Рюрик и мистика истинной власти

Не касаясь пока Ладоги, Рюрикова городища и Новгорода, отметим другие интересные следы западнославянского присутствия в этом регионе. Подавляющее большинство поселений конца I тыс. н. э. в Ильменском Поозерье были неукреплёнными. В настоящий момент известно только два поселения, защищённые валами и рвами. Сергов городок закрывал вход в Веряжу из Ильменя, а городище Георгий находилось в среднем течении этой реки и в центре всего поозёрского скопления поселений, выполняя там какие-то административные функции и, несомненно, играя особую роль среди этого скопления посёлков. Е. Н. Носов в связи с этим отмечает: «Особо заслуживает внимания внешний облик памятника. Сергов городок по характеру своего устройства и топографии не имеет аналогий в Приильменье. Сходные городища с мощными кольцевыми валами на низких местах, мысах или островах хорошо известны у западных славян. Для последних была весьма характерна модель расселения, когда освоение новой территории начиналось с постройки городища. Западные аналогии Сергова городка – это одно из свидетельств возможных культурных связей ильменской группы славян с западнославянским миром. (…) По внешнему виду и размерам городище Георгий очень напоминает Сергов городок. Некоторое время первоначальное поселение оставалось неукреплённым, о чём свидетельствует зафиксированный под валом тонкий культурный слой. Время возведения первого вала и его последующие досыпки датируются периодом не позднее первой половины X в. <…> Среди находок представлены предметы сельскохозяйственного и бытового инвентаря… более 10 наконечников стрел, сланцевые оселки, глиняные и костяные пряслица и другие находки. Одним из интереснейших предметов является железный нож с волютообразными завершениями рукояти, долгое время остававшийся единственной находкой подобного рода в Приильменье (второй такой нож встречен на расположенном рядом с городищем Георгий селище Васильевское-1). Такие ножи были широко распространены на западнославянских землях и считаются характерными именно для славянских культур»[37]. Следует отметить, что ряд исследователей трактует данный артефакт как славянский языческий жертвенный нож. Если это так, то данная находка является материальным свидетельством западно-восточнославянских контактов в религиозной сфере.

Исследование Городка на Маяте указывает, что выходцы из западнославянских земель появились в Приильменье весьма рано: «На фоне других приильменских городищ укрепления Городка на Маяте выглядят очень мощными. Обстоятельством, мешавшим изначально распознать наличие вала, стало то, что он был возведен на склоне городищенского холма и являлся не столько валом, сколько своеобразной пристройкой к пологому склону, придавшей последнему крутизну. Как недавно выяснилось, сходный прием был применен при строительстве крепости Рюрикова городища. В бассейне оз. Ильмень фортификационные сооружения, построенные в технике поперечных накатов, исследованы впервые. Многочисленные параллели обнаруживаются достаточно далеко от Приильменья – на западнославянских городищах VIII – X вв. Польши и Восточной Германии»[38]. Радиоуглеродный анализ укрепления Городка на Маяте указал на его возведение в VI-VII вв. Более того: под валом был обнаружен мощный культурный слой, датируемый второй-третьей четвертью I тыс. н. э., а в жилой части городища была исследована славянская полуземлянка, радиоуглеродный анализ ее бревен указал на IV-VI вв.[39] В окрестностях Ладоги находилась недавно открытая каменно-земляная Любшанская крепость, основанная в последней четверти VII – первой половиной VIII в. Однако результаты палеоботанических исследований показывают, что славяне там появились в более ранний период. Лингвистические и археологические данные говорят о том, что распространение ржи во многих случаях происходит примерно одновременно с расселением славян, в силу чего их можно считать носителями данной сельскохозяйственной культуры. На основании анализа пыльцы культурных злаков в данном регионе исследователи пришли к следующему выводу: «По нашим данным время культивирования пшеницы и ржи на месте Любшанского городища приходится на середину – третью четверть I тысячелетия н. э. Это совпадает со временем ее распространения в Приильменье. Учитывая близкую хронологию и состав культивируемых злаков, можно полагать, что земледелие распространялось в Поволховье и Приильменье почти одновременно в ходе единого этапа расселения славян»[40]. «В отмывках из турбированной и ненарушенной частей погребенной почвы Любшанского городища были обнаружены 28 диагностируемых зерен культурных злаков. Наряду с очень большим (до 22,1 %) участием пыльцы Cerealia в палиноспектрах аллохтонных почв это позволяет предполагать, что недалеко от Любшанского городища располагалось поле, где возделывались ячмень, пшеница и рожь. <…> Однако благоприятные свойства погребенной почвы Любшанского городища и присутствие в ней пыльцы и зерен культурных злаков свидетельствуют о том, что Древняя Ладога имела древнюю, развитую сельскохозяйственную округу на высоком правом берегу»[41]. Однако даже не это обстоятельство составило главную сенсацию при исследовании соседнего с Ладогой поселения. Т. А. Константинова отмечает, что по углю из погребенной почвы и горелым бревнам из-под насыпи вала и каменной кладки стен Любшанского городища были получены восемь радиоуглеродных датировок, причем две из них – 279 ± 70 г. н. э. и 469 ± 35 г. н. э. – являются экстремально древними. По всей видимости, они связаны с первым, раннесубатлантическим этапом хозяйственной деятельности на территории городища. Остальные образуют почти непрерывную последовательность от 539 ± 70-549 ± 100 до 629 ± 80-639 ± 65 гг. н. э.[42] Согласно исследованию ученых, «набор злаковых культур, распространявшийся в Новгородской земле в IX-X вв., был аналогичен ассортименту злаков, культивировавшихся в славянских памятниках Южной Балтики (Ольденбург), и существенно отличался от набора злаков, наиболее употребительных в то же время в расположенном по соседству скандинавском Хедебю»[43]. Данное обстоятельство на примере Новгорода и Старграда в очередной раз показывает тесные связи между обоими регионами славянского мира.

