Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа

Странные люди по-восточному церемонно поприветствовали Вахида, потом обступили четверых чужеземцев. Кто-то из пришедших зажег факел, и новоприбывшие получили возможность разглядеть «инопланетян»… Перед ними были мужчины двухметрового роста, с мощными длинными торсами, неправдоподобно короткими ногами и непропорциональными туловищами. Из-за непомерно широких плеч люди казались похожими на остроугольные треугольники. Но более всего привлекало внимание другое – у представителей этой никому не известной расы была иссиня-черная кожа, а на плоских, явно монголоидных лицах сияли изумрудные, приподнятые уголками к вискам глаза. Волосы у них были черные и курчавые, как у негроидов. Одним словом, чистые инопланетяне.

Хозяева подземного царства рассматривали прибывших с явным дружелюбием, перебрасываясь между собой отрывистыми короткими фразами.

– Я не понимаю их языка! – прошептал Алан Сарматову. – Это не пушту, не дари… Пожалуй, похож на древнеперсидский… Но он давно исчез.

Один из «инопланетян» что-то сказал Вахиду. Тот, в свою очередь, перевел сказанное Алану, который сразу растолковывал услышанное:

– Хранитель и толкователь священного закона Авесты, вождь племени людей горы старый Ассинарх просит чужеземцев дать согласие на его защиту и приглашает быть его гостями.

– Какие вопросы? – пожал плечами Бурлак. – Попробуй тут не согласиться! Против его амбалов не попрешь!

– Спокойно, Ваня! – остановил его Сарматов и обратился к Алану: – Переведи, что мы с благодарностью принимаем предложение вождя, как его там?.. – Он вопросительно посмотрел на Алана.

– Ассинарха, – подсказал тот.

– Вот-вот, предложение вождя Ассинарха и желаем мира и благоденствия людям его племени, большого приплода их скоту… удачи на охоте… – Сарматов на долю секунды задумался, не зная, чего еще стоит пожелать этим странным людям. Но тут его осенило, и он добавил: – И вечного огня в их очагах.

Последняя фраза, старательно переведенная Аланом Вахиду, а Вахидом «инопланетянам», вызвала неожиданное оживление в рядах людей горы – с их лиц исчезла настороженность, и, расплываясь в белозубых улыбках, они начали радостно хлопать прибывших по спинам и жать им руки, но главное – они закинули за плечи свое оружие.

Тоннель уходил в глубь горы. Именно туда двинулись Сарматов и его люди. К сопровождающим их воинам по пути присоединялись, появляясь из бесчисленных ответвлений тоннеля, все новые и новые обитатели. Среди них было много детей. Детская возня и смех, усиленные эхом, отраженным от каменных сводов, напоминали журчание весенних горных ручьев и гасили возникшее было у бойцов чувство тревоги. Раз «инопланетяне» не побоялись вывести своих детей, значит, они действительно относятся к ним дружелюбно, думали они.

Через полчаса пути тоннель закончился монолитной стеной, в центре которой была отчетливо видна массивная двустворчатая дверь, украшенная изображениями диковинных зверей и птиц. По обе стороны двери стояли, не шелохнувшись, два гиганта-воина с перекинутыми через плечо шкурами снежного барса, под которыми поблескивали древние бронзовые латы. В руках у одного из них был изогнутый, с волнообразными лезвиями меч. В другой руке он держал щит, на котором красовался, вероятно, герб племени.

– Неужели это они! – изумился американец. – Но этого не может быть! Они давно исчезли!

– Кто – они? Может, объяснишь толком? – спросил его Сарматов.

Ответить полковник не успел – через открывшуюся дверь на них обрушилось неземной красоты женское пение в сопровождении такой же непередаваемо прекрасной музыки. По примеру сопровождающих, пришельцы оставили у стены тоннеля свое оружие, прошли мимо неподвижных стражей и вошли в дверь. Перед ними возникла высеченная из камня лестница.

Долгий подъем по ступеням закончился арочным входом в огромный зал, потолки которого по краям подпирали монолитные колонны, украшенные каменными виноградными листьями. В центре зала находилось рукотворное озеро с многоструйным фонтаном и берегами из коричневой яшмы и изумрудно-зеленого малахита. Мощные струи фонтана били под углом, и на их пересечении, высоко над поверхностью озера, казалось, чудом держался хрустальный шар. Он медленно раскручивался по часовой стрелке, переливаясь всеми цветами радуги, отражая пламя многочисленных факелов, укрепленных на стенах зала. Исходящий от шара отраженный свет окрашивал ударяющие в него струи то в фиолетовые, то в желтые, то в голубые цвета. Когда наступало время красного цвета, то казалось, что внутри шара клокотала и рвалась наружу расплавленная магма. Отдельные языки пламени пробивались сквозь хрустальную оболочку и зловещим светом играли на старинном оружии, украшающем стены зала.

