Иуда

Валерий Сауткин

Иуда

Часть I

«Версия – предатель»

Глава 1

Они познакомились за карточным столом в далёкие «застойные» 70-е годы. Один из них – Олег Кротов, дипломник МЭИ, другой – Николай Рябов, выпускник этого института. Первый специализировался в «коротких эмоциональных» играх: очко, сека, покер – и добивался больших успехов благодаря разработанным им самим шулерским приёмам. В их основе лежали законы химии и физики, чаще всего – оптики. Его «номер» под условным названием «телевизор» принёс ему серию громких побед над многими известными «каталами». Суть «номера» состояла в применении зеркала для определения нижней карты в колоде. При игре в очко это давало решающее преимущество банкующему. Идея не новая, но, однако, традиционное использование замаскированного осколка плоского зеркала не было достаточно эффективным, т. к. требовало специального освещения и фиксированного положения руки с колодой. Олег применил в качестве «телевизора» осколок ёлочной игрушки, замаскированный либо под фольгу сигаретной пачки, либо другим способом. Сферическая поверхность зеркала давала возможность просматривать нижнюю карту при любом положении руки с колодой. А скорректировать «тайный ход фишки» было делом несложной манипуляционной техники.

Николай от природы обладал выдающимися способностями. В частности, ещё в школе он выучил наизусть таблицы Брадиса, что позволяло ему в считанные секунды производить в уме математические операции с многозначными числами. Например, для возведения четырёхзначного числа в четырёхзначную степень с высокой точностью ему достаточно было пяти-шести секунд. Свою уникальную память он оригинально использовал в различных играх. Его «конёк» – полосатая колода, т. е. колода с полосатой рубашкой. При её изготовлении на заготовку разлинованную со стороны рубашки в двух направлениях полосками различной толщины и различного цвета, с лицевой стороны наносятся изображения карт в определённой последовательности по мастям и значениям. После разрезания листа каждая карта приобретает индивидуальную рубашку благодаря своим особенностям в расположении полосок относительно краёв и углов карты. Запомнив все рубашки колоды, игрок получает возможность «читать» карты, что даёт ему неоспоримые преимущества перед противником, играющим «вслепую». Беглого осмотра новой колоды в течение двух минут Николаю бывало достаточно, чтобы запомнить её всю. Каталы знали об этом и не играли с ним полосатой колодой, или, если и играли, то навязывали ему фору, достаточную для компенсации его преимущества. Чаще, правда, фора превышала этот порог, и Николай в конце концов, несмотря на свои уникальные качества, терпел унизительное для него поражение, попадая в долговую зависимость то к одному, то к другому игроку. Долги приходилось «отбивать», обыгрывая клиентов, которых ему поставляли его же кредиторы, будучи при этом с ним в доле, превышавшей, как правило, 50 %.

В те времена в Москве было несколько «тусовочных» мест. У картёжников и катал – это «академия» (биллиардная в Парке им. Горького), а также – лес Измайловского и Краснобогатырского парка, «катран» на Таганке, у хиппарей и музыкантов – Пушкинская площадь («Пушка»), Неглинная улица («Угол»). Универсальной тусовкой славился Центральный телеграф. Это было и место встреч, и место новых знакомств, и место съёма не очень крутых «тёлок». Здесь можно было купить из-под полы фирменный «клоуз», обменяться дисками, сдать или принять валюту. Телеграф притягивал к себе романтичных провинциалов и наивных иностранцев, строгих наодеколоненных деловых, типа цеховиков, и отвязанных балбесов-бездельников, аферистов с бегающими глазками и аккуратных лохов.

Время от времени «Крот», а именно так звали Олега в игроцких кругах, появлялся на Телеграфе в поисках «клиентуры» из числа приезжих. Однажды, после крупного проигрыша «Вампирчику» в новую для него игру польский банчок, «пустой, как барабан», но полный радужных надежд, Олег, стоя в простенке между многочисленными дверьми и покуривая сигаретку за сигареткой, равнодушным, казалось бы, взглядом скользил по лицам незнакомых людей в поисках потенциальной жертвы. Его внимание привлекла группка из трёх молодых людей, явно не славянского вида, хорошо «прикинутых». Пока Крот разглядывал каждого из них, пытаясь определить, кто из них вожак, появился четвёртый. Группа оживилась, и в две пары закипела игра в «железку». Сотенные купюры переходили из рук в руки. Игра с нулевой суммой, обычно не дающая преимущества в пределах среднестатистического разброса никому из играющих, в исполнении профессионального игрока делала лоха «сладким». Олег выделил из этой четвёрки молодого грузина, методично побеждавшего своего противника, по всей видимости, с помощью приёма, называемого «обезьянкой». Когда игра подходила к своему логическому завершению и проигрывающий начал играть в долг, Олег подошёл к незнакомцам с зажатым в правой руке единственным «червонцем».