Все эти данные указывают, что первая волна западнославянских переселенцев появляется на севере будущей Руси около V в. Детали этого процесса, в том числе и пути расселения, пока еще остаются не вполне ясными. По всей видимости, он отчасти напоминал древнегреческую колонизацию, когда переселение шло из различных центров. К сожалению, детальное изучение переселения выходцев из западнославянских земель на север будущей Руси только начинается, и вопросы хронологии и соотношение между собой удельного веса представителей различных племен на своей новой родине пока детально не разработаны. Очевидно, что это был разновременный процесс, в котором принимали участие живущие у моря различные племена западных славян, в первую очередь племенные союзы ободритов и велетов-вильцев с территории современной Северной Германии. С ободритами связывается суковско-дзедзицкая и менкендорфская керамика, которая обнаружена на Труворовом городище, Рюриковом городище, в Старой Ладоге, Новгороде и Городке на Ловати. Фельдбергская керамика связывается с вильцами и ранами и встречается с середины VIII в. в Старой Ладоге, в древних слоях Новгорода, Рюрикова городища и Городка на Ловати. Фрезендорфская керамика характерна именно для жителей Рюгена и подвластных ему земель и обнаружена в нижних слоях Новгорода, на Рюриковом городище, в Которском поселении и Городке на Ловати[44]. Пока не проведено тщательного сравнения всех археологических находок, детальную картину расселения западных славян на северо-востоке Европы создавать преждевременно.

