bannerbanner
Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления
Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления

Полная версия

Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Алексей Рогачев

Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления

© Рогачев А. В., 2017

© «Центрполиграф», 2017

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2017

«Неудачник плачет, кляня свою судьбу…»

Среди московских радиальных магистралей наиболее известны те, что составляют красу и гордость нашего города – Тверская и Тверская-Ямская улицы (проще говоря, улица Горького), Ленинградский, Ленинский, Кутузовский проспекты, проспект Калинина (ныне Новый Арбат). Именно эти радиусы, созданные в советские годы, определяют лицо Москвы – красивое, приветливое и вместе с тем строгое и торжественное.

Но есть и другие радиусы, о которых реже упоминают в популярных путеводителях, – например, Варшавское, Каширское, Щелковское шоссе. Они выглядят менее нарядными, на них мало выдающихся построек. Меньше внимания уделяют им средства массовой информации.

Причины этого самые разные. Для одних (в основном восточных и южных направлений) главным фактором, определяющим неказистый облик, является наличие в их окружении громадных промышленных зон. Промышленные сооружения, подчиненные строгим требованиям технологии, труднее всего вписать в застройку важной городской магистрали.

Помехой для полноценного развития других стало обилие железных дорог, нарезавших прилегающие территории на мелкие, случайные участочки, на которых невозможно возвести что-либо достойное.

Третьим вроде бы ничего не мешало превратиться в парадные проспекты, но начатая было реконструкция остановилась на полпути – то война помешала, то средств не хватило, то смена вех в архитектуре и строительстве.

Несложившаяся судьба этих магистралей отразилась и в их статусе – большинство из них так и не удостоились почетного звания проспекта, оставшись в ранге шоссе. К числу этих неудачников относится, в частности, Дмитровское шоссе. Причем незадачливостью отличается не только само шоссе, но и улицы центра города, которые дают начало северному радиусу Москвы. Хотя, казалось бы, все должно быть наоборот. Ведь Дмитровская дорога ведет свою историю с первых веков существования Москвы, связывая ее с верховьями Волги – важнейшей транспортной артерии Древней Руси. Но с течением веков значение Дмитровской дороги снижалось. Искажениям подверглась ее трасса в черте города. Вместо того чтобы идти по прямой от Кремля, она стала выписывать странные, непонятные с первого взгляда зигзаги.

А в XIX столетии в дело вмешались железные дороги. Именно Дмитровскому направлению они причинили наибольший вред – только в пределах МКАД оно пересекается стальными путями целых пять раз! По этому показателю северный радиус делит первенство Москвы с шоссе Энтузиастов. Самым неприятным оказалось то, что стальные пути Савеловского направления пролегли бок о бок с шоссе, максимально затруднив задачу архитекторам, разрабатывавшим проекты реконструкции. И хотя подобных проектов было выполнено немало (один прекраснее другого!), большая их часть в жизнь так и не воплотилась.

При этом, вопреки своей неказистой внешности, Бутырская улица и Дмитровское шоссе вносили значительный вклад в развитие столицы. Вдоль них размещались важные промышленные предприятия, многие научно-исследовательские институты. В 50-х годах XX века вдоль шоссе пролег трубопровод, по которому Москва снабжалась чистой водой, поступавшей с Северной водопроводной станции.

Северный луч выделяется и еще в одном отношении. Он является своего рода московским «бермудским треугольником», где чаще всего случаются всевозможные катастрофы. Причем, в отличие от настоящего Бермудского треугольника, сугубая трагичность которого является чистой фикцией, частота взрывов, пожаров, обвалов вдоль Дмитровского радиуса на самом деле заметно превышает среднемосковский уровень.

Дмитров и Дмитровки

Дмитровский радиус, началом которого является улица Большая Дмитровка, а завершением – Дмитровское шоссе, никогда не относился к числу самых важных, самых оживленных дорог Москвы. Об этом говорило даже само название. Дмитров – обыкновенный подмосковный город, за которым не числится ни особых ратных подвигов, ни громких событий русской истории. Уважение вызывают дата основания – 1154 год и имя основателя – Юрий Долгорукий. Благодаря этому Дмитров является «кровным братом» русской столицы. Князь знал, что делал. Кратчайший путь от Москвы к главной транспортной артерии Северо-Восточной Руси – реке Волге – пролег через эти места. Вставший на самой середине этого пути Дмитров взял его под свой контроль.