– Сыграем?

– Поехали! – сквозь зубы процедил один из них. – Мои три средних.

Крот разжал кулак, расправил купюру. Сумма трёх средних цифр составила семнадцать. Сумма остальных – восемнадцать. (Результат игры определяется без учёта десятков). Противник с лёгкостью протянул Кроту сотенную купюру.

– Сдачи нет! – развёл руками Крот.

– А у меня нет червонца.

– Да хрен с ним, с этим червонцем, – Крот отвёл в сторону руку грузина, – а в другие игры «шпиляешь»? В карты, например?

– Ну, бывает…

– А во что?

– Ну, в секу, там… – грузин на секунду задумался, – в покер…

– В секу хорошо играешь?

– Да как фишка ляжет!

Крот сделал вид, что о чём-то размышляет, потом внимательно посмотрел в глаза грузину.

– А если фишка хорошо ляжет?

– Как это? – хмыкнул грузин.

– Слушай, как тебя зовут?

– Ну, Гиви…

– А меня – Крот. Ты знаешь, – Олег сделал лёгкую паузу, – есть один человечек, сынок крутого цеховика, денег – куры не клюют! Обкатать его можно! Очень азартный… Но – лох лохом… Играет в секу!

– Катала, небось?

– Да нет! Говорю – лох! Давай сплавим его!

– Как это?

– Да так! Я буду сидеть рядом с ним, держать коробок спичек. Если у него со сдачи будет три карты одной масти, я поставлю коробок на попа, если две – на ребро, а если разноцвет – плашмя! Понял?

– Да, шанс хороший, если он не на «краплёных» фишках играет… – с лёгкой усмешкой заметил Гиви.

– Так фишки ты сам закупишь, несколько колод, и менять их будешь по своему усмотрению.

– А твой интерес?

– А я в доле! Сколько дашь?

– Судя по всему, ты пустоват, и при случае ответить не сможешь, поэтому – 10 %.

Дрожь радостного волнения пробежала по телу Крота. Клиент готов!

– А не маловато 10 %?

– Зато без несчастья! – презрительно, на правах хозяина ситуации, продолжал Гиви.

– Давай-25 %?!

– Нет! Десять без несчастья! Нормально, нормально… – тоном, не терпящим возражения, заявил Гиви, закончив торг, и сразу перешёл к делу, – когда?

– Да хоть сегодня, сейчас…

Гиви немного подумал, переглянулся с друзьями. Те подали утвердительный знак, слегка кивнув головами.

– Идёт!

– Ну, я звоню?

– Звони. И пойдём покупать карты.

Олег достал палочку от эскимо, заменяющую двухкопеечную монету, подошёл к автомату, снял трубку и запустил палочку в монетоприёмник. Гиви встал рядом.

– Коля! Это ты? Слушай, что ты сегодня делаешь? – Олег взял паузу, чтобы выслушать ответ Николая, – какое кино! Я для тебя хороших партнёров в секу нашёл… Бабки? Конечно, есть, – Олег взял очередную паузу, – да хоть сейчас подъедем… Не надо, они сами купят… Двадцать пять без несчастья хочу! Много? Ну, а сколько? Десять? Ну и жлоб же ты! Ну, извини, извини. Да ладно, согласен! – Крот повесил трубку, – погнали… «наши – заводских»! – и с довольным видом хлопнул ладонями, – вон, напротив телеграфа табачный киоск. Там можно купить карты.

Гиви испытующе посмотрел на Олега и с укоризной процедил:

– Ты что, за лоха держишь меня? Наверняка в этой палатке уже лежат «закованные лушпайки» и ждут клиента. Но не на того нарвались! Поедем и по дороге купим!