Помочь в этом может топонимика, поскольку связанные с вильцами-волотами-велетами названия достаточно часто встречаются на территории Руси, особенно в северной ее части. Из гидронимии мы видим две реки Велетми, впадающие в Оку, однако большинство подобных названий рек наблюдаются вдоль древнего торгового пути «из варяг в греки»: «От Днепра же реки до реки по суху, потомуже Волоку именуется и лес Волоковской. Рекою же Волотию вните в Ильмен озеро…»[45] В Верхнем Поднепровье есть р. Велетовка, правый приток Устромы, и р. Волотынь (Волотыня), левый приток Рамусухи. Подчас интересующий нас гидроним встречается в окружении однокорневых названий: «…деревня Волотовка Струнской волости, там же деревня Волотовное, Волотовнев и река Волотовка, приток Оболи, по которой шел путь “из варяг в греки”…»[46]. Помимо рек, это название прилагалось и к отдельным населенным пунктам. Близ Новгорода оно упоминается в летописи под 1352 г. в связи с возведением там храма: «Того же лѣта постави владыка Моиси церковь камену въ имя святыя богородицы Успение на Волотовѣ»[47]. Там же, на Волотовом поле близ Волхова, в курганах, по более позднему преданию, были захоронены новгородские богатыри и правители, в том числе и легендарный Гостомысл. Это чрезвычайно устойчивое предание бытовало в Новгороде еще в XIX в., когда любознательный архимандрит Макарий записал следующее объяснение данного названия: «Причина, почему Успенская церковь зовется на Волотове, заключается в том, что… язычники погребали здесь своих князей и богатырей. Доселе указывают к юго-востоку саженях в 20-ти от церкви на холме, насыпанный над могилою князя славного Гостомысла будто бы пригоршнями новгородцев, чтивших память своего любимого старейшины…»[48] Об этом же существовала запись и в летописце Николо-Дворицкого собора: «Егда сей умре, тогда проводиша его честно всем Великим Новым градомъ до места, нарицаемно Волотово, и ту погребоша его»[49]. Макарий отмечает, что когда в 1821 г. З. Я. Ходаковский раскопал могилу Гостомысла, то там были найдены челюсти двух лошадей, двух собак, два неизвестных зверька, птичья голова, несколько пар птичьих ног, часть ребра и угли. Аналогичные находки встречаются и в других новгородских сопках. Город Волот в Новгородской области до сих пор носит это название, менее значительные населенные пункты называются Волотово, Велетов, Волотя, Велетя и т. д. В писцовых книгах XV в. упоминается д. Волотова Гора в Деревской пятине и Волотово – в Шелонской[50]. Следует отметить, что в духовном стихе о «Голубиной книге», восходящем к западнославянскому сакральному тексту о происхождении Вселенной и человеческого общества, одним из главных действующих лиц выступает царь Волотоман.

Согласно мекленбургским генеалогиям полумифическим родоначальником ободритских князей был Антюрий. Обобщивший их родовые предания в 1753 г. С. Бухгольц отмечал, что наследником Антюрия в Мекленбурге стал его сын Аттавас, а другие его сыновья отправились в Финляндию[51]. Поскольку С. Бухгольц не говорил, что мекленбургские правители управляли этой далекой заморской страной, данная констатация нисколько не способствовала величию мекленбургского дома, но зато допускала существование его каких-то боковых ветвей. Следует также иметь в виду, что тогда Финляндией могли называть не только современную одноименную страну, но и все земли, населенные финно-уграми, т. е. территорию современной Эстонии, Северной Латвии и Северной Руси. Таким образом, предания потомков ободритских князей отмечают, что часть их активности в самый ранний период была обращена и на прилегающие к Балтийскому морю земли финно-угров. Как отмечает И. Херрман, в VII-IX вв. в землях балтийских славян происходил беспрецедентный экономический подъем, приведший к многократному росту производительных сил и численности населения. Для некоторых областей рост сельскохозяйственного производства в этот период исчисляется четырех-шестикратным увеличением. Как в случае с античной Грецией, вполне возможно, что избыток населения отправлялся в далекие заморские страны.

