– В лесу она жила, боярин, в лесу, а он божий.
– Ну хорошо, – не унимался Сангре. – А когда вы от них бежали, то в какую сторону шли, не припомнишь?
– Куда глаза глядят, – проворчал жулик.
– Ну солнце-то куда светило – в лицо или в спину?
– Не было тогда солнышка – дождь моросил, – совсем тихо произнес Алырь и, глядя на поморщившегося Петра, тоскливо пояснил: – Ты пойми, боярин, набрехать и сто коробов можно, но как-то негоже за волю ложью платить, потому я тебе как на духу, одну правду. Нешто я виноват, что она такая… куцая, – и почти шепотом спросил: – Мало? – Сангре молчал. – Стало быть и одного не отпустишь? – догадался Алырь.
– Отпущу, – с видимой неохотой выдавил Сангре. – Уходи хоть сейчас, – и кивнул стражнику. – Ну-ка, развяжи его.
Тот крякнул, но послушно подчинился. С наслаждением потирая запястья, освобожденные от веревок, Алырь грустно посмотрел на своего товарища. Балуда чуть не плакал, глядя на него.
– Попрощайтесь, ладно уж, – разрешил Петр и, выждав пару минут, скомандовал стражнику. – Уводи, – и вновь обратился к Алырю. – А ты гуляй себе, да помни слова князя – к ночи чтоб тебя в Твери не было.
Тот согласно кивнул, продолжая пристально глядеть в спину своего незадачливого напарника и о чем-то напряженно размышляя. Когда Сангре повернулся к литвинам и принялся отдавать распоряжения насчет трупа киллера, а стражник вместе с Балудой подошли к воротам, Алырь решился.
– Слышь, боярин! – окликнул он Петра. – Просьба к тебе.
– Еды на дорогу подкинуть? Сейчас сделают – и хлеба дадут, и мяса.
– За оное благодарствую, но я об ином. Тебе ж, – Алырь глубоко вздохнул, – все едино, кого отпускать, верно?
– Та-ак, – с интересом посмотрел на него Сангре. – И что дальше?
– Тогда ты вот чего. Ты меня лучшей обратно в поруб отправь, а его отпусти, – кивнул он в сторону скрывшегося за воротами товарища.
– А себя не жалко? – осведомился Петр.
– Жалко, – согласился Алырь. – Сам ведаю, в порубе не медом намазано. Тяжко доведется.
– Так чего тогда?
– Мне тяжко, а он там вовсе погинет, – пояснил Алырь. – Самое большее, чрез месяц, али два. У него ить дыхалка вовсе худая, учнет кровью харкать, и все, прощай белый свет. А я ничего, крепкий. Можа, и выдюжу. А коли нет, стало быть, господь устал от моих грехов.
Подумав, Сангре послал одного из литвинов вернуть стражника вместе с Балудой, и предложил Алырю:
– Ты бы подумал как следует, а то вернутся, поздно будет. Тогда уж точно: что с возу упало – тому и глаз вон.
– Неча мне думать, – зло огрызнулся тот. – Коль решился, так чего ж. На, – с отчаянной решимостью протянул он руки Петру, – вяжи.
– Перебьешься, – буркнул тот. – На то стража есть. Вот сейчас придет, тогда и…
На миг у Петра мелькнула мысль подойти к князю и попросить за второго особо, но, вспомнив его выразительное подмигивание, понял – ни к чему хорошему оно не приведет. Как знать, еще и Балуду обратно посадит.
Он вздохнул, сожалеюще глядя на Алыря. Это ведь с одной стороны – тать, жулик, обманщик. А с другой – не каждый день встретишь такое самопожертвование. «Прямо как у нас с Уланом, – мелькнула у него мысль. А следом другая. – Надо запомнить парня, чтоб при случае попросить за него князя».
Алырь же, уводимый стражником, внезапно обернулся и, просияв, громко крикнул Сангре:
– Слышь-ко, боярин, вспомнил я! Ей-ей, вспомнил. На другой день солнышко-то показалось меж тучками. На чуток, но проглянуло. В полдень оно случилось. И светило мне в левую щеку.
