Зеркало сновидений

– У меня и в мыслях не было просить платье для себя, – выдохнула она. – Я просто не хотела, чтобы ты его надевала. Только и всего.

Она вышла быстрым шагом, боясь расплакаться, и возле лестницы едва не столкнулась с матерью.

– Ты чуть не сбила меня с ног, – сказала Наталья Андреевна недовольно. – В твоем возрасте… – Но тут она заметила выражение лица дочери и оборвала нотацию на полуслове. – Что случилось, мой ангел? И что это за тряпка у тебя в руках?

– Бабушкина фата, – ответила Оленька. И, так как держать все в себе было выше ее сил, она обрушила на мать бессвязный поток слов о «Женитьбе», подвенечном платье, которое нашла Лиза, и сне, который предвещал недоброе.

– А она меня не слушает! Мама, она мне совсем не верит! Она думает, я хочу отнять у нее это глупое платье… Да я и за все сокровища мира к нему не притронусь!

Наталья Андреевна находилась в затруднении. Она считала, что происходящее не стоит выеденного яйца, но ее тревожило, что дочь приняла все так близко к сердцу.

– Ну, ну, Оленька, не стоит волноваться, – пробормотала мать, похлопав дочь по руке. – Ты вбила себе в голову бог весть что – совсем как Ларион, когда он отстаивает свои бредни…

– Мама! – вспыхнула Оленька.

– Нет, погоди, дай мне сказать. Я сейчас же пойду к Лизе и попрошу ее убрать это злосчастное платье, чтобы ты успокоилась. – Оленька хлюпнула носом, с надеждой глядя на мать. – Но ты должна мне пообещать, что будешь вести себя как взрослая и не станешь в другой раз верить всяким… всяким нелепостям. Хорошо?

В следующее мгновение Оленька бросилась матери на шею и так крепко ее обняла, что Наталья Андреевна даже немного поморщилась.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – горячо твердила девушка. – Просто… тот сон… и Арсений… а тут это платье… я ведь не сразу поняла, что оно подвенечное! И я вдруг испугалась…

Наталья Андреевна тихо вздохнула. Оленька наконец разжала руки, и мать, отступив на шаг, пытливо посмотрела ей в лицо.

– Мне, конечно, стоило бы поговорить с тобой об Арсении, – негромко промолвила мать. Оленька вздрогнула. – Но я, пожалуй, не буду. – Наталья Андреевна выдержала паузу, во время которой дочь упорно рассматривала носки своих туфель. – Я немного знала его мать, это была в высшей степени достойная женщина. К сожалению, его отец – безответственный человек.

– Он содержит любовницу, – брякнула Оленька. – Я знаю.

Наталья Андреевна открыла рот, чтобы возмутиться. Семнадцатилетняя девушка из хорошей семьи не должна говорить о таких предметах; более того, она даже думать о них не должна. Но Ломов недаром характеризовал госпожу Левашову словами «неглупая и волевая», и в данном случае эти качества ей не изменили.

– Кто тебе сказал? – только и выговорила Наталья Андреевна.

Оленька потупилась.

– Маша, – еле слышно ответила она. – Не нарочно, конечно, но… Мы просто болтали о том о сем… Она танцовщица. А до нее была какая-то англичанка. Я так поняла, что это Машина бывшая гувернантка.

У Натальи Андреевны уже голова шла кругом. Гувернантка! Танцовщица! Конечно, в их кругу увлечения Базиля вовсе не были секретом; но то, что о них знала и ее собственная дочь, неприятно поразило госпожу Левашову.

Но что же сказать, в самом деле, как сохранить лицо?

– Оленька, – начала Наталья Андреевна, – у взрослых людей…

Она посмотрела в блестящие глаза дочери, поняла, что не может лицемерить и говорить о Базиле как о совершенно приличном человеке, который имеет право на свои слабости, и решила не продолжать.

– Ладно, – вздохнула Наталья Андреевна. – Что еще Машенька тебе рассказала?

– Ничего, – храбро ответила Оленька, пряча глаза. – Ты обещала сказать Лизе, чтобы она не надевала платье.

– Хорошо, я сейчас же поговорю с ней.

Лиза сидела под лампой с книжкой в руках. Войдя, Наталья Андреевна прежде всего поискала взглядом злополучное платье и увидела, что оно брошено на спинку кресла.

