Донецкие повести (сборник)

Сергей Богачев

Донецкие повести (сборник)

© Богачев С., 2016

© ООО «ТД Алгоритм», 2016

* * *

Газовый контракт

От автора

Лет шесть назад совместно с известным российским мастером детектива Данилом Корецким мы задумывали и обсуждали книгу, в основе сюжета которой – хитро сконструированная транснациональная схема воровства газа, объединившая интересы чиновников и политических оппонентов, находящихся по разные стороны российско-украинской границы и на разных этажах власти. Данил Аркадьевич познакомился с моими набросками, дал интересные советы. В дальнейшем от совместного написания мы отказались.

Тогда я рискнул воплотить идею самостоятельно, и в 2007 году издал повесть «Переплёт». Пятитысячный тираж разлетелся мгновенно, а недавно появилось второе издание. Главный герой – тележурналист и хозяин телекомпании Иван Черепанов и основное место действия – украинский город Лугань так полюбились читателю, что продолжили существование в моих следующих детективах «Переход», «Мизер с тузами» и «Ударная волна». Любопытно, что и Данил Корецкий тоже использовал эти мои наработки в своем романе «Когда взорвется газ?», вышедшем в свет в 2010 году, где также фигурируют и Черепахин (так мы поначалу планировали назвать нашего общего героя), и Лугань.

Надеюсь, выносимая сегодня на суд читателя новая версия задуманного тогда романа, жившая во мне все эти годы, не разочарует. Признаться, я и сам с интересом наблюдал, как поведут себя герои в ситуациях, ставших порождением парадоксов и гримас нашего времени. Так получилось, что в этой книге продолжили свою жизнь многие персонажи «Мизера с тузами». Поэтому роман «Газовый контракт» можно считать его продолжением. В «Газовом контракте» много любви, коварства и предательства. И, как в предыдущих произведениях, есть своя философская подоплёка. Двойственность, которая присутствует в каждом нашем жизненном шаге, но которую мы часто не замечаем…

Друзья, получившие на прочтение эту рукопись, единодушно заявили, что взгляд закоренелых холостяков на представительниц противоположного пола слишком критичен и субъективен, и многих женщин может оттолкнуть. Некоторые из них предостерегли, что писать о газе, России, Украине, криминале и выборах для чиновника очень рискованно: «А вдруг кто-то подумает, что ты во всём этом замешан?». На самом деле никого обидеть не хотелось. Но всё же я решил ничего не изменять. Да я и не претендую на объективность – просто излагаю несколько новое и для самого себя видение взаимоотношений мужчин и женщин. Разумеется, с мужской точки зрения.

Все герои и события являются вымышленными, а какие-либо совпадения с реалиями – не более чем совпадения.

Глава 1. Азартные забавы для зрелых мальчиков

Черепанов и сам не заметил, как после сорока начали меняться его жизненные ориентиры. Здоровый цинизм незаметно уступил место подзабытой сентиментальности. Это, впрочем, не касалось его отношения к делам и работе – здесь Иван по-прежнему оставался жёстким, прагматичным и успешным руководителем. А в личной жизни – каким-то шестым чувством он понимал, что доброта и душевность делают его более уязвимым, но, когда тебе перевалило за полтинник, можно, наконец, позволить себе жить так, как хочется, и быть таким, как хочется.

Он как бы снова возвращался к юношеской романтичности, испепелённой в своё время жёсткими реалиями бытия. В последние годы своей полухолостяцкой жизни ему удалось найти некий баланс в отношениях с противоположным полом. Когда хотелось побыть одному, можно было побыть одному; когда хотелось, чтобы рядом находилось тёплое, ласковое и заботливое женское существо, тоже не было проблем. При этом Иван научился на ранней стадии идентифицировать проблемных особей и избегать их. Лёгкий флирт без душевного стриптиза и каких-либо обязательств обеспечивал выход эмоций и позволял избегать душевных ран, страданий и прочих негативных симптомов болячки по имени Любовь. Черепанов же о женской жестокости знал не понаслышке. Тернистыми дорогами от неземной любви до жесточайшей ненависти прошли многие его друзья.