Постепенно Московское княжество раздвигало свои границы, в его владение перешел и полноценный водный путь к Волге по Оке. Он принял на себя значительную часть грузооборота. В начале XVIII века столицей Российской империи стал Петербург. С верховьями Волги его связала Мариинская водная система, а кратчайший путь оттуда к Москве вновь пролег по старому маршруту. Вновь расцвел Дмитров. Но в середине XIX столетия Николаевская железная дорога оттянула основные грузовые перевозки между старой и новой столицами. Наконец, в 30-х годах XX столетия вошло в строй выдающееся инженерное сооружение – канал Москва – Волга, и Дмитров стал центром великой стройки.

Все эти события так или иначе влияли на значение Дмитрова, а заодно и пути, связывавшего его с Москвой. Дорога то приходила в упадок, то вновь оживлялась. Но даже в моменты расцвета она никогда не переходила в ранг первоклассных, самых важных магистралей.

Пожалуй, апофеозом невезучести Дмитровского направления можно считать события второй половины XIX века. Город Дмитров являлся тогда центром обширного уезда (в его состав входили земли нынешних Дмитровского, Сергиево-Посадского, Талдомского, Пушкинского районов), и, казалось, можно было ожидать, что развернувшееся железнодорожное строительство не обойдет его стороной. Но открытая в 1862 году стальная магистраль прошла не через центр уезда, а по его восточной окраине – на заштатный Сергиев Посад. Ближайшая к Дмитрову станция оказалась у монастырской слободы Хотьково. С тех пор бедным жителям уездного центра приходилось добираться до Москвы самым причудливым образом – 30 верст на лошадях на восток до Хотькова, а затем 60 верст на поезде до Москвы. И все-таки это было удобнее и быстрее, чем трястись 70 верст по прямому, но разбитому Дмитровскому тракту. Собственной железной дороги Дмитрову пришлось дожидаться почти сорок лет. Да и прошедшая, наконец, через город Савеловская дорога оказалась, фактически, тупиковой. Поездов дальнего следования по ней проходило по две-три пары в сутки, а сегодня и вовсе осталось только пригородное сообщение.

Не повезло Дмитровскому радиусу и в градостроительном плане. Другие радиальные магистрали Москвы, как правило, берут свое начало от Кремля или от какой-нибудь центральной площади. И только Большая Дмитровка скромно и незаметно вытекает из Охотного Ряда. Ее начало скучно замыкает боковой фасад гостиницы «Москва», точнее, новодела, выросшего (но так и недостроенного) на месте снесенной гостиницы. А до 30-х годов XX столетия дело обстояло еще хуже. Дмитровка «вытекала» из вечно бестолкового, шумного и безобразного всемосковского торжища, именовавшегося Охотным рядом.

К счастью, в судьбе пути на Дмитров далеко не все столь печально. Одна особенность ставит его в ряды главных культурных центров Москвы. Начальная часть радиуса – улицы Большая и Малая Дмитровки – весьма богата театральными зданиями. На Большой Дмитровке расположены Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко и Театр оперетты. До 60-х годов XX века в доме № 26 работал и цыганский театр «Ромэн». В небольшом зале в доме на углу со Страстным бульваром (Страстной бульвар, № 6) в 30-х годах давал спектакли латышский театр «Скатуве». По некоторым сведениям, там даже после перестройки и приспособления под административное помещение до самого конца XX века сохранялся поворотный круг сцены…


Так выглядело начало Пушкинской улицы в 80-х гг. XX в.


В непосредственной близи от улицы лежит Театральная площадь с тремя крупнейшими театральными зданиями Москвы – Большим, Малым и Центральным детским (ныне РАМТ) театрами, причем последний выходит на Дмитровку своим тыльным фасадом. Также совсем рядом с улицей, в Петровском переулке, расположено здание бывшего Театра Корша, которое долгое время было занято филиалом МХАТа, а ныне принадлежит Театру Наций. К перечисленным театрам Большой Дмитровки нужно добавить Театр имени Ленинского комсомола на Дмитровке Малой. Так что в отношении «театральности» с Дмитровским радиусом может соперничать разве что главная магистраль Москвы – когда-то улица Горького, ныне зачем-то разорванная на Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую.