– Наверное, я покажусь тебе глупой, – сказала мать, – но я хотела бы попросить тебя кое о чем.

И она объяснила Лизе, что Олю испугал недавний кошмар и она переживает за сестру. У Оленьки и в мыслях нет отбирать платье, просто сон выбил ее из колеи, и она стала придавать чрезмерное значение всяким глупостям.

– Не видела она никакого сна, – упрямо промолвила девушка, закрывая книгу. – Она нас дурачит.

Наталья Андреевна не стала терять время на споры, а лишь несколько раз в доходчивой форме повторила то, что говорила ранее: что Оленька вся извелась, что ее поведение, может быть, и глупо, но дразнить ее нехорошо и жестоко.

– Скажи ей, что она может не переживать, – сдалась Лиза. – Когда я у себя в комнате как следует рассмотрела платье при свете, я поняла, что ткань обтрепалась и выглядит бедно. Думаю, моя Агафья Тихоновна выйдет на сцену в зеленой тафте.

– Я всегда знала, что моя старшая дочь – умница, – сказала Наталья Андреевна с улыбкой. Она поцеловала Лизу в лоб и удалилась, притворив за собой дверь.

Кирилл Степанович сидел в своем кабинете и попыхивал трубкой. Жена скользнула взглядом по его благородному профилю, вспомнила, как она когда-то его любила и каких трудов ей стоило отучить его от привычки ходить налево, причинявшей ей столько страданий. Сейчас ей казалось, что она действовала не столько и не только для себя, но и для своих девочек. По крайней мере, никто не станет говорить ее дочерям, что их отец связался с какой-нибудь дурной женщиной. Она подошла к мужу и привычным движением отряхнула с воротника его халата пепел. Кирилл Степанович поймал ее руку, поцеловал ее и улыбнулся.

– Что? – спросил он.

– Так, ничего, – отозвалась жена. – Лиза искала платье, чтобы играть в сцене из Гоголя, и нашла подвенечное платье моей матери.

Но думала она вовсе не о Лизе, а о том, что ничего на самом деле не кончилось и что она по-прежнему любит своего мужа. Достаточно было Кириллу Степановичу взять ее руку и улыбнуться, и она словно перенеслась в те дни своей юности, когда…

– Оленька вообразила бог весть что, – машинально закончила Наталья Андреевна.

А впрочем, к чему оглядываться назад? Юность давно уже сменилась зрелостью, время идет, они с Кириллом тихо стареют, девочки выйдут замуж, пойдут внуки, а потом…

Самое главное – что она хотела состариться только со своим мужем. Только с ним одним.

– Какой роман ты мне посоветуешь? – спросила Наталья Андреевна. – Хочется что-нибудь почитать перед сном.

Кирилл Степанович оживился. Он считал себя знатоком словесности и с удовольствием раздавал советы по поводу того, что в современной литературе стоит читать, а что не стоит.

На сей раз он произнес длинную речь, которую жена внимательно выслушала, и закончил ее словами:

– Конечно, сейчас литература уже не та. Даже граф Толстой стал менее интересен, а вот раньше… какие были имена! Пушкин, Гоголь…

Но Наталью Андреевну не тянуло сейчас ни к Пушкину, ни к графу Толстому, и она остановила свой выбор на старом проверенном Александре Дюма.

В семье Левашовых было принято завтракать всем вместе, и когда утром Лиза не спустилась из своей спальни, мать послала Соню разбудить дочь. Через минуту весь дом услышал пронзительный крик горничной.

Когда Наталья Андреевна, Оленька и несколько слуг вбежали в спальню Лизы, они увидели, что постель не смята. Сама девушка лежала на полу в подвенечном платье своей бабушки. Вызванный к Левашовым доктор констатировал, что Лиза была мертва уже несколько часов.

Глава 7

Знакомство

Сергей Васильевич пил кофе. Собственно говоря, жидкость, которую он смаковал маленькими глоточками, следовало бы назвать как-нибудь иначе, но так как язык человеческий несовершенен, придется за неимением лучшего все-таки остановиться на слове «кофе».

Сей удивительный со многих точек зрения напиток Ломов варил себе собственноручно, используя какой-то известный только ему одному рецепт. Кофе, который получался у Сергея Васильевича, был черен, как черный кот, своей густотой напоминал расплавленный асфальт и источал такой мощный аромат, что у человека неподготовленного могла закружиться голова. Кроме того, напиток, секрет приготовления которого Ломов хранил в строжайшей тайне, обладал свойством прочищать мозги после любой попойки и отгонять сон, даже если вы до того не спали пять суток.

