Игры скорпионов

Барон Тальзит не мудрствуя лукаво поступал всегда одинаково: для съезжавшихся со всех концов мужиков и баб на площади у церкви расставляли столы с угощением, а для «благородных» накрывали на большой лужайке в барском саду. Наспех перекусив, дворянская молодежь убегала в село, а старшее поколение отправлялось в дом, где на зелёном сукне ломберных столов поблескивали атласными боками футляры нераспечатанных колод. Здесь же искушали страждущих (коих всегда хватало) графины со столовым вином, наливками и настойками. Почитая это наиважнейшим делом, барон лично следил за приготовлением горячительного, а уж своей анисовой – двойной перегонки да заквашенной на пиве – откровенно гордился.

Приём в Троицком был назначен назавтра. Княжны Черкасские и внучатые племянницы самого барона сбились с ног. Они уже нарезали из цветной бумаги множество гирлянд и украсили ими деревья в саду, изрядно проредив цветники в Ратманове, составили множество букетов. Убранные с прошлого года скатерти перегладили, посуду перетёрли, а всё дворовые девки под строгим надзором Долли уже с неделю оттирали дом до зеркального блеска. Накануне праздника княжна в последний раз прошлась по дому и вынесла свой вердикт:

– Отлично!..

Горы хлебов и кулебяк заняли все столы на кухне. Пивоварня в имении работала без устали уже второй месяц, и ряды бочонков с ячменным пивом закрывали большую часть её кирпичных стен. Только что в село отправили бычка и баранов, их завтра собирались зажарить на большом костре в центре площади. Для соседей-помещиков Долли с крёстным выбрали заливное, жареных цыплят, расстегаи и рыбу, а для молодежи – пирожные. Всё шло по плану, и княжна с лёгким сердцем отпустила сестёр и подруг в село – посмотреть на закладку костров. Крёстный обещал, что сам привезёт барышень обратно.

Стук колес на подъездной аллее возвестил об их возвращении. Солнце било Долли в глаза, и ей пришлось приложить руку ко лбу, чтобы разглядеть хоть что-то. В экипаже рядом со старой треуголкой барона виднелись яркие девичьи шляпки. Но почему коляску сопровождает верховой? Долли с раздражением узнала во всаднике своего тайного знакомого Лаврентия Островского. Вот так сюрприз! Причем неприятный.

«Ох! Если он сейчас хоть чем-нибудь намекнёт, что встречался со мной в лесу, придётся объясняться и с крёстным, и Марьей Ивановной», – расстроилась Долли. Её хорошее настроение мгновенно улетучилось.

Александр Николаевич вышел первым и по очереди подал руку всем четырём своим подопечным. Барышни окружили Долли.

– Ну, как костёр? – спросила она, чем вызвала шквал восторженных откликов.

Однако барона не так-то легко было сбить с толку. Мягко оттеснив болтушек от Долли, он привлёк её внимание к гостю:

– Дорогая, позволь представить тебе нашего нового соседа. Господин Островский недавно унаследовал Афанасьево от покойного Ивана Ивановича. – Тальзит улыбнулся гостю и представил ему крестницу: – Прошу любить и жаловать! Светлейшая княжна Дарья Николаевна Черкасская.

Долли кивнула, но руки Островскому не подала, надеясь, что он правильно поймёт её намёк.

– Добрый день…

Гость поклонился:

– Счастлив познакомиться! Меня уже представили остальным дамам и даже пригласили на завтрашний праздник. Надеюсь, как хозяйка бала, вы не станете возражать?

– Мы – провинциалы и балов не даём, с нас и гуляний достаточно. Если вас это заинтересует, милости просим, – сухо заметила княжна и обратилась к Тальзиту: – Крёстный, я проверила, всё уже готово, и мы с сёстрами можем ехать домой. Если вы отпустите к нам в гости Мари и Натали, то завтра часам к десяти мы все вместе вернёмся.

– Дядюшка, пожалуйста, можно нам поехать? – в унисон заныли Мари и Натали, повиснув с двух сторон на руках барона.

Тот сразу же согласился:

– Ну хорошо, поезжайте. Я сейчас распоряжусь, чтобы Савва проводил вас до Ратманова.

– Окажите эту честь мне – позвольте сопровождать барышень, – вмешался Островский. – Я буду счастлив.

Барон расцвёл улыбкой:

– Буду премного обязан! А вас жду завтра к нам на праздник. В два часа пополудни, милости прошу.