Полюбовавшись невиданным зрелищем, прибывшие разбрелись по залу, разглядывая развешанное по стенам оружие. Топоры, дротики, алебарды, бронзовые доспехи и щиты из толстой буйволиной кожи с непременным изображением языков огня в круге. Мечи и кинжалы всевозможной формы – прямые и изогнутые – занимали пространство стен до высоты трех метров.

Внимание Алана привлекли мечи с волнообразными лезвиями, но едва он протянул руку к одному из них, как раздался крик сына вождя. Он что-то сказал Вахиду, тот, в свою очередь, перевел Алану, а тот остальным:

– Сын Ассинарха сказал чужеземцу, что прапредки их, исполняя волю единого бога животворящего огня Ахурамазду, чтобы искоренить зло, торжествующее над добром, напоили металл этих мечей страшным ядом, таким, что даже невидимая царапина вызовет мгновенную смерть.

– Стратегическое оружие древних! – откомментировал Сарматов. – Я читал об этом. Современная наука не может разгадать тайну их технологии.

– Не дураки были предки! – подмигнув майору, обратился к Алану Бурлак. – Может, их завезли все-таки с другой планеты, а?

– Слушай, говорю тебе – они марсиане, а ты: козел, козел! – откликнулся тот, возбужденно размахивая руками.

Внезапно за их спинами одна из стен стала уходить в скалу, открывая еще один зал, в котором полыхал большой костер. Перед ним на малахитовом троне восседал старец. Белоснежная длинная борода и такие же белоснежные волосы на голове подчеркивали черноту его изрезанного глубокими морщинами лица и неправдоподобно изумрудный цвет его раскосых глаз. Жестом руки старец подозвал прибывших к себе. Когда они подошли, он обратился к старому Вахиду. Тот что-то стал отвечать старцу, постоянно кивая на Сарматова и его людей. Выслушав Вахида, старец пристально всмотрелся в лица бойцов, потом показал на белые длинношерстные шкуры гиссарских овец, устилающие каменный пол перед троном. После того как все уселись, он повел неторопливый разговор. Каково же было изумление Сарматова и остальных, когда они поняли, что говорит старец на чистейшем русском языке.

– Старый Ассинарх приветствует воинов Великой северной страны и просит их чувствовать себя в безопасности в его подземном жилище! – Заметив изумление на лицах Сарматова и его спутников, старец пояснил: – Давно, когда еще Великой северной страной правил белый царь, Ассинарх посетил его прекрасную столицу у холодного моря и познал язык его подданных. А книги, написанные на этом языке, часто помогают старому Ассинарху отыскивать путь добра в лабиринтах зла, лжи и алчности, в которых блуждают люди.

– Сколько же вам лет, многоуважаемый Ассинарх? – вырвалось у Сарматова.

– У людей моего племени не принято считать годы, – ответил старец. – Но когда была война с англичанами, Ассинарх был уже зрелым воином и вождем людей горы, не подчинившихся воинам английской королевы.

– Около ста, значит! – уважительно поглядывая на старца, заметил Бурлак.

– Простите за нескромный вопрос, – вновь вступил в разговор Сарматов. – А кто вы?.. Я был во многих странах, но нигде не встречал расы, похожей на вашу. Нужно сказать, что религия, которую вы исповедуете, мне тоже неизвестна.

Старец улыбнулся в бороду, на мгновение показав белые зубы, невероятно крепкие для человека, который живет на этом свете уже сто лет.

– Трудный вопрос, воин! Персы зовут нас гебрами, но мы не геб-ры. Индусы зовут нас парсами, но мы не парсы. Но, как гебры и парсы, мы веруем в бога животворящего огня Ахурамазду, поклоняемся пророку нашему Заратуштре и исполняем его священный канон Авесту, за что нас не любят люди этих гор, верные пророку Мухаммеду. Они считают нас детьми шайтана, потому что мы не похожи на них. В подлунном мире, воин, горе тому, кто осмелился быть похожим на самого себя.

– В Штатах не поверят, что я был у огнепоклонников – зороастрийцев! – воскликнул невпопад американец.