Итак, Ломов пил кофе и размышлял – о задании, на которое начальство отправляло его вместе с баронессой Корф, и о том, чем оно может обернуться. Сергей Васильевич ничего не имел против Амалии, но не мог отделаться от мысли, что по условиям предстоящей миссии она вряд ли сможет чем-то ему помочь. Когда Ломов указал своему начальнику генералу Багратионову, что Амалия совершенно не подходит для того, чтобы участвовать в деле, он получил ответ, что остальные агенты заняты и потому Сергею Васильевичу стоит быть благодарным за то, что ему вообще выделили кого-то на подмогу.

– Кроме того, – добавил генерал, – вы отправляетесь не завтра и даже не послезавтра, так что у вас будет время, чтобы хорошенько подготовить госпожу баронессу. Уверен, вы сумеете сделать так, чтобы она не стала для вас обузой.

Сергею Васильевичу очень хотелось сказать что-нибудь заковыристое, но усилием воли он сдержался. За всю свою долгую и непростую жизнь ему практически не приходилось выступать в роли обучающего, но дело есть дело, и, поразмыслив, Ломов решил все-таки попробовать передать Амалии некоторые навыки, которые, как он полагал, ей пригодятся.

Поскольку баронесса владела огнестрельным оружием («удовлетворительно, но сойдет»), Сергей Васильевич сосредоточился на холодном оружии, а также на азах борьбы. Он учил Амалию фехтовать, метать кинжал в цель и кидать противника через себя. Баронесса Корф честно пыталась научиться, но Ломов видел, что, несмотря на все ее старания, у нее мало что получалось. И перед ним с удвоенной силой замаячила перспектива провала, а в той части света, куда их отправляли, перспектива такая почти неминуемо означала смерть.

Было бы ошибкой счесть, что Сергей Васильевич не думал о смерти. Скажем так: он не забывал о ней, как не забывают о неприятном кредиторе, от которого вы скрываетесь, но который однажды все равно объявится на вашем пороге и потребует сполна все, что вы ему должны. Однако Ломов поймал себя на мысли, что с недавних пор стал думать о смерти чаще, чем раньше, и ему это не нравилось.

Поглядев на часы, он обнаружил, что уже без четверти полдень, а в полдень должна была приехать баронесса. Допив кофе, Ломов отправился переодеваться, и ровно за пять минут до назначенного времени раздался стук во входную дверь. Но это оказалась вовсе не баронесса Корф.

– Ужасное происшествие! – выпалила Евдокия Петровна, войдя в гостиную более стремительным шагом, чем обычно. – Ты уже слышал? Лиза Левашова умерла…

Сергею Васильевичу потребовалось время, чтобы вспомнить, кто такая Лиза Левашова, – но, хоть убей, он не мог взять в толк, почему ему следовало интересоваться ее судьбой.

А Евдокия Петровна, не откладывая дело в долгий ящик, увлеченно поведала ему, как она отправилась за покупками и увидела Елену Ивановну, от которой и узнала обо всем случившемся.

– И ведь самое главное: ее нашли на полу в подвенечном платье! – Евдокия Петровна понизила голос до драматического шепота.

– Почему в платье, она же вроде не собиралась замуж, насколько я помню, – буркнул Ломов.

– Да, но она готовилась играть в любительском спектакле! Ты помнишь сон, который видели ее сестра и молодой Истрин? Помнишь, чем он кончился? Они оба увидели мертвую женщину в подвенечном платье!

Учуяв, что запахло мистикой, Сергей Васильевич скривился так, словно ему сунули под нос тухлую рыбу. Во входную дверь меж тем снова постучали, и денщик метнулся открывать.

– Я думаю, – добавила тетушка, – тебе стоит поехать к Левашовым и выразить свои соболезнования.

Ломов крякнул и вытаращил глаза.

– Зачем? Что это изменит? Родители потеряли ребенка, они безутешны. Я видел их только раз у Базиля… На кой черт им мои соболезнования?

– Видишь ли, – сказала тетушка с виноватым видом, – мне будет неловко ехать к ним одной…

Сергей Васильевич был готов взорваться. Он уже открыл рот, чтобы самым недвусмысленным образом дать понять, что ему нет дела до Левашовых и их горестей и вообще до всех гостей Базиля со всеми их проблемами, реальными или надуманными, когда в гостиной появилось новое лицо. Евдокия Петровна повернулась и с некоторым удивлением посмотрела на вновь прибывшую.