Лаврентий поблагодарил хозяина и, встав у дверцы экипажа, по очереди подал руку двум младшим княжнам и племянницам Тальзита. Долли уже вскочила на приведённого конюхом Лиса. Барон закрыл дверцу коляски, пришпоренный наездницей конь рванул вперед, а Лаврентий поехал вслед за экипажем, ведь строптивая Долли прозрачно намекнула, что лучше пока держаться от неё подальше.

Через полчаса вся компания прибыла в Ратманово. На крыльцо вышла Опекушина. Стайкой райских птичек окружили её барышни, защебетали о славно проведённом вечере, но твердый голос Долли перебил их:

– Тётя, позвольте вам представить господина Островского, он – наш новый сосед, а сегодня любезно проводил нас домой.

Марья Ивановна протянула Лаврентию руку, которую тот почтительно поцеловал, и поблагодарила его. На этом разговор закончился.

Пришлось Островскому откланяться. На обратном пути он всё время пытался понять, как вести себя дальше. С чего это Долли напустила на себя такой холод? В чём он ошибся? Уже на подъезде к Афанасьеву Лаврентий наконец-то пришел к выводу, что к княжне нужно подбираться через её близких. Не подпустила сразу? Да и ладно – в конце концов, он тоже не мальчик, и для него не секрет, что прежде чем попасть в спальню женщины, надобно втереться в доверие к её родне.

Сразу же после ужина барышни собралась в спальне Долли. Ольга лежала на кровати, Лиза, Мари и Натали расселись на диване и стульях, а сама хозяйка комнаты устроилась на банкетке у туалетного столика.

– Боже, до чего же Лаврентий импозантный, – с ужимками взрослой дамы сообщила тринадцатилетняя Натали.

– Да, очень! – эхом откликнулась её ровесница Ольга.

– Ну и чем же он так импозантен? – скептически поинтересовалась Долли. Она не отрицала, что Островский красив, но её идеалом был брат Алексей, и хотя новый сосед оказался таким же высоким и темноволосым, как князь Черкасский, на этом сходство заканчивалось. Во всём облике брата с ранней юности проступала мощь его личности, а Островский был самым обыкновенным, но объяснять это сёстрам и подругам Долли не собиралась. Впрочем, этого и не потребовалось, ноту осуждения внесла Лиза:

– А мне этот Островский совсем не понравился. – Лизины щёки слегка порозовели от волнения. – Он подал мне руку, и я почувствовала холод и угрозу, и ещё он почему-то вспоминал о красной розе.

Опять сестре что-то мерещится. Ну что за наказание?! Долли расстроилась и из чувства противоречия выпалила:

– Наоборот, очень приятно, когда мужчина любит цветы, редкое качество для этого грубого пола.

Настроение было испорчено безвозвратно. Сестра уже давно изводила Долли своими рассказами. Что за дурацкие байки! К тому же тревожные и неприятные. Жизнерадостная и практичная Долли двумя ногами стояла на грешной земле и поверить в такую мистику, как чтение мыслей через прикосновение к руке, не могла никак. Ну почему это случилось именно с Лизой? Зачем вообще нужно копаться в мыслях людей?

Даша Морозова, которую Долли попросила понаблюдать за сестрой, в первый же день встала на сторону Лизы и теперь ходила за ней как привязанная, для этого хватило простейшего фокуса: немного подержать за ручку и что-то пошептать на ушко.

– Боже мой, Лиза пересказала мои самые сокровенные мысли! – призналась тогда Даша, и её глаза, ставшие круглыми, как блюдца, подёрнулись мечтательной дымкой.

– Ах, какая тайна! – скривилась Долли. – Тебе поведали, как ты мечтаешь о Пете, сыне дворецкого. Может, я тоже прорицательница?

– Откуда ты знаешь?..

– Нужно быть слепой, чтобы этого не заметить. Увидев Петю, ты так краснеешь, что я каждый раз пугаюсь, не станет ли тебе дурно.

Но переубедить подругу, уверовавшую в магические способности Лизы, не удалось. То же самое случилось с Мари и Натали. Теперь эта девичья троица с благоговением смотрела Лизе в рот, ожидая от неё новых откровений. Как ни печально, но Долли осталась в одиночестве. Жалко, что здесь не было ни Елены, ни Алекса – вот кто поддержал бы сестру в битве разума с суевериями, а теперь приходилось бороться одной. Долли сосредоточилась и постаралась найти прореху в рассуждениях Лизы.

– Расскажи нам, что ты почувствовала, когда коснулась руки Островского?

