Боец и волонтёр – Александр Жучковский. Среди ополченцев он пользуется заслуженным авторитетом, ибо один из немногих, кто ни разу не нарушил данного слова, всё обещанное выполняет в указанный срок и отчитывается перед жертвователями и получателями гуманитарных грузов за каждую копейку. В отличие от тех, кто непонятно почему, называют себя «русскими националистами» и кричат, что «нет никакого украинского нацизма, а Новороссия – придуманная в Кремле ловушка для идейных русских», Александр убеждён: происходящее на Донбассе – начало реализации базового концепта русского национализма по воссоединению всех русских на исторически принадлежащих им землях. Поэтому формула «Русский, помоги русскому» стала для него и его единомышленников категорическим императивом.

– Как пришло решение отправиться в Новороссию?

– Вкратце история такова. Я начинал ещё в марте в Крыму, через месяц потом поехал на Донбасс, но был на границе тогда ещё Донецкой области задержан СБУ и выдворен без права въезда на три года. Вернулся в родной Питер. И вот – 2 мая 2014 года. Был выходной день, я предавался праздному отдыху, гулял в центре города. В этот момент я узнал из интернета, что произошло в Одессе. Вести и фотографии из Дома профсоюзов и окружающая меня праздная атмосфера Невского проспекта вступили в моем сознании в такой резкий контраст, что я задался вопросом: как это вообще возможно, что в Одессе русских людей сжигают заживо, а мы себя здесь ведем так, как будто ничего не произошло?

В этот момент я понял что должен быть в Новороссии и через три дня уже уехал на Донбасс. Как и многие другие русские православные люди я не мог иначе. Более всего в людях мне противно равнодушие – состояние, которое описано в известных строках Апокалипсиса: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч…»

После трагедии 2 мая, когда все поняли, что ситуация не разрешится политически, а Россия официально не поможет, стали формироваться группы добровольцев. С одной из групп я поехал сначала в Луганск, был у Болотова и Мозгового, который тогда ушёл в леса партизанить. А после знаменитого обращения к добровольцам Игоря Стрелкова сразу же отправился в Славянск, оттуда в Семёновку, на территорию знаменитого больничного комплекса, впоследствии превращённого украми в пыль…

– С момента вынужденного ухода с поста главнокомандующего силами ополчения Игорь Стрелков подвергается непрестанной травле в СМИ. Как ты оцениваешь его роль в истории Новороссии?

– Я считаю, что Игорь Стрелков сыграл исключительную роль в событиях на Украине середины 2014 года. Но с точки зрения истории прошло немного времени, мы многого не знаем, поэтому окончательные итоги этих событий подводить рано, давать «окончательную» оценку роли Стрелкова тоже рано (надеюсь, что он сыграет еще роль в российской истории, и немалую). Но то, что уже нам известно, и то, что мы сами наблюдали на Донбассе, говорит о том, что действия Стрелкова существенно повлияли на ситуацию в Новороссии, и, может, даже изменили эту ситуацию и ход истории.

Повторяю, мы многого не знаем, но есть основания считать, что один из сценариев прошлого года заключался в том, чтобы быстро подавить народные выступления на Донбассе, и многие «наши» люди в ДНР способствовали сдаче «завоеваний революции» в июне-июле прошлого года. Игорь Стрелков своим действиями сорвал этот сценарий, заставил ополчение воевать всерьез и побудил к серьезному военному противостоянию и противника. Таким образом, реакция и дальнейшие меры России, как и других стран, также были во многом обусловлены результатами решений и действий Стрелкова.

История начала и развития войны в Новороссии явила яркий пример того, как один решительный идейный человек может влиять на ситуацию в глобальном масштабе. Впервые за четверть века, а может и за все столетие (с момента большевистской революции) в России появился человек, который фактически начал войну за воссоединение русского народа, за историческую Россию, под православными стягами и имперскими знаменами. Именно в этом причина того, что Стрелков стал со своим отрядом в Славянске центром притяжения для активных русских людей. Дело не столько в нём как человеке (культ личности я не приветствую), а в идее национально-освободительной борьбы русского народа, которую он олицетворял.

