Фантастиш блястиш

Григорий Аркатов

Фантастиш блястиш

© Издательство «Эдитус»

* * *

Когда во мне просыпается желание о чем-то написать, я живописно представляю себе сюжет будущей книги, однако, когда приступаю к написанию, в моей голове рождается множество левых идей, которые начинают затмевать изначальную идею, так что в итоге получается нечто совсем другое, не то, о чем я намеревался написать.

Не стоит думать, что меня злит подобное положение вещей. Я счастлив, когда удается написать что-то стоящее, хотя о стоимости судить не мне….

Григорий Аркатов, декабрь 2004 года.

Зачем я пишу эти строки?

Я мог бы назвать Вам миллионы миллиардов причин, но вряд ли хотя бы одна из них была бы хоть чуточку истинной.

Мне просто внезапно захотелось кому-нибудь рассказать об этом безумии, но рядом никого не оказалось.

Алексей Казанский.

Предыстория. Ельцин жив!!!

Странно. Знаете, в мире много странных вещей: странные люди, которые смотрят на тебя искоса, странные поступки, которые нельзя никак объяснить, странные места, где можно ожидать чего угодно, но только не того, что тебе нужно, странные слова, как будто ни о чём…

Что-то я устал распинаться. Может, вы сами перечислите? Хорошо. Договорились.

Я вышел во двор. Темновато. В деревне уже лет семь нет уличного освещения. Возможно, гораздо дольше. Однако со временем привыкаешь. Привыкаешь так, что потом не можешь отвыкнуть.

Бывает, я решаюсь разобраться в своих чувствах к темноте, но все напрасно. Моих мотивов не передать словами. Пожалуй, для меня темнота сродни героину. Да, она способна меня убить, но все равно каждый вечер я иду к ней.

Конец декабря, однако, я вышел на улицу в футболке и в тапочках на босу ногу. Не бойтесь. На улице ноль градусов. Капает с крыш, под ногами слякоть, но это не все… Туман. Все вокруг покрыто туманом. Не густым, не беспросветным, но все же туманом. Такой бывает в августе…, но не в декабре.

Второй раз в жизни вижу такое. Первый был вчера, но вчера было светлее. Странно.

– А-у-ух, А-у-ух!

Мой дом в 300-ах метрах от кладбища. Это оттуда. Одиннадцатый час. Для мертвецов рановато. Скорее всего, зимнее обострение. А может мертвецы перешли на новый график?

По спине пробежала дрожь.

А кто его знает?! Кругом туман и ничего не видно.

– А-у-ух, А-у-ух! – еще раз.

Пойду-ка я домой по добру по здорову…

И все-таки это странно…

* * *

– Алло!

– Да, я слушаю.

– Это я.

– Кто именно?

– Дубровский.

– Что тебе нужно?

– Мне все известно.

* * *

– Так о чем речь? – задал вопрос мой новый знакомый, когда Давид отчалил.

Я чувствовал себя неловко.

Не то чтобы меня что-то сковывало. Просто я впервые увидел этого товарища неполные семь минут назад, а все новое меня всегда смущало. К тому же я не совсем догонял цель сиюминутной встречи…

* * *

Истории могут начинаться по-разному.

Иногда это телефонный звонок или стук в дверь, а в другой раз главный герой выходит на улицу и кого-то сбивает машина.

И в принципе детали не столь важны. Главное с первых слов привлечь читателя, чтобы он уже не смог ни спать, ни пить, ни есть,… чтобы он жил только с единой мыслью о том, что там вам успела наболтать ваша фантазия…

А вот в жизни все иначе. Здесь нет случайных и неожиданных обстоятельств, событий, хитросплетений… Только сухая и черствая правда…

Насколько я помню, то был конец февраля или начало марта.

Со всеми этими глобальными потеплениями бывает трудно разобраться, где зима, а где лето.

Однако это и не столь важно.

Скажу лишь, что снег еще не сошел, но неторопливо уходящая в плюс температура уже начинала устраивать слякоть.

Именно через нее мне и пришлось пробираться, дабы достичь автобусной остановки. Тогда мне не хватало денег на приличную обувь и потому каждый раз после эдакой пробуксовки в талом снеге пальцы ног отчетливо ощущали влажность носков.

И все же это обстоятельство меня не особо расстраивало.

