Евангелие от Сатаны

Ее подключили к аппарату искусственного дыхания. Она чувствовала, как врывается в ее горло воздух при каждом искусственном вдохе машины, ощущала давление поршня, которое раздвигало легкие, а потом давало им выпустить отработанный воздух наружу перед тем, как аппарат вдует в них новый. Она слышала шуршание меха, который двигался вверх и вниз внутри своего стеклянного корпуса, скрип электрокардиографа, соединенного с аппаратом. Звуки этого синтетического мира долетали до нее словно через слой бетона или через мраморную плиту. Как будто Мария, заточенная в собственном теле как в тюрьме, лежала на сатиновой обивке гроба, и гроб уже закрыт, и ее скоро опустят в темную ледяную могилу. Как будто переутомившийся врач констатировал смерть ее тела, но не стал выяснять, жив ли мозг, и подписал разрешение на ее похороны. И она, живой мертвец, навсегда осуждена блуждать внутри себя самой, и никто не услышит, как она кричит в темноте.

Временами, когда на больницу опускалась ночь, Марии удавалось уснуть. Тогда она слышала во сне стук дождя по мрамору ее надгробной плиты и птиц, которые прилетают на могилу клевать зерна, принесенные ветром. Случалось даже, что ей снился скрип щебня под ногами одетых в траур посетителей кладбища.

Иногда ее измученное сердце вдруг переставало биться, и остаток сознания начинал колебаться, как огонь свечи, Мария умирала во сне. Она отдавала себя на волю неизмеримого холода, который снова ее охватывал. А потом ее ум собирал последние силы, как обезумевший от страха ребенок среди ночи. Когда включалась тревожная сигнализация, Мария вопила от страха, но этот крик никогда не мог вырваться за пределы ее губ.

Когда начинали звучать сигналы тревоги, слух Марии улавливал чьи-то голоса. Они доносились издалека – так человек, плывя под водой, слышит разговор на берегу. Эти испуганные голоса прилетали ниоткуда, окутывали ее и заливали, как вода. Каждый раз она чувствовала, как чьи-то руки срывают с нее сорочку и массируют сердце, едва не ломая грудную кость, чтобы заставить переполненную кровью сердечную мышцу снова сокращаться. Иглы прокалывают ей вены. Сначала легкое пощипывание, потом невыносимое жжение: синтетический адреналин распространяется по ее организму. После этого на ее груди ложатся две металлические пластины, и в воздухе раздается пронзительный свист. Далекий голос кричит что-то, чего Мария не понимает, и ее тело резко изгибается под ударом белой молнии – электрического разряда. Она слышит скрип электрокардиографа, который резко рванул вперед, и свист дефибриллятора, наполняющего аккумуляторы для следующего разряда. Металлические пластины трещат на ее коже. Трах! Новая белая молния вспыхивает у нее в мозгу. Ее сердце сокращается, останавливается, снова сокращается, опять останавливается. Потом оно беспорядочно вибрирует и наконец начинает раз за разом сокращаться и расслабляться. Каждый раз, когда ее сердце снова начинало работать, Мария чувствовала, как ледяная струя кислорода снова проникает в ее горло и расширяет легкие, как раздуваются артерии и вернувшаяся на свое место кровь бьет в виски. В тишине начинал как молот стучать ее пульс. Наконец голоса вокруг нее затихали, и чья-то холодная рука вытирала пот с ее висков. Мария, заточенная внутри себя самой, как в тюрьме, начинала плыть между жизнью и смертью. Испуганная до ужаса Мария никак не могла умереть.

Очнувшись, она узнала о смерти Марка и Ребекки. Марк несколько дней умирал в соседней палате. А маленькую Ребекку удар отбросил так далеко, что спасатели нашли от ее тела лишь несколько обугленных кусков.