Однако вскоре к переселению на восток представителей западнославянских племен стали побуждать уже внешние обстоятельства. Раскопки показали, что столица ободритов Велиград занимала площадь 180 × 140 м, обнесенную валом высотой до 8,6 м. Нижний горизонт культурного слоя, в котором доминирует суковско-дзедзицкая керамика, датируется 620-680 гг. Древнейший вал был возведен в первой четверти VII в., а разрушен уже в 680 г.[52] Несмотря на это, Велиград становится крупным ремесленно-торговым городом, играющим заметную роль в истории региона до XIII в. Немаловажным фактором, обуславливавшим переселение западных славян на восток, было давление сначала со стороны франкского, а затем и германского государств. Самый первый поход франков на восток состоялся в 738 г. при Карле Мартелле, однако о нем сообщают только «Мецские анналы». При завоевании саксов, учреждая в их землях Верденское епископство в 786 г., Карл Великий заблаговременно включил в его пределы земли всех ободритов и части велетов до р. Пены. Поскольку в те времена религиозная и политическая экспансия были взаимосвязаны, это показывает, что относительно славян у франкского короля имелись далекоидущие планы. О походе Карла Великого против вильцев в 789 г. сообщает целый ряд источников, и его достоверность сомнений не вызывает. В результате его Драговит, главный из правителей велетов, дал Карлу заложников и присягнул ему в верности.

Ободриты выступают союзниками этого императора, но в силу этого им приходится вести войну с саксами, датчанами и велетами. Под 808 г. «Франкские анналы» сообщают о «давнишней вражде с ободритами» велетов, чем не приминули воспользоваться западные соседи славян. Результатом похода датского короля Годофрида на ободритов в том же году, в котором ему помогала часть велетов, стало не только разорение Ререка и смерть Готлиба, но и то, что две трети ободритской земли обязалось платить дань данам. К ободритско-велетской вражде добавлялись разногласия и внутри самого ободритского союза. Как отмечают В. К. Ронин и Б. Н. Флоря, в 808 г. при датском нападении князь ободритов, «не полагаясь на верность соотечественников», бежал из страны, а в 817-826 гг. ободритские князья столкнулись с сильной оппозицией части знати, интриговавшей против них при франкском дворе. При Людовике Благочестивом был взят в плен верховный князь ободритов Славомир, вздумавший ослушаться указания нового императора. После распада империи Карла Великого инициатива переходит к германскому королевству. Борьба западных славян с немцами была неравная: численность населения Германии к концу IX в. специалисты оценивают в 4 млн человек, и, что самое главное, она обладала гораздо большей централизацией по сравнению с враждующими друг с другом племенными союзами ободритов и велетов. Когда же эта вражда на время прекращалась, западным славянам удавалось отстаивать свою независимость. В 836 или 837 г. ободриты и велеты, вступив между собой в союз, отказались повиноваться Германии. В 844 г. Людовик Немецкий начинает реализацию плана по покорению ободритов и убивает их старшего князя Гостомысла. После этого другие славянские правители покорились, но вновь восстали, как только Людовик покинул их земли. В 858 г. Людовик вновь нападает на ободритов. В 862 г. последовал новый поход Людовика на ободритского князя Добомысла, который якобы покорился и дал в заложники даже собственного сына. В 928 г. Генрих Птицелов начинает активное наступление на славян. Его продолжает новый король Оттон I, и в конечном итоге после 929 г. все славянские земли вплоть до Одера были покорены немцами. Однако результаты первого этапа «дранг нах остен» были непрочными, и после восстания 983 г. немцы были изгнаны со славянских земель. Но за первым этапом последовал второй. Очевидно, что, спасаясь от порабощения, часть западнославянского населения уходила на восток по уже проложенным торговым путям на север Восточной Европы, в которую выходцы из их среды проникли еще несколькими столетиями ранее.

Некоторые наблюдения позволяют предположить, что переселение на восток в некоторых случаях происходило в организованном порядке. Ладожское Поволховье первоначально представляло собой самостоятельную поселенческую область-волость, протянувшуюся на 65 км вдоль р. Волхов. По мнению А. Н. Кирпичникова, заселение всей этой достаточно большой территории могло происходить одновременно: «Расположение поселений во многом было обусловлено находившимися здесь гостинопольскими и пчевскими порогами и необходимостью устройства “волоковых” станций, обслуживавших транспортное судоходство. Особенно интенсивно было освоено береговое пространство протяженностью от селения Старые Дубовики до д. Велеши. Примерно в середине этой полосы и помещалась Ладога с окрестными выселками. Возможно, что раннесредневековые поселения данного района возникли одновременно, образуя своеобразную приречную агломерацию. При этом сама Ладога являлась, вероятнее всего, административным, религиозным и территориальным центром округи»[53]. Однако, если освоение славянами этой области происходило действительно одновременно, да еще с упором не на земледелие, а на транспортное судоходство, это предполагает организацию переселенческого процесса. С открытием Любшанской крепости стало ясно, что именно она, а отнюдь не лишенная долгое время укреплений Ладога была административно-политическим центром данной волости. Поскольку само расположение поселений в этом регионе было обусловлено необходимостью устройства там волоков, следует вспомнить вывод О. Н. Трубачева об их названиях в Восточной Европе: «Самую важную информацию представляет русский характер номенклатуры волоков, полное отсутствие скандинавского языкового вклада в эту номенклатуру…»[54] Следы балтского влияния на эту номенклатуру также отсутствуют, но зато подобные волоки зафиксированы у западных славян.

Впоследствии центр власти смещается из Ладоги в Новгород, но и там мы видим следы разностороннего западнославянского влияния. Уже само название Новгорода, т. е. нового города, указывает на его преемственность к какому-то старому городу. В самой Новгородской земле мы видим Старую Руссу, Старую Ладогу, однако, во-первых, их определения как «старых» фиксируются в документах гораздо позднее первого упоминания Новгорода, и, во-вторых, старыми они оказываются не относительно города на Волхове, а относительно перенесенных на новое место городов с аналогичными названиями – Руссы и Новой Ладоги. В силу этого естественной оппозицией Новгороду оказывается Старград западнославянского племени вагров. Немецкий хронист Гельмольд сообщает о нем следующее: «Альденбург – это то же, что на славянском языке Старгард, то есть старый город. Расположенный, как говорят, в земле вагров, в западной части [побережья] Балтийского моря, он является пределом Славии. Этот город, или провинция, был некогда населен храбрейшими мужами, так как, находясь во главе Славии, имел соседями народы данов и саксов, и [всегда] все воины или сам первым начинал или принимал их на себя со стороны других, их начинавших. Говорят, в нем иногда бывали такие князья, которые простирали свое господство на [земли] бодричей, хижан и тех, которые живут еще дальше»[55]. Хоть этот город и находится на противоположной стороне Балтийского моря, однако выше были показаны тесные и древние связи между западными славянами на территории современной Германии и северной частью будущего восточнославянского мира. Следует подчеркнуть, что у живших на территории современной Германии западных славян нет Новгорода, а у восточных славян – Старграда. Недалеко от Старграда мы видим одно чрезвычайно любопытное название Новостарграда, города, входившего в венедскую треть Ганзейского союза[56]. Хоть данный город и был новым по отношению к Старграду, однако он получает название не собственно Новгорода, что было бы наиболее естественно, а именно Новостарграда. Разумеется, нельзя однозначно утверждать, что западные славяне знали, что новым городом по отношению к их Старграду уже является восточнославянский Новгород, и в силу этого дали еще одному новому городу подобное необычное имя, однако именно такое объяснение является наиболее правдоподобным.

Впоследствии недалеко от Старграда был основан Любек, земли вокруг которого средневековые источники называют Русью, что не только указывает на тесные связи обоих регионов, но и недвусмысленно свидетельствует о том, где же находилась упомянутая в ПВЛ Варяжская Русь. Так, в грамоте любекского епископа Петра 1373 г. говорится: «Поелику Богом нам вверенная Любецкая Церковь, которая прежде имела резиденцию в России (Russia), и оттуда язычниками и неверными изгнана и жестоко преследуема от древних времен…»[57] В еще одном документе 1358 г. город Любек также был помещен «в Руссии»[58]. В написанном на Руси в XVI в. одном из списков «Хождения на Флорентийский собор» отмечалось, что когда митрополит Исидор со свитой плыл в 1438 г. из Риги в Любек на корабле, то «кони митрополичи гнали берегом от Риги к Любеку на Рускую землю»[59]. Тот факт, что как немецкие, так и русские источники независимо друг от друга называют Любек Русской землей, свидетельствует о том, что близлежащая территория в старину действительно называлась Русью и память об этом сохранялась до XIV-XVI вв. Данные топонимики подтверждают характеристику письменных источников Любека как города, находящегося в Русской земле. В окрестностях Ольденбурга, древнего славянского Старграда, находящегося недалеко от Любека, мы видим Rossee, Rosenhuf и Roge, а неподалеку от Любека помимо Parinа до сих пор сохранились названия Rosenhagen, Rüschenbeck, Dassow и Dassower see[60]. Последние два названия следует сопоставить с «Дажьбожьим внуком», которым в «Слове о полку Игореве» назван русский народ. Кроме того, в исследовании «Богини славянского мира» было показано, что в обеих городах в языческий период существовало не фиксируемое больше нигде в славянском мире сочетание культов богини – покровительницы города и Перуна в его окрестностях. Совокупность всех этих данных приводит нас к выводу, что отечественный Новгород получил свое название «нового города» именно по отношению к Старграду, главному городу вагров.