Огромный потенциал этой идеи напугал «пятую колонну» и стал причиной, по которой Стрелков был выдавлен из Новороссии.

– У каждого свой опыт войны. Всегда есть эпизод, в котором весь полученный в боевых условиях опыт содержится концентрированно…

– Понимаю, о чем ты. 3 июля прошлого года я ехал с группой российских добровольцев из Славянска в Семеновку. По дороге наш микроавтобус попал под обстрел. Машина остановилась, мы выбежали и стали отходить, только двое парней из Питера задержались и стали отстреливаться, прикрывая отход группы. Почти сразу по нам стал бить танк, один снаряд попал в машину, двое ребят погибли на месте. Еще четверо было ранено. Первая вызванная машина забрала раненых из укрытия, мы дождались вторую машину, чтобы забрать тела погибших, и захватили с одной из позиций одеяла, чтобы использовать в качестве носилок. Все это время после отхода атаковавшего нас противника по территории били танки и минометы, близко к месту стычки было не подъехать, поэтому оставили машину примерно в 500 метрах и побежали за телами. Тела сгорели вместе с машиной, но продолжали тлеть. Сбив огонь, мы перетащили тела на одеяла и побежали с ними к машине. Этот путь был очень сложным – обстрелы продолжались, при этом от тлеющих тел стали загораться одеяла, так что приходилось по пути еще сбивать огонь. У нас был «уазик» с открытым верхом, тела туда поместились только наполовину, по ходу езды приходилось их придерживать, чтобы не упали. Периодически приходилось заезжать в укрытие, чтобы не попасть под снаряд. Через полчаса пошел очень сильный дождь, это было спасением – образовалась настоящая водная стена, на время обстрелы прекратились, и мы смогли проскочить в Славянск и отвезти тела в морг. Все это длилось примерно часа полтора.

Это были самые страшные мгновения за все время войны. Страшно было забирать останки товарищей, – груду костей и мяса из тех, кто совсем недавно был жив и с тобой разговаривал, шутил, смеялся…

Эти были ребята из Петербурга, до войны я их не знал. Звали их Владимир и Матвей. У Владимира никого из родственников, а у Матвея осталась жена и трое детей…

Главный опыт, получаемый на войне прост: возникает не рассудочное, а непрестанно всем существом переживаемое чувство сокрушительной близости смерти и скоротечности жизни. То состояние всепроясняющей радости и абсолютной ценности каждого ускользающего мгновения, которое испытал Федор Достоевский у расстрельного столба, становится нормативным.

– Несмотря на неоднократные разъяснения православных священников и прошедших войны мирян, светские граждане снова и снова просят задавать вопрос: большинство воюющих – люди верующие, в основном православные, как сочетаются веру и убийство?

– Для православного человека не существует такой проблемы, как сочетать веру и убийство. Тем более на войне, где православный человек жертвует своей жизнью ради спасения чужой. Все разговоры о том, что веру нельзя совместить с убийством и участием в войне, – это либо спекуляция, либо незнание Священного писания и истории нашей страны, которую наши предки всегда защищали под православными знаменами и с благословения Церкви. Сегодня погрязшим в гедонизме большинством утрачено различение: убийство суть кража у другого Творцом ему дарованной жизни, а защита других от тех, кто стремится украсть у них жизнь – это исполнение заповеди Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Такую смерть надо заслужить, она – свидетельство достойно прожитой жизни.

У меня нет «сценария» моего смертного одра, каких-то определенных мыслей на этот счет – умереть на поле боя, в старости, еще как-то. Есть лишь желание, чтобы уйти из мира с ясным умом и в состоянии покоя. Страшит мысль оставить этот мир неготовым к этому, когда «Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…»

– Что побудило тебя из бойцов перейти в волонтёры?

– Приказ командира. В период Славянской эпопеи главной проблемой ополчения была проблема снабжения. Не было ни формы, ни снаряжения, ни медикаментов. Мне было приказано решить эту проблему в рамках нашего подразделения. Пришлось обратиться в социальных сетях ко всем знакомых с просьбой о помощи. Люди откликнулись, начали перечислять средства, надо было закупать, перевозить необходимое и мне сказали: ты уже начал этим заниматься – продолжай.

