Балатонский гамбит

Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Наталья нащупала рукой ручку двери, потянула на себя.

– Быстрее, быстрее закрывайте! – послышался резкий голос санинструкторши Раи.

– Сидят уже, – недовольно пробормотала Прохорова.

Но с темноты Наталья еще не могла увидеть их, глаза ослепли от яркого света. Увидев Наталью, обе женщины хоть и неохотно, но встали. Хоть и женщина, но все-таки офицер.

Но Наталья наслаждаться властью не собиралась.

– Садитесь, девушки, не надо этого. Добрый вечер.

– Тут вам, товарищ лейтенант, Харламыч ужин принес, – произнесла Рая. – И тебе тоже, – последнее высказывание относилось к Прохоровой. – Садитесь с нами.

– Нет, девушки, спасибо, – Наталья покачала головой, – тесновато вчетвером, вы доедайте, а мы потом с Надеждой. Пока пойдем, руки помоем.

Она достала мыло и полотенце.

– Надежда, пошли, на руки польешь, – позвала застывшую на пороге Прохорову. – Что стоишь, как истукан, – добавила шепотом. – Ты не надоедай, и они тебя трогать не будут.

– Что, Михаил, опять за языком пойдет? – услышала она, как спросила Раю вторая санинструкторша, Света.

– Пойдет, – вздохнула та, – боязно мне, просто душа в пятки уходит.

Часа через два советская артиллерия и минометы снова открыли огонь. Но передний край противника опять молчал.

– Пошли, пошли, – Райка вбежала в землянку, – Косенко пошел!

И снова выбежала в траншею. За ней вторая санинструкторша.

– Пошли и мы, – дернула Наталью Прохорова.

Прислонившись спиной к стене, Наталья задремала после ужина, и теперь спросонья даже не сразу поняла, что происходит.

– Куда пошли? Куда они все? – она потерла глаза.

– Косенко за языком пошел, – сообщила Прохорова взволнованно.

– Ну и что? – Наталья пожала плечами. – Это дело не быстрое. Нам-то что в траншее торчать? Возьмут языка, капитан вызовет.

Она уже хотела улечься на топчан. Но вдруг нейтральная полоса заполыхала в свете ракет. И через мгновение ее накрыл пулеметный и автоматный огонь.

– Это по разведчикам стреляют! – закричала Прохорова.

Наталья выбежала из землянки и побежала по траншее к Иванцову. Прохорова от нее не отставала.

– Не пускают, черти, не пускают! – Иванцов со злостью стукнул кулаком по брустверу. – Ни одному не удалось подойти к позиции. Что они там, возвращаются, что ли? – спросил вполоборота Харламыча. – Косенко возвращается?

– Никак нет, товарищ капитан, – ответил тот. – Не видать.

Было слышно, как невдалеке навзрыд заплакала Рая, уткнувшись лицом в плечо другой санинструкторши.

– Да погоди ты, – раздраженно махнул на нее рукой Иванцов. – Уведи ее, Светлана. Только воя ее здесь не хватает.

– Идите. Идите, девушки, – Харламыч легонько подтолкнул обоих. – Может, и обойдется все.

– Неужели все погибли? – напряженно спросил Иванцова Аксенов, когда санинструкторши ушли.

– Не знаю, – ответил тот сквозь зубы. – Но насколько я Косенко знаю, его не так легко взять. Митька, – крикнул радиста, – куда запропастился? Вызывай! Вызывай!

– Тополь, Тополь, ответьте Сосне! Тополь! Тополь, ответьте Сосне!

Радист повторял монотонно, все замерли, ожидая ответа. Эфир трещал. Наконец послышался исчезающий голос Косенко.

– Сосна, Сосна, я Тополь. Вышли в квадрат три. Вижу непрерывное движение танков и бронетраспортеров противника из тыла к фронту. Танки с обозначением ключа на башнях, много….

Эфир снова затрещал, голос Косенко пропал.