В современном обществе идеалистам явно жилось трудновато. Несмотря на возрастающие с каждым годом толпы граждан, приходящих на Пасху в храмы совершить обряд освящения куличей, яиц, а вместе с ними выпивки и закуски, праздник для очень многих из них сводился к массовой попойке и обжорству. В большинстве своём люди перестали верить в Бога и с лёгкостью готовы были оправдывать любые свои поступки, основанные на алчности, жестокости, а отнюдь не любви к ближнему. Каждый – сам за себя и поступает исключительно так, как ему выгодней. Не интеллект и не культура, а беспринципность и наглость как на дорогах, так и в жизни почему-то стали в нашем обществе символом успешности, а не дурного воспитания.

Когда-то, в период бурной свободной жизни после развода, у Черепанова случился банальный курортный романчик. Перед отъездом барышня призналась, что она замужем, у неё есть ребёнок, но отношения с мужем не клеятся.

– Представляешь, кроме дурацких машин и работы, его почти ничто не интересует. В театр он меня водит редко, цветы дарит только к 8 Марта да на день рождения, стихов никогда не читает, а подарки – ну разве шубу купит раз в пятилетку.

– И, конечно, он тебя не понимает, твои проблемы его не интересуют? – у Ивана начала проявляться мужская солидарность.

– Вот именно, не то, что ты, Ванечка, такой умный, такой… ты мне так подходишь, – барышня явно не заметила иронии.

Черепанов, которому от этой дуры с романтическим налетом ничего уже не было нужно, а тем более её проблем и продолжения истории, грозившего осложнениями, решил убить двух зайцев сразу. Поссориться, разрушить иллюзию о своей положительности и сказать побольше обидных, хотя и справедливых нравоучительных слов, после которых она уже вряд ли будет к нему липнуть.

– Понимаешь разницу между спринтом и марафоном? Марафонца можно обвинить в том, что он бежит свою длинную дистанцию слишком медленно – в несколько раз медленнее, чем спринтер стометровку. Только марафонец в таком темпе и километра не выдержит – издохнет. Короче, объясню более понятным для тебя языком. Твой муж – нормальный мужик, который заботится о доме и семье. Ему просто некогда разобраться в ситуации и набить физиономию тебе, ну и мне тоже. А ты – романтичная избалованная идиотка, вообразившая невесть что. Да была б ты моей женой, – при одной этой мысли Черепанова одолел ужас, – я разбил бы у тебя, неряхи, на голове немытую с вечера посуду и заставил бы сжевать вот этот брошенный в цветочный вазон окурок. Посмотри на себя в зеркало: тебе не шампанское пить, а на диете сидеть нужно. И духами от тебя несёт, и красишься ты безвкусно…

– Псих ненормальный, а я-то думала… поверила, дура, – с дрожащим подбородком, разрываемая гневом и обидой, девица выбежала из номера.

Иван остался крайне доволен таким исходом приключения, но выводы сделал.

Впрочем, не все же такие. Он вспомнил, как включил весь свой арсенал для завоевания понравившейся ему на семинаре аспирантки, а та его откровенно отшила: «Я же вам сказала внятно: я за-му-жем».

– И можно подумать, мужу никогда не изменяете?

– Я себе не изменяю, это понятно?

Такой красивый ответ Черепанова тогда очень впечатлил. Вот это да! Вот она, барышня, достойная уважения. Он потом многим цитировал эту фразу. И не факт, что никто из знакомых девушек не взял её на вооружение. Но это только фраза. И соответствует она только моменту, в который произносится. Тебе нравится такой образ – почему бы его для тебя не сыграть?

Мужчины легко верят то, во что им хочется верить. Ожидая предложения, барышня говорит жениху желанные слова: «Я в принципе не способна на предательство и измену». А он развесил уши и распустил слюни – мечтал о такой всю жизнь, уж она-то нож в спину не воткнет. Не факт, что через несколько лет не только не воткнет, но и провернет, чтобы больней было, ещё и оправдание придумает: мол, не понимал, стихов не читал. Впрочем, мы, мужики, куда похлеще будем, если честно на себя в зеркало посмотреть. Иван вспомнил, как прошёл мимо нескольких совершенно замечательных девушек, с которыми его сводила судьба, – просто использовал их чувства, не оценив по достоинству. Видимо, не дозрел на тот момент до этого внутренне. Тогда их душевные качества, искреннее тёплое и заботливое отношение к нему на фоне его мужской самоуверенности не входили в приоритетную шкалу оценки и не воспринимались как нечто главное.