– Среди тех, кто сражается на «гуманитарном фронте», увы, появилось много самолюбцев и пиарщиков. Распоряжаясь пожертвованиями, чужим имуществом и деньгами они в какой-то момент начинают мнить себя благодетелями, коих надо упрашивать о помощи с обязательным освящением их деятельности в СМИ, иначе помогать они не считают нужным… Как ты относишься к таким, возникают ли конфликты?

– Не берусь никого судить, но понимаю, о чём идет речь: когда в твоих руках оказываются большие суммы денег и большие возможности помогать людям, возникает соблазн считать себя неким вершителем праведных дел, «благодетелем». Тем более что благодарность этих людей за помощь адресуется тебе лично. Преодоление этого соблазна легко: достаточно просто напоминать себе, что все эти ресурсы – это не твоя личная помощь, не то, что ты заработал своим трудом. Это то, что ты просто передал из рук в руки, то есть ты никакой не благодетель, не спаситель, а передаточное звено, посредник. Роль, конечно, необходимая и важная, но не исключительная…

В прошлом году одна семья, родом из Харькова, проживающая в Восточной Европе, в общей сложности пожертвовала для ополчения 200 тыс. евро. Эти деньги они выручили, продав, в частности, все семейные украшения. Вот эти люди, я считаю, могут считать себя благодетелями и собой гордиться.

Лучший же способ борьбы с самомнением – просто представить, что тебя на этой войне нет. Что изменилось? Да ничего. У покойного актера Сергея Бодрова было на этот счет очень хорошее высказывание: «Ты остановишься на углу оживленной улицы и представляешь, что тебя здесь нет. Вернее, тебя нет вообще. Пешеходы идут, сигналят машины, открываются двери магазинов, сменяются пассажиры на остановке. То есть, в принципе мир продолжает жить и без тебя. Понимать это больно. Но важно.» Это смиряет, помогает оценивать себя адекватно, а значит, приносить максимальную пользу в своём деле.

Моё дело – быть связующим звеном между теми русскими, кто нуждается в помощи (а сегодня в ней наиболее нуждаются жители Новороссии) и теми, кто готов помочь. На большее не претендую.

– Если ЛДНР зависнет как Приднестровье в непризнанном статусе и состоянии «ни мира, ни войны», ты по-прежнему будешь заниматься гуманитарной деятельностью? Или это уже станет бессмысленным, поскольку почти все гуманитарные потоки уже идут строго по официальным каналам? Нет ли чувства разочарования – хотели Большой Новороссии, а получили ОРДиЛОСОС (согласно Минским соглашениям, это отдельные районы Донецкой и Луганской областей с особым статусом – ред.) и, судя по всему, надолго?

– Я много раз задавал себе этот вопрос, дважды за год думал над тем, чтобы свернуть свою деятельность – как из-за некоторых препятствий, которые мне чинили и в ДНР и в РФ, так и из-за многих крайне нелицеприятных эпизодов (изгнание Стрелкова, убийство Бэтмена, Мозгового и др. командиров, переворот в Народном совете). В итоге, в том числе после разговоров с нашими жертвователями, я принял решение все-таки продолжать действовать до момента, когда всякая работа в этом направлении очевидно утратит смысл.

Наша работа (у нас много направлений – снабжение ополчения, подготовка добровольцев, аэроразведка, лечение раненых) пока не утратила смысла по двум причинам. Во-первых, в любой момент ситуация на фронте может измениться и освободительная война продолжится (это зависит, конечно, от «большой политики», но «гарантий мира» пока никаких нет). Во-вторых, люди до сих пор продолжают поддерживать ополчение (денежными средствами, грузами), и пока эта поддержка оказывается, сворачивать нашу работу нельзя. Люди продолжают поддерживать, поскольку у множества ополченцев семья и дома в оккупации, им некуда идти, они до сих пор сидят в окопах в надежде на освобождение своих домов. У многих людей в России есть друзья и родственники среди ополченцев, и они им помогают, вне зависимости от политической ситуации вокруг Донбасса.