– Вызывай, вызывай, Митька, – приказал Иванцов. – Значит, давай-ка посмотрим, майор, куда они забрались, – Иванцов достал карту. – Харламыч, посвети. Квадрат три. Это они прошли по берегу Балатона, где-то там сидят. Молодцы, ребята. Вызывай, вызывай, Митька, что там?

– Тополь, Тополь, я Сосна! – повторял радист. – Тополь, Тополь, я Сосна. Ответьте Сосне…

– А что это за танки с ключом, – Иванцов пожал плечами, – что-то я таких не видал прежде.

– Это и есть «Лейбштандарт», – кивнул Аксенов, глядя на карту. – У них эмблема такая – ключ в дубовых листьях.

– Значит, все-таки этот лейб на нас прет, – Иванцов сдвинул шапку на затылок. – Да, час от часу не легче. Ну что, Митька? Есть ответ?

– Никак нет, товарищ капитан. Глухо.

– Ах, черт!

– Но даже то, что есть, надо доложить командующему, – предложил Аксенов.

– Доложи, доложи, майор, – кивнул Иванцов. – Косенко врать не будет. Если идут эти танки, значит, идут, своими глазами видит их. Но сколько их, кто еще с ними. Вызывай Митька, вызывай! – теребил он связиста.

– Ну что там, товарищ лейтенант? – к Наталье робко подошла Райка, на лице разводы от слез, смешанные с грязью.

– На связь вышли, живой пока, боя нет, – тихо сообщила ей Наталья. – Можно сказать, в порядке. Ты иди, Раиса, не стой, не действуй Валерьянычу на нервы, он и так на взводе. Я тебе потом все скажу.

– Спасибо, товарищ лейтенант, – санинструкторша радостно улыбнулась и исчезла в темноте.

– Волнуется за своего, – завистливо шепнула Наталье Прохорова. – Прямо задрожала вся.

– Если любит, конечно, волнуется, – спокойно ответила Наталья. – Ее можно понять, а ты бы не волновалась?

– Да у него жена где-то в Смоленске, двое детишек…

– А тебя это касается? – строго оборвала Наталья. – Нет? Вот и молчи. Без тебя разберутся. Не мешай командиру. Не понимаешь, что ли?

Вернулся Аксенов.

– Приказано выдвигать резервы в нашем направлении, – сообщил он, – всем боевая готовность.

– Всем боевая готовность, – передал приказ Иванцов.

Траншеи сразу заполнились людьми.

– Сосна, Сосна, я Тополь, – снова сквозь треск послышался голос Косенко. – Дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг» выдвинулись в передний эшелон. Взят пленный, показывает, шофер командира танкового полка СС «Викинг»…

– Передает прямым текстом, значит, очень важно, – Иванцов и Аксенов прильнули к рации. – Говорит, их погрузили в эшелоны и сначала отправили в Австрию, потом довезли до югославской границы, потом снова повернули, и они снова оказались на Балатоне…

– Ага, следы запутывали…

– Насколько я понимаю, именно так. Но переводчик лучше скажет потом. У них много пополнения, особенно танков. Из Арденн прибыла шестая танковая армия СС. Поставлена задача…

Эфир опять затрещал.

– Тополь, Тополь, я Сосна. Ответьте!

– Нас обнаружили, веду бой! – послышалось через минуту, вслед за этим перебивая помехи, раздалась автоматная трескотня. – Сообщите, поставлена задача на первом этапе нанести удар в промежутке между озерами Веленце и Балатон, прорваться к Дунаю, а далее наступать по его берегу на юг. Деблокировать котел на правом берегу Дуная…

Автоматные очереди слышались все сильнее.

– Затем повернуть на север, – кричал Косенко, – и выйти к Будапешту. Операция носит название «флю-лингс-эрва-хен» – по слогам произнес он.

– «Весеннее пробуждение», – подсказала Наталья.

– Да, так, наверное. Бить будут танковым тараном. Пленный говорит…

Кто-то застонал рядом.