С другой стороны, мы часто идеализируем неиспользованные возможности. А как бы оно повернулось в жизни – кто знает? Так устроен мир. Многие возможности даются нам, когда мы не умеем их оценить и воспользоваться ими. А когда они закрываются, понимаем, что потеряли, но уже поздно. «Несвоевременность – главная драма», – гениальная формулировка автора и певца Талькова как нельзя лучше подходила к этим жизненным наблюдениям.

Черепанов не хотел себе признаваться в том, что эти его размышления были связаны с досадой на Ольгу, сначала поманившую его на огонёк, а потом, когда он стал относиться к ней так, как не относился в последнее время ни к одной мечтавшей об этом женщине… Впрочем, ну её. Размышления Ивана прервал звонок из столицы. Интуиция подсказывала, что сейчас ему могут сделать предложение, которое уже обсуждалось, – возглавить окружной предвыборный штаб. Полгода напряга, рисков, нервов, недосыпания, но, если правильно сыграть эту партию, откроются совершенно новые возможности.

Он уже собирался ответить, как вдруг стало темно: кто-то закрыл ему глаза маленькими тёплыми ладонями. Несмотря на неожиданность, Иван даже не вздрогнул. Собственно, он ничего не успел ни сказать, ни понять. Через секунду они уже целовались с Ольгой посредине двора, как школьники.

А телефон продолжал жужжать настойчиво-раздражённо. Звонивший явно не привык, чтобы ему так долго не отвечали.

* * *

Нестерпимая жара степной Украины всегда в одно и то же время года наваливалась на город, со всей своей жестокостью выжигая газоны, опаляя листья кленов и каштанов, заставляя людей уходить либо в тень кабинетов, либо в отпуск. Ещё недавно буявший молодой, свежей зеленью город превратился в место пыток для тех, кто не осчастливил себя поездкой на курорт либо в лес. Разве что торговцы мороженым, пивом и прохладительными напитками хоть и потели и страдали не меньше других, по-своему любили эту пору года: солидная денежная компенсация в виде возросших в несколько раз доходов их вполне устраивала.

Среди прочих страдальцев, вынужденных в жарком июне жить перебежками от кондиционера к кондиционеру, Семён Григорьевич Портной чувствовал себя особенно ущербным. Не тот уже возраст, статус, привычки. Тучноватый организм талантливого финансиста не прощал хозяину такой фамильярности, как преодоление лестницы на седьмой этаж без лифта. А к бизнесу на прохладительных напитках Портной, увы, никакого отношения не имел.

Семён Григорьевич, проклиная руки монтёра, повесившего на лифте табличку «Не работает», превозмогая одышку и чертыхаясь, налег всем телом на дверь, расположенную под надписью «Телекомпания Зенит», и ввалился в коридор, наполненный прохладой кондиционируемого воздуха.

«Неужели нельзя было разместиться где-либо пониже? Что, без вида на крыши старого города к этим самовлюблённым гениям вдохновение не приходит?» – привычка брюзжать, разговаривая с самим собой, позволяла Семёну Портному как вовремя выпускать пар, так и скрывать от окружающих свои истинные мысли, оставаясь при этом внешне обаятельным и приятным человеком.

Давным-давно он вывел для себя формулу поведения на людях и неуклонно её соблюдал: не следует нагружать своими проблемами окружающих. Как минимум, они выслушают тебя, и ты останешься в их памяти как обиженный людьми либо обстоятельствами человек, а при случае они скорее всего ещё и приложат руку к усугублению твоей проблемы. Его покойная мудрая мама, как и любая другая любящая еврейская мама, учила с детства: «Сёма, не создавай людям проблемы, ты всё равно не нужен никому, кроме мамы».

– Вы к кому? – седой охранник лет шестидесяти прервал мысли Портного, устремив на него взгляд, полный решимости оберегать неприступность вверенных ему границ.

– Боже мой, вы меня не знаете… Вы новенький? И шо я сейчас должен говорить? – Семён Григорьевич никогда не стеснялся своего одесского происхождения, чем иных своих собеседников откровенно развлекал, но некоторых вводил в ступор. В мире людей, произносящих «г» настолько мягко, что, казалось бы, уже дальше некуда, Портному удавалось делать это еще мягче. И это его, с одесским привкусом, «шоканье» доставило Семёну Григорьевичу в своё время много неприятностей. Но он и не думал никогда подражать дикторам телевидения или партийным боссам, боровшимся за культуру речи и на трибуне, и за столом. Семён всегда считал деньги – это была его профессия, и он знал её отменно, зачем ему дикция?

