Беглецы в Гвиане

– Не хвались, Андрэ, на это нужно уменье.

– Вот увидите.

Парижанин подошел к дереву, приподнялся на цыпочках и, схватив большой круглый плод обеими руками, быстро сорвал его, потом достал ножик и принялся его резать. Напрасный труд! Ножик только скользил по гладкой и блестящей корке. Андрэ попытался с силой вонзить нож в плод, как режут тыкву… Крак!.. Плод раскололся на пять или шесть частей. Все засмеялись. Вторая попытка имела такой же результат, третья тоже, вероятно, кончилась бы ничем, если бы не вмешалась госпожа Робен.

– Слушайте, Андрэ, – сказала она, – я слышала, что дикари раскалывают этот плод пополам, перевязывая его посередине веревкой. Не попробовать ли вам сделать то же самое посредством лианы?

– Очень вам благодарен, сударыня, за совет. Он, конечно, очень хорош, но я боюсь делать дальнейшие попытки – я очень неловок.

– В таком случае этим займусь я, – сказал Робен, которому тоже был хорошо известен способ, указанный госпожой Робен.

Дело оказалось очень простым и легким: туго перевязанный лианой плод раскололся на две совершенно правильные половинки.

– Какой я дурак! – воскликнул парижанин. – Как это я не догадался! Остальное, конечно, просто: нужно только выдолбить всю мякоть и высушить половинки плода на солнце.

– И они лопнут, как стеклянные, если не наполнить их сначала сухим песком. Этим же способом мы приготовим себе и ложки, выбрав плоды помельче и приделав к ним черенки. Что же касается вилок, то с ними я пока еще не знаю, как быть. Придется подождать, но впоследствии мы что-нибудь придумаем.

– Знаете что, хозяин? – сказал Андрэ. – Когда несколько дней тому назад мы были в таком бедственном положении, трудно было даже предположить, что мы так скоро и благополучно выберемся из него. Но что меня особенно удивляет, так это то, что здесь все необходимые для житейского обихода предметы чуть ли не на земле валяются, так что стоит только нагнуться и поднять их.

– Твое сравнение не совсем верно, Андрэ, – возразил Робен. – Необходимые предметы здесь не на земле валяются, а растут на деревьях, так что за ними не нагибаться нужно, а тянуться вверх. Если бы эти деревья росли здесь семействами, сами по себе, не требуя особого ухода, то здешняя страна была бы настоящим раем.

– Да, – задумчиво проговорил Андрэ, – каких только здесь нет деревьев!.. И молочные, и хлебные…

– Ты еще не все знаешь. Как, например, тебе нравится масляное дерево?.. Или свечное?.. Или мыльное?..

– Боже мой! Час от часу не легче!.. Да вы меня просто поражаете, хозяин.

– Постой, постой, это еще не все: есть еще сырное дерево…

– Как «сырное»?.. И это дерево едят?

– Нет, не едят; оно так называется потому, что у него древесина похожа на сыр: такая же мягкая, такого же цвета и такая же пористая. Оно полезно тем, что его шипы могут употребляться вместо гвоздей.

– Постараюсь научиться всем этим пользоваться, – решил Андрэ.

– Постарайся, дружок; это для нас необходимо. Ангоссо скоро нас покинет, дети еще малы, а Казимир стар и слаб. Нам с тобой предстоит трудная задача заботиться обо всех.

– А жаль, право, что приходится все-таки расставаться с Ангоссо. Славный он дикарь, мне нравится… Кстати, я вспомнил, что у меня есть деньги, которые я могу ему подарить. Эй, Ангоссо! Ангоссо!

– Что угодно, господин? – отозвался негр.

– Что мне угодно?.. Видишь ли, голубчик, мне угодно дать тебе денег, целых две монетки. Хочешь?

– О!.. Я очень рад.

– Я тоже очень рад тому, что ты рад. Мы вполне довольны твоими услугами… Одним словом, вот тебе деньги, – закончил парижанин, вкладывая в руку негра две серебряные монетки по пять франков.

Негр взял деньги и пристально, в каком-то безмолвном восторге, уставился на серебряную цепочку, на которой Андрэ носил свои карманные часы.

– О! – пробормотал негр, указывая на цепочку пальцем. – Это очень красиво.

– Двадцать три франка заплачено. Недорого, – сказал парижанин.

– Очень красиво! – повторил негр.

– Так, безделушка, ничего особенного в ней нет. Ну уж если она тебе так нравится, то я, пожалуй, тебе ее подарю. Ты нам оказал так много услуг, что заслуживаешь подарка. На, возьми.

– О! – пробормотал негр, указывая на цепочку пальцем. – Это очень красиво

Ангоссо даже побледнел и чуть не задохнулся от радости, бережно принимая неожиданный подарок.

– Это мне? – спросил он нерешительно.

– Да, тебе.

Тот с минуту постоял неподвижно, как бы подавленный неожиданным счастьем, потом, ни слова не говоря, бросился к своему гамаку, схватил его и протянул Андрэ, говоря:

– Вы теперь – кум Ангоссо. Ангоссо дарит свой гамак для детей, а своему белому куму дарит тесак.

– Да нет, к чему же. Я вовсе не для этого подарил тебе цепочку, я не рассчитывал на ответный подарок.

– Возьми, Андрэ, не отказывайся, – вмешался Робен, – иначе ты глубоко огорчишь дикаря. Ну, Ангоссо, можешь теперь возвращаться домой. Если когда-нибудь с тобой, не приведи Бог, случится несчастье, если, например, начнется голод в твоей деревне, приходи сюда со всем твоим семейством, мы примем тебя с распростертыми объятиями.

– Хорошо, кум, – отвечал Ангоссо. – Я приду к тебе, если мне нечего будет есть, если у меня не окажется ни маниока, ни рыбы.

Затем он простился со всеми робинзонами.

– Прощай, белый тигр, прощай, госпожа, прощай, кум, прощайте, белые дети, прощай, Казимир! Я ухожу.

– Смотри же, никому не говори, что здесь поселились белые люди, – сказал Робен, в последний раз пожимая негру руку, – и помни, что ты всегда для нас – желанный гость.

– Да, господин, Ангоссо теперь кум всему вашему семейству, он будет нем, как рыба.

Глава XI

Наши беглецы в Гвиане зажили на первых порах, так сказать, утробной жизнью, потому что все свои умственные способности они употребляли исключительно на удовлетворение своих физических потребностей.

И не мудрено: ведь они лишены были почти всего необходимого и должны были ухитряться и изловчаться так, чтобы из ничего создать для себя хоть сколько-нибудь сносную обстановку.

Робен работал не покладая рук, имея в лице Андрэ усердного, ловкого и толкового помощника. Казимир, хотя по старости и был слаб, но зато его опытность представляла ценнейшую сокровищницу в общей копилке средств для борьбы за существование беглецов. После ухода Ангоссо эти трое, то есть Робен, Андрэ и Казимир, немедленно взялись за работу, которая так и закипела у них в руках.

Прежде всего, следовало очистить почву от сорных растений, которые разрослись так же густо, как и полезные, смешавшись и переплетясь с ними. Во всем этом нужно было разобраться, все расчистить, а меж тем время уходило главным образом на заботы о пище насущной. Долго существовать одной копченой рыбой и бананами было невозможно. Слишком частое употребление в пищу бананов вредно для здоровья: оно вызывает пучение живота и быстрый упадок сил. Единственная пища, вполне успешно заменяющая хлеб, – это маниок.

К счастью, Казимир обнаружил на склоне холма целую маниоковую плантацию. Плантация находилась в таком благодатном уголке, что сорные растения не глушили полезные, и только деревья-пушки, сверкая гладкими серебристыми стволами, в довольно значительном количестве протягивали во все стороны свои жадные ветви.

За несколько часов набрали большой запас корней кассавы и устроили описанный уже нами в одной из предыдущих глав аппарат для добывания из этих корней муки.

Итак, мука у беглецов будет. Но на чем приготовить из нее хлеб? Как удалить из нее ядовитый сок, часть которого все же остается в маниоковой муке даже после просушки?

Казимир был неизобретателен. Он ничего не мог придумать. На своей засеке он пек лепешки из маниока на железном листе, а здесь листа не было. Как же быть?

Робен задумался, мешая палкой угли очага, на котором готовился ужин. Вдруг палка наткнулась на какую-то темно-бурую, очень твердую вещь.

– Это еще что такое? – удивился он.

Подошли госпожа Робен и дети. Изгнанник палкой вытолкнул из огня привлекший его внимание предмет. Это была грубо вылепленная из глины фигурка, создатель которой, очевидно, не имел ни малейшего понятия о лепном искусстве. Но Робена заинтересовала не фигурка, а материал, из которого она была сделана.

– Да ведь это обожженная глина! – вскричал он.

– Да, папа, это я сделал из нее фигурку и обжег ее, чтобы играть с Шарлем, – сказал Эжен.

– Ай да мастер!.. Где же ты достал глину?

– В доме. Я раскопал палочкой землю и нашел много глины.

Робен осмотрел ямку, вырытую сынишкой, пошевелил в ней тесаком и действительно нашел там настоящую глину.

– Ну, дети, – весело сказал изгнанник, – завтра у нас будут превосходные лепешки из кассавы.

– Из кассавы! – воскликнули мальчуганы. – Папа, да откуда же ты возьмешь?

– Неужели их напечет мой глиняный пастушок? – спросил Шарль.

– Нет, мой милый, но твой пастушок надоумил меня, как их испечь. Вот ты сейчас увидишь.