– Разумно! Молодец! Я сразу понял, что с тобой, Гиви, можно иметь дело! Погнали!

– Со мной ещё двое поедут!

– Да хоть трое!

Минут двадцать ловили такси. Олег, естественно, сел рядом с водителем, Гиви и компания, в том числе и Георгий, проигравшийся Гиви в железку, уселись на заднее сиденье.

– На Дербенёвскую набережную, шеф!

Всю дорогу молодые люди спорили на своём языке. Гиви что-то требовал от Георгия, возможно, деньги, которые тот проиграл в долг. У палатки возле Павелецкого вокзала Гиви остановил такси и попросил карты. Крот подошёл к нему:

– Возьми побольше, колод шесть-семь. Бери подешевле, – всё равно выбрасывать после игры. Вон простая колода, с шестёрками по рубль двадцать.

Гиви глянул на Крота:

– Правильно, чаще менять будем. Дайте десять колод вот этих, полосатых, по рубль двадцать!

Николай, не имея собственного жилья в Москве, кантовался либо в общаге МЭИ, благо она находилась рядом с его работой, либо у кого-нибудь из друзей. Вот и теперь он поджидал Олега с клиентами в его же малогабаритной двухкомнатной квартире с кухней не более 5 кв.м. Мама Олега занимала большую комнату и никогда не выходила из неё, если в квартире появлялись посторонние. Вторая комната до потолка была забита книгами. Письменный стол Олега и кушетка, на которой он спал, оставляли для прохода по комнате узкую извилистую тропу, пройти по которой можно было, только искусно балансируя руками, не без риска споткнуться о какую-нибудь стопку книг. Гостей обычно принимали на кухне, свободное пространство которой не позволяло перемещаться, не потревожив сидящего или стоящего рядом соседа. Игры происходили за маленьким кухонным столом: по два человека друг против друга. Пятый имел возможность, стоя сбоку, практически в дверном проёме, наблюдать за игрой. Николай встретил гостей с широко распростёртыми объятиями:

– Меня зовут Коля, Коля Рябой! Кормлю гостей, как на убой! Есть будете?

– Нет, нет, мы только что из «Арагви».

Гиви с надменным видом осмотрел тесную прихожую:

– Туфли снимать?

– Так проходи… проходи и отвечай: «Кофе, водка или чай?»

– Я же сказал: «Мы только что из «Арагви»!»

– Ну, что же, слово гостя – закон! Крот, посади гостей.

– Сажать будешь, когда прокурором станешь! – Гиви улыбнулся и оглядел присутствующих, как они оценили его шутку.

Сели, как обычно. Крот – рядом с Николаем. Гиви с напарником – напротив, Георгий сел в дверном проёме. Судя по всему, он получил от Гиви задание внимательно наблюдать за всем происходящим со стороны. Достали колоду карт.

– Играть моими будем! – тоном, не терпящим возражения, заявил Гиви.

Рябой взял карты, покрутил их в руках, аккуратно распечатал колоду.

– Не кованые? – Николай развернул карты веером, – отвечаешь? Посмотреть можно?

– Смотри, сколько хочешь! Только что купили, – Гиви усмехнулся и добавил, – чистые, не краплёные!

Николай неспешно и внимательно рассмотрел каждую карту как с лицевой стороны, так и с рубашки (на отражённый свет):

– Вроде, нормальные! Ну, что, в гусарика?

Гиви удивлённо поднял брови:

– Говорили, вроде, в секу будем катать!

Рябой равнодушно пожал плечами:

– Я в этом деле новичок! В секу, но в «лобовичок». Для начала вход – рубль, десять – крыша!

– Можно и покруче!

Гиви испытующе посмотрел на Николая.

– Успеем укрупниться… Ну, что? Погнали?

Георгий усмехнулся и не совсем к месту вставил:

– Наши – заводских?