Ещё на заре кооперативного движения, когда стало «всё можно», у многих наших соотечественников от свалившихся на них возможностей и капиталов закружились головы. Однако вскоре выяснилось, что шальные деньги уходят так же быстро, как и появляются.

Умение не спускать на радостях первые заработанные капиталы, не афишировать яркой жизнью их количество спасло Семёна от встреч с «быковатыми» парнями в спортивных костюмах, от пристального внимания разного рода «ищущих спонсоров» организаций – общественных и не очень. Но скрыть своё умение обращаться с капиталами, талант финансиста он всё же не смог. Конечно, его первый кооператив показался бы сейчас любому из сограждан мелкотой базарной – пояса, сумки, кожгалантерея, а тогда это был удел людей рисковых и талантливых. Довольно скоро Семён, имевший бухгалтерский диплом Института советской торговли, нашел практическое применение своим знаниям. Сумочки да пояски – тема вечная, но имеющая свой предел, а вот сами деньги как товар – здесь поле непаханое. И ведь мало кто задумывался, что деньги – они тоже имеют свою цену, и их цена – это время. Его первым финансовым учреждением стал ломбард.

Несчастные старушки, приносившие фамильное золото; игроки, оставлявшие увесистые золотые цепи и «печатки» для расчёта с победителем ночных игр в карты или рулетку; мелкие прохиндеи специфичной наружности, сдававшие почему-то исключительно женские цепочки и кольца; милиционеры, часто ловившие этих прохиндеев на выходе и возвращавшие их назад уже с понятыми, – вся эта публика жила рядом с ним, в одном городе. Но они жили по одним правилам, а Портной – по другим. Семёну не доставляло радости зарабатывание денег на несчастьях других, он даже корил себя за это, мол, ростовщичество никогда не было в почёте. История знала много случаев, когда разъяренная толпа громила ростовщиков, а если учесть его национальные корни, то были все шансы попасть под каток истории, если бы он повернул в сторону местности, где обитал Портной, так что Семён все чаще задумывался, как жить дальше.

В один из прекрасных с точки зрения его карьеры дней он попал в компанию на преферанс, куда его пригласил старый знакомый Ваня Черепанов.

Семён до тех пор никогда не считал его серьёзным человеком: как можно зарабатывать себе на прокорм писаниной, – это же так нестабильно. Известно, что муза крайне непостоянная барышня. Где она обитает – никто не знает, чем питается – никто не видел, и поэтому неизвестно, чем её приманивать. Поговаривают, что приходит она в головы писак, а особенно поэтов, под воздействием алкоголя или какой-нибудь ещё гадости, – как же можно ей доверять своё будущее и свою печень? Кому ты будешь нужен потом с желтым лицом и пачкой таблеток? А если в поисках сюжета ещё и неприятностей на свою задницу сыщешь? Рискованно. Конечно, как обычно, эти свои рассуждения Семён сложил в карман и никому не показывал, посему пуля была расписана в атмосфере дружеского ржания, подколок, на какие имели право только очень давние и хорошие знакомые, а также в сопровождении небольшого количества хорошего коньяка.

На выходе из подвальчика, служившего конторой некоему «ООО», хозяин которого гостеприимно принял своих товарищей по преферансу, Семён закурил и с некоторым удивлением пронаблюдал, как Иван нажал на брелок сигнализации, и зажглись фонарики очень модного на то время автомобиля «паджеро». Небольшой трёхдверный джип синего цвета тогда мог вполне идентифицировать своего владельца как успешного и уверенного в себе человека. Стало быть, таким и стал его старый знакомый Ваня Черепанов.

– Ого, публика ликует, эффектный выход, Ваня! Ты хоть не разбоем промышляешь? – Семён расплылся в улыбке.

– Промышляю всё тем же: интересуюсь событиями, происшествиями, обстоятельствами, потом их слегка поджариваю на своей редакционной кухне, и на выходе имеем аппетитное блюдо, готовое к продаже. Никакого криминала, всё больше о криминале.

