Чудовища из Норвуда

Сидеть взаперти и тосковать было вовсе глупо, примерять старинные наряды (в гардеробной их оказалась тьма-тьмущая) – скучно… Хотя кое-что и можно было перешить для себя, но я не видела в этом смысла. У меня имелось с собой предостаточно одежды, и, пока она не придет в негодность, возиться со старыми пыльными тряпками, с которых осыпалась позолота и истлевшее кружево, я не собиралась.

Может, конечно, со временем дойдет и до того, что я нелюбимое вышивание стану почитать за интереснейшее занятие, но пока мне и без того имелось, чем занять руки и голову!

По счастью, на втором этаже были все больше коридоры да спальни, где прибраться куда проще, чем в громадной гостиной, библиотека (тут уж мы с Хаммондом и Роуз действовали сами, не доверяя книги юнцам), классные комнаты и детские. (Я слышала, как всхлипнула Роуз, подбирая раскиданные запылившиеся игрушки, и как вздохнул Хаммонд, расставляя на полке оловянных солдатиков.)

– А это покои хозяина, – сказала Моди, подменявшая Роуз, пока та отдыхала на кухне. – Но туда ходить нельзя, он же сам сказал!

– Подай-ка швабру и ведро воды, – ответила я и распахнула двери. – Вот это пылища!..

Окна отворились с треском, впустив свежий морозный воздух, и Грегори, громадным мохнатым комом свернувшийся на большущей кровати, недовольно взрыкнул.

– Доброе утро, сударь, – сказала я и навертела на швабру клок паутины размером со скатерть. Что за пауки тут живут, хотела бы я знать! Вернее, наоборот, не хотела бы. – Подымайтесь, пора за уборку!

«Да поди ты…» – окончание фразы я предпочла не расслышать.

– Подымайтесь, не то вылью на вас ведро воды! А она ледяная! – пригрозила я, оставаясь, однако, на безопасном расстоянии.

– А не слишком ли много ты на себя берешь? – проворчал хозяин, продирая сонные глаза. – Я запретил тебе сюда входить!

– Вы разрешили, не далее как вчера вечером, когда почтили меня своим визитом, – напомнила я. – Завтрак готов, извольте пожаловать к столу, а девушки пока приберутся тут. Ну а после мы займемся вами…

– Делай что хочешь, – неожиданно сказал он, потянулся и встал во весь рост. – Только бумаги не трогай. Где там, говоришь, завтрак?

Признаюсь, мне казалось, будто за ночь Грегори подменили, таким он сделался обходительным. Слуги, однако, трепетали не на шутку.

– Хуже нет, когда он добреньким прикидывается, – прошептал Эрни, поймав меня на лестнице, – после такого он вовсе вразнос идет!

– Поберегитесь, госпожа, – вторила ему Роуз, – у него вечно шутки на уме, и все недобрые!

– Наш хозяин порой дурак дураком, – припечатала Моди, – и лучше ему не попадаться, если ему шлея под мантию попала!

– Хватит болтать, нагрейте-ка лучше воды в том самом чане, в котором шторы полоскали, – велела я и засучила рукава. – И пришлите мне мальчишек – тут шерсть выгребать нужно… Линяет он, что ли?

Похоже, хозяин в самом деле линял хуже собаки, а убирать за ним не убирали, потому что шерсти слуги вынесли мешка три. Хорошая, кстати, шерсть, я не велела выбрасывать – ее и напрясть можно. Собачья шерсть, говорят, помогает от прострела, а эта была примерно такой же.

– Ну и что же? – спросил Грегори, объявившись во дворе.

– Ничего, сударь, скидывайте одежду да полезайте в чан, – ответила я, – попробуем вас отмыть!

– Дровишек сама подкинешь, или эти… – рыкнул он в сторону невидимых слуг, – постараются?