В общем, мы должны и, наверное, обязаны действовать «до последнего рубля», до последней коробки помощи. Разочарование общей ситуацией, безусловно, есть. Говорят, чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. Но мы действительно были очарованы Русской весной – этим периодом долгожданного русского подъема, русского восстания за свои национальные ценности. В тот период воевать и работать было «легко и приятно». Потом стало тяжело, сложно, непонятно, иногда через силу и сомнения. То, к чему мы пришли сейчас, сильно удручает. Но иногда задаешь себе вопрос: а кто сказал, что будет легко и быстро? Человек предполагает, а Бог располагает. Еще неизвестно, через какие трудности и невзгоды мы должны будем пройти.

В конце концов, есть универсальный житейский принцип: «Делай, что должен, и будь что будет».

1 декабря 2015 года, «Сегодня.ру»

Замполит ополчения ДНР с позывным «Кедр»: «Как сочетать веру и убийство»

«Кто воюет против Новороссии, тот воюет против Бога», – это убеждение выстраданное и оплаченное кровью – так полагает коренной киевлянин, командир ополчения с позывным «Кедр».

Сейчас командир Кедр после очень тяжелого ранения проходит реабилитацию в Крыму, но собирается вернуться в Донбасс. В своем интервью «православный замполит» рассказал, как в апреле 2014-го небольшая группа ополчения во главе с Игорем Стрелковым пробралась в Славянск, как бойцы ДНР разгромили кировоградский спецназ и почему вопреки всем разговорам о «сливе» Новороссия продолжает влиять на геополитику.

– Как ты, киевлянин, оказался в крымской спецгруппе Стрелкова?

– Рано подводить итоги, я уверен, что история Стрелкова ещё не закончена. А в спецгруппе Игоря Ивановича я оказался так. После вооружённого захвата власти националистами в Киеве те, кто занимался какой-либо деятельностью, связанной с сопротивлением «новому порядку» на Украине, вынуждены были быстро выехать. В основном выезжали в Россию или в Крым. Я оптимист и до последнего верю в лучшее, но когда я в конце февраля в спальном районе Киева увидел спокойно разгуливающих молодых людей в форме с символикой СС и Третьего рейха, понял: всё, надо ехать туда, где дают оружие, время митингов закончилось.

Выехал я 2 марта с будущим командиром ополчения (позывной – «Ромашка»). Он за несколько месяцев до этого познакомился в Киеве со Стрелковым. Тот по телефону пригласил нас в Симферополь. Утром 3 марта мы вышли на вокзале в Симферополе, взяли такси и поехали в Совмин. Таксист по дороге нам рассказывал о событиях, которые происходили вокруг потери Украиной власти в Крыму, и был этому очень доволен. Когда мы подъехали к Совмину он оказался окружен по периметру «зелеными человечками». Местами кучковались крымчане с георгиевскими ленточками и русскими флагами. Возле Совмина Ромашка набрал Стрелкова по телефону и доложил, что мы прибыли. Стрелков появился через пару минут и дал команду нас пропустить. Мы поднимались на второй этаж. Внутри здания нам встречались автоматчики и пулеметчики. В здании была абсолютная чистота, о захвате говорили разве что следы взлома на некоторых дверях, а единственная надпись маркером на стене «Извините за временные неудобства» вообще умиляла. Даже цветы были политы. В кабинете я прошел нечто вроде собеседования. Игорь Иванович задал несколько стандартных вопросов о профессии, возрасте и предложил войти в спецгруппу по обеспечению безопасности референдума, которую он возглавляет. Обеспечили.

– О том, как вы пробирались в Славянск с 12 на 13 апреля ходят легенды. Как было в действительности?

– Путь до города, который покроет себя Славой Русского духа и позором Украинского государства нам пришлось преодолевать в жесткой конспирации. Небольшой фургон с трудом вместил в себя всю нашу группу – 50 человек. Около 4–5 часов мы кружили по трассам донецкой и луганской областей, объезжая посты ГАИ. Внутри фургона тесно, темно, глина от берц высыхала и превращалась в пыль, которая стояла стеной от тряски, но было весело.