Мария не помнила их лица. Свое лицо она тоже не помнила. Когда в первый раз встала со своей больничной постели, в ванной не узнала собственное отражение в зеркале. Длинные черные волосы, белая как фарфор кожа, большие серые глаза, которые смотрели на нее; плоский живот, половые органы и бедра, которых касались ее пальцы, чтобы узнать; руки, мышцы которых болели от напряжения, и эти, похожие на кукольные, ладони, которые она поворачивала в разные стороны перед глазами, – все это не было частью ее самой. Как будто это тело было лишь одеждой из кожи и мышц – комбинезоном из плоти, который был надет на настоящее тело и покрывал его полностью. Мария даже попыталась сорвать с себя ногтями эту «одежду».

Тридцать месяцев она заново училась ходить, говорить и думать. Тридцать месяцев искала, для чего ей жить дальше. Потом вернулась в свое подразделение федеральной полиции.

20

Когда она вышла из больницы, ее назначили в бостонское отделение ФБР, в отдел розыска пропавших без вести. Полные жизни мальчишки и девчонки исчезали из дома, и никто ничего не видел – ни сосед, ни бомж, ни даже почтальон или развозчик молока. Последний полдник на кухонном столе, последний стакан газировки, потом ребенок вскакивает на свой совершенно новый горный велосипед с переключателем скоростей «Шимано» на двенадцать скоростей, натягивает на голову свою самую красивую бейсбольную кепку, опускает в задний карман брюк набор карточек с фотографиями любимой команды – «Янки» или «Доджерс». Мама кладет ему в рюкзак баночку кока-колы лайт и завернутый в целлофан сэндвич с арахисовой пастой. Он съезжает вниз по улице, останавливается по сигналу «стоп», потом поворачивает влево – и исчезает, словно его проглотил асфальт. Или словно его унесло чудовище.

Вот что случилось с Бенни Медигеном, мальчиком из пригорода Портленда. Дело о его исчезновении в отделе розыска пропавших без вести имело номер 2412. Бенни уехал из своего дома в гости к другу, у которого собирался провести вечер и переночевать. От двери до двери было четыре километра. Дорога могла быть только одна – четыреста метров вниз по Статтон-авеню, потом поворот влево на Юнион-стрит, затем прямо по ней, справа остается супермаркет «Вал-Март», потом, после кафе «Старбакс», снова поворот налево, на Текиллан и дальше по нему до его пересечения с Нортридж-Роуд, улицей, по обеим сторонам обсаженной платанами, где друг Бенни живет в доме 3125 – особняке колониального стиля. Это маршрут, единственно возможный, состоял из прямых линий и перекрестков; и те, кто вел расследование, прошли по нему сотни раз.

В 18:07 Бенни Медиген сел на велосипед и отъехал от своего дома. Это известно благодаря старухе Мардж, которая прогуливает собак всегда в одно и то же время. Она видела, как Бенни катил на велосипеде по Статтон-авеню, вопя, как индеец. Мардж не любит детей, она предпочитает собак. Именно поэтому она запомнила Бенни, его красную куртку и рюкзак фирмы «Найк».

В 18:10 Бенни остановился на красный свет на перекрестке Статтон-авеню и Юнион-стрит. Это известно потому, что в этот час Брет Митчел, друг семьи Медиген, открыл окно своего полноприводного автомобиля, чтобы поздороваться с Бенни. Мальчик в ответ поздоровался с Митчелом, они обменялись несколькими словами, потом включился зеленый сигнал светофора, Бенни вытянул руку влево, показывая, что собирается свернуть на Юнион-стрит. Последний гудок. Продолжая ехать по Статтону, Брет Митчел смотрел, как мальчик удалялся от него по торговой улице Юнион. Он видел Бенни в последний раз.