Лицо сестры стало задумчивым, она как будто ушла в себя. Наконец заговорила:

– Я видела клумбы с цветами и еще темно-красную розу, бархатистую, с капельками росы, но не живую, а вроде как нарисованную. Больше я ничего не поняла. Но мне кажется, что с этим человеком связано что-то очень опасное и тревожное.

Лиза замолчала. Долли потеряла дар речи, ведь сестра никак не могла знать о нарисованной розе. Что же это значит? Неужто Лиза права? Но ведь в это и впрямь невозможно поверить!

Долли вгляделась в лицо сестры. Очень светлыми, почти льняными волосами и мягким взглядом янтарных глаз Лиза походила на ангела. Но как могла до мозга костей земная Долли поверить в мистические способности той, кого привыкла считать малышкой?!

– А почему роза опасна? – осторожно, боясь показать, что уже колеблется, спросила Долли.

– Я не знаю. Те клумбы – от них веяло холодом, а роза стала последней картиной, мелькнувшей в моём мозгу, когда я отпустила его руку, – растерялась Лиза. Она умоляюще взглянула на сестру. – Я не могу объяснить, просто знаю это.

– Хорошо, будем считать, что ты нас предупредила, – объявила Долли и решительно сменила тему. – Давайте собираться на завтрашний праздник. Кто что хочет надеть?

Ее уловка помогла, все принялись обсуждать наряды и забыли о Лизиных откровениях, ещё с полчаса беззаботной болтовни – и барышни разошлись по спальням.

Долли долго не могла заснуть. Ей вспомнился недавний разговор с крёстным, тогда она сказала чистую правду, а барон воспринял её слова как шутку. Долли и впрямь не хотела рисковать свободой и наследством, поэтому не собиралась замуж. Зачем, если можно дождаться двадцати одного года, получить деньги, а потом жить своим умом, разводя лошадей? Почему желание заниматься любимым делом у мужчин похвально, а у женщин считается странным чудачеством, почти что уродством? Обидно, когда тебе не верят!

«Как я Лизе», – признала наконец Долли. Наверное, придётся сделать над собой усилие и больше не отмахиваться от сестры.

День, полный забот, все-таки взял своё, и Долли заснула. Во сне она скакала на Лисе среди сжатых полей Ратманова, а за ней летел табун темно-рыжих великолепных коней.

Утро праздника выдалось великолепным. На высоком бирюзовом небе не осталось ни облачка, солнце разогнало утреннюю прохладу и теперь заметно припекало.

Дворецкий сообщил Опекушиной, что коляски поданы. Долли пожалела, что придётся оставить Лиса дома. Ну да ничего, зато она сядет в одну коляску с Лизой и по дороге сможет поговорить с сестрой. Как только тётка в окружении своих подопечных вышла на крыльцо, Долли сразу вмешалась и рассадила всех так, как запланировала: Марью Ивановну, обеих внучек барона и Ольгу – в первый экипаж, а Лизу – во второй. Потом сама села с ней рядом.

– Почему ты сегодня так грустна? – нежно погладив руку сестры, спросила Долли.

– Нет, тебе показалось, – подозрительно быстро отозвалась Лиза.

– Я знаю тебя слишком хорошо, поэтому вижу больше, чем остальные, придётся тебе рассказать мне правду. – Долли смягчила жёсткость своих слов улыбкой, но тем не менее отступать не собиралась.

С горечью вздохнув, Лиза призналась:

– Понимаешь, мне верят лишь те, кто младше меня, а взрослые не принимают меня всерьез.

– Я вчера поверила. – Долли даже не поняла, как у неё вырвалась эта фраза, но, увидев просиявшее лицо сестры, вдруг поняла, что совсем не кривила душой. Сказанное было чистой правдой.

Глава восьмая. Праздник в Троицком

Когда правда о себе самом так унизительна, что не грех спрятать её за семью печатями, поневоле приходится выдумывать новую биографию. У Островского не было ни малейших сомнений относительно того, как он поступит. Естественно, что о своём прошлом умолчит, а если понадобится, то и соврёт что-нибудь «поблагороднее».

План, придуманный Лаврентием для сегодняшнего праздника, состоял из нескольких частей: в первую входило знакомство с местными помещиками, во вторую – обольщение барона Тальзита и опекунши княжон Черкасских, и только потом он собирался заняться самой Долли. Его оружием на сегодняшний вечер должно было стать почтительное восхищение.

Островский придирчиво осмотрел в зеркале свой длинный, в талию, сюртук и остался доволен. Наряд казался безупречным.