Со временем ко всему привыкаешь. Другое дело – новость, что посетила меня пять минут назад. В тот самый момент я проходил мимо деканата и приметил неброское объявление. Не думаю, что стоит повторять его слово в слово.

Главнее суть. А суть заключалась в том, что по каким-то таинственным и фантастическим причинам отменялась повышенная стипендия для отличников.

«Прекрасно…», – такова была моя реакция.

Оставалось только понять, как прожить месяц без трети бюджета. Для тех, кто не понимает умных слов, или тех, у кого плохо с дробями, скажу просто – мне предстояло жить десять дней в месяц за счет мучительной надежды на благодать свыше.

Все это я рассказал не для того, чтобы кого-то разжалобить или посмеяться над придурками, издающими законы и приказы. Просто хотелось уверить вас, что после такого влажность в ногах выглядит очевидной мелочевкой.

В какой-то момент я достиг толпы страждущих. Их было действительно много и все они подобно мне неистово спешили избавиться от дневных мытарств, погрузившись в горячую ванну с пеной.

Однако большинству из стоявших на остановке предстояло сначала преодолеть километров пять расстояния, а то и больше. И лишь тогда их желания смогли бы сбыться, правда при условии, что сегодня никому не взбредет в очередной раз отключить город от горячей воды.

На лицах без особого труда любой мог узреть усталость.

Они устали, но не столько от тяжелого рабочего дня, сколько от нелепого и утомительного ожидания куда-то запропастившегося автобуса. И где-то местами в мимике лица уже просыпалось раздражение. Но никто и слова не сказал, потому что опыт минувшего говорил о том, что словами делу не помочь. Другие способы не вбегали, не врывались и даже не стучались в их обыденный ум. И потому все по-прежнему молча стояли на остановке и ждали общественный транспорт.

После двадцати минут пребывания в подобной атмосфере, я решил, что с меня хватит. Короткий взмах рукой и передо мной остановилась 52-ая маршрутка.

«Отнюдь», – мелькнуло в извилинах, – «Иногда приходиться раскошелиться».

Передав деньги в кассу, я смог выбрать себе одно из свободных мест. Дверь захлопнулась, и маршрутка помчалась дальше.

Меж тем я все больше впадал в депрессивное состояние.

Навязчивые мысли о финансовых трудностях неожиданно стали неким гвоздем, который я сам себе вбивал в череп. Ощущение было ужасным и чтобы хоть как-то сбросить с себя эту пелену негатива, я поднял глаза с пола и оглядел присутствующих.

И тут свершилась божественная благодать, о которой я говорил ранее. С секунду я пытался убедить себя, что мне опять что-то мерещится, но спустя какое-то время все же пришлось смириться с очевидным. Передо мной стоял тот, с кем я так настойчиво искал встречи последние несколько месяцев.

Да, это был доцент Лавринов собственной персоной.

Несомненно, такие сюрпризы ошеломляют, особенно когда ты ни грамма не веришь в небеса вместе с их неожиданно падающей манной.

Когда ослепленность чудом пошла на спад, я смог связать два слова, но не больше.

– Вячеслав Георгиевич…

Для убедительности мне даже вздумалось встать и сделать шаг навстречу.

– Я вас слушаю…

Взгляд Лавринова отражал неписаную истину о том, что он никак не ожидал того, чтобы какой-то незнакомый парень докопается до него в маршрутке. Однако отступать было поздно.

– Я ваш студент, член Совета молодых ученых. Три месяца назад вы одобрили мой научный проект, а потом все заглохло. Я пытался встретиться с вами, но мне все время говорят, что вас нет или вы заняты…

Лавринов внимательно слушал лишь до тех пор, пока причина разговора не стала прозрачной как стекло.

– Все решаемо, – таков был ответ.

Но мне слишком часто приходилось слышать нечто подобное.

– Вы обещаете? – спросил я, впившись взглядом в его глаза.

Доцент посмотрел на меня настолько пристально, что по спине пробежал холодок, облизал иссохшиеся губы и тихо прошептал:

– В моем кабинете завтра в пять.

От его дыхания слабо разило алкоголем и правдивостью. И после маломальских аргументов на душе сразу же полегчало.

– Спасибо, – коротко добавил я и поспешил ретироваться, дабы ненароком не обменять благосклонность верхов на нечто противоположное.