В 18:33 Бенни выходит из магазина «Вал-Март» на Юнион-стрит, перед которым он остановился, чтобы купить леденцы и хлопушки. Видеозаписи, сделанные аппаратурой магазина, не оставляют никаких сомнений. На них видно, как мальчик ищет любимые сладости на полках. А также видно, как он крадет журнал и прячет его под одеждой. Потом он подходит к кассе, протягивает кассирше пятидолларовую банкноту, кладет в карман сдачу и выходит из магазина.

В 18:42 Бенни Медиген миновал кафе «Старбакс» на Юнион-стрит. Рейчел Портер, подруга его матери, в этот момент пила капучино на террасе. Она подняла голову точно в тот момент, когда Бенни проезжал мимо, – из-за того, что скрипнул один из дисков в переключателе скоростей его велосипеда. Увидев сына подруги, она помахала ему рукой, но Бенни не заметил ее: все его внимание было сосредоточено на рычаге скоростей. Он включил пятую скорость, цепь покинула четвертый диск переключателя, и писклявый скрип прекратился. Бенни выпрямился в седле и помчался вперед как бешеный.

Рейчел Портер вспомнила, что подросток в тот день был одет в мешковатые джинсы, из-под которых виднелись белые носки. Еще она вспомнила, что дополнительный противоугонный замок с секретом стучал о руль. Потом Бенни свернул налево, на Текиллан. Было 18:43. Ему оставалось проехать всего километр. Но этот километр оказался дорогой в никуда, невидимый туннель вне времени, который поглотил Бенни Медигена.

В 19:30 мать Бенни позвонила в дом 3125 по Нортридж-Роуд, чтобы убедиться, что ее сын благополучно приехал к другу. Но родители друга ничего не понимали: в 18:50 (это время подтверждает выписка из журнала оператора телефонной сети) Бенни позвонил им по своему мобильному телефону и сказал, что проколол шину на перекрестке Текиллана и Нортриджа. Отец друга спросил, не прийти ли ему за Бенни, но мальчик ответил, что у него есть баллончик герметика для шин и он справится сам. Потом сказал им «до свидания», и связь прервалась. Вот и все. Хотя – нет. Как раз перед тем, как Бенни закончил разговор, отец услышал по телефону шум тормозов: какой-то автомобиль затормозил рядом с мальчиком. Потом он слышал шум опустившегося стекла (автоматика открыла окно) и мужской голос, едва слышный из-за шума проезжавших машин. Водитель спросил у Бенни дорогу. Мальчик что-то ответил, потом сказал «до свидания» отцу своего друга и закончил телефонный разговор. Несомненно, он хотел указать автомобилисту нужное направление. И больше ничего не известно.

После Рейчел Портер, которая заметила Бенни с террасы кафе «Старбакс» на Юнион-стрит, больше никто не видел Бенни. Никто не знает, что произошло на отрезке в четыреста метров между перекрестком и домом 3125 по Нортридж-Роуд. Ни один свидетель не заметил исчезновения Бенни, хотя чуть раньше его видело столько людей. Ничего не знали даже на заправочной станции на углу.

Через несколько часов полиция обнаружила велосипед Бенни Медигена в тупике, отходившем под прямым углом от Нортридж-Роуд, на двести с лишним метров дальше дома 3125. Ни трупа, ни одежды, никаких следов сладостей, купленных в «Вал-Марте», или рюкзака «Найк».

Полиция поставила оцепление на дорогах, надеясь обнаружить таинственного водителя, спросившего дорогу у Бенни. Полицейские обыскали все леса, пруды и русла рек. Но все было безуспешно. Тогда полиция передала досье Медигена в отдел ФБР по розыску пропавших. Так это дело легло на письменный стол Марии Паркс и попало в стопу папок с нераскрытыми делами. Оказалось между сообщением о пропаже восьмилетней Аманды Скотт, которая точно растворилась в окрестностях Далласа, когда пошла за тележкой для товаров, и делом тринадцатилетней Джоанны Каприски, которая бесследно исчезла из кинотеатра в Кендале, штат Алабама, посреди сеанса. Старые дела, которые были прекращены, когда прошли судьбоносные пятнадцать дней и шансы найти ребенка стали равны нулю.