– Слушаю внимательно, восхищаюсь искренне, льщу безбожно. – Лаврентий подмигнул своему отражению. Двойник в зеркале снял невидимую пушинку с серого лацкана и обольстительно улыбнулся.

Пути до Троицкого оставалось минут сорок, а Островский не хотел являться рано, поэтому пустил коня неспешной рысью. Мысли его сразу же свернули на проторенную дорожку – размышления о предполагаемой невесте. Девушка была волнующе красива, но, похоже, по молодости лет ещё не понимала этого, а раз так, то и нос задирать не станет. Интересно, много ли желающих получить её руку?

Пронизанный солнцем тёплый октябрьский день очаровал Островского. Ему даже на мгновение показалось, что чёрной полосы в его жизни не было и что он вновь стал юным Лавриком, единственным сыном богатых помещиков, а впереди у него – прекрасное будущее. Так вдруг захотелось вычеркнуть из жизни прошлое и славно зажить в собственном богатом имении с молодой женой. Но почему бы и нет? Простая и достойная жизнь. Что может быть лучше?

«Посвататься как можно быстрее. Сладить свадьбу – да и дело с концом», – шепнуло сердце, и Лаврентий пришпорил коня.

На липовую аллею Троицкого он влетел галопом, но тут же остановился: проезд запрудила вереница модных и старинных экипажей, пришлось пристраиваться в хвост, а потом медленно продвигаться к крыльцу. Хозяин дома под руку с крестницей Долли Черкасской встречал гостей в дверях. Лаврентий издали всматривался в лицо своей предполагаемой невесты. Красотка, да и только! Конечно, её неказистый наряд был откровенно деревенским – совсем простое платье, ни оборок, ни рюшей, ни фестонов, – но зелёный шёлк оттенял изумительные глаза и тяжёлые рыжеватые волосы.

Островский спрыгнул с коня, отдал поводья конюху и, когда многочисленное крикливое семейство, приехавшее непосредственно перед ним, прошло в дом, поднялся на крыльцо. Лаврентий почтительно приветствовал барона и обратился к Долли, но та по-прежнему глядела сухо. Что же он сделал не так? Хорошее настроение Островского стало таять, но барон, сам того не зная, пришёл гостю на помощь:

– Дорогая, не сочти за труд! Познакомь Лаврентия Валерьяновича с нашими соседями, а то он пока никого здесь не знает.

– Хорошо, – покорно отозвалась княжна и прошла к дверям дома, жестом пригласив Островского следовать за собой.

Лаврентий нагнал её в вестибюле и тихо спросил:

– Я чем-то разгневал вас?

– Почему вы так решили? – В голосе барышни прозвучало искреннее удивление.

– Вы сторонитесь меня…

– Вам показалось, – возразила Долли.

Островский вгляделся в её лицо и понял, что княжна не лицемерит, просто для неё встречи в лесу ничего не значили. Стало обидно, на ум пришёл ехидный ответ, но Лаврентий прикусил язык. Не время размениваться на мелочи!

Долли миновала пустые комнаты и вывела гостя в сад. Издали доносился гул весёлых разговоров. По запущенным дорожкам мимо буйно разросшихся кустов княжна вывела Островского на большую лужайку. Посреди неё выстроились парадно накрытые столы: на белых скатертях красовались яркие букеты, посуда матово сияла, а на начищенном серебре играли солнечные блики.

– Прекрасно сервировано, – похвалил Лаврентий. Он не забыл, что именно Долли считается хозяйкой праздника.

– Спасибо, я передам вашу похвалу сёстрам и подругам, они обрадуются…

Княжна подвела Островского к гостям. Как назло, первыми, к кому она обратилась, оказалось уже встреченное Лаврентием многочисленное и шумное семейство. Долли взялась знакомить нового гостя с соседями. От внимания Лаврентия не ускользнуло, что молодой человек лет двадцати, назвавшийся Михаилом Епанчиным, повёл себя холодно и высокомерно. Островский приободрился – его первый соперник оказался слишком молодым.

«Подрасти сначала, молокосос, а потом будешь с мужчинами тягаться», – мысленно пожелал сопернику Лаврентий.

