Полная версия
Охота на красавиц
Мыкола обиделся и убрал свои шаловливые ручонки.
– Не хошь – дык не хошь, – сказал сдавленно. – А вот шо ты, птиченька, запоешь, когда я тебя в старую КПЗ посажу… А? Слыхала уже про нее небось?
«Вот же шалашовка! – недобрым словом помянула Кира «юбчоночку». – За-ра-за!.. Неужто она для Мыколы работает… как это? Наводчицей? Нет, стращальщицей! Шантажисты проклятые!»
Углубившись в возмущенные размышления, она несколько забылась, и Мыкола воспринял затянувшееся молчание как знак согласия.
– Ну и добренько! – прогудел он, снова пуская в ход руки и подтягивая к себе Киру. – Ну, зараз сниму с тебя допрос. А пока снимай трусы.
«Дура! – отчетливо сказал в Кириной голове Алкин голос. – Что, убудет от тебя? Попроси его, пусть не ждет понедельника, пусть сразу, прямо сегодня, позвонит в Нижний Игорешке, а потом… ну, потерпишь немного, подумаешь, большое дело!»
Итак, даже и после смерти подруга не унялась, продолжала руководить Кириной жизнью!
– Давай, давай! – нетерпеливо бормотал между тем Мыкола, дрожа всем телом и нетерпеливо хватаясь руками то за Кирину юбку, то за свои штаны, и она наконец поняла, что вот сейчас, здесь, на этом столе… с этой потной тварью!
Все здравые мысли вылетели из головы с той же стремительностью, с какой правое Кирино колено взлетело вперед и вверх.
– Дывысь!.. – глухо икнул Мыкола и согнулся вдвое. Фуражка соскочила с его головы, как испуганная лягушка – с кочки.
Кира замерла, прижав руки к груди.
Мыкола снизу уставился на нее вытаращенными глазами, вцепившись в причинное место так, словно это было табельное оружие, за утрату которого его могли, по меньшей мере, расстрелять. Рот сержанта медленно приоткрывался, и, представив, какой поток отвратительной брани сейчас извергнется ей в лицо и вообще – что сделает с нею Мыкола, Кира невольно зашарила вокруг, ища хоть что-нибудь, хоть какое-то средство защиты.
Нечто тяжелое, деревянное попалось ей в руки. Кира с усилием оторвала это нечто от пола, взметнула вверх и только тут сообразила, что в руках у нее табурет.
О господи! Она собралась бить табуреткой… кого? Ми-ли-ци-о-не-ра?!
От ужаса руки разжались – и табуретка обрушилась точнехонько на крутой Мыколин загривок, а потом, уже не расставаясь со стремительно падающим телом, полетела к земле.
Наверное, прошло немалое время, прежде чем Кира перестала тупо пялиться на неподвижную кучу, возникшую на полу.
Схватила Мыколу за плечи, затормошила… но он лежал, не тронувшись, как деревянная колода. Неведомо откуда взялись силы: ей удалось своротить эту гору оплывших мускулов, однако безвольное тело выскользнуло из ее рук и простерлось навзничь.
Что-то тяжело лязгнуло. Кира с надеждой уставилась в Мыколино лицо, надеясь, что он приходит в себя и уже лязгает от злобы зубами, однако и рот, и глаза милиционера по-прежнему были закрыты.
«Неужели я его убила?!»
Прижала палец к шее Мыколы, пытаясь нащупать пульс, как вдруг что-то заблестело рядом…
Кира так и замерла.
Рука Мыколы была откинута, и лунный луч играл на ее запястье, дробясь и сверкая в затейливо ограненном хрустале.
Кира осторожно, двумя пальцами, приподняла эту потную, волосатую лапищу и уставилась на нее, не веря глазам.
Это был «Ролекс». Ее «Ролекс!» Тот самый, подаренный в Америке!
«Ах ты, пакость! – Кирино сочувствие к поверженному ею человеку мгновенно испарилось. – Воришка! Щипач проклятый! Сявка и этот, как его…» Она пощелкала пальцами, но так и не смогла найти подходящего слова из области фени.
Похоже, растреклятый Мыкола уже не сомневался, что Кирино дело – швах, ну и присвоил часики без всякого зазрения совести. Вот его бог и наказал! Вот и…
«Ну, сядет-то не бог! – зазвучал в Кириных мыслях трезвый Алкин голос. – Ты-то знаешь, что он, бедолага, тут ни сном ни духом!»