– Костика срезали, гады, – выругался Косенко. – Товарищ капитан, сообщите: танков много, очень много, здесь все леса и сады на берегу Балатона забиты этими «тиграми» и штурмовыми орудиями. Когда все начнется, пленный не знает. Приказа еще не было. Его дадут в последний момент, как обычно. Но они не сомневаются, что прорвутся. Товарищ капитан, мы окружены, – голос Косенко снова стал слышен плохо. – Будем прорываться.

– Давай, Миша, давай! – крикнул Иванцов. – Выходи с пленным, постарайся доставить его живым. Поддержим. Огоньком поддержим.

Иванцов опустил трубку.

– Передай: всем к бою, – приказал Харламычу. – Прикрыть разведчиков. Так, ясно, – он почесал затылок. – «Весеннее пробуждение» у них, значит, настало. Поглядим, поглядим.

– Я доложу в штаб, – Аксенов побежал по проходу.

Наталья повернула голову и увидела вжавшуюся в угол траншеи Раису. Обняв колени, она тихо плакала. Наталья подошла к ней, села рядом, обняв за плечи.

– Он живой, не ранен даже. Ну и что, что окружены? Прорвутся, я уверена. Выйдет, выйдет. Он молодец, твой Михаил, – она гладила санинстурторшу по спутанным волосам. – Такие сведения добыл, что теперь точно орден получит.

Рая повернулась, обняла Наталью, уткнулась лицом ей в плечо.

– Раньше времени плакать не надо. Раньше времени плакать – плохо это, – негромко говорила ей Наталья. – Представь, Миша придет, а ты зареванная. Успокойся и иди, умойся. Будем ждать.

Старший сержант Косенко и двое оставшихся в живых разведчиков перешли линию фронта примерно через час под ожесточенным огнем с обеих сторон. Косенко был дважды ранен, но шел сам, с собой они тащили пленного и еще одного тяжелораненого товарища.

– Миша!

– Не меня! Костика, Костика давай! – Косенко оттолкнул Райку, которая сходу бросилась к нему. – Не видишь, он ранен. Меня-то царапнуло. Я и сам перевяжусь. А он крови много потерял.

– Да, да, я сейчас, я сейчас, – смеясь и обливаясь слезами, Раиса принялась снимать с раненого остатки обмундирования. – Света, Света, сюда, – крикнула вторую санинструкторшу.

– Косенко, золотой мой! – Иванцов, выбежав из траншеи, обнял сержанта. – Ну, выручил, выручил. Пленный где?

– Да вот, – Косенко одной рукой встряхнул связанного немца. Рот у него был заткнут кляпом, глаза испуганно моргали.

– Ну, давай его на допрос. Сергей Николаевич, Наталья, – он обернулся к Голицыной, – пошли ко мне в блиндаж.

– Миша, Миша, на, – Раиса сунула Косенко бинты и вату.

– Отвяжись, – он оттолкнул ее.

– Давай, я возьму, – Наталья взяла у испуганной санинструкторши все принадлежности для перевязки. – Не обижайся, сейчас ситуация такая, мужикам не до нас. Как там минутка будет, я его перевяжу.

– Спасибо, – всхлипнула та.

– Я же говорила, жив будет, – Наталья радостно обняла ее и побежала по проходу вслед за офицерами.

9

Розовые блики восходящего солнца скользнули по покрытому настом, осевшему снегу. Голубоватая ледышка скрипнула под подошвой сапога. Маренн обошла боевую машину, повернулась и, поскользнувшись, проехалась, чуть не упав на снег.

– Осторожно, – Йохан подхватил ее под локоть, – на спине нельзя даже лежать, не то, что падать.

– Я случайно, – она отбросила с лица длинные, распущенные волосы. Потом, собрав их вместе, завязала узлом на затылке.

– Сейчас Георг тебя отвезет к Виланду, – он притянул ее к себе, она положила руки ему на плечи, под самые погоны. Его светлые глаза были совсем близко, он смотрел на нее с нежностью и глубоко скрытой грустью. Сердце сжалось. Она прислонилась лбом к его плечу.

– Я понимаю, я все понимаю, – произнесла тихо. – Командир должен быть впереди, должен вести бой, подавать пример остальным, но я прошу, если это возможно… Не нужно…

Он поднял ее голову.

– Это трудно. Но я постараюсь. Ради тебя, – сказал, глядя в глаза. – Поезжай.

– Я знаю, что значит потерять в бою того, кого любишь, – ее голос дрогнул. – Я потеряла Штефана.

– Не думай об этом. Мы справимся.

Наклонившись, он поцеловал ее в губы.

– Йохан, получен приказ занять исходные позиции, – сверху, с БТРа послышался голос Шлетта. – Я к орудиям.

– Все, иди, иди, больше нет времени, – он отстранил ее. – Борман, отвезите! – приказал офицеру.

– Идемте, фрау Ким, – тот подошел к ней.

Не оборачиваясь, Пайпер поднялся на машину и уже смотрел на карту, разговаривая по рации. Она повернулась и пошла вслед за Борманом.

– Фрау, – Георг протянул руку, помогая ей подняться на борт. – Здесь оставаться нельзя. Через час здесь все будет простреливаться большевиками.

– Да, да, конечно, – она кивнула, вздохнув, – мне надо быть в госпитале. Обязательно.

– Поехали.

Заработал мотор, БТР сдвинулся с места. Маренн еще раз посмотрела назад, хоть и говорила себе: хватит, хватит вертеть головой, тоже еще девчонка. Пайпер склонился над картой, к нему один за другим подбегали офицеры, получая приказания перед атакой. Казалось, он совершенно забыл о ней. Но нет, он помнил. Конечно, помнил. Когда БТР развернулся, он поднял голову и посмотрел на нее. Долгий, нежный, пронизывающий взгляд, как признание в любви перед тем, как в очередной раз, может быть, в последний, взглянуть в лицо смерти.

Она положила дымящуюся сигарету в пепельницу, посмотрела на уже увядающие розы в вазе. Дверь открылась, вошел Виланд.

– Что там, Мартин, – спросила, внимательно глядя на него, – кого привезли? Откуда?

– С берега Балатона. Уже была перестрелка с русскими, – ответил тот озабоченно.

– Перестрелка? – она удивилась. – Но до начала атаки еще целый час.

– Эти большевики в любую дырку пролезут, – ответил доктор с досадой. – Прошла одна их разведгруппа, завязался бой.

– Сколько раненых? – она затушила сигарету, встала. – Тяжелые?

– Семь человек. Все более или менее, один, – доктор сдернул очки и начал тереть их по привычке. – Один…

– Что, Мартин? – она насторожилась.

– Я думаю, это летальный исход, фрау Ким. Ранение в голову, проникающее. Шансов нет. Офицер.

– Пойдемте. Ханс, – Маренн позвала санитара. – Обработать руки и маску, быстро.

Через минуту она уже склонилась над раненым.

– Штурмбаннфюрер Виш из 1-ого панцергренадерского полка. Положение безнадежное, – негромко сказал за ее спиной Виланд. – Пуля застряла внутри, вытащить ее в наших условиях мы не сможем. По идее он вообще уже должен быть мертв.

– Но он не мертв, – ответила Маренн. – Большая потеря крови, он без сознания, но мозг работает и сердце тоже, – она взяла руку раненого, прислушиваясь к пульсу, посмотрела зрачки. – Так что мы не имеем права опускать руки, Мартин.

– Это по вашей части, – Виланд пожал плечами. – Вам виднее. Мы стабилизировали позвоночник, блокировали кровотечение…

– Да, много поврежденных сосудов, разрывы существенные, но основные сосуды целы, – она внимательно осматривала рану. – Задеты области шеи и позвоночника. Пуля, видимо, отскочила рикошетом от внутренней поверхности и осталась внутри, выходного отверстия нет. Ликворея довольно стойкая, скорее всего, из желудочковой области. Но это говорит о том, что отек мозга еще не наступил. Ствол также не задет, это обнадеживает. Будем делать разрез дыхательного горла и вводить трубку, чтобы обеспечить дыхание, – она быстро взглянула на Виланда. – Ханс, приготовьте инструменты. Чтобы предотвратить инфекцию, введите противостолбнячную сыворотку и немедленно сульфонамид. Пенициллина у нас мало, но это не тот случай, когда надо экономить, будем колоть и его.