Крот вытащил из кармана пачку «Явы» и коробку спичек. Закурил, держа сигарету в левой руке, а спички – в правой. Гиви растасовал колоду и положил её на стол для подсъёма. С первой же сдачи Николай без труда «читал» колоду. При подсъёме он прихватывал чуть больше половины колоды и, если в оставшейся части верхняя карта, которая была адресована ему, не устраивала, сбрасывал одну или несколько карт так, чтобы сверху оставалась или «шоха» (карта типа джокера), или туз, или, в крайнем случае, картинка, или десятка. После этого он заканчивал подсъём, укладывая нижнюю часть колоды на подснятую верхнюю. Уже одно это давало ему небольшое, но устойчивое преимущество над противником. Но это была мелочь по сравнению с тем преимуществом, которое обеспечивало чтение карт противника. За редким исключением, Николай знал точное количество очков, полученных Гиви. Крот, сидя на «маяке», исправно информировал Гиви сколько карт одной масти получил Николай, но Гиви не знал точного количества очков своего противника.

Условия игры допускали ставки «втёмную», и, если Николай получал со сдачи лучшие карты, он непременно «темнил» по максимуму. После очередного проигрыша Гиви огорчённо ворчал:

– Какой же ты счастливый!

На это Рябой отвечал:

– Фортуна к каждому из нас стучится в дверь хотя бы раз! А Георгий однажды добавил:

– Не заставая дома нас, подчас!..

– Ты знаешь эту песню? – удивился Николай.

– Мы играем её на танцах, – ответил Георгий, – а что?

– А ты знаешь, что это моя песня? Текст мой.

– Иди ты! – воскликнул Георгий.

Гиви сгрёб в кучу очередную заигранную колоду, выбросил её в мусорное ведро и достал новую.

– На, смотри! А я пока – в сортир!

Встал из-за стола и на своём языке что-то сказал своему напарнику. Ухо выловило слова «Ахмета», «Твиши», «Тетра»… Гиви закрылся в туалете, напарник пошёл в магазин. Рябой отложил в сторону новую колоду.

– Так ты говоришь, что вы играете «Фортуну»? И где?

– На танцах и в вечернем ресторане «Араке».

– А рапортички заполняете? – заинтересованно спросил Николай.

– Заполняем…

– И «Фортуну» тоже?

– Нет, мы же не знаем авторов… – Георгий пожал плечами, – пишем только известные песни членов Союза.

– А сам на чём играешь?

– На клавишах.

– А музыку пишешь?

– А как же. Почти все наши песни – мои! Правда, с текстами – беда!

Николай на листочке для заметок черканул номер своего телефона и протянул его Георгию:

– Позвони мне, поговорим. Да, и дай мне свой!

Георгий на таком же листочке записал свои координаты. Николай быстро сложил его вчетверо и сунул в карман. Передача записки произошла, когда из туалета появился Гиви, и, естественно, это не осталось незамеченным им.

– Ну, что? Уже снюхались? Сплавить меня хотите?

– Да нет, ты чего, – начал оправдываться Георгий, – оказывается, Николай пишет песни, которые мы играем…

– Ладно, продолжим! Колоду открыл? Всё нормально? – Гиви занял своё место, – я сдаю?

Игра «в одни ворота» продолжилась. Судя по тому, как Гиви начал нервничать, его кошелёк методично опустошался, а сам он, пытаясь блефовать и, как правило, невпопад, окончательно потерял нить игры, бесповоротно погружаясь в состояние «глухого полёта».

Вернулся гонец с двумя бутылками «Твиши». К этому времени Гиви, практически, «кончился». Оставалась последняя сотня рублей.

– Давай выпьем по бокалу нашего вина! – явно в расчёте на передышку, или, чтобы сломать непруху, предложил Гиви.

Николай достал чистые стаканы. Разлили одну бутылку. Выпили за знакомство. Разлили вторую, выпили за удачу!

– Какой же всё-таки ты, Рябой, счастливый! – с оттенком некоторой безнадёги в голосе произнёс Гиви, – давай сменим игру. Сыграем в деберц? По сотенке!

– Поехали!..

Игра закончилась через пятнадцать минут. Результат был предсказуем и окончательно разочаровал Гиви:

– Кончил! Сегодня не мой день!

Проигравший бросил на стол последнюю купюру и резко встал из-за стола. Один за другим все трое спешно покинули квартиру. Выигрыш Николая составил около трёх тысяч рублей. Разделив по-братски добычу, напарники сели играть в шахматы с часами по три минуты на партию с трёхрублёвой ставкой.