Но даже роль Дмитровки как театрального центра Москвы омрачена, вернее, озарена пламенем многочисленных пожаров в театрах.

У истоков театральных пожаров

Большая Дмитровка не имеет соперников и вряд ли получит их в обозримом будущем по числу театральных пожаров. Подводя итоги огненных катастроф в Москве за последние двести лет, можно прийти к весьма печальному для нашего города и особенно для Дмитровского радиуса выводу: если горит театр, то это происходит либо на Большой Дмитровке, либо рядом с ней.

Начало этой страшноватой традиции положил колоссальный пожар 8 октября 1805 года, уничтоживший здание Петровского театра. Это здание, стоявшее на месте нынешнего Большого, было перестроено из сгоревшего в 1773 году дома Лобановых-Ростовских. Заказчиком выступал антрепренер англичанин Меддокс, а проект выполнял, скорее всего, архитектор Дж. Кваренги[1]. Любопытно, что московские бабы рассматривали постигшее театр бедствие как Божью кару за то, что в день пожара, в воскресенье, там осмелились поставить «Русалку» с изобилием всевозможной чертовщины[2]. Возродиться театру суждено было лишь после разорения 1812 года и в другом качестве.

В 1841 году огненную эстафету подхватил Малый театр, его внутренности выгорели, да так, что восстановление здания затянулось аж до 1848 года. Прошло всего пять лет, и 11 марта 1853 года вспыхнул самый известный из всех московских театральных пожаров – на сей раз в Большом театре, занявшем место несчастного Петровского. Эта катастрофа была многократно описана во всех подробностях и наглядно продемонстрировала полное бессилие московских пожарных в борьбе с серьезными загораниями. Конечно, отстоять гигантское здание от огня не позволяли скромные возможности пожарной техники того времени, но бравые огнеборцы не смогли даже оказать помощь несчастным, которых пламя выгнало на крышу фронтона портика. Двое из них в отчаянии предпочли мгновенную смерть и бросились с крыши вниз. Третий, плотник Дмитрий Петров, нашел место, где ветер относил от него пламя и дым. Спасти погибавшего человека вызвался крестьянин деревни Евсеевой Ростовского уезда Ярославской губернии, кровельщик по профессии Василий Герасимович Марин. По пожарной лестнице он поднялся так высоко, как было возможно, а оттуда подал вверх веревку на шесте. Казалось бы, мысль достаточно простая, но почему-то пришла она в голову не пожарным, а случайному наблюдателю. Так или иначе, а эта веревка спасла Петрова. Закрепив ее на крыше, он спустился на землю.

Само же здание выгорело дотла, от него остались только потрескавшиеся кирпичные стены – внешние и зрительного зала. Развалины простояли более двух лет, пока в Петербурге решали судьбу театра, изыскивали средства и разрабатывали проект. Восстановление начали 17 мая 1855 года с раскопок руин. На это ушло почти две недели, и лишь в конце мая приступили к строительным работам. Восстанавливавший театр зодчий А. К. Кавос хотя и постарался максимально сохранить уцелевшие стены, в общем мало считался со старым проектом архитекторов Михайлова – Бове и изменил архитектуру здания в соответствии со своими вкусами. Именно тогда оно приобрело тот пышный вид, который с небольшими изменениями дошел до наших дней. Строительство велось очень быстро и было в основном завершено через год и четыре месяца. 20 августа 1856 года оперой Беллини «Пуритане» восстановленный Большой театр продолжил свою работу.

Спешка обусловила недостаточную проработку проекта и невысокое качество строительства, что проявилось уже через сорок лет. С конца XIX века здание Большого театра подвергалось неоднократным ремонтам и профилактическим работам, призванным укрепить его фундаменты и стены, остановить их неравномерную осадку.