– Кажется, вы не представлены друг другу, – буркнул Ломов, одновременно посылая Амалии умоляющий взгляд. – Моя тетушка Евдокия Петровна Заболоцкая. Баронесса Амалия Корф.

Баронесса светски улыбнулась и объявила, что сожалеет о том, что прервала, по-видимому, интересную беседу.

– О да, чрезвычайно интересную, – процедил Ломов сквозь зубы. – Два человека увидели один и тот же сон, а потом третий человек умер. Черт знает что такое!

– Сережа, – вмешалась шокированная тетушка, – госпожа баронесса может подумать о тебе бог весть что! Стыдись!

Не в силах выразить обуревающие его чувства, Ломов сделал круг по комнате, злобно шевеля усами и запустив пятерню в волосы. Денщик уже успел скрыться, предвидя бурю, грозящую масштабами стихийного бедствия.

– Что это за история со снами? – спросила Амалия, поворачиваясь к Евдокии Петровне.

Тетушка оживилась и принялась описывать вечер у Базиля, на котором Оленька Левашова рассказала свой сон, причем выяснилось, что точно такой же сон видел сын хозяев. В конце сновидения появлялась мертвая женщина в подвенечном платье, и сегодня утром…

– Амалия Константиновна – женщина практическая, – не удержался Ломов, – она не верит в такие глупости.

– Почему же – верю, – уронила Амалия, и тон ее Сергею Васильевичу инстинктивно не понравился. – Скажите, ваш слуга не находил мою перчатку? Я нигде не могу ее отыскать.

– Полагаю, лучше всего будет справиться у него, – буркнул Ломов, протягивая руку к звонку.

– Наверное, он не услышит, – спокойно промолвила Амалия. – Вы упоминали, что звонок сломан.

Досадуя на себя за то, что не догадался сразу, куда дует ветер, хозяин дома пригласил Амалию следовать за собой, и они вышли из гостиной.

– Сергей Васильевич, – начала Амалия, когда стало ясно, что тетушка не может их слышать, – что все это значит?

Ломов шумно вздохнул и развел руками, словно призывая мироздание в свидетели, что он тут ни при чем.

– Сначала вас насторожил сон, который приснился двум людям сразу, – продолжала Амалия, – а теперь умер человек, и его смерть как будто связана с тем сном. – Баронесса Корф нахмурилась, напряженно размышляя о чем-то. – Знаете что, Сергей Васильевич, опишите-ка мне всех, кто был тогда в доме вашего знакомого. Когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, вы упоминали некоторых из присутствовавших, но далеко не всех.

– Зачем вам это? – пробурчал Ломов.

– Я любопытна, – коротко ответила его собеседница. – Кроме того, я как-то видела Кирилла Левашова на благотворительном вечере. И у него были милые дочери.

– Ну, если вас интересует мое мнение… – Сергей Васильевич дернул шеей. – На вечере у Базиля присутствовали 17 человек, включая меня и тетушку. Как я понимаю, вам интересны остальные 15?

Амалия кивнула.

– Тогда приступим. Истрины – 4 человека. Базиль – прохвост и бабник, но вообще почтенная и уважаемая личность. Сын от первого брака Арсений – поручик и поклонник поэзии, о нем я вам уже говорил. Варвара Дмитриевна – вторая жена Базиля, костлявая и кислая. Пасынка терпеть не может. Имеет дочь Машеньку. – Ломов перевел дух. – Далее Левашовы – 4 человека. Кирилл Степанович – глава семейства, надежно посажен на цепь. Наталья Андреевна – его супруга, женщина, которая умеет добиваться своего. Лиза и Оленька – две дочери… С ними явился некто Ларион Маслов, студент, нечто вроде семейного приживалы. Кхм! – Ломов прочистил горло. – Теперь Устряловы – два человека. Елена Ивановна – знатная говорунья, душа общества. Порфирий Филиппович – ее муж, греется в ее лучах. Также присутствовало семейство Шаниных – родители и старшие сыновья. Павел Иванович – не советую играть с ним в карты, а так вполне пристойный господин. Александра Евгеньевна – супруга, почтенная клуша. Дети – Владимир и Николай, близнецы, студенты. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

– Старшее поколение вы охарактеризовали исчерпывающе, – улыбнулась Амалия, – но вот младшее…

– Что о них можно сказать? – с раздражением промолвил Ломов, поведя своими широкими плечами. – Молодняк!