Да… на бога это вряд ли удастся свалить, поняла Кира. Теперь ко всем ее мифическим преступлениям наконец-то прибавилось одно реальное, но и его с успехом хватит, чтобы она очень не скоро вернулась в свой институт. Теперь ей не миновать пройти прямиком в «академию»… что на воровском жаргоне обозначает тюрьму!
«Беги, дурища!» – снова зазвучал голос, но на сей раз не Алкин. Это был ее собственный внутренний голос, с изумлением сообразила Кира, и он подсказывал наилучший выход.
Она сдернула с Мыколиного запястья часы, торопливо обтерла их подолом и защелкнула на своей руке. «Надо будет спиртом протереть!» – мелькнула брезгливая мысль – и Кира выскочила на крылечко беседки.
Один взгляд в сторону дежурки подсказал, что момент у каких-то там ворот по-прежнему настолько острый, что Панько не сможет подвести игроков и лишить их своего горячего сочувствия ни на секунду. Значит, есть шанс удрать через забор. Он, конечно, высокий, однако там что-то темнеет рядом… груда каких-то ящиков, что ли. Сначала на них, потом на забор – деваться-то больше некуда!
Кира кинулась вперед, однако лишь чудом не грохнулась со ступенек, наступив на какой-то предмет, который тотчас поехал под ее ногой. С ненавистью пнула неведомое что-то – и оно металлически, тяжело загрохотало, прыгая по ступенькам. Кира в ужасе зажала руками уши. Вот и она приняла участие в чемпионате мира по футболу. В номинации «самый оригинальный удар» ей обеспечено призовое место, факт! Никто ведь еще не додумался играть в футбол пистолетами…
Да, это вовсе не Мыколины зубы лязгали! Это из его открытой кобуры вывалился пистолет!
Чертов «макаров» вприпрыжку скакал по бетонной дорожке, перекрывая рев трибун. Трибуны были далеко, в Париже, «макаров» – вот он, близенько, и, по мнению Киры, Полторацкий мог услышать шум с секунды на секунду. Поэтому она в тигрином прыжке настигла пистолет и прекратила его провокационный грохот. Произошло это почти у самого забора – вернее возле той темной груды, с помощью которой Кире предстояло сей забор одолевать.
Перед ней стоял обгорелый остов, некогда бывший автомобилем. Может быть, кто-то и смог бы определить его марку даже по «скелету», но только не Кира. Она «Мерседес» отличала от «Волги», только если могла прочесть название на… бампере? Буфере? Сзади, словом. Кира бросила взгляд на часы – как это назвала часы «юбчоночка» – бамбер, кажется? Да, Кира нынче весьма расширила свой словарный запас, набралась опыта. «Ну что ж, – философски подумала она, – надо же когда-то начинать!»
По сравнению с низвержением Мыколы то, что ей предстояло теперь, было совершенно плевым делом. В одну минуту Кира взобралась на прогоревшую крышу автомобиля, в другую – взгромоздилась на забор, в третью – перевалилась через него, в четвертую – повисла, навалившись животом, и, убедив себя, что здесь не может быть очень высоко, что главное – не зашуметь при прыжке, начала осторожно сползать вниз, в темноту.
В пятую минуту она рухнула в бездну.
* * *Ну откуда ей было знать, что забор отделения зиждется на узенькой полосочке земли, которая обрывается в пропасть?! Берег на краю поселка – сплошные обрывы над морем. Некоторые из них – отвесны, каменисты, смертельны, некоторые… На свое счастье, Кира угодила как раз в один из этих «некоторых» и долго катилась кубарем по мягкой глинисто-песчаной осыпи, сопровождаемая хрустом прошлогоднего будылья и хрупаньем стеблей свежей полыни, закрывая локтями лицо и думая только об одном: кончится же это когда-нибудь?! И вот наконец она плюхнулась на кромку берега, и морская волна, что-то шепча и шелестя, подкралась к ней, на миг простерлась рядом – и медленно отхлынула, шипя.
Кира зашипела тоже: волна лизнула ее локоть, а там, похоже, зияла изрядная ссадина. Страшно представить, как она вся сейчас выглядит! Прохлада моря маняще вздыхала, но окунуться в соленую воду – значило устроить себе пытку, которую не скоро забудешь, поэтому Кира решила отложить морские ванны на потом. Когда будет посвободнее – в прямом и переносном смысле.