Глава 2

Николай проснулся в начале одиннадцатого. На работу он уже опоздал. На протяжении последнего месяца ему лишь дважды удавалось приезжать вовремя. Опоздания составляли от десяти минут до часа. Один раз его даже поймали, перелезающим через забор. Начальник отдела кадров строго предупредил Николая:

– Ещё раз повторится, получишь выговор с предупреждением! А пока снимем 50 % премии!

Когда Николай выходил из кабинета, начальник буркнул:

– И скажи спасибо своему шефу! Он всегда за тебя заступается. Была бы моя воля, я бы… давно уже уволил бы тебя!

– Странные они люди, эти кадровики, – подумал Николай, – для них важнее режима нет ничего! Приходи и уходи вовремя, и ты – передовик! А делаешь ты свою работу или не делаешь, – это не важно!

Николай работал в этом институте уже четвёртый год. До этого он три года тянул лямку в Институте высоких температур АН СССР, куда распределился после защиты диплома на тему, связанную с изучением свойств низкотемпературной плазмы инертных газов. Работая над дипломом, он проявил изобретательность, которая произвела сильное впечатление на заведующего лабораторией. Во время одного из экспериментов неожиданно лопнуло смотровое стекло в третьем окошке плазмотрона. Его герметизация была нарушена, и в поток аргона стал проникать воздух. Эксперимент был под угрозой срыва. Руководитель работы дал команду погасить плазмотрон. Николай, не долго думая, вскрыл аварийное окно, вынул лопнувшее стекло, а образовавшееся отверстие заткнул простым карандашом, грифель которого надёжно закрывал узкий (основной) канал. Эксперимент под дружный и одобрительный смех продолжился. Распределение на работу в эту лабораторию ему было обеспечено. Многие сокурсники завидовали Николаю. Институт занимался реализацией модной в те времена идеей прямого преобразования тепловой энергии в электрическую. Идея красивая: нагреваем газ до плазмообразного состояния, когда атомы распадаются на положительно заряженные ионы и отрицательно заряженные электроны, подаём плазму в магнитное поле, в котором заряды разделяются на разнонаправленные потоки, снимаем их на электродах и замыкаем эту цепь на потребителя электрического тока. Комплекс работ по созданию магнитогидродинамического (МГД) генератора возглавлял Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, академик Кириллин. Пользуясь своим положением в правительстве и под флагом суперпривлекательности физической идеи, он создал новый институт с финансированием, соизмеримым разве что с финансированием космических программ. Правда, довольно быстро даже рядовому физику стала понятна несбыточность реализации этой идеи, по крайней мере, в обозримом будущем. Связано это с тем, что не был ещё найден токопроводящий материал для изготовления токосъёмных электродов, который бы выдерживал температуру рабочей плазмы. А охлаждение электродов приводило к такому увеличению электрического сопротивления в приэлектродной зоне цепи, что коэффициент полезного действия всей установки в целом становился удручающе низок. Во всех странах финансирование разработок стационарных МГД-генераторов было довольно спешно свёрнуто, и только в СССР работы продолжались, деньги из бюджета текли рекой, сотнями исчислялись кандидатские диссертации, десятками – докторские, в Академии наук росло число членкоров и академиков из числа сотрудников института. Периодически в центральной прессе и научно-популярной литературе появлялись восторженные статьи о блистательных перспективах нашей энергетики на базе новых принципов прямого преобразования тепловой энергии в электрическую, и мыльный пузырь идеи «фикс» приобретал всё более и более неприличные размеры. Справедливости ради надо отметить, что далеко не все исследования попали в конечном итоге в мусорную корзину. Многие из них были использованы в прикладных целях в разных отраслях промышленности. Так или иначе, но работа в ИВТАНе считалась не только престижной, но и перспективной в отношении научной карьеры.

По наработанным методикам создавались экспериментальные установки, на которых, как пирожки, одна за другой выпекались кандидатские диссертации, похожие друг на друга, если уж не как близнецы, то – как родные братья. Николаю быстро наскучила рутинная работа, научное содержание которой было таким же сомнительным, как содержание мяса в котлетах институтской столовой. Режим в НИИ был строгим, и Николай старался не опаздывать на работу, но после бессонной ночи, проведённой за карточным столом или за написанием очередной песни, он поручал проведение эксперимента своему механику Серёге Пушкину а сам отсыпался где-нибудь в укромном уголке. Нельзя сказать, что это плохо отражалось на результатах работы. Нет, вовремя писались и сдавались отчёты, публиковались статейки и делались доклады.