– Точно ли?
– Ей-богу! – попытался он перекреститься связанными руками. – Я еще помыслил, что оно поспеет одежку на нас высушить, да где там, сызнова схоронилось и опять дождь полил, яко из ведра, – но тут его с силой дернул за другой конец веревки стражник и он, вновь понурившись, побрел дальше.
Сангре просиял, вновь мысленно поклявшись себе запомнить парня, но довольно-таки быстро пришел в уныние…
Глава 7
Один в поле не воин, или Поиск союзников
Причиной тому было незнание географии. Во всяком случае, политической, касающейся истории средневековой Руси. Сколько Сангре ни чесал переносицу, пытаясь понять, в каком княжестве располагался лес, откуда можно за три дня добраться до Волока Дамского, если идти на запад, ответа не нашел. Пришлось идти за подсказкой к другу.
Улана он отыскал во флигельке княжеского терема. Тот как раз заканчивал опрашивать последнего на сегодня свидетеля. Вытащив побратима во двор, Петр торопливо выдал ему полученную информацию. Выслушав его, Улан призадумался, замялся, не зная, что ответить, но нашелся:
– А вот мы сейчас кое-кого спросим, – пообещал он и ринулся обратно во флигелек.
По счастью купец оказался ушлый, не раз успел побывать в тех краях и на вопрос Буланова поначалу ответил не раздумывая:
– А тут и гадать неча. Знамо человек из Московского княжества шел, боле неоткуда, потому как с восхода на Волок Дамский брел. Выходит, чрез земли князя Юрия Данилыча путь держал.
Но чуть погодя, уже выйдя за ворота, он вернулся. Вид был виноватый.
– Я тута умишком пораскинул, – сконфуженно принялся пояснять он, – и надумал, что не так все гладко. Допреж того, как заплутать, сам сказываешь, людишки из Дмитрова вышли, а ежели чуток поплутали, то могли на Волок и чрез тверские владения пройти. Оно ить с непривычки можно такие петли по лесу закрутить, ой-ей-ей.
– И что оно нам дает? – осведомился Сангре у побратима.
– Погоди, сообразить надо, – нахмурился тот.
Ответить он не успел, поскольку не прошло и десяти минут, как Петра разыскал дружинник с требованием немедля явиться перед князем. Тот дожидался его в своей молитвенной комнате. Неторопливо поднявшись с колен и последний раз перекрестившись на икону с богородицей и маленьким Христом на ее руках, Михаил Ярославич повернулся к Сангре. За его спиной стоял увязавшийся следом Улан, однако князь, не обращая на того ни малейшего внимания, сосредоточился исключительно на Петре. Ни слова не говоря он примерно с минуту устало разглядывал его и наконец произнес:
– А ить ты смекнул, к чему я тебе подмигнул?
– Смекнул, – честно сознался Сангре.
– А чего ж не послушался, отпустил татя?
Петр усмехнулся.
– Тебе честно?
Князь оглянулся на иконы.
– Потому и зазвал сюда, чтоб без утайки.
– Если искренне служишь человеку, то должен блюсти его честь как свою собственную. Нет, даже выше, – поправился Петр. – Думаешь, Алырь не догадался бы, что я по твоему повелению действую? Потому и отпустил. Это добрая слава на печи лежит, а худая птицей по белу свету летит.
– Ишь ты! – фыркнул Михаил Ярославич. – А ежели бы я напрямки тебе свое повеление поведал?
– Тогда сам бы и допрашивал, – набычился Сангре.
– Эва! – вновь подивился князь. – Но он хоть заслужил воли?
– Думаю да, – медленно произнес Петр. – Судя по тому, в каких лесах покойный тать разбойничал, взяли его московские власти. Кстати его звали Домовиной, имечко для будущего убийцы самое то. А теперь я тебя хочу спросить, княже. Учитывая, что его поймали самое раннее три года назад, кто из братьев жил к тому времени в Москве?
Михаил Ярославич задумался, припоминая. Спустя минуту он досадливо крякнул:
– А все жили! Кто чуток, кто поболе, но побывать успели.