– Чтобы вас сварить, если вы на это намекаете, нужно половину леса на дрова извести, – ответила я, – да и поди удержи вас в чане! Уж скажите правду, что мыться не привыкли, что уж там…

Грегори глухо зарычал, а потом содрал с себя поношенную одежду и, попробовав лапой воду, забрался в чан, только мохнатая голова наружу торчала.

– Грейте еще воду, – сказала я Роуз, – щелок щелоком, но его ведь ополаскивать придется!

Не стану описывать процесс мытья, главное, никто не утонул в чане, никого не съел хозяин, а сам он ухитрился не простыть, хотя его обливали из ковшей, кастрюль и ведер на порядочном морозе. Правда, я полагала, что его и дубиной не перешибешь: жертва заклятия, если я верно помнила книжки Летти, не может умереть от банальной простуды или там свернуть себе шею, прежде ей придется вдосталь помучиться!

– Теперь ты довольна? – мрачно спросил Грегори, улегшись на ковре у камина.

Мокрый, взъерошенный, со слипшейся сосульками шерстью, он выглядел не страшно, а жалко.

– А ну-ка… – велела я, и в руку мне лег лошадиный гребень. Ну, точно, Эрни пошутил или Пит! Впрочем, они угадали, именно это и было мне нужно. – Лежите смирно, сударь…

Вычесывать чудовище пришлось долго: шерсть была очень густой, а уж с таким подшерстком хозяин точно мог ночевать на снегу!

Отмытая расчесанная шкура распушилась у огня, и стало ясно, что Грегори вороной масти с подпалом: густая пышная черная грива волнами спускалась от затылка чуть не до пояса, а на груди обнаружились темно-рыжие подпалины, я уж молчу про брови и морду…

– И как это тебе не стыдно? – спросил он, когда гребень спустился ниже его груди. Тут шерсть была короче, мягче и мало что скрывала.

Я ответила:

– Если б я падала в обморок от стыда всякий раз, как обихаживала коня, то позвала бы лекаря, чтобы прописал мне что-нибудь от нервов. Хотя валериановой настойки или пустырника я и безо всякого лекаря выпить могу. Вы же, сударь, жеребцу проигрываете по всем статьям, так что лежите смирно…

– Тут уж я сам, – ответил он сквозь зубы, отобрал у меня гребень и повернулся спиной. Грива встопорщилась, а мышцы на спине и на бедрах напряглись, когда Грегори задвигался. Это было красиво: я всегда любила наблюдать за сильными зверями, будь то лошади, собаки или кошки…

– Не забудьте про хвост, – любезно напомнила я, и он гневно хлестнул себя этим самым хвостом по бокам. – Там кисточка довольно-таки густая, рекомендую расчесать, если мне не доверяете…

– Где моя одежда? – рыкнул он, оставив мои слова без ответа.

– Сию секунду, господин! – охнул Эрни и умчался, пока хозяин с ворчанием раздирал длинную шерсть на кончике хвоста.

– И напильник принеси! – крикнула я вслед.

– Это еще зачем? – обернулся Грегори.

– Когти вам подпилить, – ответила я, – не то вы как-нибудь почешетесь и глаз себе вышибете.

– Представь себе, я могу их втянуть, – мрачно ответил он, показав мне свою лапищу: когти в самом деле сверкнули и исчезли.

– Как не любимые вами кошки? – приятно удивилась я, и он снова зарычал. Это звучало так, будто неподалеку собирается гроза. – А когти все же подпилите, а то, повторюсь, один сломан, другой треснул… И на ногах тоже, что вы по паркету ими клацаете? За ковры еще не цепляетесь?

Громовые раскаты сделались громче, но Грегори ничего не сказал.

– Так-то лучше, – кивнула я и отправилась к себе: нужно было сменить платье, а то я мало того что оказалась вся в шерсти, так еще и подол намочила!

Не успела я привести себя в порядок, как ко мне постучалась Моди. Кажется, она сама себя назначила моей горничной, а я не возражала: девушка была расторопной, умелой, сметливой и не нахальной, а таких служанок поди поищи!