Сидя за своим письменным столом в Бостоне, Мария Паркс просматривала новые дела пропавших без вести. Случайно ей попалось дело девочки, для которого только что закончились эти пятнадцать дней. Именно ее Мария и увидела в своем первом видении.

21

Девочку из видения звали Мередит. Восьмилетняя Мередит Джонсон исчезла за пятнадцать дней до этого, по пути домой из школы. Пятнадцать дней люди безуспешно прочесывали лес и обшаривали пруды. Пропавшая девочка – одна из сотен детей, чьи следы внезапно терялись.

Мередит жила в Беннингтоне – жалком городке, который затерялся в Зеленых горах, в штате Вермонт. Волосы у девочки были белые. Пухлые щеки и полноватая фигура выдавали ее любовь к молочным коктейлям и гамбургерам.

В день исчезновения Мередит была одета в желтые кеды фирмы «Адидас» и оранжевую куртку с капюшоном. Эту же куртку она гордо носила на фотографиях. На снимках были видны и металлические скобки для исправления прикуса на ее зубах. Этот забавный наряд привлек внимание Марии. Но еще сильнее ее внимание привлекло полное отсутствие свидетельских показаний. Как будто маленькая девочка в желтых кедах и оранжевой куртке может вдруг исчезнуть так, что никто ее не заметит. Именно тут что-то было не так в деле Мередит. Ребенку восемь лет, а он идет по улице один, и куртка на нем оранжевого цвета, и он живет в своем городке с самого рождения. В таком случае он обязательно, даже если сам не хочет, мелькнет у кого-нибудь перед глазами хотя бы на долю секунды, хотя бы в зеркале заднего обзора автомобиля или через занавеску на окне кухни. Хочет ребенок этого или нет, но его заметят, как было с Бенни Медигеном. Всегда найдется старая дама, которая выгуливает свою собаку, муниципальный служащий, который садовым пылесосом сметает с улицы сухие листья, продавец книг, который ходит по домам, предлагая Библии, или мастер по починке стиральных машин – кто-нибудь, в чьей памяти останется ваш образ и кто сохранит в ее уголке этот отпечаток. Всегда, кроме случая с Мередит Джонсон. Именно это отсутствие свидетельств не укладывалось в обычную картину преступления. Как будто серийный убийца много недель обдумывал ее похищение. В таком случае это близкий девочке человек или, по меньшей мере, житель Беннингтона. И этот хищник целые дни с утра до вечера следил за передвижениями девочки. Но и в этом случае кто-то должен был что-нибудь заметить. А тут – ничего. Как будто вдруг налетел смерч и унес девочку или ее поглотили зыбучие пески.

Мария прилетела самолетом внутренней авиалинии в Вермонт, потом взяла напрокат автомобиль и доехала на нем до Беннингтона. Там она расспросила прохожих и множество раз прошла по дороге от школы до дома Мередит. Никаких следов. Ни одного указания, даже самого малого, ни одного образа, даже смутного. Уже не осталось ни одного, даже маленького, воспоминания о Мередит Джонсон. Как будто эта девочка в желтых кедах и оранжевой куртке никогда не существовала и не жила в Беннингтоне.

Обессилевшая и разочарованная Мария сняла номер в мотеле у выезда из города. И ночью увидела во сне Мередит.

22

Мария Паркс заснула перед экраном телевизора, смотря ток-шоу Ларри Кинга, а через несколько часов проснулась посреди пшеничного поля под луной.