– Я не перестаю удивляться! Такое продаётся, наверное, дорого, раз ты в своей машине сидишь на той же высоте, что и водитель троллейбуса.

– Ты знаешь, Сёма, если честно, то не очень-то и дорого, – больше удовольствия, чем денег.

– Ну, не ставь меня в тупик своими штучками, ты ведь и не разбойник, и не Бармалей, откуда в наши дни такое счастье? – Семёну всё не давал покоя вопрос внезапно возникшего материального благополучия товарища. – Колись, дружище, я тебя два года не видел, и ты меня весьма порадовал: хоть у кого-то дела в гору пошли.

– Сёма, ты, как обычно, чрезвычайно любопытен, а о себе – ни слова. Прямо как настоящий партизан. Садись, дружище, подвезу, ты всё там же, на бульваре?

– Та да, пора бы уже и переехать поближе к центру…

Двери дорогой машины издали два специфичных «японских» хлопка (именно за такой звук открывания-закрывания дверей их так любили), и экипаж тронулся.

– Слышал о твоих заведениях, Сёма, слышал… Не надоело ещё обирать заблудших земляков?

– А у меня мёдом не намазано – не прилипнешь, есть временные трудности – приходи, поможем, чем можем, всё по-честному. Курочка – по зёрнышку.

– Всегда восхищался вашей диаспорой. Фамилия у тебя трудовая – Портной, настоящий еврейский ремесленник, работаешь на деньгах – тоже по профилю, а ведёшь себя, как секретный физик-ядерщик, – полный набор лучших качеств банкира.

– Ну, что вы, друг мой, я скромный ростовщик и звёзд с неба не хватаю, не трогайте меня, и я не трону вас, нам чужого не надо.

– Ты когда-нибудь задумывался, почему тебя судьба выкатила на этот путь?

– Я тебя умоляю, Ваня, это разговор о вечном, ты же умный, историю нашего народа знаешь.

– Так и я об этом: в старушке Европе что ни банк – его хозяин твой земляк.

– Я не понял: это комплимент или наезд?

– Сёма, это предложение.

– Сейчас мне, Портному, кацап Черепанов будет делать предложение. Не смешите меня, я не барышня, и замуж мне не нужно, – Семён искренне рассмеялся.

– В нашем любимом с тобой городе готовится к открытию одно весьма солидное финансовое учреждение. Гораздо мощнее, системнее и богаче, чем все имеющиеся на сегодняшний день. Корни иностранные, так что недостатка в оборотном капитале не будет. Они ищут заместителя директора по филиалу. Фактически это директор со всеми полномочиями и ответственностью.

– И что, доля малая будет?

– Ты неисправим, Сёма, так же, как и талантлив в своём деле. Сходи поговори, там видно будет, это же совершенно другой уровень!

– Так-то оно так, но сейчас я сам себе хозяин и никому не должен, а там – попадаешь в полное и безоговорочное рабство.

– Дурак ты, ваше благородие. На нынешних условиях тебе удастся поработать до тех пор, пока тебе позволят. Только перейдешь на уровень выше – появятся ненужные компаньоны, и ещё вопрос, больше ли ты будешь зарабатывать, но проблем и хлопот однозначно добавится.

– Типун тебе на язык!

– Говорю тебе, Семён, иди разговаривай, – Черепанов уже подъехал к нужному подъезду и, вырвав лист из блокнота, написал номер телефона. – Потом благодарить будешь, была б у меня твоя башка, долго бы не выделывался. Сошлёшься на меня – они просили человека порекомендовать.

– Так ты, дружище, не только журналист, ты ещё и кадровое агентство! – Семён дружески похлопал Ивана по плечу.

– Не преувеличивай, так, консультациями подрабатываю в определённых кругах.

Так с лёгкой руки Черепанова Семён Портной стал банкиром и с этого пути уже не сворачивал.

* * *

– Скажите Ивану Сергеевичу, что к нему Портной пришёл.

Седой охранник взялся за трубку и пробурчал:

– Что-то вы на портного не очень-то и похожи…

– Если бы вы знали, уважаемый боец невидимого фронта, сколько раз за свою содержательную жизнь мне приходилось слышать эту шутку! Портной – это моя фамилия.