– Тогда спрошу иначе. В любом случае вначале Домовину хоть на месяцок, но закинули в поруб, как ты говоришь, для ума, чтоб прочувствовал. Кто из братьев-князей был вправе повелеть вынуть оттуда отъявленного татя?
На сей раз Михаил Ярославич с ответом не колебался:
– Либо Юрий, либо… Иван.
– А если его повязали подле Волока Дамского, то и Афанасий, верно? – встрял Улан.
Князь молча кивнул.
– Значит, круг подозреваемых сузился на одну треть, – продолжил Буланов. – А с учетом моих возражений насчет Юрия, считай, и вовсе до двух человек. Теперь суди сам, стоило моему побратиму за такие важные сведения отпустить на волю одного мелкого обманщика?
– А проку нам с того? – резонно осведомился князь. – Вину Ивана ли, Афанасия ли, все одно – доказать не выйдет.
– Прок в ином. Теперь мы знаем, что кто-то из них твой самый опасный враг, – пояснил Улан. – Ты верно сказал, доказать мы ничего не в силах, но у древних римлян есть хорошая поговорка: «Praemonitus praemunitus» – «Предупрежден – значит вооружен». Опасность пострадать от его козней в будущем уменьшается. Поверь, княже, это дорогого стоит.
На сей раз Михаил Ярославич никак не отреагировал, лишь молча кивнул и вяло махнул рукой, отпуская друзей.
– Добил ты его своими римлянами, – констатировал Сангре, стоя на крыльце и жмурясь от лучей ласкового майского солнышка. – Хотя в одном князь прав – на практике нам это знание ничего не дает.
– Сейчас не дает, – возразил Улан. – А впоследствии… Ты лучше прикинь, сколько надо ума, чтобы «родить» такую комбинацию. Именно потому я против твоего предложения просто грохнуть Юрия. Коль комбинатор – один из его братьев, к власти его лучше не подпускать. И второе – надо бы как-то продумать, чтоб обезопасить Бориса Даниловича, первого прямого наследника своего старшего брата.
– Думаешь?
– Уверен. От заказчика убийства можно ждать чего угодно. Сам посуди: много ли у человека, придумавшего и осуществившего такую виртуозную подставу, осталось моральных принципов за душой?
– Не уверен, что они вообще имелись, – буркнул Петр.
– Резонно, – согласился Буланов. – Следовательно, над Борисом завис дамоклов меч. Впрочем, с ним пока не горит. Тут у меня к тебе имеются два серьезных предложения.
– Излагай, – согласился Петр.
– Перебьешься, – буркнул Улан. – Я буду действовать как ты – давай вначале поедим, а то с этими опросами во рту с самого утра маковой росинки не было. Да и ни к чему спешить – одно из них окажется для тебя не очень-то приятным, – и глубоко вздохнув, он добавил: – Да и для меня тоже.
За ужином Буланов и впрямь выглядел непривычно мрачным и даже на вопросы Изабеллы отвечал невпопад. Но и когда ужин закончился и они остались наедине с Петром, Улан продолжал молчать. Сангре решил, что расспросит его позже, и, умиротворенно держась за живот, поплелся в свою комнату. Однако побратим сам пришел к нему.
– Ты спать собрался? – поинтересовался он, удивленно глядя на завалившегося на постель Петра. – Вроде рановато.
– Я тут перевариваю, – промурлыкал тот, – А что, есть интересные предложения? Тогда сразу оговорюсь, с таким набитым пузом я окромя похода в лупанарий[8] ни на какие другие шалости не соблазнюся.
– А идти никуда и не надо, – невозмутимо пояснил Улан. – Я о другом. Сдается, к нашему короткому плану надо обязательно добавить пятый пункт.
– О как! – Заинтересованный Сангре мгновенно принял сидячее положение. – Ну, ну, конкурент великого комбинатора. Валяй, излагай, а мы рассмотрим…
– Я понимаю, что моя идея не так гениальна, как твои, но предлагаю призадуматься: а почему Михаил Ярославич в столь важном вопросе как объединение Руси должен вкалывать за всех русских князей? Да и тяжко оно. Не зря же говорится, что один в поле не воин.