Оперлась руками в мелкую гальку и принялась вставать. Что-то ужасно мешало ей, и это что-то при ближайшем рассмотрении оказалось Мыколиным «макаровым». Итак, она вырвалась из плена с боевым трофеем, оставив позади поверженного противника…
Она резко повернулась направо и ринулась по узкой тропочке, четко осознавая, что времени у нее на все про все – в лучшем случае до окончания трансляции, пока Панько не выйдет из кайфа и не отправится на поиски бесследно сгинувшего напарника. Сколько это? Час? Или больше? Нет, надо исходить из самого худшего. Из того, что Мыкола очнулся – и времени у нее вообще нет.
Крутого подъема она даже не заметила. В лабиринте переулочков против обыкновения не запуталась и уже через несколько мгновений оказалась перед калиткой дома бабы Нонны. Невозможно ведь пуститься в бега без копейки денег и в лохмотьях! «Хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой!» – мысленно пропела Кира и мотнула головой: во-первых, она не курит, во-вторых, кто в наше время ест хлеб?! Нет, на крестьянок надежда плохая. И на коктебельских поселянок – тоже. Кира прекрасно помнила, как мерзопакостно вела себя нынче баба Нонна. А если до нее уже дошла весть об Алкиной смерти, можно не сомневаться, что баба Нонна преступную жиличку своими руками скрутит и отволокет в узилище. В «обезьянник». В каталажку. В «академию», в заточение, одним словом.
Вовремя спохватившись, Кира попятилась от скрипучей калитки и пошла вдоль ракушечникового забора, ведя по нему ладонью. Вот здесь. Здесь обвалилась кладка, можно спокойно перелезть. Начиная с девяти вечера баба Нонна храпит в своей боковушке, дом погружен во тьму…
Кира вышла из-за сладко пахнущих кустов малины – и замерла, увидев полоску света, перечеркнувшую стену. Тотчас она поняла, что это значит. Свет горел в их с Алкой комнате, но кто-то позаботился о том, чтобы с улицы происходящего не было видно, и плотно завесил окошко. Однако оставил щелочку…
Кира сбросила босоножки и, зажав их в руках, прокралась по утоптанной тропинке, еще хранившей воспоминания о дневном солнцепеке. Затаила дыхание, пристроилась к светлой полосочке – и тихо ахнула, увидав… отнюдь не милицейскую засаду, как того можно было опасаться, а бабу Нонну. О нет, конечно, не было ничего необыкновенного в том, что квартирная хозяйка зашла в комнату двух своих подозрительных жиличек. Возможно также, не было ничего ужасного и в том, что вышеназванная хозяйка решила порыться в вещичках означенных жиличек, хотя это – вопрос спорный. Тем более что баба Нонна не просто рылась.
Перед большим зеркалом старого-престарого трехстворчатого гардероба происходила демонстрация моделей летнего сезона «Коктебель-98». Синди Кроуфорд, Ева Герцигова, Линда Евангелиста и прочие Клавы Шиффер прибыть не смогли, так что вся нагрузка свалилась на бабу Нонну, которая трудилась буквально в поте лица своего, со скоростью трансформатора напяливая на себя сарафан за сарафаном, юбку за юбкой, топик за топиком. Учитывая, что бабу Нонну бог дородностью не обидел, ей приходилось жестоко сражаться с сорок шестым Алкиным и сорок восьмым Кириным размерами. Учитывая, что бог также не обидел бабу Нонну обильной волосатостью ног, а еще наделил ее любовью к трикотажным майкам до колен, зрелище, открывшееся Кире, сначала показалось ей кадром из психологического триллера. Потом она разглядела, что все сдираемые с себя вещи баба Нонна строго сортировала: одни аккуратно складывала в стопочку, другие небрежно швыряла в Кирин и Алкин баулы, стоявшие тут же, – не особенно, впрочем, заботясь о том, чтобы вещь попадала туда, откуда была взята.
Нетрудно было угадать, что здесь происходит. Баба Нонна, подобно Мыколе, уверилась, что жиличкам больше не воспользоваться их собственностью! Наверняка поселковое радио «ОБС» – «Одна Баба Сказала» – уже проинформировало бабу Нонну и об Алкиной гибели, и о том, что Кира за решеткой, – и хозяйка сочла, что руки у нее вполне развязаны. Вещи, бросаемые в сумки, она загонит на барахолке в Феодосии. А те, что складывает в стопочку, – оставит себе. Кира не сомневалась, что ее юбке-распашонке, Алкиному полосатому джемперу без рукавов и всему прочему предстоит завидная участь: превратить бабу Нонну в первую красавицу, извините за выражение, