Катунь Коварная

Водитель быстро нашел удобное место и остановил автомобиль. Через мгновение на заднем сидении, прямо на портфеле Петухова, был накрыт шикарный стол с бутербродами из ароматной колбасы и сыра, домашнего сала, баночкой шпротов и кремлевского шоколада. Запах ароматного коньяка, налитый в складной стаканчик, смешался с остальными запахами продуктов, разложенных на портфеле. У Петухова от такого аромата сдавило желудок. Готовясь к важной встрече, он со вчерашнего дня не мог себе позволить даже думать о пище. Всю ночь и все утро он готовился к чему-то ужасному, а возможно и снятию с должности. Мало ли кто и чего мог донести на него в Центральный Комитет.

Петухов быстро опрокинул в рот налитый коньяк и медленно выдохнул.

– Какая прелесть! – вырвалось у него. – А ну, давай еще, грамм сто! – взбодрился Петухов.

Водитель быстро открутил металлическую пробку с бутылки и налил в складной стакан под самый верх. Петухов незамедлительно выпил налитый коньяк и медленно выдохнул в сжатый кулак. Поставив на сиденье стакан, он отломил кусочек от плитки шоколада и положил в рот.

– Хороший коньячок! Спасибо, уважил. – Медленно пережевывая, поблагодарил водителя Петухов.

– Вот и хорошо, вот и замечательно. Кушайте на здоровье, Андрей Иванович. Иногда требуется, во благо здоровья. Не уж-то мы не понимаем, как бывает тяжело. А коньячок, он завсегда здоровье поправит. – Добротно отозвался водитель «Волги».

– Бр-р-р! – встрепенулся Петухов. Мелкая дрожь пробежала по всему его телу. Он почувствовал, как приятно зажгло где-то в желудке, и тепло начало разливаться по всему организму, проникая во все уголки тела.

– Мы еще повоюем! – откидывая голову на спинку заднего сиденья, полностью расслабившись, подумал Петухов. Двойная доза выпитого коньяка, под двести граммов, начала делать свое дело. Веки Петухова налились тяжестью и начали закрывать уставшие не выспавшиеся глаза. Он хотел было что-то сказать, но вырвалось какое-то бормотание, и его подбородок отвис, обнажив нижние зубы. Еще мгновение и он провалился куда-то глубоко в неведомое пространство искушающего сна. Он даже не почувствовал, как водитель незаметно и аккуратно убрал наспех приготовленный на его портфеле импровизированный стол для закуски, и подложил ему под запрокинутую голову свернутый втрое теплый шарф. Коньяк хорошего качества, как дрессировщик, разгонял кровь по всему телу Петухова, тем самым снимая усталость и напряжение, державшее целые сутки то самое немолодое тело в состоянии булатной стали. И теперь эта самая упругая сталь приятно таяла, как весенний лед, и превращалась в легкий тополиный пух. Он полностью погрузился в короткий, но глубокий сон. И даже когда автомобиль тронулся с места, он не почувствовал этого и не проснулся. Обрывки ярко-красочных снов заставляли его вздрагивать и напрягаться, но каждое последующее мгновение погружало его все глубже и глубже в пленяющую пустоту.

Автомобиль неторопливо проехал по проспектам и улицам Москвы и плавно остановился у парадного входа в гостиницу, чуть взвизгнув тормозами. Петухов открыл глаза и, не сразу придя в себя, взволнованно вскрикнул:

– Где я?

– Да не волнуйтесь, Андрей Иванович. Приехали в гостиницу, как говорили. – Виновато отозвался водитель.

– Ты, смотри, как меня взял твой коньяк! – Петухов встрепенулся, утер ладонями лицо, одел шляпу и вышел из машины. Немного постояв, потянулся, незаметно зевнул и, поблагодарив водителя, взяв свой портфель с приготовленными отчетами для первого секретаря, которые совершенно не понадобились, отправился в гостиницу.

Вечер торопливо надвигался на город. Яркое солнце трусливо скрылось где-то за крышами столичных домов. Несмотря на то, что целый день была превосходная теплая погода, с наступлением вечерних сумерек холод от непрогретой земли давал о себе знать. Центральные улицы и проспекты давно сняли с себя ледяное снежное покрывало, но в уголках тенистых дворов кое-где еще виднелись уродливые, покрытые городской пылью, пузатые сугробы. Растаявший под солнечным теплом старый снег, стекая по грязному асфальту тонкими ручейками в большие лужи, уже вновь успел подмерзнуть и хрустел под ногами как хрусталь. Торопливые прохожие, спеша, незаметно для себя, подошвами обуви звонко ломали вечерний ледяной хрусталь, застывшей талой воды на тротуарах, создавая громкий хрустящий звук. Зима все еще не хотела уступать свой трон Весне, и по ночам температура опускалась ниже нуля. С каждым днем она сдавала свои позиции, огрызаясь ночным холодом и внезапным промозглым ветром. Но как бы Зима не сопротивлялась, все равно день становился на несколько минут длиннее, и солнце пригревало все ярче и теплее. Окна столичных многоэтажек наперебой зажигались желтыми фонариками летящих мотыльков. Люди возвращались с работы, раскладывая свою усталость по комнатам и спальням, готовясь к новым трудовым подвигам завтрашнего дня.

Петухов немного постоял у входа в гостиницу, выдыхая перегаром свежего выпитого коньяка на весенний подмерзающий вечер, подумав о том, что надо было забрать у водителя недопитую бутылку, но сообразив, что в гостинице есть ресторан, вошел в помещение. Взяв ключ от своего номера и, поинтересовавшись у администратора работает ли ресторан, и можно ли сделать заказ в номер, Петухов устало побрел по коридору в свой номер. Ему не хотелось сегодня с кем-то встречаться и разговаривать. Хотелось еще выпить сто грамм коньяка и лечь отдохнуть. Ему хотелось расслабиться и отдохнуть именно так, невзирая на свое положение и должность. Да, именно так, чтобы никого из знакомых и никаких разговоров о работе. Чтобы не слушать никакого подхалимства и не быть ласковой змеей самому, а также не выслушивать разную бредятину от вышестоящего начальства. Ему давно уже осточертели пышные застолья, многословные тосты в угоду приезжих начальников и разных комиссий из центра. Сегодня Петухов даже сменил по приезду гостиницу из привилегированных на обычную, расположенную в тихом месте столицы. Он понимал, что срочный вызов в ЦК Партии предусматривает что-то очень серьезное. А в основном это снятие с высокого поста за любые нарушения, даже если ты их не совершал. Так было угодно наверху. Уже сидя в своем гостиничном номере, наливая в граненый стакан третью дозу коньяка, принесенного из ресторана в графинчике, он отпустил свои мысли на свободу, далеко за пределы рабочей обстановки. Эти самые мысли разлетелись веселыми мотыльками и плавно, подобно первым мягким осенним снежинкам, опустились на его малую Родину, где он жил когда-то, очень давно. Медленно, глоток за глотком, выпивая налитый коньяк, уже совершенно не так, как он это делал совсем недавно, когда сел в служебную машину, Петухов все глубже погружался в далекую юность, периодически закуривая крепкую папиросу. Дым тяжелыми фиолетово-белыми пластами заполонил всю комнату, свисая с потолка до самой горловины графина, в котором был налит коньяк. И чем глубже он погружался в свою память, тем больше проступала тупая боль в груди, которая пыталась вытолкнуть из этой памяти самые несправедливые и обидные для него мысли, которые ржавым гвоздем засели в его жизни. В действительности, Петухов очень боялся одиночества. Но иногда наступал такой момент, когда нужно было остаться наедине с собой, и лицом к лицу встретиться со своим прошлым, как бы страшно ему не было. Это самое прошлое, как тяжкий каменный груз, тянуло его на признание и покаяние, прежде всего перед самим собой. Петухов всю жизнь ненавидел себя за трусость и предательство, за ненависть и лизоблюдство. А самое главное – его внутри сжирала страшная зависть к честным людям. Меняя очередную папиросу, чиркнув спичкой, он полушепотом произнес фразу из чьих-то стихов:

Дымящий друг мой быстро гаснет,Его меняет вновь другой.Я вновь меняю сигарету.Дымящей спички гаснет свет.И можно тихо, по секретуСказать, что счастья в жизни нет!