Отмеченные две волны славянской колонизации отразились и в названиях новгородских улиц: «Имена улиц интересны и в другом отношении – среди них имеются как южноднепровские, связываемые нами со словенами, так и балтийско-славянские (типа Редята, Людогост, Янева), и это вновь говорит о двух контингентах славян, образовавших население Новгорода»[61]. Влияние последних хорошо прослеживается в Новгороде и в гораздо более поздний период, причем в связи не с чем-нибудь, а с возведением оборонных сооружений Детинца – сердца города: «В Новгороде следы культуры балтийских славян известны и в археологических материалах: так, конструкция вала 1116 г. в Детинце, раскопанная недавно, имеет точные аналогии только у балтийских славян и совершенно неизвестна на Днепре. <…> Заметим, что речь идет именно о балтийско-славянском контингенте новгородского населения, а не о заимствовании новгородцами у балтийских славян отмеченной специфики своей культуры в процессе торговых или политических связей, что представляется невероятным»[62]. Археологические исследования показали, что они же принимали участие и в укреплении более раннего Новгородского детинца: «С полабскими славянами связана по своему происхождению и конструкция кремлевского вала 1116 г. и самая существенная деталь городского вала 1045 г. – “курицы”»[63]. Отмечая западнославянские-новгородские параллели как в методике строительства мостовых, так и в устойчивости самой поселенческой системы, А. А. Молчанова констатирует: «Единственным истоком славянской городской культуры Северо-Запада могут быть славянские города Балтийского побережья»[64]. Присутствует это влияние и в ремесле, игравшем заметную роль в жизни города. Металлографический анализ новгородских изделий из цветных металлов X-XI вв., проведенный А. А. Коноваловым, показал, что они тождественны подобным южнобалтийским изделиям[65]. А. В. Курбатов отмечает, что еще одним аргументом, подтверждающим переселение на северо-запад будущей Руси групп южнобалтийского населения, является и археологический комплекс изделий кожевенного ремесла[66]. В целом, как констатирует Е. А. Рыбина, «факты позволяют с большой степенью вероятности говорить о заселении Новгородской земли и о формировании населения самого Новгорода не с юга (из Приднепровья), как считалось ранее, а главным образом с южного побережья Балтики, из области расселения западных славян»[67].

Однако с западного побережья Варяжского моря на восток перемещалось не только население. Не менее важен был процесс переноса социальных и религиозных структур общества. Выше уже говорилось о соответствии между собой языческих верований жителей Старграда и Новгорода. О мощном западнославянском влиянии говорит не только особенности строительства центра города, но и сама внутренняя городская структура Новгорода. Помимо него она встречается лишь в некоторых других городах, в связи с чем В. Л. Янин и М. Х. Алешковский делают следующий вывод о ее происхождении: «Между прочим, кончанские организации также восходят, как предположил А. В. Арциховский, к балтийским славянам, у которых имелись общественные здания контины – центры отдельных частей города. Концы прослеживаются и в Пскове, Руссе, Ладоге, Кореле, Ростове, Смоленске, однако сомнительно, чтобы они были и в других городах Древней Руси»[68].