– В Штатах? – переспросил его Сарматов. – В таком случае с полным выздоровлением, сэр!

– Какие красивые голоса у ваших женщин! – сказал Алан, пытаясь понять, откуда льется неземная мелодия.

– Это не женщины – это поет ветер! – с мягкой улыбкой пояснил старец. – Проникая в трещины гор, в пустоты и в тайные лабиринты, оставленные прапредками, ветер рассказывает нам о стране, очень давно, еще до рождения пророка Исы, покинутой нами… Управляя заслонками в лабиринтах тайных ходов, мы умеем придавать ветру много голосов – от сладчайшего голоса любви до грозного, зовущего на смертный бой.

– Какую страну покинули ваши прапредки, ата? – попытался уточнить Алан. – Я понимаю языки Востока, но не могу определить ваш язык…

– Мы знали название своей родины, но за долгое время оно стерлось из нашей памяти! – ответил старец и немощной рукой показал на своды зала, испещренные клинописными знаками. – Письмена прапредков до сих пор таят в себе название нашей родины, но теперь уже никто не может их прочитать… От своего прадеда, который слышал это предание, я узнал, что великий полководец древнего народа вел несметные легионы в страну индов, но, когда они проходили этими горами, случилось великое землетрясение, и легион, состоящий из людей нашего племени, был отрезан от остальных легионов лавинами и неприступными скалами…

– А как звали того полководца? – продолжал допытываться Алан.

– Письмена прапредков знают его имя, а старый Ассинарх не знает, – ответил старец и, сделав паузу, добавил: – Старый Ассинарх знает, что отец того полководца был царем и, уговаривая его не ходить в страну индов, так сказал: «Не ходи, сын, воевать индов с войском, ибо повозка золота возьмет любой их город быстрее войска!»

– Точно! Я так и думал! – воскликнул Алан. – Именно так сказал царь Македонии Филипп своему сыну Александру!

– Осмелюсь спросить, многоуважаемый Ассинарх, – произнес Сарматов, – почему вы, поклоняясь огню, называете его животворящим, разве огонь не спутник войн и смерти?

– Да, это так! – кивнул старец. – Но разве не огонь уничтожает следы чумы и других болезней?.. Разве не он согревает людей в холод и дождь, дает им вкусную пищу? Разве не огонь ненависти к злу, дарованный людям единым богом Ахурамазду, не дает злу подчинить себе всех людей? Разве не огонь любви, зажженный богом Ахурамазду в мужчине и женщине, дает новую жизнь?

Протянув руку сыну, старец кивком головы пригласил всех в первый зал, в котором теперь полыхал костер. Вокруг костра кружились в замысловатом танце полуобнаженные гибкие женщины. Их фигуры подчинялись тем же непривычным пропорциям, что и мужчин. У них была тоже иссиня-черная кожа, раскосые, уходящие уголками к вискам изумрудные глаза. Только ростом они были значительно ниже. Если бы не пышность форм, их легко можно было бы принять за девочек-подростков.

Засмотревшись на танцующих женщин, похожих на ожившие точеные эбеновые статуэтки, Бурлак наткнулся на Алана и процедил вполголоса:

– Блин, такую статуэточку на коленях подержать бы!..

– Марсиане тебе подержат! – прошептал Алан. – Вах! Амбал двинет – и прощай, мама!..

– Опять ты за свое! Ну какие они тебе марсиане? – чертыхнулся Бурлак.

– Слушай, я думаю, что их легион был доставлен Александру Македонскому на НЛО с другой планеты!..

– Сам ты доставлен с другой планеты, хазарин малахольный!

– Я?.. Я – хазар малахольный! – взвился Алан. – Тогда ты – рязан косопузый!

Взаимный обмен любезностями прервали окружившие Бурлака и Алана чернокожие танцовщицы. Они с легкостью бабочек порхали вокруг, неуловимыми движениями касаясь притихших бойцов, и тут же отступали прочь. Изумрудные глаза их были наполнены обещанием, а блуждающие по залу блики отражающегося в струях фонтана пламени делали их черные тела нереальными, фантастически красивыми, будто пришедшими из чудесного сна. Алан с присущим ему энтузиазмом пытался подстроиться под их танец, но его движения, как ни крути, более всего походили на родную лезгинку. Стушевавшийся Бурлак стоял как пень, не зная, куда деть ноги и руки. Увидев, что двое мужчин подносят к костру тушу быка, он поторопился к ним, бросив Алану на ходу:

– Я того… От греха подальше пойду лучше мужикам подсоблю!..