Было холодно. Пшеницу на поле сжали несколько недель назад, а потом подожгли ровно обрезанные жаткой остатки сухих стеблей. Мария во сне вдохнула расширившимися ноздрями запах подгоревшего хлеба, который шел от земли. Потом она открыла глаза и увидела на горизонте силуэт ребенка. Девочка в оранжевой куртке шла вдоль границы леса, откуда наружу не проникают ни свет, ни звуки. Это была Мередит. Мария собиралась окликнуть ее, но услышала у себя за спиной топот звериных лап по обожженной земле. Она обернулась и увидела, что к ней бежит большой черный пес – старый ротвейлер. Он мчался с бешеной скоростью и щелкал зубами. Из его пасти капала слюна. Мария достает из кобуры пистолет, пригибается к земле и, когда пес пробегает мимо нее, выпускает в него полную обойму. Пули калибра девять миллиметров пробивают большие дыры в шкуре животного, но никакие раны не могут его остановить. Ротвейлер пробегает мимо Марии и прибавляет шагу, чтобы догнать Мередит, которая только сейчас заметила его.

Мария начинает кричать, но ветер заглушает ее слова. Она кричит девочке, чтобы та ни в коем случае не входила в лес, что именно лес создал этого зверя, чтобы заставить Мередит войти под деревья, что этот пес не настоящий и девочке достаточно закрыть глаза, чтобы он исчез.

Мария пытается бежать, но ноги ее стали тяжелыми и двигаются медленно, их трудно даже оторвать от земли. Такая пакость – обычное дело во сне. Она видит, как ветки раздвигаются перед испуганной девочкой и та вбегает в лес. Потом ротвейлер тоже исчезает среди деревьев, и ветки смыкаются за ним, словно укрывающие руки. Вдали раздается громкий крик. Мария чувствует ужас, охвативший Мередит. Сама она только что добралась до края леса и раздвигает стебли ежевики, которые загораживают ей дорогу. Мередит зовет на помощь, отбивается от кого-то. Вскоре у нее больше не остается сил. Она кричит в последний раз. Так кричат перед смертью. Потом снова наступает тишина, только ветер шелестит листвой.

Таким было первое видение Марии.

23

В следующие дни Мария продолжала видеть сны об этой девочке. Сны с каждым разом становились подробнее: она как будто начинала воспринимать мир через органы чувств Мередит – ощущать запахи цветов, дуновение ветра, дыхание леса.

А потом, однажды ночью, Мария просто вошла в тело Мередит, и это произошло мгновенно. Ей не снилось, как она сама смотрит на девочку, и не снилось, что она идет следом за Мередит по темному лесу. Нет, она стала Мередит. Мысли Мередит, ее детские радости и страхи, ее маленький круглый живот, бородавка на подошве, из-за которой Мередит прихрамывала уже несколько недель, заботы и тайны девочки принадлежали и Марии тоже. Мария – Мередит. Мередит – Мария.

В тот день, когда Мередит вошла в лес, ей только что исполнилось восемь лет, на ней была оранжевая куртка, нос у нее был заложен из-за простуды, в ее кармане лежали прилипшие к его дну старые мятные конфеты. И у нее болели колени из-за ее лучшей подруги Дженни, которая только что сбила ее с ног на школьном дворе. В тот день она была сердитой.

Таким было первое настоящее видение Марии. Это была не смутная греза и не картины, наложенные на плохие воспоминания. Это было полное проникновение друг в друга двух бодрствующих сознаний, превращение в другого человека, как под действием гипноза, ужасное ощущение, что ты растворяешься в чужом теле. Да, именно в этот момент Мария на одну ночь превратилась в Мередит.

Сначала возникли звуки и запахи. Оглушительный шум в школьном дворе. Мередит только что упала. Ее глаза закрыты. Девочка закрыла их, чтобы не вытекли наружу слезы, которыми они наполнены. Эти слезы – от гнева и стыда из-за того, что Дженни только что толкнула ее в спину, когда они играли в салки. Она упала на колени и ладони, как тупая дура. И мальчишки, конечно, увидели ее трусы. Мередит слышит, как они смеются ей в спину. У нее болят ладони, кожа на коленях словно горит. Она содрала кожу, и из ссадины сочится кровь. Двор посыпан гравием, и камешки разорвали ей колготки. Мама будет ругать ее за это.