Когда мы все же прибыли и стали вылезать из фургона, я чуть не подавился от смеха. Дело в том, что в фургон мы грузились ночью и никто не обратил внимание на большую красную надпись на белом кузове «НОВАЯ ПОЧТА». Мне сразу вспомнился один фантастический рассказ, который я читал в детстве, как одному гангстеру пришла посылка на его имя с доставкой в гостиничный номер. После того как он её распечатал и достал из неё маленьких солдатиков, они стали оживать и воевать с ним. В концовке после эпического сражения с киллером-великаном они его убивают. Мысленно по-издевательски поздравил и Киев с получением «посылки» – осталось расписаться в получении.

– Самым важным событием славянской эпопеи был…

– …бой 3 июня. Его мы ждали с 17 мая, момента захвата Семеновки, передового рубежа славянской обороны. Семеновка – это небольшой населенный пункт всего 1600 на 1300 метров. Разделен перекрестком трассой Ростов – Харьков и дорогой Славянск – Николаевка, по которой восставший город получал все для жизнедеятельности и обороны. Удерживать этот рубеж нужно было любой ценой, как предместье Москвы в трагическом 1941-м. С каждым днем нас все больше обстреливали с минометов. Иногда, ты помнишь, по несколько часов. Появились первые раненые. Каждый вечер на совещании командиров нас предупреждали о готовящемся штурме.

Май выдался дождливым, с грозами. Каждую ночь горизонт по кругу блистал зорями. Секундные вспышки света на небе были с такой периодичностью, что ночь была не совсем ночь. Я такого никогда не видел. Казалось, что бой на небе уже идет за наши души, между ангелами и демонами, и от того как он свершится там, наверху, так и у нас случится. А за несколько дней до сражения нас посетили несколько священников с десятком православных верующих. Они привезли с собой икону Георгия Победоносца. Эта икона не раз спасала своим появлением наших солдат на Кавказе. Спасла и нас…

В том бою было много памятных эпизодов, но особенно запомнился один. «Кедр, какого хрена твои ПТУРы (противотанковые управляемые ракеты – прим. «Ридус») молчат? – ругался Моторола. – Танк на мосту, приказываю «птуршикам» его сжечь!». Не время было объяснять, что расчет ПТУРа мне не подчинялся. Приказ есть приказ. Можно было послать кого-то из моих подчинённых, но для них это первый бой, а у меня уже третий и задание очень ответственное, решил идти сам. По дороге потерял рацию. Слава Богу, под шквальным огнём к блиндажу Крота, командира «птурщиков», добрался невредимым. Один Т-64 ехал к нашим позициям и интенсивно расстреливал блокпосты ополченцев на перекрестке, другой прикрывал, высунув из-за моста башню. Крот на пару секунд застыл над ПТУРом. Выстрел. Попадание! Танк, который стоял за мостом с высунутой башней заметил, откуда вылетела противотанковая ракета и – его снаряд вздыбил землю в двух-трёх метрах перед нашим блиндажом. Лупануло так, что чудом мы уцелели, у меня из карманов личные вещи вылетели…

А подбитый нами танк уже не мог работать, башню заклинило. Добивали его Ермак из ПТРС (противотанковое самозарядное ружьё – прим. «Ридус») и Викинг, Камаз и Кирпич – из гранатомётов и «мух». Окончательно он замер за 25 метров до наших окопов, как раз там, где пару дней назад был крестный ход с иконой Георгия Победоносца.

– Боец, а тем более ВОИН – искусство, которым требуется овладевать годами, каково воевать без подготовки?

– Боевой опыт приходит со временем. Сколько бы ты не учился стрелять в тире, ты не станешь бойцом, потому что мишень не стреляет в ответ. Это не значит, что не стоит проводить военные учения или овладевать военными специальностями. Это значит, что сколько бы ты не готовился на учебном полигоне, придя на фронт всегда слушай наставления тех, кто уже имеет боевой опыт. Я так и делал и мне это помогло. А главное – я всё делал с молитвой, и подчиненных своих учил всегда и во всём просить помощи Божией.

– Когда мы пробивали коридор к границе РФ, под Дмитровкой ты командовал боем с самым подготовленным подразделением ВСУ – кировоградским спецназом, тем самым боем, который эти спецы назвали черной страницей своей истории. Как это было?