Спустя пару остановок Лавринов вышел, и, провожая его взглядом, я сумел окончательно расслабиться и заняться своими делами. Рука скользнула в карман и извлекла мобильник, а пальцы быстренько набрали нужный номер. После нескольких гудков абонент подал голос.

– Да…

– Толян, это Гена.

– Я сплю…

– Тогда просыпайся поскорее. Я еду к тебе.

За бесплатную минуту мне удалось сообщить приятелю все необходимое. К тому же радовал и тот факт, что на 52-ой маршрутке я мог без лишних пересадок и затрат добраться в Заволжье. По пути водитель согласно старой тверской традиции поинтересовался:

– Кому-нибудь нужно на кладбище?

Никто не ответил.

Еще пятнадцать минут транспортной тряски, и свежий воздух «вагонозавода» стал доступен мне целиком и полностью.

За время моего недолгого путешествия стало смеркаться и чтобы случайно не попасть в поле зрения местных маньяков и гопников, мне пришлось ускорить шаг.

Оставив позади несколько переулков и проулков, я добрался до дома Толика. Домовладельцы в виду ограниченности мировосприятия не смогли придумать цифровой код чем-то отличный от «666» и потому смысл присутствия чугунной двери в подъезде был весьма сомнителен.

Однако я не жил в этом доме, и мне было исключительно плевать на все в нем происходящее. Правда местные жильцы мало чем уступали мне в этом вопросе, что собственно и не мешало нам с приятелем проворачивать свои делишки.

Звонок в дверь не вызвал немедленной реакции, но зная Толика, не стоило ждать чего-то другого. Наоборот, немыслимая скорость могла бы вызвать кучу подозрений о каких-то таинственных подвохах.

С пять минут я слышал возню за дверью, топот ног и дребезжание чего-то. Но, в конце концов, шум и гам прекратился, раздался скрип движения в замке и передо мной предстал Толик. Его взгляд все еще был слегка туманен, а волосы взъерошены и зачесаны набекрень.

– Приветус! – воскликнул он, оскалив белозубую улыбку.

На самом деле большинство из нас не верят ни в богов, ни в богинь. Да и какой идиот поверит, что на какой-то там горе живет куча народу, и все они вершат наши судьбы. Будь они всесильны, давно бы переехали в теплые квартиры. А так мерзнут там и злятся на людей.

Из-за того и бросают в нас молнии.

Не менее уморительна история о неком «подглядывающем» боге, которому не нравиться когда другие пьют и кушают при свете дня. В таком случае лучше уж Зевс.

Он хотя бы не ныкается, да и молнии иногда все же к месту.

Но при всем этом нашем нигилизме мы почему-то неотступно следуем всякого рода приметам, из-за которых мы можем лишиться денег, попасть под кирпич или не дай Бог поссориться с кем-то. А ведь, по сути, эти приметы так же нелепы, как и товарищи с Олимпа. Однако, даже понимая эту вычурную нелепость, мы продолжаем их чтить.

Почему? Возможно потому, что Бог все-таки есть. И просыпаясь по ночам в холодном поту, мы отчаянно возносим к нему наши молитвы. И если в этот момент вас спросят: «Каково его имя?», вы ужаснетесь с еще большей силой, ведь как самый истинный Бог он устрашает даже именем своим. И это не преувеличение, ведь имя этого Бога – «Страх».

Не забывая об очередной примете, я перешагнул порог и только потом совершил рукопожатие с Толиком.

Пока он запирал дверь, я успел скинуть обувь и переодеть носки.

– Так что там случилось? – спросил Толик, когда закончил с дверью.

Не обращая внимания на вопрос, я аккуратно поставил ботинки в угол, а после повел себя как самый наглый гость.

– Может, сначала приготовишь чаю?

Хозяин квартиры мгновенно воспринял намек и двинул на кухню.

А я тем временем зашел в ванную освежиться. На выходе меня уже ждал торжественный прием.

Аромат свежезаваренного чая мягко растекался по всей квартире, на кухонном столе в мгновение ока появилась свежая выпечка и различные закуски, из комнаты приглушенно доносилась ненавязчивая музыка…

– Только не говори, что пока я сутками напролет прозябал в лаборатории, к тебе приезжали предки, – поинтересовался я, отыскав приятеля в комнате.