Выпустив очередную порцию едкого дыма и сделав глоток коньяка, Петухов все же попытался вспомнить автора прочтенных строк, но побродив по закоулкам своих мысленных кулуаров и не найдя там ничего подходящего, вновь затянулся очередной затяжкой горького дыма. Почувствовав неприятную боль в груди, он затушил в пепельнице недокуренную папиросу, встал и приоткрыл форточку.

– Да, старею! – сказал вслух Петухов. – Надо по приезду обратиться к врачу, а то совсем что-то мотор начал барахлить. Пора бросать это занятие. Ни к чему хорошему это не приведет. – Настраивал себя Андрей Иванович.

Постояв немного перед окном, оглядывая из своего гостиничного номера окрестности вечерней Москвы, Петухов проветрил комнату и лег спать. Он надеялся, что выпитый алкоголь быстро унесет его от рабочих проблем, навалившихся огромной дождевой тучей за последнее время. Но внутренний мир иногда складывается совершенно по-другому, никак ни в пользу своего хозяина. Действительно, короткий сон не заставил себя долго ждать. Он сразу растерзал хозяина гостиничной кровати. Петухов только прилег на подушку, моментально провалился в какой-то сумасшедший сон. Пробираясь сквозь адские страсти, он с жалобным криком проснулся и, вскочив, сел на кровать, схватил подушку и прижал ее к груди.

– Чёрт знает что! Приснится же такое. – Вслух пробормотал Петухов, оглядывая темную комнату. – Да что же это такое, вроде бы уже полвека прожил, а пугаюсь все еще как в детстве. – Начал мысленно ругать себя он.

Оглядывая испуганным взглядом комнату, Петухов пытался зацепиться хоть за что-то, что помогло бы ему снять внутренний стресс, но кроме мягкого серебристого лунного света на противоположной стене он ничего не увидел.

Какой-то дурацкий испуг волновал его, вбивая в голову какую-то чушь. Петухов, как в детстве, выставил вперед две фиги, быстро вскочил и щелкнул выключатель.

Яркий свет электрических лампочек, находящихся в красивой люстре на потолке, булатным лезвием резанул по его глазам. Петухов зажмурился и, не убирая фиги на руках, громко рассмеялся. Протерев глаза и проморгавшись от яркого света, он наконец-то включил свет в туалетной комнате, дверь которой оставил открытой. Выключив основной свет, он вновь лег в кровать, но уснуть он больше так и не смог до самого утра. Лишь под самое утро его организм устал сопротивляться бесполезным мыслям, и погрузил его в мягкий здоровый сон. Всю ночь предстоящая сложная работа не давала покоя Петухову. Мысли перехлестывались, как горные весенние ручьи, бегущие вниз по склону. Он пытался выстроить какой-то план действий, но на следующем этапе все срывалось и он, перевернувшись на другой бок, начинал все сначала. И только одна мысль успокаивала его в этих предрассудках, это то, что у него завтра был целый день выходной. Только поздним вечером он должен был лететь в Барнаул. А значит, он может выспаться до обеда и сделать все свои личные дела. В конечном итоге, плюнув на все, Петухов в очередной раз отвернулся к стенке, когда уже посветлело в комнате, и заснул, думая о том, какие подарки он привезет из Москвы.

Внутренний часовой механизм, натренированный за долгие годы, в очередной раз с отличием справился со своей задачей. Ровно в семь часов Петухов открыл глаза и сразу пришел в сознание. Не раздумывая, он сел на кровать, потянулся и зевнул. Быстро встал и распахнул окно. Свежий морозный воздух ураганом ворвался в теплую просторную комнату, растопырив шторы в разные стороны, надув их как парашюты. Где-то из-за высотных зданий, пронзая своими красными лучами дворовые территории, выглядывало огромное весеннее солнце. По привычке посетив туалет, он хотел сделать короткую зарядку, но, почувствовав непонятную слабость и тяжесть в голове, решил сделать себе выходной. Понимая, что вчерашний коньяк был для сегодняшнего дня совсем некстати, Петухов принял душ и на два раза почистил зубы. Сделав растирание холодным полотенцем всего тела, он быстро составил план на целый день и через пятнадцать минут уже приступил к его реализации. Вызвав по телефону служебную машину, он позвонил в Крайком, сделал все распоряжения, потом позвонил домой, сообщил, что все в полном порядке и, вдохнув весеннего настроения, растворился в Столице до самого вечера, выполняя поставленный план одного дня, который он задумал уже очень давно. Исколесив большую часть территории Москвы, выполнив весь список действий личного характера, уже поздно вечером Петухов прибыл в аэропорт.

Очередное утро чуть забрезжило яркой розовой полоской вдоль горизонта восточного небосклона. В центре села, на автобусной остановке под фонарем, собрались доярки, ожидая служебную машину. Деревенские петухи громко перекрикивались через все село, как бы соревнуясь между собой, кто громче и ярче донесет до всех спящих, что утро уже пришло и пора приниматься за работу. Женщины, собравшиеся к своим буренкам на остановке, также громко как сельские петухи, обсуждали вчерашние новости, произошедшие в селе, да и не только в селе, а даже далеко за его пределами.

Миронова осторожно подошла к своим коллегам по работе, прислушиваясь к первым утренним новостям. Поздоровавшись и перекинувшись парой фраз с работницами фермы, она поняла, что никто и ничего не знает про ее вчерашний вечер, когда она встретилась случайно с новым управляющим фермой Петриковым. Тяжкий камень возможного обсуждения и позора упал с ее плеч и облегчил ее сердцебиение на некоторое время. Только соседка тетя Маша, как-то с иронией спросила, о том, разыскала ли Настя вчера потерянную корову.

Автомобиль Газ-53 с деревянной будкой в кузове, оббитой оцинкованной жестью, лихо подкатил к остановке, остановившись на развороте, запылив собравшихся женщин.

– Ах, ты, Холера!!! – Все как одна закричали женщины. Так они называли своего шофера, получившего еще с малого детства такое прозвище, за то, что он с малолетства передразнивал своего старого деда, который давно уже ругался такой поговоркой «Холера тебе в рот», если вдруг у него что-то не заладится. А самого шофера звали Славка Жданов. Он уже несколько лет назад отслужил в Армии, но все ни как не мог угомониться и привыкнуть к гражданской жизни. Он так привык к солдатской форме, что армейский китель и ремень носил уже несколько лет на гражданке. Нет, не от того, что ему нечего было надеть, а просто он задержался в дембелях и все пытался вскружить местным девчонкам голову, давая понять, что он первый парень на деревне.

Женщины, ругаясь, по очереди, по ступенькам железной лестнице, переваливались через борт грузовика, как неуклюжие неваляшки. Славка Жданов всегда держал пассажирское место свободным, для того, чтобы подсадить в кабину какую-нибудь молоденькую практикантку. И в очередной раз запудрить ей голову, пригласив ее сельский клуб на танцы в субботу или в кино на вечерний сеанс. Но так, как это происходило уже несколько лет, и он не предложил свою руку и сердце ни одной из приглашенных, весть об этом давно облетела все окрестности и к нему относились совершенно несерьезно. Одним словом «холера» и только. Даже пожилые доярки не хотели ехать с ним в одной кабине, а пялились в кузов по неудобной железной лестнице, громко покрывая всю Советскую власть историческим фольклором, дошедшим до нашего времени от татаро-монгольского ига. Раньше-то это было проще, сел на телегу и пой песни, пока лошадь тебя везет. А теперь нужно корячиться на чертову машину в кузов, а потом обратно. И так три раза в день. Хорошо когда подадут автобус КАВЗ, тогда действительно благодать. Едешь себе как принцесса, даже работать не очень хочется, когда такой комфорт. Да вот беда, бывает часто этот автобус стоит на ремонте, а то его директор еще куда отправит по срочным делам в город. Вот так иногда и приходится женщинам прыгать по кузовам грузовиков.

Славка Холера, заприметил красавицу практикантку Светку Неверову и, выскочив из машины, открыл перед ней пассажирскую дверь.

– Милости просим. Место специально для принцесс и комсомольских работников. – Растянулся в кривозубой улыбке, красномордый Холера.

– Какие принцессы! А ну Светка, давай быстро в кузов! – Громко, как паровоз закричала бригадир Антонина.

– Ну, Антонина Ивановна! – Сконфузилась Светка. – Ну, можно я в кабине поеду? – Совсем по-детски заскулила Светка.

– Никаких можно. Нос еще не дорос, и сопли по колено. Быстро в кузов! – Проревела Антонина. – А в кабине, вон Андрей Иванович поедет. Это его место! – Антонина кивнула на подходящего управляющего. – А ну Холера, освободи место, для управляющего, да поехали. Хватит уже лясы точить, буренки уже заждались. – Скомандовала Антонина.

– Здрасьте, Андрей Иванович! – Женщины дружно поздоровались с новым управляющим фермы номер четыре, из кузова грузовика.

– Здравствуйте, товарищи женщины! – По военному поздоровался, подошедший к машине Петриков.

– Садитесь в кабину, Виктор Андреевич! – Громким голосом протрубила Антонина.

– Да ну, что Вы! В кабине место для принцесс, а мы можем и в кузове вместе со всеми! – Петриков одним махом перепрыгнул через борт «Газика» и сразу присел на скамейку среди женщин.

Славка Холера, недолго думая, взял за руку Светку и посадил ее в кабину, захлопнув за ней дверь, быстро заскочил за руль и, включив стартер, запустил двигатель. Сделав три гудка автомобильным сигналом, убедившись, что все в порядке, он тронулся в сторону животноводческого комплекса.

Петриков, оказавшись среди женщин, еще раз громко поздоровался со всеми, подбадривая всех хорошим настроением.

– Ой, здрасте, Виктор Андреевич! – Еле слышно поздоровалась Миронова, оказавшись на одной скамейке, рядом с Петриковым. Она совершенно не была готова вот так неожиданно встретится еще раз, лицом к лицу с Петриковым. Она представляла себе это совершенно по-другому. Это должно было произойти там, на работе, когда он будет обходить рабочие стойла коров или еще как-то, но только не так как сейчас. А сейчас он сидит на одной скамейке рядом с ней и разговаривает со всеми, как ни в чем не бывало. Насте показалось, что вся ее совесть, вылезла целиком из самых заковыристых мест ее организма и уселась на всем ее лице, свесив свои ножки, перекрашивая его в красный цвет Советского кумача.

Петриков повернул голову вправо и увидел рядом с собой Настино лицо. И, как ни в чем ни бывало, поздоровался с ней персонально:

– Здравствуйте, товарищ Миронова! – Петриков улыбнулся во весь рот, оголив весь ряд белоснежных зубов, ярко заблестевших в свете ночного фонаря над остановкой.

Настя еще более съежилась и втянулась в старенькое пальто, надвинув платок на самое лицо. Ей казалось, что все вот сейчас увидят ее покрасневшее лицо и как один спросят ее о том, что произошло с ней вчера поздно вечером.

– А, что товарищи женщины, вы не возражаете, если я закурю, пока едем до фермы? – Не дожидаясь ответа, Петриков вытащил из кармана пиджака пачку сигарет «Прима». Чиркнув спичкой, он смачно прикурил сигарету, выпустив густой клуб белого дыма, который окутал своим запахом всех сидящих в кузове.

– Ну вот, хоть один нормальный мужик у нас будет в начальниках. Правда бабоньки! – Отмахиваясь от едкого дыма, протрубила Антонина.

– А то, все какие-то слабенькие попадаются, все норовят в кабину попасть, да с комфортом жить. А Виктор Андреевич с нами в кузове. Знать хороший человек, если за нас, за женщин переживает, а бабоньки? – Продолжала Антонина агитировать доярок. Женщины загудели, как рой рабочих пчел в улье перед рабочим днем медосбора. Смех и громкие разговоры, звонко перекликались с натяжным ревом мотора автомашины, с ветерком везущую доярок на ферму к утренней дойке. Всю дорогу Петриков что-то громко рассказывал, а женщины громко смеялись под его рассказы. Только Миронова чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Она с нетерпением ждала, когда же они приедут на ферму. Несколько километров пути, показались ей вечностью. И когда машина подъехала к ферме, Миронова первая выпрыгнула из кузова автомобиля. И не дожидаясь никого, скрылась за дверью животноводческого комплекса. Все утро, пока проходила утренняя дойка коров, Настя боялась поднять голову, чтобы не дай бог, кто-то чего не заподозрил. Даже после окончания работы, она отказалась, ехать вместе со всеми ссылаясь, на то, что ей нужно доделать некоторые дела, а когда она все уладит, сама пешком прогуляется до дому. Она почему-то подумала, что управляющий тоже уедет вместе со всеми. Но Виктор Андреевич, тоже задержался на работе, так, как он приступил к своим обязанностям пару дней назад, нужно было многое освоить и понять некоторые вещи. Да и с бумагами надо было еще разобраться, не говоря уж о технических проблемах, а потом нужно было еще и с рабочим классом поближе познакомиться.

Петриков с головой погрузился в бумажные отчеты, задымив весь кабинет, периодически закуривая новую сигарету. Бригадир Антонина Ивановна, по привычке после окончания утренней дойки, зашла к управляющему в кабинет и доложила, о хороших надоях и выполнении утреннего плана. Петриков, не отрываясь от прошлых отчетов, заметно кивнул ей, затягиваясь очередной порцией густого дыма.

– Спасибо Антонина Ивановна! Я сейчас вот тут сравниваю показатели по надою и выполнению плана сдачи молока и мяса прошлых месяцев, да вот вижу, что план то у нас не выполняется. Как думаешь, Антонина Ивановна, в чем причина? – Петриков отложил бумаги в сторону и пристально посмотрел на бригадира.

– А что тут удивительного! – Поставив руки в бока, начала Антонина.

– Вы посмотрите, чем скотники скотину кормят. Сколько они комбикорму и силосной массы выделяют на одну буренку? А ведь это не секрет, что свою скотину они кормят за счет Государства. И все им сходит с рук. И я не побоюсь этого говорить. И уже неоднократно говорила до Вас, тем прошлым управляющим, кто был до Вас. И главному инженеру на собрании говорила, что так, план не будет выполняться. Вы вон сами посмотрите, у коров ребра торчат наружу! – Залпом выпалила Антонина.

– Я как бригадир, обязана и Вам об этом сказать. А Вы уж там смотрите и разбирайтесь, отчего и почему. Вы начальство, Вам виднее. А мы свое дело сделали и поедем по домам. Вон, бабоньки уже дожидаются в кузове. Опять автобус на ремонте, а мы как курочки на седлах в кузове на сквозняке. Стыд и позор! – Разгорячилась Антонина Ивановна, махая рукой в сторону стоящего автомобиля.

– Я Вам вот, что скажу Виктор Андреевич! – Антонина подошла поближе, шаркая грязными калошами по чистому свежевыкрашенному полу кабинета.

– Чтобы мы выполняли план, нужно браться с низов. А это значит, нужно понять, что хочет рабочий на ферме. Почему они не докладывают кормов и куда теряются остатки. Одним участковым здесь порядок не наведешь. Здесь по-другому нужно. А как, это уж тебе решать, товарищ управляющий. – Антонина договорила последнюю фразу и, не дав опомнится Петрикову, вышла из кабинета, шаркая грязными калошами.