Робен вырыл глубокую яму, накопал глины, замесил ее, тщательно растер и вылепил из нее большой круг, причем долго хлопал по нему руками, чтобы сделать глаже его поверхность.

– Теперь давайте сюда дрова, я буду обжигать свое блюдо, а если оно треснет, то завтра сделаем другое и высушим его на солнце.

– Понимаю! Понимаю! – вскричал Андрэ. – Вы хотите сделать из глины лист, или противень для выпечки хлеба. Так ведь?

– Совершенно верно. Я удивляюсь, как это краснокожие и негры не додумались до такой простой вещи, а употребляют железные листы, без которых можно обойтись.

Казимир в удивлении таращил глаза и бормотал:

– О, эти белые!.. Чего только они не придумают!

Блюдо обжигали сначала на самом легком огне, потом все жарче и жарче; через несколько часов оно было совершенно готово и вышло довольно гладким, хотя и с небольшой трещиной.

– О, эти белые!.. Чего только они не придумают!

Лепешки испеклись превосходные, румяные, вкусные. Дети были в восторге, а равно и Андрэ, дождавшийся наконец настоящего хлеба, по которому он давно уже тосковал.

Это была настоящая победа. Теперь беглецы имели возможность сделать себе из глины всю нужную посуду.

Госпожа Робен и Анри под руководством Казимира занялись приготовлением большого запаса маниоковой муки, а Робен и Андрэ продолжали расчистку засеки. Все место около дома было приведено в порядок. Поговаривали о том, что можно будет собрать немного какао и кофе, а еще устроить загородку для животных и птиц, которых можно будет приручить. Казимир предложил свои услуги, и от него ожидали многого.

Первый зверь появился в усадьбе, когда для будущей загородки еще не успели вбить ни одного кола. Никто не ожидал такого странного животного, и первое время никто не думал, что от него может быть какая-нибудь польза. Вскоре, однако, зверь оказался таким занимательным и так понравился детям, что они выпросили для него права гражданства на засеке.

Поймал зверя Андрэ, и совершенно случайно. Однажды утром парижанин пошел на маниоковое поле один, без Робена, который остался дома плести веревки из волокон арумы. Зоркие глаза Андрэ увидали на вершине одного из деревьев-пушек какую-то неподвижную серую тушу.

«Это не обезьяна, – подумал он. – Обезьяна уж давно бы убежала, завидев меня, а этот зверь не двигается. Странно».

Андрэ подошел к дереву. Животное, обхватив всеми четырьмя лапами ветку, по-видимому, крепко спало. Андрэ покачал дерево. Животное не шевельнулось. Он покачал еще сильнее. Зверь и не думал просыпаться.

«Вот так чудеса! – подумал парижанин. – Что за зверь такой необыкновенный? Точно чучело, набитое соломой и привязанное к ветке железной проволокой. Но постой. Уж я тебя разбужу».

Он взял тесак и принялся рубить дерево, которое скоро повалилось на землю, но зверь так и не проснулся и не выпустил ветки. Андрэ бросился к зверю, собираясь поймать или убить его, но тот еще крепче ухватился за ветку и жалобно простонал: «Ай-ай!»

Парижанин отсек от дерева ветвь, за которую держался зверь, и потащил ее волоком к хижине. Зверь временами жалобно стонал и еще крепче впивался в ветку. Подходя к дому, Андрэ еще издали закричал детям:

– Друзья мои! Бегите скорее сюда! Какого я вам зверя тащу!

Дети кинулись парижанину навстречу, и скоро послышался их звонкий, веселый смех. Робен оставил свою работу и подошел тоже, а за ним приплелся и Казимир.

– Что это ты такое нам притащил, любезный Андрэ?

– А я и сам не знаю. Определяйте сами, ведь вы ученый.

– Это ленивый баран, – сказал Казимир.

– Да, действительно, это знаменитый аи-тихоход, или ленивец, питающийся исключительно листьями дерева-пушки. Для того, чтобы влезть на дерево, тихоходу нужны, по крайней мере, целые сутки, и, раз взобравшись, он уже не слезет с него, пока не съест все до последнего листика и не обгложет кору.

– Так-так, – подтвердил негр.

– Этого господина зовут Тихоходом? Уж подлинно тихоход: с места не сдвинешь, – заметил Андрэ.

– Папа, я читал про тихохода, – сказал Анри.

– Читал? Ну и отлично. Значит, тебе известно, что это за зверь… Хочешь его погладить? Посмотри, какая у него мягкая, шелковистая шерсть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Варнак – беглый каторжник.

2

Местные негры и индейцы белыми тиграми называют беглых каторжников европейцев по происхождению.

3

Квассия симаруба – растение семейства рутовых, произрастающее в Гвиане.

4

Так называют в Гвиане индейцев.

5

Колдовство.

6

То же, что и кассава.

7

«Тропическая птица» (англ.).