Сконфуженный охранник доложил о приходе гостя и, нажав кнопку, отпустил секцию вертушки. А Портной вдруг сделал для себя любопытное наблюдение. Если раньше в отдельных учреждениях и случались вахтёры – бабушки-пенсионерки в синих халатах или женщины, которых устраивала небольшая зарплата в обмен на свободное время для ведения домашних дел, в избытке гарантированное графиком дежурств сутки – через двое, – в целом по стране их было мало. А теперь что ни конторка – то охранник. Тысячи людей, которые ничего не производят, но которых становится всё больше в небогатой нашей стране. Охранники и заборы – вот и всё, что у нас размножается. Какая-то нездоровая тенденция, с точки зрения банальной логики. И куда мы катимся? Впрочем, чему удивляться, мир не совершенен…

Узкий коридор телекомпании был увешан фотографиями в одинаковых рамочках. Почётные гости прямых эфиров авторской программы Ивана – звёзды, политики, депутаты, знаменитые спортсмены и заезжие знаменитости от эстрады – их фото висели по обе стороны коридора, как медали, и свидетельствовали о рейтинге телеканала.

«Ну, это, конечно, не НТВ – там коридор пошире будет, но трофеев за последний год Иван наш добавил прилично», – Семён Григорьевич оценивающе оглядывался по сторонам. За каждой из дверей создавался продукт, значение которого он никогда не мог отчетливо понять. Почему телевидение имеет такое сильное влияние на умы людей? Включаешь один канал – в стране всё плохо. Переключаешь на другой – всё хорошо. И большая часть народа смотрит не то, что есть на самом деле, а то, что хочет увидеть. Лишь профессиональные политики, их помощники и вся журналистская братия цинично наблюдают за своими конкурентами, как за игроками. Такое себе поле боя, на котором каждый манёвр оппонента можно предугадать, опираясь на ненароком брошенную фразу или ошибку в прямом эфире.

Полководцы за редакторскими пультами делают невозможное, выворачивая наизнанку, казалось бы, самое заурядное событие. И ещё вот эта манера озадачивать зрителя, слушателя, но чаще всего читателя своим умозаключением, заканчивающимся знаком вопроса. Мы как бы и не в курсе событий на все сто процентов, но оцени, наш зритель: «Губернатор не вернётся из отпуска?» А губернатор пошёл в отпуск в этом году не в том месяце, когда все привыкли, и что? Его там паровоз переедет? Но заинтригованный потребитель информации обязательно досмотрит сюжет до конца либо откроет нужную страничку на сайте и прочтет, что, возможно, по мнению засекреченного источника в некоторых узких кругах, при определённом стечении обстоятельств и звёзд губернатор пойдёт на повышение в столицу, – а это не интересно ни для домохозяек, ни для их семей. Где мы и где они? Расскажите лучше, как нам здесь жить, а за «там» мы и так знаем. Слухи материализуются под интригующими заголовками, привлекая, нужно сказать, падкого на сенсации зрителя. Эдакая себе полуправда, облачённая в защитную оболочку вопроса, – мы же спрашивали, но никак не утверждали… И что, если не сбылось? Вы же не подадите на нас в суд – это было всего лишь предположение. Мы ведь тебе угодили, ты же проглотил это, наш потребитель информации?

Конечно, журналист в наши дни – это воин. Нынче уже не осталось нейтральных стран и, соответственно, армий на карте журналистики. Ты обязан примкнуть к какому-либо лагерю, иначе ты не продашь себя и свою добытую с таким трудом информацию. Дальше – все способы хороши, только дай яркий сюжет. Любая трагедия – будь то на транспорте или на производстве, любая человеческая беда превращается в смакование подробностей под соусом «А накажут ли виновных?» «Мы будем следить за развитием сюжета, мы не оставим этого просто так…» И сталкиваются на информационных пространствах грантоеды и просто отрабатывающие свой хлеб журналисты, и остаются после этой битвы погубленные карьеры политиков – людей, которые думали, что они общественно значимы. Под прессом общественного мнения падали диктатуры, а вы тут претендуете на сохранность тайны частной жизни. Наивные!

Быть популярным журналистом – это значит быть в обойме. Ты как звезда эстрады: пропал с экрана – и тебя забыли, на фоне бесчисленного количества дикторов центральных и периферийных каналов запоминаются только лица единиц. Быть в обойме – значит быть готовым разрядить эту обойму в любой момент. Вот только вопрос, в какую сторону, где свои, а где чужие? И такие ли уж они чужие?