Петриков, сначала встал из-за стола, но постояв мгновение, медленно опустился на рабочий стул.

– Да-а! – Протяжно выдохнул он. – Видно здесь народ своеобразный. Какой-то кулацкий что ли. – Пробурчал вслух Петриков, почесывая затылок. – Значит надо, как-то по-другому с ними. Надо будет подумать. – Петриков с силой бросил карандаш на отчеты, лежавшие на столе, и вышел из кабинета, чтобы еще раз осмотреть рабочие стоила животноводческого комплекса. Резко распахнув входную дверь своего кабинета, он сбил с ног проходящую мимо по коридору в раздевалку Настю Миронову.

От неожиданно распахнувшейся двери кабинета управляющего, проходящая мимо Миронова, не успела даже ойкнуть, как оказалась на холодном полу, потеряв сознание от страха. Звезды, яркой вспышкой рассыпались в ее голове, скорее не от удара тяжелой дверью, а от неожиданности.

Петриков, выходя из кабинета на эмоциях, после разговора с бригадиром, совершенно не ожидал такого поворота событий. Он быстро наклонился к упавшей доярке и узнал в ее лице вчерашнюю Настю Миронову. Он совершенно не хотел этой встречи, но судьба сама распорядилась так, что он и она оказались заложниками своей рабочей обстановки и скорее всего, каких-то мистических выкрутасов.

Миронова лежала без движения, закрыв глаза. Петриков потрепал ее за плечи, встав на колени в коридоре. Настя была совершенно без сознания. Понимая, что ни кто, кроме него не поможет в данной ситуации, Петриков сгреб в охапку Миронову и занес ее в свой рабочий кабинет. Чтобы ни кто и ни чего не увидел, он прикрыл дверь с внутренней стороны, положив Миронову на диван в углу кабинета. Петриков снял белую косынку с головы Мироновой и приставил свою руку к ее шее. Ему показалось, что пульса совсем нет. Чувствуя сложную и страшную ситуацию, он начал стучать ей своими ладонями по ее щекам.

Настя лежала совсем без дыхания. Рыжие густые волосы, разметались по всему дивану. Наверное, впервые в своей жизни Петриков немного растерялся. Как только трудно ему не приходилось в жизни, но он всегда молниеносно находил правильное решение. А здесь такая сложная ситуация. Да еще и женщина, которую он больше не хотел встречать так близко. Он вчера все уже решил для себя. Если вдруг придется с ней разговаривать, он обязательно скажет ей, что это произошло совершенно случайно и попросит прощение. И ничего более. И ни каких отношений не может быть. Слава богу, никто ничего не увидел и не заметил. А вот сейчас, у него произошел какой-то сбой, и он потерял управление и координацию. Собрав все силы, он быстро вспомнил, как учили в армии, при оказании первой помощи пострадавшим. И расстегнув белый халат и кофточку Мироновой, он положил ее на спину и начал делать искусственное дыхание, поочередно нажимая своими сильными руками на ее грудную клетку и, наклоняясь, вдувал ей воздух, касаясь губами ее пухлых губ, как говорится рот в рот. Сделав несколько упражнений, Петриков замелил, что Настя выгнулась дугой и тяжело вдохнула в себя огромное количество воздуха. Придя в сознание и открыв глаза, она увидела над собой разгоряченного Петрикова, который продолжал сдавливать ей грудь. Еще не придя в полное сознание, Мироновой показалось, что она прибывает еще в том сладком состоянии, которое началось еще тогда вечером на улице и которое продолжается до настоящего времени. Она обхватила голову Петрикову двумя руками и сама принялась его жадно целовать в губы. Петриков почувствовал жар ее неровного дыхания. Запах силоса и парного молока, от свежей утренней дойки и еще какого-то непонятного, но очень привлекательного аромата, исходившего от самого тела Мироновой, а главное необузданное и непроизвольное желание, вскипевшей крови, в миг наполнившей детородный орган зрелого самца, отключили его строптивое сознание и он действиями своих рук и поцелуев, полностью отдался природному инстинкту.