– Вы что, собираетесь извлекать пулю? – Виланд с сомнением посмотрел на нее.

– Да, – она кивнула совершенно спокойно. – Я сделаю это. И вы мне поможете. Затем мы отправим его в Шарите.

– Фрау, пульса нет! – взволнованно произнес второй санитар, державший запястье раненого. – Остановка сердца!

– Вот видите! – воскликнул Виланд.

Маренн прижала ухо к сердцу раненого.

– Герберт, быстро, – приказала санитару, – высвободить язык и один миллилитр цититона, быстро! Шевелитесь! Мартин, смотрите зрачки! Искусственное дыхание через каждые четыре толчка! Ханс, пульс!

Встав слева от раненого, она положила ладони на нижнюю часть грудины, одну на другую, начала делать резкие, толчкообразные движения, надавливая и распрямляя руки после каждого надавливания, чтобы полости сердца могли наполниться кровью. Подождав тридцать секунд, надавливала снова.

– Фрау Ким, давайте я, – взволнованно предложил Виланд. – Вам нельзя, может разойтись шов.

– Мартин, не отвлекайтесь, делайте, что я вам сказала! Ханс, есть пульс?

– Пока нет, фрау!

– Зрачки?

– Помутнение роговицы…

– Мартин, два нагнетания воздуха после двенадцати сдавливаний! – она смахнула пот, выступивший на лице, начала давить часто и сильно, буквально каждую секунду. Почувствовав резкую боль в спине, не остановилась, даже не обратила внимание.

– Ну, давай, давай, дружок, дыши! – снова и снова отчаянно сжимала и разжимала сердце раненого.

– Фрау, прощупывается пульс, – радостно сообщил санитар.

Она прижалась ухом к груди.

– Да, сердцебиение пошло, – сказала, облегченно вздохнув, и слабо улыбнулась. – Заработало. Мартин, искусственное дыхание до того момента, как мы введем трубку в трахею.

– Я понял. Герберт, – он передал ее распоряжение санитару.

Отступив на полшага, Маренн опустилась на стул. Ее охватила непонятная, непривычная слабость. Она на мгновение закрыла глаза.

– Фрау Ким, – она услышала над собой испуганный голос Виланда, – фрау Ким, я же говорил. Посмотрите.

Она открыла глаза. Мартин растерянно указывал на ее халат. Она опустила голову, взглянула – на халате растекалось темно-багровое кровавое пятно.

– Шов разошелся, началось кровотечение. Фрау Ким, надо срочно принять меры.

Она только равнодушно покачала головой.

– Это ничего. Сейчас нет времени. Продолжим. Мы должны продолжить, Мартин.

– Но как продолжить? – очки соскользнули с лица Виланда, он едва успел поймать их. – Вы понимаете, чем это может вам грозить?

– Я понимаю.

Она встала.

– Но сейчас мы должны доделать то, что начали, все остальное потом. Идемте к столу.

– Но как же вы? – доктор смотрел на нее в явном замешательстве. – Операция продлится долго.

– Я знаю, – она спокойно кивнула головой и, взяв у санитара новую стерильную маску, надела ее на лицо. – Ничего, я потерплю.

10

Едва рассвело, немцы начали артиллерийскую подготовку. Артиллерия и минометы обрушились на боевые порядки Красной армии, расположенные между озерами Балатон и Веленце. После допроса пленного Наталья только прилегла отдохнуть в землянке, как вдруг раздался страшный грохот. Она вскочила и выбежала в траншею. За ней выскочила испуганная, заспанная Прохорова. По ходу сообщения побежали на наблюдательный пункт командира роты. Кругом полыхали взрывы снарядов. Капитан был на месте. С ним – Аксенов, Косенко, командиры взводов. Иванцов и Аксенов в бинокли всматривались вдаль.