– Хозяин требует вас к столу, – сообщила она, когда я открыла дверь. Пит починил ее еще с утра, но смысла запираться я не видела – если Грегори захочет, он и две такие двери вышибет, не особенно напрягаясь.

– К столу или на стол в качестве жаркого? – уточнила я, поправляя волосы.

– Больно жирно ему будет! – фыркнула Моди и спохватилась: – Ой, да, госпожа… он велел вам надеть вот это!

– Это?! – У меня дар речи пропал, и слава Создателю, не то я бы высказала все, что пришло мне на ум. – И не подумаю!

– Госпожа, он опять разозлится, – жалобно произнесла Моди, держа передо мной пышное золотистого цвета платье с широченными фижмами, нескончаемым шлейфом и глубоким декольте.

– Пускай злится, – ответила я, воткнув в прическу еще одну шпильку. – Сама посуди, я в этом платье в двери только боком пройду! А если я поднимусь по лестнице, шлейфа на все ступеньки хватит, как ковровой дорожки. Ну и на вырез погляди, он же мне до пупа будет! И не хихикай, мне в нем показывать особенно нечего. Тут фигура нужна – вот!..

Я изобразила руками обводы крайне грудастой особы, и Моди захихикала.

– И не переживай, – добавила я, – с хозяином я объяснюсь сама. А это великолепие унеси в гардеробную, ему там самое место.

По моему мнению, место этой древности было на свалке, но об этом я умолчала.

Разумеется, Грегори был недоволен. Сам он приоделся (вернее, это Эрни с Хаммондом выбрали ему наряд поприличнее) и в белоснежной рубашке и бриджах выглядел очень импозантно.

– Я, кажется, приказал тебе переодеться? – произнес он вместо приветствия.

– Да, сударь, Моди передала мне вашу настоятельную просьбу, – я постаралась выделить голосом последние два слова, – но я не сочла возможным удовлетворить ее.

– Отчего же? – негромко спросил он, щуря глаза. – Платье недостаточно хорошо для тебя?

– С вашего позволения, – сказала я, – этот наряд показался мне неуместным. Во-первых, я не умею носить этакие платья. Я, изволите ли видеть, из простой семьи, и хоть нужды мы никогда не знали, носить подобного мне никогда не приходилось. А даже если бы мне довелось блистать на балах, то… Уж простите, такой фасон вышел из моды лет двести назад. И вряд ли даже нынешние принцессы знают, как управляться с этакими фижмами! А еще мне бы не хотелось наступить себе на подол, запутаться в шлейфе и свалиться с лестницы, если уж на то пошло…

– Ты слишком много болтаешь, – буркнул он, переварив мое объяснение, и взялся за жаркое.

Правду сказать, манеры у него оказались недурны, сразу было видно, что их когда-то вколотили в Грегори намертво. Конечно, орудовать ножом и вилкой ему было не слишком удобно, с этакими лапищами, но хоть когтями он мясо не рвал, и на том спасибо!

– Мне просто хотелось пояснить вам, почему я отказалась от вашего, вне всякого сомнения, лестного дара, – учтиво ответила я, решив умолчать о том, что меня не прельщала идея донашивать чужие вещи, как бы дороги и красивы (для своей эпохи) они ни были.

– Побрезговала, – вдруг ухмыльнулся он, и в непроницаемых темных глазах вспыхнули нехорошие огоньки.

– Да, сударь, – не стала я отрицать, раз уж он все равно разгадал мои мысли. Или почуял? Как знать! – Мне неприятно одеваться в чужие обноски, будь они хоть сверху донизу усыпаны жемчугами и алмазами.

– Драгоценностей тебе захотелось? – неожиданно спросил Грегори, резко отодвинув тарелку и едва не смахнув ее на пол.