– Вообще-то да, – ответил Толик, решив, что придумывать оправдания и отмазки слишком сложно, – Но ввиду грядущих проблем с твоими финансами…

– То есть ты знал?!..

Вопрос бил не в бровь, а прямо в глаз. Но и тут Толик не стал молить о пощаде.

– В древности казнили гонцов, несущих плохие вести…

– Но мы не в древности…

Толик не хотел и дальше нагнетать ситуацию и потому сказал проще:

– Не парься! Что-нибудь придумаем.

После таких уверений настроение вновь скакнуло вверх.

– Кстати потому я и приехал…

Но Толик уже выпихивал меня из комнаты.

– Пойдем. Ты же сам хотел чаю.

Пришлось согласиться. И надо признать, это стоило того.

Предки Толика были какими-то депутатами в каком-то собрании то ли в Калуге, то ли еще где. Меня это как-то не особо интересовало.

Но они весьма щедро содержали своего сынка. Во всяком случае, его никогда не беспокоила невыплата стипендии.

Другое дело – я.

У обычного парня из какой-то там Бетлицы не было богатеньких родителей, и стипендия была моим единственным средством к существованию.

Но мне еще повезло, что не приходилось жить в общаге с шизанутыми наркоманами благодаря доставшейся в наследство от бабушки хате, да родственничкам, которые все-таки как ни как, но платили за квартиру.

– Все путем? – периодически спрашивал Толик, когда я отправлял в рот очередной бутерброд.

– Путем, – отвечал я, и мы продолжали пиршество.

После активного насыщения пришло время собраться с мыслями.

– И все-таки жизнь прекрасна, – возвестил хозяин квартиры, – Не хватает только телок и пива.

– Думаю, скоро с этим будет проще.

Толик бросил на меня недоверчивый взгляд.

– Отвечаешь?!

– Отвечаю.

– Тогда выкладывай…. Не томи.

После этих слов мой приятель уселся за столом в мыслительной позе Сократа и сосредоточился на мне.

– Я встретил Лавринова в маршрутке.

Возможно, Толик и готовился к чему-то неординарному, но подобная новость буквально вынесла ему мозг.

– Да ты гонишь…

– А вот и нет.

Приятелю понадобилось время, чтобы пережевать несуразность бытия.

– И что?

– Я встречаюсь с ним завтра в пять.

– Да ну!!!

На последнем слове Толик распрощался с Сократом и торжественно откинулся на спинку стула, словно пытаясь вознести хвалу небесам. Но вместо этого сказал следующее:

– Ты – чудо! Других слов просто нет. Три месяца простоя и обивания порогов, а потом ты просто встречаешь его в маршрутке….

Он был на эмоциях.

И это было простительно.

Скорее всего, веселье продолжалось бы и дальше, если б не раздался звонок в дверь.

Мы переглянулись.

– Ты кого-то ждешь? – спросил я Толика.

Тот отрицательно качнул головой и направился в прихожую. Я же продолжал сидеть на кухне и ждать развязки. Вариантов было много, и все они торчали костью в горле.

После недолгой сумятицы у входной двери, раздался голос:

– Здорово!

И тогда я понял, что случилось худшее. Спустя мгновение под топот огромных ботинок на кухню прошагал здоровый детина двух метров росту. Увидев меня, он сразу же метнул реплику:

– Здорово, Генка! – после чего нырнул рукой за пазуху и, выудив оттуда бутылку водки, с торжественным стуком опустил ее на стол, – Гуляем! – это была завершающая фраза его творческого выступления.

К тому моменту где-то позади новоявленного гостя появился Толик. Гость оглянулся, поймал какую-то мысль, а потом выдал некое «суммари»:

– Повесь-ка мою куртенку.

Толик без лишних слов и со смиренным выражением лица бросился выполнять веленье, оставив гостя наедине со мной. Давненько небритая рожа скользнула оценивающим взглядом по моей физиономии, а затем плюхнула свой зад на первый попавшийся стул и, развалившись по-свойски, экстатически уставилась в потолок.

Какое-то мгновение и Толик вернулся. Причем как раз для нового задания.

– Да-да, и ботиночки тоже…

На самом деле гость не был гостем, а являл собой полноправного соседа Толика по квартире. Другое дело, что появлялся он на хате только по «божественным» праздникам.

Все остальное время этого весьма странноватого субъекта проходило у всевозможных телок. Как звали его, мне было не досуг, но Толик в разговорах упоминал его просто как «Фролов».