Старый Ассинарх остановился у озера, перед фонтаном, на пересечении струй которого по-прежнему покоился переливающийся хрустальный шар.

– Ваши люди веселы и приветливы. Я недоумеваю, как вы живете? Что едите? Во что одеваетесь? – осмелился задать вопрос Сарматов.

– У нас в ущелье есть поля пшеницы, проса и даже виноградники. Есть отары овец и другой скот. Днем мы работаем в долине, но на ночь уходим в гору. Теперь из вашей страны пришел сын шакала Абдулло. Он совершает сюда набеги, уничтожает посевы и виноградники, чтобы все ущелье засеять маком. Зелье, проклятое пророком Заратуштрой, дает ему ослепляющее душу золото, – сказал старец и отвернулся к шару.

Сарматов тоже перевел взгляд на фонтан.

– Шар ведь держится на струях фонтана, но, если напор воды уменьшится, он может упасть и разбиться? – спросил он старца.

Старец, не отрывая взора от шара, пояснил:

– Под этими горами течет Река Времени. Она начинается на ледниках Крыши мира и образует под нашей горой огромное озеро. Оно не может иссякнуть, как не может иссякнуть само время. Но… но если такое случится, – у людей горы будет меньше печали.

– Я снова не понимаю, о чем вы сказали!

– Мы не можем прочитать письмена прапредков и забыли свое имя, но нам еще ведома Память о Будущем, и она наполняет наши сердца печалью, – пояснил старец.

– То есть вы хотите сказать, что умеете предсказывать будущее? – переспросил Сарматов.

– К счастью нашему или к нашему горю, так оно и есть, – утвердительно закачал головой старец.

– Почему к горю? Вашему будущему что-то угрожает?

– Нашему – нет! – ответил старец. – Но в подлунном мире наступают Времена Великих Бед, и мы, зная о них заранее, скорбим, ведь они обрушатся на тех, с кем мы живем в одно время, на одной планете.

– Что же может произойти глобального? – пожал плечами Сарматов. – Разве что ядерная война?

– До того, как вспыхнет ее всепожирающий огонь… – произнес старец и умолк.

– Что до того?

– До того распадется на малые страны Великая северная страна – твоя страна, воин, – не отводя взгляда от пылающего красным шара, ответил старец. – Еще несколько малых ручьев вольются в реку пролитой в ней крови, и, выйдя из берегов, она снесет все преграды и унесет Великую Мечту людей твоего племени…

– Когда это произойдет? – недоверчиво спросил Сарматов.

Но старец, словно не слыша вопроса, продолжил:

– …Преступления и блеск золота развратили ее вождей – на смену им придут еще более развращенные и поделят между собой то, что принадлежит всем. Тьма людей будет изгнана из своих домов, и они нигде не найдут пристанища. Дети будут обездолены, старцы обесчещены, мужчины и воины унижены, а юные дочери их и жены забудут про стыд и откажутся рожать детей. Место своих пророков займут чужие лжепророки, а свои пророки услышаны не будут…

– Когда это произойдет? – теряя терпение, вновь спросил Сарматов.

Старец, как и прежде, ничего не ответил, лишь монотонным голосом, словно читая молитву, продолжал изрекать:

– …И вспыхнет огонь войны на окраинах и в центре страны, и будет он не очищающим от скверны, а сеющим семена раздора и зла. Зло долго будет править людьми, ибо их великим божеством станет золото.

– Когда это будет? – почти крикнул Сарматов.

Старец, оторвав взгляд от шара, ответил с глубокой печалью:

– Скоро…

– Как скоро? – растерянно спросил Сарматов.

– Поверь мне, до этого момента остался ничтожный отрезок времени в несколько лет.

Старец пытливо посмотрел в лицо Сарматова и спросил:

– А воина не интересует его судьба?

– Моя судьба?.. Если все будет так, как ты говоришь, то я разделю ее со всеми!

– Много тяжких испытаний и скорби ждет тебя, воин! – воскликнул старец и показал на американца. – Твоя судьба прочнее цепи связана с судьбой этого воина – твоего пленника, потому что тот, кому оба вы служите, носит имя – Долг. А спасут тебя Вера и Любовь.

– Все это вы видите в шаре? – спросил Сарматов.