– Начал хорошо, – ободрил Петр. – А теперь поконкретнее.
– Найти для Твери союзников. И желательно с разных сторон от Москвы, чтобы Юрий оказался чуть ли не в кольце. Тогда он, действуя против одного, не сможет драться в полную силу – надо все время оглядываться вбок или вообще за спину. Я тут выяснил кое-какие подробности у княжича Дмитрия.
– Когда успел?
– Еще до Пскова. Он же почти каждый день к нам ходил, чтоб рукопашному бою поучиться, да и сейчас успел поинтересоваться, когда мы сызнова к занятиям приступим. Ну а после учебы, пока паришься в жаркой баньке, не сидеть же молча на полке. Вот он и просвещал меня. То об одних соседях расскажет, то о других, как да что. И ему приятно свою осведомленность показать, и мне польза – я теперь более-менее с раскладом по русским княжествам знаком. Не по всем, конечно, но основное усёк, в том числе и кое-что ценное из событий недавнего прошлого. Словом, соседей, у кого Москва в печенках сидит, найти несложно. Кстати, ты знаешь, что за последние двадцать лет Московское княжество увеличило свою территорию раза в два, если не в три?
– Ничего себе! – присвистнул Сангре. И откуда они столько набрали? Наследство?
– Было и оно, например Переяславль-Залесский, но основные приобретения сделаны за счет банального ограбления соседей и наглого захвата их земель.
– Уже?! – изумился Сангре. – Так Юрий всего с год назад верховную власть заполучил. И когда успел?
– А оно при жизни его батюшки князя Даниила началось. Он первым и стал у соседей земли с городами отбирать. А сынок лишь достойный продолжатель отцовского дела. Правда, действует грубее. Отец-то хоть грабил, но самих князей не убивал, а этот… Мясник он и есть мясник.
– Уланчик, – вкрадчиво произнес Сангре. – И ты, зная все это, убалтывал меня пойти на службу к этим московским ублюдкам, шершавый ананас тебе в глотку и кучу раков в средневековые кальсоны!
– Говорю ж, от Дмитрия не так давно услышал, – буркнул тот, – а раньше не знал. Что я тебе, историк?!
– Ладно, с ананасами и раками чуток погодим, пока поживи в комфорте, – великодушно согласился Петр. – И как ты видишь дальнейший ход событий?
– Ты правильно сказал – первым делом нам надо порядок на торжищах навести, и за счет этого авторитет наработать. Да и в Орде дел уйма предстоит. Так что о союзниках против Москвы я тебе лишь к примеру сказал, с расчетом на перспективу, поскольку к их поиску мы сможем приступить не раньше следующей весны. Но есть дела и поближе.
– А именно?
– Полагаю, в первую очередь надо подыскать таких же союзников против Орды. Разумеется, тоже из числа соседей. Ну-ка, угадай с трех раз кого я присмотрел?
– Гедимина привлечь? Не рискнет. Или ты на крестоносцев глаз положил?
– Даже если крокодил нацелился сожрать твоего врага, не спеши считать его своим другом и протягивать ему руку, – усмехнулся Улан. – И если воюешь с чертом, все равно нельзя заключать союз с дьяволом.
– Согласен, к черту гнилую гейвропу с их НАТОвцами. Но тогда кто? – но Улан молчал и Сангре предположил: – Неужто галицко-волынские князья? Или поляки с венграми?
– Сам же сказал: к черту гнилую европу, – напомнил Буланов. – И я с тобой абсолютно согласен. В экономическом смысле она – барахло, учитывая, что у нас есть Урал, а в нравственном – смердящая помойка – вспомни тех же инквизиторов. Так на фига нам лишняя выгребная яма, да еще такая огромная? Разве что качать из нее деньги, которые не пахнут, но и только. Зато Азия… Есть ныне на юге такое государство ильханов, – начал он, но, натолкнувшись на непонимающий взгляд Петра, предложил: – Вначале немного истории.