– К чему они мне? – пожала я плечами. Надо не забыть поблагодарить Роуз и остальных – готовили тут изумительно! Только вот хлеба не хватало, но об этой странности я решила пока не спрашивать. – Перед зеркалом красоваться? Или перед вами? Тоже пришлете какую-нибудь шкатулку и велите обвеситься разными побрякушками? Знаете, в столице я видела в ювелирной лавке такие деревянные штуковины как часть скульптуры. Обычно это только шея да бюст. Их обтягивают черным бархатом или еще чем, да надевают на них ожерелья, чтобы лучше видно было.

– Придумают же… – хмуро ответил Грегори, даже не вспылив на этот раз, и снова придвинул к себе тарелку.

– В ваше время такого не было? – осторожно поинтересовалась я.

– Что значит – в мое время?

– Судя по этим нарядам, обстановке, портретам, вы здесь не один год и даже не десять лет, – сказала я. – Мой брат – купец, сударь, старинной мебелью и прочим ему тоже доводилось торговать, и я худо-бедно разбираюсь в таких вещах. Даже если предположить, что вы просто любитель старины… Хотя нет, не сходится!

– Это почему же? – нахмурился Грегори.

– Такие любители и собиратели старинных вещей берегут их и ухаживают за ними, – пояснила я. – Отдают картины на реставрацию, сдувают пылинки с мебели… А для вас, кажется, все это – самая обычная обстановка, как для меня какая-нибудь табуретка, которую на скорую руку сколотил столяр. А еще, когда я прибиралась в библиотеке, я обнаружила, что там совсем нет новых книг. Моя племянница читает запоем, сейчас этого добра предостаточно… А у вас сплошь старые-престарые фолианты, которые много лет никто не открывал, по книгам это сразу увидишь! И рукописных много, а такие теперь только в частных собраниях да в обителях найдешь.

– Да, ты права, – мрачно ответил он и замолчал. Потом, правда, встряхнул головой и взглянул на меня. – Слишком уж ты глазастая!

– Наблюдательная, – поправила я. – Вдобавок повторюсь, брат мой – купец, а я помогала ему вести дела, так что привыкла обращать внимание на мелочи, о которых обычный человек и не подумает.

– А не прислал ли он тебя, такую… наблюдательную, чтобы выведать, чем можно поживиться в Норвуде? – негромко спросил Грегори.

– Так поместье называется Норвуд? Буду знать, – усмехнулась я. Правда что, ни слуги, ни хозяин прежде не упоминали название этого места. – И нет, сударь, брат мой был так перепуган, что думал только о том, как бы унести ноги из вашего гостеприимного дома. Хотя, возможно, сейчас он уже задумался о том, что мог бы и прикарманить что-нибудь! Но, – добавила я, дав Эрни знак подлить себе вина, – если бы он успел спланировать подобное за те сутки, что вы отвели ему на сборы и прощание с семьей, то либо приехал бы сам, либо прислал младшую дочь.

– Это почему? – заинтересовался он.

– Потому что две старшие уже, считай, сговорены и рисковать выгодными партиями Манфред бы не пожелал. Сам он… Брат знает цену вещам. С другой стороны, жажда призрачной наживы против налаженного уже дела, которое я вряд ли бы сумела удержать в одиночку… – Я покачала головой. – Думаю, не будь меня, он отправил бы к вам Летти. Она милая девочка, голова у нее забита романтическими сказками… Думаю, вы перепугали бы ее насмерть, а потом осыпали бы драгоценными дарами. На приданое ей бы точно хватило! А уж как выбраться из Норвуда – вопрос второй… Кажется, я слышала упоминание о том, что кое-кто из ваших пленников сумел сбежать… либо ему позволили это сделать, ведь так?

– Да, именно так, – еще более мрачно ответил Грегори. – Признаюсь, от тебя мне уже хочется избавиться!

– Что же вам мешает? – удивилась я.

– Не время еще, – сказал он и встал, резко отодвинув стул. – Но я сделаю это при первой же возможности!