Личной встречей меня удостоили впервые, но мои штаны были лишены счастья, тем более что слава этого персонажа бежала далеко впереди.

– Так чем занимаетесь? – спросил Фролов, когда все собрались за столом.

Нас с Толиком нереально колбасило от одного присутствия непрошеного гостя, а тут еще посыпались вопросы. Мой приятель молчал и искоса поглядывал то на меня, то на Фролова, так что пришлось мне рискнуть здоровьем.

– Учимся.

Ничего умнее мои извилины не производили навскидку. Однако даже этот примитивизм заставил Фролова погрузиться в сонм философских размышлений.

– Учитесь… ученье – свет… и чему же вы учитесь?..

– Наукам.

– Науки это хорошо…

Далее пластинка застопорилась, и, чтобы не томить слушателей, Фролов выдал свежее решение, что возможно смогло бы помочь ему отыскать утерянные, но крайне нужные слова:

– Толик, наливай!

И Толик в очередной раз примерно исполнил директивы. Словно по мановению руки, на столе мигом появились стаканы, а чуть позже в них уже плескалась ядреная жидкость.

– Будем! – сказал Фролов и выпил залпом, потом утер рот рукавом и осенил нас очередной истиной, – Повторим!

Касательно водки Толик не требовал подсказок, и хотя после первой его глазенки уже стали мутнеть, рефлексы работали без единого сбоя. Так что не успел Фролов сказать «по…», как в его руке уже маячил полный стакан.

– Будем! – сказал Фролов, вновь ограничившись творческим минимализмом.

На этот раз, утершись рукавом, он стал копаться в убранстве стола в поисках подходящего закусона. И как итог, Фролов вцепился двумя пальцами в два куска колбасы и, зажав их между зубами, стал смачно пережевывать деликатес, одновременно рассматривая невидимые узоры на потолке.

Когда медитация себя исчерпала, он вновь вернулся к нам, простым смертным.

– Так что за науки?

Мне не хотелось еще больше рисковать здоровьем, вставляя в диалог очередной тупой обрывок фразы, да и алкоголь слегка развязал язык.

– Вообще-то мы будущие врачи.

Фролов изобразил на лице вялую мину изумления, после чего добавил:

– И что из этого?

Когда не знаешь собеседника, можешь случайно попасть впросак, а потом приходится как-то оправдываться.

– Ну, мы изучаем разные науки…

– Зачем?

– …чтобы лечить и находить лекарства…

– Точно!

Фролов просто воссиял от всей гениальности той мысли, что ненароком его посетила. После этого он ткнул в Толика пальцем и выдал очередной постулат:

– Я тоже нашел лекарство…. Давай!!

В третий раз Толик наполнил стаканы в мгновение ока, а мы осушили их еще быстрее, почти со скоростью света. Когда бутылка была допита, Фролов оглядел скрытый туманом внешний мир и, как бы пугливо спасаясь от его безудержной многоликости, издал новый приказ своему соседу:

– Толюсик, тащи заначку!

Минут десять, не меньше, Толик где-то шарился в поисках истины, после чего он нетвердой походкой прибыл на кухню, держа в каждой руке по бутылке.

– Молоток! – сказал Фролов при виде явившихся святых граалей и по каким-то собственным мотивам взялся разливать сам.

Очередное «Будем!» не было последним, а когда еще две бутылки ушли под стол Фролов продолжил научную дискуссию.

– Ну как?! – обратился он ко мне.

– В смысле?

– Как тебе мое лекарство?

– Ничего.

– Да ты что? – возмутился новоявленный лекарь, недовольно перекосив пьяную рожу, – Не уважаешь?!?

Я был в большем адеквате по сравнению с ним, и потому с трудом понимал эзотерические мысли из космоса, но все же, согласно какому-то внутреннему императиву, старался избегать острых углов.

– Конечно, уважаю.

– Тогда давай обнимемся, братуха!

Вот тут императиву пришлось серьезно поднапрячься, учитывая рассказы Толика о том, как его сосед склонен по пьяни освещать преимущества однополой любви.