Пламя театральной Дмитровки

Пока огненные трагедии случались лишь в ближайших окрестностях Большой Дмитровки, но в конце XIX века дошла очередь и до нее. Причиной послужило здание, в котором ныне располагается Театр оперетты.

На обширном участке вдоль Большой Дмитровки между Спасским переулком и Кузнецким Мостом стоял трехэтажный дом с четырехколонным портиком, выходившим на Кузнецкий Мост. Задний двор к середине XIX века окружали хозяйственные постройки. В 60-х годах участок перешел во владение купцов Солодовниковых, а в 1893 году Г. Г. Солодовников, известный своей скупостью и подлостью, решил устроить на своем участке театр, причем с наименьшими затратами, то есть максимально используя стены старых сооружений.

Архитектор К. В. Терский подготовил проект зала и сцены, встроенных в пространство между надстраиваемыми старыми корпусами, в которых размещались фойе, уборные артистов и прочие вспомогательные помещения. Большую часть нижних этажей предполагалось использовать под магазины. Сохранение старых стен и малая глубина участка не давали возможности создать полноценные фойе, кулуары, а главное – лестницы, достаточные для быстрой эвакуации зрителей в случае чрезвычайной ситуации. Будущее театральное здание выглядело бестолковым и довольно безобразным. Тем не менее разрешение на строительство было получено, и к концу 1894 года театр был готов. Но тут вдруг уперлась городская администрация. Специальная комиссия не разрешила открыть театр из-за большого числа неудобных мест, плохой отделки и тесноты. Самой важной была претензия пожарных, посчитавших, что пути эвакуации недостаточны для обширного пятиярусного зала.

В конце концов, с помощью взяток, мелких достроек и улучшений Солодовников добился своего. Безобразное внутри и снаружи здание на Большой Дмитровке стало самым большим и первым в Москве частным театром.

А уже 20 января 1898 года после спектакля произошел первый пожар. Расследовавшая дело комиссия предписала закрыть для публики два верхних яруса и сократить вместимость зала до 1600 мест. Владелец здания, естественно, предложил другое решение – усиление путей эвакуации. Угловые лестницы были достроены до общей высоты театра, и фасад по Большой Дмитровке окончательно сгладился под линию рядовой застройки.

Но, видно, уж больно бестолковым было лоскутное сооружение, и 30 октября 1907 года в нем случился очередной, на сей раз поистине катастрофический пожар. К тому времени владелец здания скончался, и театр перешел в собственность его наследников.

Зарево над Большой Дмитровкой увидели в четыре часа утра с каланчи Тверской части. На пожар сразу были вызваны три пожарные части, затем к ним прибавилось еще семь. Но, несмотря на усилия, через час после прибытия пожарных рухнула крыша зрительного зала. Все, что могли сделать борцы с огнем, – приставив лестницы, спасти пять человек, ночевавших в верхних этажах. Остов здания превратился в огромный открытый костер. Пылали деревянные кресла, конструкции лож, двери, балюстрады балконов. Горение было столь стремительным, что уже к шести часам утра пожар начал ослабевать сам по себе.

Спасать внутри здания было уже нечего, и большинство пожарных отправились восвояси. Оставшиеся старались предотвратить обрушения внешних стен, в чем и преуспели. Однако все остальное погибло: отделка зала, фойе и сцены, декорации, коллекция костюмов, музыкальные инструменты. От театра остались почерневшие, закопченные несущие стены. В одном из разрушенных помещений – декорационной мастерской – пожарные наткнулись на страшную находку – человеческий труп, в котором работники театра опознали помощника декоратора Семена Коваля, двадцати лет, задохнувшегося в дыму.

Через пару лет театр восстановили под руководством известного специалиста по зрелищным сооружениям архитектора Т. Я. Бардта. Он сумел учесть уроки прошлого (конечно, в пределах объема кошельков владельцев) и постарался привести здание в более или менее приличный вид. Однако и здесь не обошлось без старомосковской дури. При перестройке в 1909 году рухнули гнилые леса, расшибся работавший на них каменщик. Рассматривавший дело суд приговорил наблюдавшего за строительством Бардта к трехдневному аресту и выплатам пострадавшему по 6 рублей 75 копеек в месяц – пожизненно. На такие деньги несчастный инвалид мог существовать по-царски!