Он ушел, а я спокойно доела ужин, размышляя. Да, крайне интересно! Нужно было расспросить слуг, но как это сделать, если хозяин постоянно начеку? Как вот он ухитрился услышать, что Хаммонд пришел ко мне ночью? Может, у него не только внешность звериная, но еще и слух, и нюх?

Глава 5

Раздумывая над странностями поместья, я отправилась проведать Джонни. Конюхи не давали ему застаиваться, а вообще всячески баловали, и конь выглядел довольным и ухоженным. Меня он приветствовал ласковым фырканьем, взял с ладони половинку яблока и с удовольствием сжевал. Я потрепала его по длинной челке, погладила кошек – их на конюшне было не меньше пяти, и, видимо, крысы тут все-таки водились, иначе чем бы питались эти пушистые мурлыки? Разве только служанки подкармливали их, либо же кошки охотились в парке или даже в лесу…

Выйдя из конюшни, я с удовольствием вдохнула чистый морозный воздух и огляделась. Было еще светло, и я решила пройтись по аллеям и посмотреть, нет ли тут еще каких-нибудь строений. Вполне возможно, что имеется сторожка или какие-то службы… Ну и прогуляться после сытного обеда не мешало!

Парк был велик, а подальше от дома превращался в настоящий лес. Заблудиться я не боялась – снегу нападало много, я всегда могла вернуться по своим следам. Да и видно было, как в доме уютно светятся окна в гостиной, в некоторых комнатах и в кухне, конечно же, не промахнешься мимо двери!

Должно быть, летом и осенью тут было очень красиво: я сумела опознать розовые кусты (может, конечно, они давно одичали, а может, это и вовсе был шиповник, но цвести и благоухать ему это точно не мешало), жасмин и заросли сирени – ее легко было узнать по крупным почкам. Когда-то здесь имелись и живые изгороди – темная хвоя красиво выделялась на белом снегу, – но их давным-давно не подстригали, и деревья с кустарником росли как заблагорассудится. Можжевельник прихотливо стлался по земле, укрытый сугробами, а другой стоял горделивыми свечами, едва припорошенными снегом, как и более светлые туи. Нарядные голубые ели соседствовали с длинноиглыми соснами, а клены (их просто было опознать по сохранившимся на ветках семенам-крылаткам) и серебристые тополя, должно быть, дивно смотрелись по осени, а рябина, с которой птицы еще не успели обобрать все ягоды, и сейчас была чудо как хороша! Словом, кто бы ни разбил этот парк, вкус у него имелся…

Были тут и яблони, и вишни, и, наверно, сливы, и я подумала, что по весне, в обрамлении темной хвои и нежной зелени, на этой аллее должно быть особенно красиво! А под ногами, наверно, будут цвести подснежники и пролески, ландыши и незабудки, под деревьями появится земляника… И как знать, может, еще сохранились клумбы с тюльпанами, нарциссами и лилиями?

Признаюсь, я поймала себя на мысли о том, что не отказалась бы посмотреть, как выглядит Норвуд весной и летом! Да и по осени тут наверняка хорошо…

Парк оказался огромным, и я уже подумывала повернуть назад, когда вышла на пересечение аллей. По пути мне попалось несколько беседок, искусно спрятанных в зарослях (летом их, должно быть, увивали розы и дикий виноград), статуи нимф и неизвестных древних героев, два фонтана, сейчас укрытых снегом и, если я верно разобрала, небольшой пруд. Привести бы все это в порядок! Ну, подумала я, если хозяин не выгонит меня еще до первой капели, я уж точно найду, чем себя занять.

Я уже двинулась обратно, как вдруг мне показалось, будто в отдалении мерцает огонек. Что там, еще какое-то строение?

Конечно же, я отправилась посмотреть – это было совсем близко…

Удивительное зрелище – цветущая посреди зимы роза! Вокруг нее, бедняжки, намело высокий сугроб, и выглядел куст, скажу честно, очень жалко – листья скукожились от стужи, и только единственный цветок пламенел, особенно яркий на белом фоне.