– Да, Река Времени концентрирует в этом шаре Память о Будущем…

– Вы хотите сказать – о настоящем…

– Настоящее условно, воин! – покачал головой старец. – Скорость, с которой Будущее переливается в Прошлое, быстрее скорости стрелы.

Посмотрев в сторону веселящейся молодежи, старец произнес:

– На рассвете мои воины проводят вас до Главной реки. Пока же пусть твои воины, – он кивнул на Алана и Бурлака, – повеселятся… Им вскоре предстоит долгий путь… Самый долгий…

Произнеся это, старец повернулся и перебросился несколькими словами на незнакомом языке со своим сыном. Поняв, что старец собирается уходить, Сарматов спохватился.

– Разреши мне задать еще один вопрос? – выдохнул он, дотрагиваясь до плеча старца.

– Слушаю тебя, воин, – сказал тот, обернувшись.

– Когда закончится эта война?

– Через полгода. Для того, чтобы ее закончить, тебя и послали сюда…

Туман рассеялся. Сарматов открыл глаза и увидел над собой ярко-голубое небо, на котором не было ни единого облачка. Оглядевшись по сторонам, он понял, что лежит на плоту, рядом с ним лежали Алан, Бурлак и полковник-американец. Старый Вахид хлопотал, привязывая плот к какому-то чахлому кустику на берегу.

Старик заметил, что Сарматов пришел в себя, и кивнул ему. Майор встал и пошел на берег разведать местность. Когда он вернулся, Алан с Бурлаком уже сидели на валуне и что-то возбужденно обсуждали между собой. Американец сидел на краю плота, свесив ноги в воду. Лицо его было сосредоточенно – видимо, какая-то мысль не давала ему покоя.

* * *

– Ну что, ребята, повеселились в подземном царстве, пора и в путь, – громко сказал Сарматов. – А кто-нибудь из вас помнит, как мы наружу выбрались?

– Вахид откопал, наверное…

– Что значит откопал? – нахмурился Сарматов. – Вы о чем?

– Ну, если, когда мы очнулись, песка на нас не было, значит, его с нас кто-то счистил. И я лично сильно подозреваю, что это сделал Вахид, так как больше просто некому было, – пояснил Алан.

– Да я вовсе не о том говорю, ребята. Я спрашиваю, кто-нибудь помнит, как мы из подземелий выбрались? – снова спросил Сарматов.

Бурлак с Аланом переглянулись, затем непонимающе посмотрели на командира.

– Ты, командир, часом, не заболел ли? – осторожно спросил Бурлак. – О каких подземельях речь?

– Как о каких? Вы что же, не помните ничего?

– Говори ясней, командир, – попросил Алан. – Я ничего не понимаю.

– И пещер не помните, и старца Ассинарха, и народ его? А танцовщицы! Вы что же, черти, и танцовщиц забыли?

– Командир, может, тебе того, соснуть лучше? – с тревогой в голосе спросил Бурлак.

Сарматов некоторое время размышлял. Удивительное дело, но, видимо, на самом деле, кроме него, никто больше не помнит о том, что произошло с ними во время самума. Что ж, может, оно и к лучшему.

– Ладно, ребята, я пошутил, – сказал Сарматов. – Хотел вас подколоть, да вы больно серьезными оказались.

Алан с Бурлаком облегченно вздохнули.

– Пора нам прощаться с Вахидом и дальше топать на своих двоих, – резюмировал Сарматов. – Путь неблизкий, поэтому стоит поторопиться…

* * *

После кроваво-красного самума, пронесшегося над изрезанной трещинами и провалами округлой, как глобус, поверхностью ледника, звезды, разом высыпавшие на небе, казались особенно крупными и яркими. На северо-востоке величаво выплыл полумесяц луны, осветивший мерцающим мертвенно-белесым светом ледник и вздымающиеся к звездам снежные пики гор. Провалы и трещины обозначились извилистыми черными полосами, среди которых, держась друг за друга, курсом прямо на луну тащились по мертвому ледяному пространству два человека, будто плыли в небе два блуждающих призрака среди нереально близких звезд.

– Стой! – просипел, дергая Савелова за рукав, Шальнов. – Опасно здесь – еще в трещину, чего доброго, улетим… Надо связаться веревкой…

Сняв рюкзак, он достал моток веревки и обмотал ею капитана. Тот, покачиваясь, стоял, еле держась на ногах. Глаза его были закрыты, он никак не реагировал ни на действия, ни на слова Шальнова. Казалось, разразись сейчас ядерная война, Савелов все равно не нашел бы в себе сил пошевелиться.