Но в конце концов старый Солодовниковский театр стал выглядеть примерно таким, каким мы видим сегодня Московский театр оперетты. Какие только коллективы не выступали в нем! С 1922 года Первая свободная опера С. И. Зимина, затем Экспериментальный театр, в 1929–1935 годах – 2-й Государственный театр оперы и балета. С 1936 года оно стало служить филиалом Большого. С 1961 года роль второй сцены главного театра страны перешла к Кремлевскому Дворцу съездов, и в многострадальном здании разместился Московский театр оперетты.

После Солодовниковского театра пожарная инициатива на некоторое время вновь перешла к Театральной площади. Сначала 2 мая 1914 года опять загорелся Малый театр. К счастью, пламя охватило лишь складские помещения, расположенные в северной части здания. Там хранились декорации, размещались машинное отделение и квартиры служащих. Пожар возник как раз на складе декораций. Благодаря легко воспламеняющемуся материалу пожар сразу принял устрашающие размеры. Он длился не более трех часов, но причинил колоссальные убытки. Погибли все декорации Большого театра и частично Малого. Театральные помещения также сильно пострадали от копоти и воды, а военные невзгоды затянули ремонт. По-настоящему за восстановление театра взялись только в 1923 году. Осмотр, произведенный участковым архитектором А. Ф. Стуем, помимо разрушений от пожара выявил неравномерную осадку и трещины в стенах обгоревшей части. Прямо под углом театра проходил коллектор реки Неглинной, что, понятно, также отрицательно влияло на техническое состояние здания. Проект восстановления выполнили архитектор Ф. А. Трусов и Б. Н. Блохин, конструкции рассчитывал инженер Н. Назаров[3]. Одновременно было решено также расширить театр за счет ликвидации торговых помещений Александровского пассажа, вклинившегося между ним и универсальным магазином Мюра и Мерилиза (позже Центрального универмага).

В декабре 1938 года дошла очередь и до третьего театра Театральной площади – Центрального детского. Из-за короткого замыкания в проводке в нем вспыхнул пожар, который удалось довольно быстро потушить. Уже в марте следующего года в восстановленном зале начал давать спектакли Малый театр, здание которого поставили на капитальный ремонт.

Драмы музыкального театра

К счастью, затем в истории московских театральных пожаров наступил долгий и счастливый перерыв. Конец ему был положен все на той же Большой Дмитровке. Две огненные катастрофы одна за другой постигли Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.

Столь необычное наименование объясняется тем, что возник он путем объединения двух коллективов. В 1919 году возникла Оперная студия Большого театра под руководством Станиславского, в том же году образовалась Музыкальная студия МХТ, где начал свои эксперименты по синтезу жанров В. И. Немирович-Данченко. В 1926 году обе труппы расположились в здании на Большой Дмитровке, № 17, то есть нынешнем помещении театра. Даже оркестр трупп был общим, зато имелось две самостоятельные дирекции. Вполне логичным стало последовавшее в 1941 году объединение коллективов под названием Московского академического Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.

Само же здание появилось еще в конце XVIII века как роскошный дворец графа Салтыкова, но после многочисленных перестроек от той поры сохранились лишь фрагменты стен. В 1839–1909 годах здание занимал Купеческий клуб, интенсивно приспосабливавший его к своим нуждам. После переезда клуба на Малую Дмитровку его прежнее место занял театр-варьете «Максим». Для него в 1913 году по проекту К. К. Гиппиуса пристроили зал и сценическую коробку.

В начале 30-х встал вопрос о преобразовании бывшего клуба в полноценный театр – для студии Станиславского (студию Немировича-Данченко планировалось перевести в строившееся здание на Тверском бульваре). В 1935 году прошел конкурс на лучший проект перестройки. Одной из наиболее эффектных выглядела работа Г. Гольца и С. Кожина, которые предложили оснастить главный фасад монументальным портиком из десяти полуколонн и установленными над фронтоном огромными статуями. По мнению авторов, в таком виде здание приобрело бы типично театральную внешность.