Неприятности начались, как всегда, нежданно-негаданно. Приглашение в отдел кадров никогда не сулило ничего хорошего. А если с тобой хочет побеседовать сам начальник, жди грозы! В этот раз дело обстояло ещё тревожнее. Николай, вошедший в кабинет начальника, был расстрелян колкими взглядами трёх пар глаз, две из которых были абсолютно незнакомыми.

– Николай Петрович!?

Один из двух незнакомцев испытующе глянул на Николая, и в его мозгу молнией сверкнула догадка:

– КГБ!

– Расскажите нам, пожалуйста, как вы съездили на стажировку в Чехословакию? – продолжал первый незнакомец, назвавшийся Иваном Ивановичем, и все трое уставились на Николая.

– Как съездил? – хмыкнул Николай, – хорошо съездил!

– Что входило в программу стажировки?

– Как что? Ну, экскурсии всякие, посещения институтов…

– Вот перед нами отчёт руководителя этой поездки, доцента Филатова. Он пишет, что из двенадцати НИИ, которые вошли в программу стажировки, вы посетили только два. Почему? – строго спросил второй незнакомец, представившийся Юрием Серафимовичем, вскинув брови и ткнув пальцем в картонную папку, по всей видимости, с досье на Рябова Н. П.

– Вот иуда! – подумал Николай, и память на мгновение перенесла его в те времена.

Вспомнилась Фая, с которой он познакомился в Карловых Варах, а также Златка из Праги. До чего же красивые девчонки, особенно Златка! Она сама «сняла» Николая в баре «Ялта» на Вацлавской наместни. Каждый вечер он приходил туда часов в восемь вечера, выпивал стопку «Бехеровки» или виски с содовой, выкуривал пару сигарет и часов в девять отправлялся на какую-нибудь дискотеку. Вот и в тот день, в своём модном японском костюмчике, который достался ему, кстати, не без помощи родственников, имевших какое-то отношение к космонавтам, он появился в баре, где его уже ждал ставший знакомым бармен. Николай взгромоздился на высокий стул, небрежно достал пачку «Марльборо» и закурил.

– Как дела, Ник? – приветствовал его бармен на немецком языке.

Николая часто принимали за немца, и он, зная язык не хуже рядового чеха, даже не пытался никого разочаровывать, поскольку отношение к немцам в Чехословакии было весьма уважительное.

Бармен, очень начитанный парень, мог поддержать разговор на любую тему от светских сплетен и искусства до проблем современной физики.

– Тобой интересуется одна привлекательная дама! – выразительным взглядом он показал в сторону диванчика за спиной Николая, – не будешь возражать, если она составит тебе компанию?

Николай обернулся и встретился взглядом с красивой черноглазой…

– Так почему? – спокойный, но властный голос вернул Николая на землю.

– Вы знаете, – как бы подыскивая нужные слова, начал Николай, – двух посещений их НИИ мне стало достаточно, чтобы понять, что ничему полезному мы у них не сможем научиться.

– Как это? – в один голос удивились комитетчики.

– Ну, во-первых, все они учились у нас, и вся их наука, если не топчется на месте, то семенит в шлейфе нашей науки. Во-вторых, что можно получить за восемь часов коллективных пробежек по этажам института? Да, приборное оснащение у них на высоте, да, мастерские – на уровне! Нам бы такие! Да я за это время прочесал всю Прагу, посмотрел несколько выставок…

Продолжая перечислять из дозволенного всё, что удалось сделать, Николай мысленно, вторым планом, автоматически вернулся к приятным воспоминаниям. Ему часто приходилось думать и говорить о разных вещах одновременно. Это умение помогало ему при игре в карты, когда разговорами он отвлекал внимание соперника, обдумывая в это время план и способы игры. Но иногда оно и мешало, например, в общении с девушками или с друзьями, когда на ум приходила какая-нибудь интересная идея, уединиться не было возможности, а идея требовала безотлагательного к себе внимания. Тогда он начинал даже нервничать и позволять себе разного рода недипломатические высказывания.

– Вы знакомы с Мирославом Мареком? – прервал череду воспоминаний Николая первый комитетчик.

– Да, – после некоторого раздумья, не без удивления ответил Николай.