Однако, объятия – это еще не повод…

Оставив меня в покое, Фролов вернулся к своей излюбленной медитации на потолок и так завис достаточно надолго. Толик тем временем уже был в стадии готовности упасть мордой в салат (жаль, что салата не было в наличии), но под порывами последних усилий воли все еще держался. В конце концов, медитация в очередной раз себя исчерпала, и странствующий ковбой вернулся из космоса. И вновь на его пути оказался я.

– А вот ты знаешь, что я лечу?!

С этим ответом у меня совсем не срослось. А все потому, что было непонятно, то ли Фролов куда-то летит, то ли все-таки кого-то лечит.

Пока я раздумывал над лексической многогранностью реплики в слепых потугах уяснить невообразимое, ответ мне выдали авансом.

– Не знаешь…

В словах Фролова чувствовалась горечь. От нее мне даже стало за себя обидно.

«Гена, как ты мог?!»

– Не знаешь…, – повторил Фролов, видимо для убедительности, – А у меня сердце болит…, просто разрывается…

«Ну, поплыли», – решил было я, – «Сейчас начнется про однополую любовь».

Однако Фролов выдал нечто противоположное.

– Знаешь, без нас вы – малолетние бездельники – не смогли бы учить ваши задрыпанные науки…. А мы…

– Вы – это кто? – вставил я резкое словцо, не боясь получить по шее.

Если тебя называют «малолетним бездельником», тут уже не до политкорректности.

– Мы – это ОРДА!.. – воскликнул Фролов и со всей дури хрякнул кулаком по столу, так что Толик мгновенно пришел в себя.

«Неужто Золотая?!» – подумал я.

Меж тем Фролов перешел с лицезрения потолка на лицезрение собственных рук. Он ими и крутил, и вертел, и осматривал их со всех сторон, мысленно пересчитывал пальцы и фаланги. Когда это занятие его утомило, ему удалось сварганить парочку новых реплик:

– Мы строили демократию, и будем строить ее дальше. Жаль только Боря Ельцин покинул нас…. Но он всегда в наших сердцах. Он жил, живет и будет жить!

Где-то в голове постепенно складывалось мнение, что тематика однополой любви не так уж и плоха, а вот политика – это полная «Ж». Впрочем, возможно вся эта байда и разрулилась бы сама собой, да только в разговор неожиданно встрял Толик.

– Да хватит заливать! Ельцин полный лошара.

И это было роковой ошибкой. Я удостоился чести наблюдать, как постепенно багровеет лицо Фролова, и набухают вены на его шее. Еще мгновение он собирался гневом, а потом правая рука каленой клешней метнулась к горлу Толика.

– Так что ты там говорил? – спросил Фролов, дыша перегаром в лицо оппонента.

Толик меж тем начал синеть.

– Молчишь? Был тут такой же, как ты и тоже Толик. У вас, наверное, это семейное. Так он тоже выступал. И довыступался. А с нашим Лавриновым не стоит шутить. Он такие вещи не любит. Вот Толюсик и получил письмецо в конверте. Ты его сейчас тоже получишь…. Нет, ты у меня его сожрешь…

Пока Толик все еще продолжал синеть и пыхтеть, Фролов достал из заднего кармана какой-то помятый конверт и стал настойчиво пихать его в рот несчастного домочадца. Обычно подобные сцены видишь в кино. Но если это и было фильмом, то не мешало бы нажать на «паузу», пока одному из героев не стало совсем плохо.

В таких ситуациях время теряет границы. Но я знал, что здесь и сейчас все зависит только от меня. Я видел безумие, что скопилось в незваном госте и жизнь, утекающую из моего приятеля.

Мгновений думать не было. И на помощь пришло то, что первым попалось под руку. Им оказалась чугунная сковорода, что висела на стене.

Когда ты пьян, динамометрия не имеет смысла. Так что ничего удивительного, что я немного не подрассчитал. Сковорода приземлилась острым краем на голову Фролова, да еще с такой силой, что череп попросту лопнул как корка арбуза, а брызги крови устроили на стенах сюрреалистические пейзажи.

Со зловещим хрипом Фролов закатил глаза, а его скрюченные пальцы оставили в покое горло случайной жертвы. Он несколько раз дернулся в судорогах, а потом рухнул на пол подобно мешку с картошкой.

– Кх-кх…

Кашель посиневшего приятеля утверждал, что с ним все в порядке. А вот с Фроловым дела обстояли весьма печально.

– Что случилось? – слегка отдышавшись, спросил Толик.