– Не спи, Савелов! – толкнул его Шальнов, пытаясь негнущимися, отмороженными пальцами завязать на груди капитана узел.

В конце концов, поняв, что руками ему этого сделать не удастся, Шальнов затянул узел зубами, оставляя на веревке куски примерзшей с губ и десен кожи. Кропящая изо рта кровь сразу превратила веревку в сосульку.

– Не спи, Савелов! – снова затормошил он раскачивающегося из стороны в сторону капитана. – Не спи, иначе хана!..

– А?.. Что?.. Где я?.. – очнувшись, вскинулся тот и, увидев перед собой лицо Шальнова, отшатнулся. – А?.. Ты кто?.. Кто ты?.. – выкрикнул он, стараясь оттолкнуть лейтенанта.

– Повело тебя, капитан, – догадался опешивший было Шальнов. – На высоте такое бывает…

– Кто ты?.. Что тебе надо от меня? – дико вращая глазами, продолжал выкрикивать Савелов.

– Рацию доставай… Пора в эфир выходить…

– А?.. Что?.. Какую рацию?..

– В эфир, говорю, пора выходить!.. – повторил Шальнов.

– А-а-а!.. – наконец дошло до Савелова. – В эфир!..

Его негнущиеся пальцы никак не могли справиться с тумблером на панели рации, и он протянул ее Шальнову:

– Говори ты, лейтенант!

– Всем погранзаставам Памира… Всем, кто слышит меня… – уносился к звездному небу и к лунному полудиску сиплый, наполненный мольбой голос Шальнова. – Я капитан Савелов… Капитан Савелов… Нахожусь в квадрате одиннадцать – четыре, два… Повторяю: одиннадцать – четыре, два…

Голос Шальнова звучал у крутого скоса ледника из рации в руках подполковника Сизова:

– …Обеспечьте эвакуацию… Повторяю: имею ценный заморский груз… Обеспечьте эвакуацию…

– Голос вроде бы не тот, товарищ подполковник, – произнес сержант-радист, принявший первое сообщение Савелова. – У того тембр был выше…

– На высоте тембр голоса меняется, сержант, – отмахнулся Сизов, поворачиваясь к сгрудившимся поодаль солдатам: – Всем обвязаться веревками по трое и идти за мной, след в след! Поняли, парни?

Врубая в ледяные откосы крючья, высекая во льду ступени или просто подстраховываясь вогнанными в лед ледорубами, восемь солдат во главе с Сизовым под утро преодолели ледовый барьер у основания ледника и поднялись на покатое плато.

– Смотрите в оба, ребятки! – смахнув пот с намазанного медвежьим жиром лица, пробасил Сизов. – Если вдруг «духи» объявятся, то чтоб без судорог – огонь на поражение!.. И помните первую воинскую заповедь: сам погибай, а друга прикрой, ясно?

– Ясно, батя! – выдохнули солдаты, поблескивая в утренних синих сумерках намазанными медвежьим жиром запаленными мальчишескими лицами.

– Коли ясно, айда в заоблачные сферы, ребятки!

Солдаты рассыпались по леднику и начали медленно продвигаться вперед, тщательно осматривая все провалы и щели на неровной, изрезанной поверхности ледника…

Утренние сумерки отбрасывали на покатую поверхность ледника голубоватые блики, коварно скрывающие очертания щелей и провалов. Идущий впереди Шальнов остановился, чтобы получше разглядеть их сквозь распухшие веки. Определив направление, он дернул привязанную к руке веревку, соединяющую его с Савеловым.

– Двигай ногами, капитан! – просипел он. – Упадешь, так мигом в чистилище без пересадки отправишься!..

Савелов, борясь с наваливающимся, словно ватное одеяло, сном, брел вслед за Шальновым, механически передвигая ноги. Через некоторое время лейтенант остановился и щелкнул тумблером рации. Щелкнул еще раз, два, три и, со злостью отбросив ее на снег, повернулся к стоящему шагах в пяти Савелову.

– Аккумулятор от мороза сдох! – сказал он, с трудом ворочая языком. – Больше нас никто не услышит, капитан!..

– Никто не услышит! – эхом повторил тот и вскинул пулемет. – Ты прав – никто не услышит! Никому мы теперь не нужны… Никому… И она нам не нужна… такая жизнь – кошка драная… Пыль мы на ветру… – стал бормотать Савелов, пытаясь всунуть распухший палец в кольцо гашетки, но палец не влезал.