Я осторожно обошла это диво кругом, но дотронуться не рискнула. Я прекрасно помнила, как Манфред лопотал что-то о некоем цветке, за который гостеприимный хозяин чуть не лишил его головы. Может, речь шла именно об этой розе? Я бы тоже не обрадовалась, если бы случайный гость решил искалечить такую диковину! Точно, вон видно совсем свежий слом – должно быть, с той ветки Манфред и сорвал розу. Этот же цветок едва-едва распустился и выглядел совсем хилым. Других бутонов я не заметила.

Но Манфред явно солгал, сказав, что увидел этот куст по пути к воротам. Должно быть, шнырял по парку, выглядывая, что тут к чему, вот и наткнулся случайно, как и я.

– Что же вас всех так тянет сюда? – негромко произнес у меня за спиной Грегори, и я почувствовала его жаркое дыхание. Надо же, он подобрался совсем бесшумно! Я даже скрипа снега не услышала…

– Простите, сударь, я просто решила прогуляться по парку, – ответила я, обернувшись. – И вот, увидела нечто яркое и подошла взглянуть. Я, правда, решила, что это огонек, и полюбопытствовала, кто и зачем бродит тут с фонарем.

– Да, ты права, – неожиданно усмехнулся он. – Это огонек. И он вот-вот погаснет.

– Я не притрагивалась к вашей розе, – сказала я. – Только посмотрела поближе. У меня и в мыслях не было сорвать ее!

– Я знаю, – кивнул Грегори и осторожно коснулся алых лепестков. На фоне его лапы они показались совсем невесомыми, как крылышки фей. Он тяжело вздохнул и произнес: – Ты, должно быть, сгораешь от любопытства? Хочешь узнать, что это за цветок и отчего он вдруг распустился среди зимы?

– Не откажусь, – ответила я, а мысленно добавила: «И почему в доме нет хлеба, я тоже хочу знать!» Правда, это могло обождать.

– Тогда идем обратно, холодно. – Он протянул мне руку, и я взяла его под локоть. В самом деле к вечеру сильно подморозило, и от дыхания возле лица повисали облачка пара. – Может, дать тебе мой плащ? Я-то уж точно не замерзну…

– Не стоит, сударь, – улыбнулась я в ответ. Его снова будто подменили, и в чем причина таких перемен, я понять не могла. – До дома недалеко, а я тепло одета.

– Снова брезгуешь чужими обносками? – сощурился Грегори.

– Нет, мне в самом деле не холодно, – сказала я. – Если озябну – скажу. А вы, кажется, хотели о чем-то мне рассказать?

– Да… – Он помолчал, потом произнес: – Должно быть, от слуг ты уже узнала больше, чем могу поведать я…

– Мне все же хотелось бы услышать вашу версию.

– Ну, если вовсе уж коротко, то давным-давно я совершил поступок, за который расплачиваюсь до сих пор, и не один.

– Хаммонд успел сказать мне перед тем, как вы сломали дверь, что вы чем-то оскорбили фею и поплатились за это, – произнесла я, – но вы не дали ему договорить и объяснить, в чем именно состояла ее обида. И почему в вашем доме нет хлеба… это ведь как-то связано, я права?

Грегори молча кивнул. Пошел снег, и черная грива хозяина Норвуда понемногу становилась серебряной.

– Я был молод, – сказал он наконец, – красив, богат и, что уж греха таить, самовлюблен и глуп.

– Думаю, как почти любой юнец вашего положения и достатка.

– Пожалуй, я превзошел если не всех, то многих, – ответил Грегори в тон мне. – В мои времена считалось особенным шиком вести себя так, будто кругом не люди, а… не знаю даже, вещи, быть может? Что ты так косишься на меня?