– Наша разведка выяснила: противник в ангаре за невысоким бетонным забором. Мы (50 ополченцев плюс БТР) к ним подошли и взяли на прицел по фронту и с правого фланга. На месте их командира, оценив обстановку, я дал бы приказ на отступление, тем более, что было куда. Отступая, поражал бы преследователей. Зачем они пошли на прорыв, до сих пор не пойму. На двух «Уралах» вломились в наши ряды и – смешанный стрелковый бой. За минуту все для них закончилось полным разгромом. Я получил пулевое сквозное ранение 7.62 в левую ногу выше колена. Ещё один боец ногой попал под колесо грузовика, это все наши потери. А спецназовцы потеряли 12 человек (искромсаны очередями в ошметья), 3 пленными и 4 еле ноги унесли.

– Неизбежный и неисчерпаемо сложный для христианина вопрос: как сочетать веру и убийство?..

– Святые отцы давно дали определение, какое место в жизни христианина должно занимать такое явление как убийство. Личных врагов мы прощаем, а врагов православного Отечества, которое является оградой для Церкви, мы уничтожаем. Для нынешних незаконных властей Украины заокеанскими «друзьями» поставлена задача по уничтожению православия на Украине путем разрыва канонического единства с Русской Православной Церковью. Насаждается культура гомосексуализма, каннибализма, ненависти взамен любви к ближнему и милости к страждущим. Поэтому мы должны убить всех, кто к этому причастен. Иначе будет убита сама возможность жить по совести и заповедям Христовым.

– То, что происходит сейчас в Новороссии, точнее в ДНР/ЛНР, многие политологи (да и рядовые граждане республик) расценивают как «слив», предательство русских на территории бывшей Украины, как отказ от самой идеи создания Новой, Справедливой России, возрождения Большого Русского мира. Впереди – в лучшем случае аналог Приднестровья, то есть тупик… Как оцениваешь ситуацию ты?

– Сейчас много ломается копий по определению «слили» – «не слили» Новороссию. Причем я заметил тенденцию: громче других пытаются внести суету в этот очень тонкий вопрос, состоящий из множества деталей, люди, которые не воевали на Донбассе или, вообще не присутствовали хотя бы в прифронтовой зоне.

С одной стороны, мы все помним комментарий Стрелкова почти годичной давности, когда он объяснял причины своего выхода на «большую землю». Тогда он сказал, что у него был выбор, в случае если он не оставит ДНР, то восставшему Донбассу останется жить недолго. И словам своего командира я верю, пойди он на поводу своего «я», у нас бы все очень быстро закончилось. С другой стороны, Донбасс жив по сей день. И, несмотря на многочисленные недостатки и проблемы, ополчение выросло в армию. Да, многие воевавшие сейчас разочарованы, они ждали большего. Объясняется это просто: они верили в светлое будущее, жертвовали собой, добились успеха, многие стали командирами. Но! Руководителями страны становятся реалисты, прагматики, а между романтиками и прагматиками случаются споры, в том числе с применением оружия. Нужно находить контакт, проявлять понимание и терпение друг к другу.

Всему своё время. Самое главное сейчас то, что вопреки всем прогнозам Новороссия продолжает влиять на геополитику. Если данную ситуацию перевести на язык шахмат, выглядит это приблизительно так: Америка ходит конем с Сирии на Украину и ставит шах Москве. А Москва ходит офицером с Крыма на Донбасс, в результате чего шах Вашингтону и мат Киеву.

В стратегической же перспективе я не верю в будущее государства Новороссия. Её миссию я вижу не в существовании отдельного государства, а в генерации той силы, которая бы преобразила Россию в православную империю, удерживающую мировое зло. Такая Россия предсказана святыми отцами нашей Церкви. И Новороссия – это как та малая закваска, о которой говорил Спаситель в библейской притче, которая квасит все тесто. После выполнения своей миссии Новороссия растворится в Великой России наравне с другими народами и регионами. Когда? Не знаю, думаю, не скоро. Но – так будет, и наши жертвы не напрасны.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

4 из 5