Княжна продолжила обход гостей, она знакомила Островского с соседями-помещиками, их добрыми жёнами и многочисленными детьми. Лаврентий старательно запоминал фамилии, а сам присматривался к молодым людям. Возможных претендентов на руку княжны Черкасской было человек пять, но, к счастью, всё они оказались совсем юными – либо ровесниками Долли, либо старше её на год-два. Этому имелось разумное объяснение: взрослые дворяне ушли на войну, в поместьях осталась лишь молодёжь, но всё равно Лаврентию было очень приятно. Поняв, что серьёзных соперников не предвидится, он осмелел.

Подоспевший барон пригласил гостей отобедать и, подхватив под руку Долли, отправился к одному из крайних столов. Лаврентий издали наблюдал за Опекушиной, собравшей вокруг себя своих питомиц. Увидев, к какому столу направилась почтенная дама, Островский поспешил туда же, помог девушкам отодвинуть скамьи, заменявшие на этом летнем обеде стулья, и вскользь заметил:

– Как здесь всё мило и романтично! Мне приходилось видеть подобное убранство лишь в Петергофе, когда на именины вдовствующей императрицы накрывали столы в тамошних садах.

Опекушина расцвела улыбкой и признала:

– Наши барышни целую неделю старались – делали украшения, а вчера составляли букеты.

Затеянный разговор помог Островскому получить желаемое: добрейшая Марья Ивановна пригласила любезного молодого соседа за свой стол.

– Вы позволите мне сесть подле вас? – галантно спросил Островский тринадцатилетнюю Ольгу.

– Пожалуйста, – смутилась та, но потом подняла на соседа большие, чуть раскосые тёмно-серые глаза и радостно выпалила: – Вы знаете, как мы сохранили букеты свежими?

– Не могу догадаться, – подыграл ей Лаврентий.

– Мы убрали их в погреб, окутав мокрыми тряпками…

– Замечательная мысль, я никогда о таком не слышал! – восхитился Островский.

Он почувствовал, что нащупал нужный тон, и теперь взахлеб рассуждал о цветах, букетах, об украшении дома и о блюдах, которые им подавали. Лаврентий так всем восхищался, что к концу обеда бесхитростная Марья Ивановна прониклась к новому знакомому полнейшим доверием. Да и как могло быть иначе, коли умница сосед во всём разделял её мнение?

Наконец гости отобедали, и Островский помог барышням выйти из-за стола. Он ликовал. С Опекушиной всё получилось на удивление просто: с десяток комплиментов – и дело в шляпе. Значит, пришла пора заняться крёстным Долли. Соврав что-то Марье Ивановне, Лаврентий откланялся и поспешил к барону. Тальзит с видом мученика стоял на краю поляны, на его локтях с двух сторон повисли Мари и Натали.

– Можно мы тоже пойдём смотреть на гулянья? – в два голоса просили они.

Стайка молодежи во главе с Михаилом Епанчиным уже собралась рядом с калиткой, выходившей на тропу, ведущую к Троицкому. Всё нетерпеливо переглядывались, поджидая отставших.

– Идите, только не разбегайтесь – держитесь вместе. Долли будет у вас за старшего, – наконец разрешил барон.

– Крёстный, я не могу быть старшим: во-первых, я не мужчина, а барышня, во-вторых, Миша старше меня на три года. Но за девочками я присмотрю, это я умею, – отшутилась Долли и пошла к остальным, уводя за собой подруг.

– Какой логический ум прячется в этой прекрасной головке! – восхитился барон, потом вспомнил об Островском, почтительно ожидавшем его внимания, и спросил: – А вы, сударь, что предпочитаете: пойти с молодежью на гулянья или провести время за картами?

– Если вы возьмёте меня в компанию, я с удовольствием поиграю.

– Милости прошу. У нас несколько столов: мы жалуем пикет и бостон, – объяснил Тальзит и, воодушевившись, воскликнул: – Очень рекомендую напитки! Таких настоек, как у меня, вы ни у кого не найдете!

Игроки уже заняли места. Жарко обсуждались ставки. Наконец, уговорившись, что играть станут по копейке, приступили.

– Не угодно ли, сударь, переброситься со мною в пикет? – предложил барон, усаживаясь за единственный свободный стол.

– С удовольствием! – Лаврентий искренне обрадовался. Он играл в эту старинную игру в ранней юности и подробности помнил смутно, но это было даже к лучшему. Если гость проиграет, хозяин дома придёт в хорошее расположение духа.

Тальзит позвал слугу, велел подать две стопки водки, а гостю сказал:

– Рекомендую анисовую!.. Скажу без ложной скромности: такую вы нигде не найдете.

Лаврентий взял принесённую слугой стопку. Александр Николаевич с интересом ожидал, пока гость выпьет.