– Удивляюсь, сударь, – сказала я, – тому, что вы вдруг заговорили так связно и даже обходительно… Вы ли это?

– А ты полагаешь, земля станет носить сразу нескольких таких уродов? – резко спросил он.

– Но вы не уродливы, – совершенно серьезно произнесла я. – На вас даже приятно смотреть, как на почти любого хищного зверя. В особенности теперь, когда шерсть на вас не висит грязными колтунами, а блестит, а рубашка не напоминает половую тряпку.

– Ну надо же, какие слова! – оскалился он, и я не сразу поняла, что это улыбка. – Обычно девицы удирают с визгом или вовсе падают без чувств, едва завидев меня…

– Может, они лишались чувств от ваших ароматов? – кротко спросила я. От шерсти все еще немного попахивало, хотя теперь уже не неприятно. – Я не замечала, чтобы ваши служанки прятались от вас по углам.

– Они привыкли, – вздохнул Грегори. – И они еще помнят меня человеком.

– Вы все еще не сказали, что умудрились натворить, – напомнила я и крепче взялась за его локоть, чтобы не вязнуть в снегу. – Чем вы прогневили фею настолько, что она обратила вас в чудовище?

– Ха!.. – Он приостановился, взглянул в упор, потом перевел взгляд вниз, вздохнул и недолго думая взял меня за талию и без усилия пристроил у себя на сгибе локтя. Я невольно схватилась за его плечо, за густую гриву, и Грегори недовольно мотнул головой. – Не дергай меня за волосы, не выношу этого!

– Простите, сударь, это я от неожиданности, – повинилась я, но спрятала озябшие руки в густом меху. Хорошо ему зимой с такой шубой! А вот летом, надо думать, хозяин Норвуда страдает от жары. – Так все же, за что вас превратили в такое вот…

– Никто меня не превращал, – мрачно ответил Грегори. – Я сам всему виной. Фея… О, фея оказалась мудра! Сделай она меня монстром взмахом волшебной палочки или как уж там они колдуют, я бы мог преспокойно винить во всем ее злую волю, но она поступила куда проще.

– И как же?

– Начну издалека, – сказал он, помолчав немного и перехватив меня поудобнее. – В те времена фей было, может, столько же, сколько теперь, может, больше, ну или же они просто не скрывались. Одна такая не первый век была дружна с моей семьей. Уж не знаю, то ли она чем-то выручила моего предка, то ли он оказал ей некую услугу, главное, она была вхожа в наш дом, и ей всегда были рады. Ни одно событие, будь то помолвка, свадьба, праздник в честь рождения ребенка или похороны, не обходилось без нее.

– Сдается мне, только вы не были рады видеть ее, – осторожно заметила я.

– Не только, – серьезно ответил Грегори. – Моя мать терпеть не могла эту фею, уж не знаю, за что именно. Может быть, за то, что на свадьбе та предрекла, что у нее будет единственный сын, и вышло по-сказанному: после меня рождались еще дети, но не выжил ни один.

– Хорошенький свадебный дар, – пробормотала я. – Но вы сказали – единственный сын, а как же дочери?

– Родители тоже решили, что к девочкам обещание феи не относится. Но увы, рождались только мальчики. Кто умер еще в утробе матери, кто не прожил и дня… Так или иначе, но последние роды подкосили ее здоровье настолько, что вскоре она скончалась. – Грегори вскинул голову и жестом указал куда-то в глубь парка. – Там наша семейная усыпальница. Я редко хожу туда.

– Сколько же вам было лет, когда умерла ваша матушка? – спросила я.

– Целых двенадцать, – ответил он и фыркнул. – Мне, новорожденному, фея пообещала столько красоты, силы и здоровья и удачи, что хватило бы на целую армию. Богатством тоже не обделила, ну да я и без того ни в чем не знал нужды. Правда, все это она даровала мне с одним условием… и ты почти угадала его, когда сказала, что я похож на хищного зверя.