Девочке хочется умереть. Лучше бы ее убили. Или сильно ранили. Лучше бы она сломала себе что-нибудь, повредила коленку или была ранена так, что кровь лилась бы рекой. Все лучше, чем по-дурацки грохнуться на землю во дворе и показать мальчишкам трусы. Мерзавка Дженни!

Мередит отважно глотает гнев и слезы. Она слышит смех своих товарищей, которые столпились вокруг нее, но ей не хватает мужества открыть глаза. Она слышит щелчки скакалок, топот ног, крики детей, которые гоняются друг за другом.

Вдали звонят колокола беннингтонской церкви. Мередит наконец открывает глаза, и в видении Марии появляется свет. Она начинает видеть окружающее глазами Мередит. И видит веселые лица, пальцы, которые указывают на нее, мальчишек, которые корчат рожи и едва не лопаются от смеха. И слышит нестройный хор криков, от которых ее слезы едва не вырываются наружу. Главное – не плакать! Лучше умереть, чем заплакать.

Учительница свистит в свой свисток, и это спасает девочку. Дети разбегаются. Больше никого не интересует пухлая девочка в оранжевой куртке, которая ворочается на земле двора.

Мередит встает, подбирает свой портфель и идет к воротам, где торопящиеся родители забирают своих детей. Скоро во дворе остаются только школьный сторож, который сметает сухие листья, и Мередит, которая ждет.

Девочка смотрит на церковь. Часы на колокольне показывают 16:10. Мама, как всегда, опаздывает. Мередит смотрит на свои грязные ладони и ободранные колени. Наклонившись, она замечает два пятнышка крови на разорванных петлях своих колготок. Ей хочется, чтобы мама поскорее пришла. Мередит хотела бы уткнуться лицом в мамины теплые руки и спрятать в них свои слезы.

В 16:15 сердитая и печальная Мередит застегивает молнию своей куртки и отправляется в путь. Она пересекает улицу, огибает церковь, идет через поля. Девочка решила пройти вдоль леса до фермы Хансонов, а потом по извилистой тропинке вернуться в городок и дойти до своего дома. Если идти медленно, на все это уйдет четверть часа. Ей как раз хватит времени подумать о том, как она отомстит этой дрянной Дженни.

И вот она уже на краю леса. В лесу темно и сыро. В нем живут привидения, этот заколдованный лес ест детей – так говорят взрослые, чтобы дети возвращались из школы прямой дорогой, а не в обход через лес. Мередит ничему этому не верит: ей уже восемь лет. Но все равно она идет вдоль самой кромки леса, не заходя глубже, и обходит выступающие на поверхность корни. Она старается даже не попадать в тень деревьев, которые как будто смотрят на нее, и то и дело бросает взгляд в лес через их нижние ветки. Это старые черные сосны, стволы которых изъедены лишайником и пахнут мхом и сухими листьями. Большие пластины лишайника свисают с них, как обрывки мертвой кожи. Можно подумать, что эти деревья больны проказой и душат детей. Мередит становится страшно, хотя ей уже восемь лет. Она ускоряет шаг. Вдруг за ее спиной раздается глухое рычание. Девочка замирает на месте от страха.

Потом она оборачивается и видит черный силуэт зверя, притаившегося в траве. Кислый сок выплескивается в желудок Марии и обжигает его стенки, когда она узнает животное. Это Живодер, старый полуслепой ротвейлер семьи Хансон, очень злой пес. Деревенские дети прозвали его Живодером за то, что он больно хватал их за икры, когда они тайком собирали грибы на поле Хансонов.