Однако жюри предпочло более простой и рациональный проект А. П. Федорова. Стоявшая перед проектировщиком задача была исключительно трудной. Полноценное театральное здание предстояло собрать, смонтировать из нескольких разномасштабных и разнохарактерных построек, которые прилеплялись к основному, историческому ядру комплекса. Намеченная перестройка, фактически, свелась к строительству нового театра на месте старого здания, от которого уцелело лишь несколько стен. Среди последних оказалась и фасадная, выходящая на улицу стена. Отодвигать ее в глубину было некуда, и все, что оставалось делать зодчему, – попытаться придать скучному, почти без окон протяженному фасаду хоть какую-то привлекательность.


Фасад Театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко после реконструкции. 1939 г.


Достижения в этом направлении не слишком впечатляют. Пожалуй, из всех заметных московских театральных зданий это наименее театральное по своему облику. Узкий главный вход обрамлен тремя парами плоских пилястров. На их капителях были помещены доски с надписями, однако столь бледными, что снизу прочесть их было практически невозможно. По бокам от входа из стены выступали два игрушечных балкончика, совершенно не нужных. Ударным элементом фасада стала лоджия с колоннадой, прикрывающая глухую боковую стену сценической коробки. Над ней протянулся еще один длинный балкон. Но, будучи механически прилепленной к северной части здания, эта довольно симпатичная сама по себе конструкция никак не помогала улучшить общее впечатление от длинного и скучного фасада.

Более внушительными были внутренние преобразования. Несмотря на то что и там приходилось считаться с существующими стенами, зодчему удалось создать впечатляющую систему театральных помещений, хотя и унаследовавшую от старого здания некоторую запутанность и нелогичность взаимного положения.

Фактически заново был выстроен зрительный зал. Его высота выросла с 9 до 14 метров, в нем появился балкон. Отделка при всей ее скромности достаточно торжественна. Примитивную сцену площадью 90 квадратных метров заменила новая, оборудованная поворотным кругом диаметром 17 метров. Ее площадь выросла до 535 квадратных метров. Спроектированная И. И. Флоринским механизация сцены сделала театр одним из лучших в Москве по техническому оснащению. Гардеробы расширились со 100 до 500 метров, были устроены запасные выходы во двор, оборудованы новые фойе. Особое внимание уделили противопожарной безопасности: установили пожарную сигнализацию, наиболее опасные в пожарном отношении помещения оборудовали дренчерной системой. Главным элементом защиты стал железный занавес, готовый при опасности отделить сценическую часть от зала.

Но все противопожарные средства, какими бы сложными они ни были, эффективны лишь при условии ответственного отношения людей. К сожалению, в пору демократического разгильдяйства ручаться за это было невозможно. Естественным следствием стал первый пожар, вспыхнувший 18 июня 2003 года. За десять минут до начала спектакля «Жизель» загорелся чердак. Зрители, актеры, музыканты и весь обслуживающий персонал театра были в срочном порядке эвакуированы. Актеры выбегали на улицу в сценических костюмах.

Пожар принял катастрофические размеры. Обрушились кровля, часть перекрытий, выгорела сцена. Пламя угрожало соседним зданиям. На протяжении четырех часов с ним боролись более 30 пожарных расчетов.

Театр поставили на капитальный ремонт. Параллельно с восстановительными работами шла серьезная модернизация. С дворовой стороны пристроили семиэтажный репетиционно-технологический корпус с подземными этажами для автостоянок и склада объемных декораций, для отдыха зрителей во время антрактов соорудили атриум со светопрозрачным покрытием. В ходе строительства были разобраны два флигеля бывшей усадьбы, мешавшие работам, а по их завершении воссозданы заново. Последним компонентом, не сразу появившимся в проекте, стало 30-метровое перекрытие внутреннего двора. Существенной модернизации подверглось инженерное оборудование сцены, в частности, устроен обширный трюм, откуда при необходимости поднимаются различные сценические площадки для опер и балетов. Рядом с малой сценой, расположенной на третьем и четвертом этажах старой части здания, удалось разместить комплекс аппаратно-студийных помещений.

На страницу:
1 из 3