– Но только коротенько, – предупредил тот. – Не растекайся мыслию по древу, даже если под ним сидел Будда.
Улан кивнул и потер лоб:
– Как бы тебе попроще растолковать.
– Сам тупой, – обиженно огрызнулся Сангре, но рассказ друга слушал внимательно. Согласно его слов получалось следующее.
Когда монголы были едины, они ходили завоевывать многие страны. И если земли к северо-западу, включая Русь, отошли детям старшего сына Чингисхана Джучи, то вся Азия к юго-западу, включая нынешний Ирак вместе с Багдадом, Иран и Закавказье, досталась Хулагу, сыну младшего брата Джучи. Потомки Хулагу там правят до сих пор.
– Вот оно-то и есть государство ильханов, – подвел черту под своей исторической справкой Улан. – Но в завоевательном походе войск сыновей Тулуя принимали участие и тумены Батыя, а потому его наследники до сих пор считают, что им в качестве доли от добычи принадлежит часть Закавказья, с чем Хулагу не согласился. За эти земли две орды грызутся меж собой до сих пор, причем вражда застарелая, длится лет пятьдесят, не меньше, со времен правления брата Батыя Берке.
– И к чему твоя прелюдия?
– Сейчас узнаешь. Один из купцов из тех краев как-то вскользь обмолвился, что совсем недавно у них скончался падишах, как теперь себя именуют иль-ханы. Недавно по меркам средневековья, – пояснил Улан, – то есть в декабре позапрошлого года. Словом, теперь там у власти Абу-Сеид – сынишка предыдущего правителя, и притом весьма юный. Он стал падишахом, когда ему еще не было и двенадцати. Так вот когда купец это рассказывал, мне вдруг припомнилось кое-что из прочитанного. Короче, этой осенью Узбек вновь затеет поход в Закавказье. Как я теперь понимаю, он, скорее всего, решил воспользоваться сменой власти. Юность нового правителя – весьма подходящий момент дабы оттяпать спорные земли.
– А ты не мог ошибиться насчет похода? – усомнился Сангре.
Улан мотнул головой.
– Это абсолютно точно. А в качестве доказательства скажу, что сама казнь тверского князя…
– Которой быть не должно, – перебил Петр.
– Я имею ввиду официальную историю, – поправился Буланов. – Так вот его казнь произошла в районе Северного Кавказа, то есть Узбек, выдвинувшись в поход против своих южных соседей, вез Михаила Ярославича с собой и умертвил аж возле Терека. Ну и сразу после этого пошел на Дербент и дальше.
– И чем закончится его увлекательный туристический вояж?
– Как и предыдущие попытки ордынских ханов до него, – пожал плечами Улан. – На первых порах победы, а затем, когда эмир Чопан – он в тех краях за главного – стянет все свои силы, Узбек, находясь где-то возле реки Куры, не принимая боя, скомандует отступление.
– Тогда причем тут мы, если ему и без нас юшку кровавую пустят?
– Одно дело – юшка из носа, и совсем иное – перелом конечностей, – возразил Улан. – А лучше нескольких. Я к тому, что если заблаговременно предупредить падишаха, точнее, его регентов, отступление Узбека легко превратить в полный разгром, взяв его в кольцо. А ведь с ним придет не меньше десяти-пятнадцати туменов, а то и все двадцать. Прикинь, не пачкая рук, одним разом похоронить двести тысяч лучших степных воинов. И, возможно, вместе с самим ханом.
Сангре присвистнул и, с неподдельным уважением уставившись на друга, благоговейно произнес:
– Уланчик, ты нарисовал такую картину маслом, шо живи сейчас Шурик Македонский, таки он имел бы бурное желание до своего гордеевого узла, шоб смай-стрячить с него удавку для себя от лютой зависти.
– Ну-у, это ты чересчур, – засмущался тот. – Хотя все равно спасибо. Кстати, и тебе с Гедимином договариваться насчет письма Юрию будет гораздо легче. В смысле, давать гарантии, что ему все сойдет с рук. После такого Узбек на него точно войной не двинется.