Живодер ведет себя как-то странно. Он, кажется, не узнает Мередит. Похоже, что он… сошел с ума. Может ли собака сойти с ума? Этого Мередит не знает. Она смотрит в раскрытую пасть Живодера. Ей хочется писать, и она сжимает бедра, чтобы не обмочиться. Дрожащим голосом она просит:

– Тихо, Живодер. Тихо, пес. Это я, Мередит Джонсон.

Но Живодер ее не слушает. Он рычит. Его крепкие мышцы перекатываются под кожей и напрягаются. От ярости у него дрожат задние лапы, и шерсть на хребте поднялась дыбом. Целое облако брызг слюны вырывается из его пасти. Тогда Мередит понимает, что случилось, и кричит:

– Мама, на помощь! Живодер сошел с ума. Его укусила летучая мышь, и теперь он хочет меня съесть.

Мария стонет во сне: сейчас Живодер нападет на девочку. Мередит бросается в чащу, громко крича и раздвигая руками ветки. Стебли сумаха обжигают ей икры, а ветки хлещут по лицу, но она этого не замечает. Она слышит только топот ног чудовища, которое мчится за ней по пятам. Она чувствует дыхание ротвейлера на своей коже, и его челюсти смыкаются на ее ступне. Девочка спотыкается и оставляет один кед в пасти Живодера, потом вскакивает и бежит вперед, не разбирая дороги. Бежит, вытянув перед собой руки, чтобы отвести в сторону нижние ветки, и не оглядывается. Она почти не чувствует, как шипы ежевики царапают ее голую ступню. Ее трусы намокли. Она бежит вперед и плачет. Горло пересохло, и его жжет. Ей страшно. А еще она чувствует печаль и гнев.

24

Мередит бежала долго. Слишком долго. Там, где она теперь, лес такой густой, что солнечный свет уже почти не проникает сквозь полог ветвей. Кажется, даже звуки исчезли. Мередит замедляет бег, оборачивается. Сзади никого нет. Должно быть, Живодер повернул обратно. А может быть, он спрятался где-то и ждет ее в засаде? Силы девочки на пределе. Она опускается на колени на ковер из мха и дает волю слезам. Она долго плачет, чтобы освободиться от страха, который ее сковывает. Потом вытирает слезы со щек и прислушивается. Где-то рядом журчит вода. Мередит поднимает взгляд и видит ручей и маленький каменный мостик. Должно быть, она забежала далеко и оказалась в самом центре леса. Она не знает это место и никогда не слышала, чтобы кто-то о нем говорил. Она заблудилась. Но пока ей на это наплевать: страх перед лесом еще слабее, чем страх перед клыками Живодера.

Стоя на коленях во мху, Мередит пытается увидеть над деревьями небо. Солнце заходит, и свет стал серым. Девочка уже приготовилась встать, когда услышала шаги. Кто-то идет к ней по листьям папоротника. Мария вздрагивает во сне так сильно, что подскакивает. Сердце Мередит начинает биться с бешеной скоростью. Облачко пара вылетает из ее приоткрытых губ. Мария чувствует ласковое прикосновение шероховатого мха к ладоням девочки и жжение колючек в ее босой ступне. Она прислушивается к шагам. Это шаги мужчины. Мария начинает беспокоиться.

Беги, Мередит! Не оставайся здесь! Встань и беги!

Но Мередит слишком устала. Она переводит взгляд на мужчину, который к ней подходит. Ее колотящееся сердце вдруг успокаивается: этот человек ей знаком. Она его не любит, но и не боится.

Теперь мужчина идет по болоту, и его шаги не слышны. Мередит смотрит на него, а Мария в это время прищуривает глаза, чтобы попытаться рассмотреть его лицо. Он высокий и крепкий телом. На нем куртка из шотландки с нагрудными карманами. На его поясе висит и ударяется о куртку кинжал – точнее, охотничий нож, острый как бритва. Мередит теперь смотрит на его руки. Эти большие мозолистые руки дрожат от волнения, пальцы сгибаются и снова распрямляются. Он похож на большого злого волка. Мария ворочается во сне.