Сергей Васильевич был не настолько самоуверен, чтобы забыть, каким был в молодости он сам, но сейчас он предпочитал иметь дело с людьми взрослыми и состоявшимися, которым не надо делать скидок на возраст или разжевывать элементарные вещи.

– Кажется, мы тут заговорились, – сказал он. – Пора возвращаться к тетушке. Она, должно быть, недоумевает, отчего нас так долго нет.

– Да, в самом деле, – рассеянно отозвалась Амалия, думая о чем-то своем. – Поезжайте с ней к Левашовым. Ей будет легче, если вы будете рядом.

Тут, надо признаться, Ломов рассердился.

– Сударыня, – проскрежетал он, – смею вам напомнить, что наш долг…

– Нет, – твердо промолвила Амалия, – о долгах поговорим потом. Мне нужен ваш зоркий глаз и превосходный здравый смысл. Присмотритесь к людям в доме, послушайте, о чем они будут говорить. И пожалуйста, отнеситесь к этому всерьез, а не как к моей прихоти. Хорошо?

– Вы могли бы сами туда поехать и разузнать все, что вас интересует, – не удержался Ломов.

– Я так и сделаю, – кивнула Амалия. – Но вы отправитесь туда отдельно от меня. Позже мы сравним наши впечатления.

Сергей Васильевич нахмурился. Ему было что возразить своей собеседнице, но он неожиданно поймал себя на мысли, что совершенно не хочет с ней препираться. Нет слов, баронесса Корф умела приказывать.

– У вас есть какие-то соображения? – спросил Ломов напрямик.

– Слишком много совпадений, – медленно проговорила Амалия, глядя ему в глаза. – Два разных человека в одно и то же время видят один и тот же сон, а потом девушка умирает именно так, как было показано во сне. Что-то тут нечисто.

– Но вы же говорили, что Арсений Истрин видел другой сон, просто вообразил, что… – начал ее собеседник.

– Я не знаю, что там видел господин Истрин, – отрезала Амалия таким тоном, что у Ломова, хоть он был вовсе не робкого десятка, по коже побежали мурашки. – Я знаю, что происходит нечто странное, и хорошо бы в нем разобраться. Вот, собственно, все, что я пока могу сказать.

Глава 8

Визит

Оленька больше не плакала. Она находилась в том зыбком, подавленном состоянии, которое вызывает неожиданно обрушившееся горе после того, как кончаются слезы, силы и слова. Доктор сказал, что Лиза умерла, мама рыдала, и на нее было страшно смотреть, отец словно окаменел… Но Оленька не находила в себе сил думать о смерти. Воображение переносило ее в те недавние – и, как выяснилось теперь, счастливые – дни, когда Лиза была рядом, когда тень того кошмарного сна еще не нависала над ними, когда они…

Отношения сестер не всегда были ровными, и младшей случалось бунтовать против старшей; но теперь Оленька понимала, что все их ссоры были вызваны, по сути, пустяками, и глубоко сожалела о каждой из них. Ее мучило, что она больше ничего не сможет объяснить Лизе, что сестра уже ее не услышит и что все кончено – кончено навсегда. Лиза ушла точь-в-точь как во сне, который…

Но Оленька не хотела сейчас вспоминать о сне. В дверь постоянно звонили, приходили люди с выражениями соболезнования, знакомые и не очень знакомые. Появилась и Машенька с родителями. Базиль и его жена, пообщавшись со старшими Левашовыми, удалились, а Машенька попросила позволения остаться с Оленькой, чтобы поддержать ее в тяжелую минуту, и, разумеется, получила согласие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

подобающим образом (франц.).

2

Чин табели о рангах (соответствовал чину генерал-майора в армии).

3

Имеется в виду реформа 1861 года, отменившая крепостное право.

4

Мой сын (франц.).

5

Историю композитора Чигринского можно прочитать в романе В. Вербининой «Заблудившаяся муза».

6

Plus ça change, plus c’est la même chose (франц.). Речь идет не о людях, а о порядке вещей вообще.

7

Афанасий Фет (1820–1892) – выдающийся русский поэт.

8

Цитата из «Женитьбы» (действие 1, явление 13).