– Артподготовка, начали, – сказал, опуская бинокль, Иванцов. – А всю ночь нас за нос водили, то снегом поскрипят где-то, то постучат, то вдруг ни с того ни с сего палить начнут беспорядочно из автоматов. То сидели молчком, а как стало ясно, что Косенко их планы раскрыл, начали мудрить. Все на пушку брали, мол, вот-вот начнем, а сами разведку мелкими группами вели, оборону прощупывали. Ан, ничего не вышло, мы тоже воробьи стреляные, нас не проведешь. Видишь, майор, – он повернулся к Аксенову, – верно я приказал огонь вести только дежурным пулеметам, а остальным спать. А то бы сидели в траншеях, глаза пялили впустую. А к самой атаке уже и устали бы. А так свеженькие. Они созрели, когда солнце уже вышло. Ага, девчата! – он заметил Наталью и снайпершу. – Ты, Наталья при мне, – распорядился сухо, – носа никуда не совать. Поняла?

– Может, я к санинструкторам, Степан Валерьянович, – предложила она. – Если сейчас немец пойдет, у них много работы будет.

– Я сказал, при мне, – отрезал Иванцов. – Без тебя они справятся, не в первый раз. Влипнешь куда, кто поможет. При мне, и все. А ты, Прохорова, – он вдруг обратил внимание на Надю, – ты чего все винтовку свою держишь? Она тебе сейчас не понадобится, спрячь подальше. Да в чехол не забудь положить, ценность все-таки. Автомат бери. Он сейчас куда как больше пригодится. Наталья и ты возьми тоже, на всякий случай, – он кинул ей «Калашников», – а то со своей «хлопушкой» офицерской много тут не настреляешь.

– Что? Что? Идут? – в окоп спрыгнул комсорг Васильков. – А, Наталья Григорьевна?

– А я почем знаю, идут они или нет, – она холодно пожала плечами, отстраняясь. – Я кто? Командир роты или полка? Ты не у меня спрашивай, а у знающих людей. Что ты все у меня спрашиваешь? Пока не идут, пока стреляют, сам видишь.

– Вот, Наталья, язык у тебя недобрый, – покачал Васильков головой с осуждением. – Злой язык. Девушка ты красивая, на тебя залюбуешься, какая ты, я за всю войну такой второй не видел, тонкая такая, с благородством вся, а как рот раскроешь, так и говорить с тобой не хочется. По тебе все мужики в штабе сохнут, а подойти к тебе боятся. Ты себе и генерала могла бы отхватить, а язык тебя подводит.

– А мне и не надо, чтобы они ко мне подходили, – отрезала Наталья, – только по делу. А так, знаешь, это как посмотреть. Вон, капитан Иванцов меня нисколько не боится, и старший сержант Косенко тоже. Так они вчера знаешь, какого языка взяли? Если бы не они, нас бы сейчас вообще размазали, как топленое масло на хлеб, а так немец палит, а нам хоть бы что, мы готовые. Вот такие люди меня не боятся, а эти ваши там при штабе, – она махнула рукой, – тоже нашел мне примеры. Ты вообще зачем прибежал-то сюда? – она повернулась и посмотрела ему в лицо. – Пропаганду разводить? Комсомольское собрание провести? Так поздновато, опоздал немного. Сегодня не твой день, Саша, сегодня фрицы и гансы выступают, слово взяли. Придется тебе подождать, с мировой революцией заодно.

– Ты потише, Голицына, – Васильков даже отшатнулся. – Я тебе что сказал? Ты не комсомолка даже.

– Комсомолка Голицына, как ты себе это представляешь? – Наталья улыбнулась. – Точно Маша или Глаша с завода «Красный пролетарий» или с фабрики по производству носков.

– А что? – Васильков пожал плечами.