– Бесподобно! – восхитился Островский. Водка и впрямь оказалась очень мягкой и приятной на вкус. – Замечательный аромат, да и пьётся легко.

Лаврентий уже успел заметить, что все гости в зале налегали именно на анисовую, от мужей не отставали и дамы.

Барон раздал карты, и игра началась. Лаврентий быстро вспомнил приёмы, которым в юности научил его отец, и тут же стал выигрывать.

– Да вы молодчина, – похвалил барон, – давно я не играл с равным противником.

Игра увлекла обоих. Начав её, чтобы угодить хозяину дома, Лаврентий, что называется, «закусил», но, хотя он поначалу и выигрывал, Тальзит постепенно взял реванш и обыграл гостя. Признав своё поражение и отдав рубль с копейками счастливому триумфатору, Островский вспомнил о главном и осведомился, не опасно ли молодёжи гулять так поздно.

– Да, голубчик, вы правы. Уже темнеет, но там сейчас самое веселье: костры жгут, – отозвался барон, впервые за два часа вспомнив о своих подопечных. – Долли – девушка разумная и всех держит в узде, но, может, вы сходите в деревню? Мальчики, если хотят, пусть остаются, а девочек нужно вернуть сюда.

– Не беспокойтесь, я приведу всех!

Лаврентий отправился на поиски. Яркие всполохи костров указали ему путь. Островский прошагал по утоптанной дороге вдоль парка и скоро оказался на месте гулянья. Полупустые столы выстроились большим кольцом вокруг догорающего костра. По вертелам, укреплённым над угольями, Лаврентий догадался, что здесь жарили бычка и баранов. Лишь с десяток мужиков допивали пиво из пузатых тёмных бочонков, вся остальная публика собралась вокруг двух небольших, но ярко пылающих костров и подбадривала смельчаков, прыгавших через огонь.

Лаврентий заметил княжон и племянниц барона: барышни стояли рядом с Долли и дружно рукоплескали черноволосому Михаилу Епанчину – тот снял сюртук и собирался прыгнуть через пламя. Так же, как до него поступали деревенские, барчук разбежался и перелетел через костёр, но Епанчин не учёл того, что парни были стрижены «под горшок», а романтические кудри молодого помещика спускались до плеч. Пока Епанчин летел сквозь огонь, концы волос его вспыхнули и алым нимбом окружили голову. Все вокруг дружно ахнули, но сам Михаил не понял, что случилось. Долли опомнилась первой, она схватила с лавки сюртук приятеля и набросила ему на голову. Михаил замахал руками, словно ветряная мельница.

– Ты что, Долли, с ума сошла? – обиженно спросил он. – Зачем ты так шутишь?

– Если бы не моя шутка, ты спалил бы не только волосы, но и лицо. Слава богу, что ты сам не обгорел, но перестригаться тебе всё равно придется, – объяснила княжна.

Лаврентий удивился её самообладанию. Вся молодёжь до сих пор стояла в оцепенении, а Долли не моргнув глазом спасла парню лицо. Сильный характер, с такими людьми не просто. В памяти всплыли чёрные глаза Иларии, и Лаврентия опять потянуло назад в сладкое привычное болото. Напомнив себе, что решение принято, он подошёл к Долли и, кашлянув, привлёк её внимание.

– Дарья Николаевна, ваш крёстный волнуется и прислал меня сюда, чтобы забрать молодых дам обратно. Мужчины, если хотят, могут остаться.

Островский специально назвал собравшихся здесь недорослей мужчинами, чтобы польстить их самолюбию и избежать споров. Он рассчитал верно: все молодые люди послушно засобирались домой. Громко обсуждая деревенский праздник, компания двинулась обратно. Долли шла последней. Лаврентий присоединился к ней. Пытаясь разузнать, не видит ли княжна себя в роли будущей супруги злополучного Епанчина, начал разговор:

– Примите моё восхищение, мадемуазель. Я старше вас, но растерялся, а вы спасли юноше лицо. Когда-нибудь его жена поблагодарит вас.

Долли бесхитростно объявила:

– Если придётся гулять на Мишиной свадьбе, обязательно напомню про этот случай и потребую назвать первую дочь моим именем.

Княжна расхохоталась, и её звонкий смех, искренний, лишённый всякого жеманства, восхитил Островского. Его потянуло к этой яркой, как огонь, молодой красавице. Прочь сомнения! Он всё сделал правильно, и его выбор – безупречен, а с Иларией дело тоже как-нибудь уладится.