– Вот ты не понимаешь даже, о чем я говорю, – Наталья взглянула на него с упреком, – а лезешь. Вообще, Васильков, мы с тобой о мировой революции и о комсомоле еще при штабе наговорились. Ты давай не на меня смотри, а побольше вперед, на фрицев, а то укокошат, как Коробова, пискнуть не успеешь.

– Ага, партполитподдержка пожаловала, – к Василькову подошел Иванцов. – Значит, так, болтовню разводить некогда. Разглагольствованиями народ не отвлекать, понял? Если хочешь, оставайся, только автомат бери и стреляй почаще, а рот закрой пока. Мне бойцы нужны, агитаторы пока ни к чему. Мы и так все знаем. Если не согласен, дуй назад, пока не поздно. А то немец попрет, не до тебя будет.

– Да, ладно, Степан Валерьянович, – Васильков явно сконфузился. – Никуда я назад не пойду. Автомат дадите?

– Дадим. И гранат подкинем на всякий случай. Этого добра у нас хватает. Харламыч, обеспечь!

– Слушаюсь.

– Танки противника перешли в атаку, – сообщил, глядя в бинокль, Аксенов. – Полчаса артиллерией долбили. Идут.

– Митька, передай взводам: пехота и танки противника с фронта! – скомандовал Иванцов связисту. – Всем по местам! К бою! Батарею мне! Ермаков? – крикнул в трубку. – Видишь? И я вижу. Ну, встретим их, бог войны? Да, вижу, что их тьма-тьмущая. На каждую твою пушечку штук по двадцать танков придется, а на каждого моего солдатика по пятнадцать фрицевых. Да только нам не привыкать, Ермаков. Верно? Пали. Пали, родной.

– Большую силу собрали на узком участке фронта, – озабоченно заметил Аксенов, неотрывно глядя в бинокль. – Очень большую.

– Сказал же пленный, будут бить танковым тараном, – напомнил Иванцов. – Вот он и есть, танковый таран, будьте любезны.

– Я скажу, что если даже подойдут резервы, это все равно, что остановить бушующий водяной поток, бросая в него камни…

– А вот эти разговоры, майор, здесь брось, – одернул Иванцов. – Ты с какого года на фронте?

– С сорок первого.

– И я с сорок первого. Нам чего только ни приходилось переживать: и из окружения выходить, и чуть ли не голыми руками эти танки у Сталинграда останавливать. Так что сдюжим. Справимся. Я даже не сомневаюсь. У них запас-то теперь – пшик. Вот все, что есть, собрали, наверное, хотят на психику взять. А у нас и психика исправна, и запасики найдутся. Сможем ответить.

Наталья напряженно всматривалась вперед, но различить что-то было трудно, все тонуло в дыму. Стреляли немцы, отвечала советская артиллерия, шла напряженная дуэль. Но скоро и напрягаться будет не надо, это Наталья знала наверняка – танки подойдут к передовым траншеям.

– Что делать, товарищ лейтенант? – Прохорова нервно ерзала в окопе. – Стрелять?

– Ты что, не знаешь, что все делается по команде? Будет приказ, будешь стрелять, чего зря патроны тратить? Далеко они еще.

Гул нарастал.

– Молодец, Косенко, – еще раз похвалил разведчика Иванцов. – Дали сведения, так к нам теперь армейскую и корпусную артиллерию подтянули. Вот, заговорили. Полегче станет.

– А авиации у них нет, – заметил Аксенов.

– Кончилась авиация, – усмехнулся Иванцов. – На Берлинском направлении все их соколы. На нас не хватило. А ты говоришь, майор. Мы им всю авиацию перевели, и без танков оставим фюрера, а придет время, и без штанов. Прямо дома у него, в Берлине, штаны с него сдерем. Так что, не переживай.

Прохорова засмеялась.

– Вот и бойцы радуются, – Иванцов неожиданно подмигнул снайперше, но потом нахмурился: – Цыц, Прохорова, вперед смотри.

Наталья с улыбкой взглянула на капитана: всегда умел Валерьяныч разрядить обстановку, всем как-то легче стало от его шутки.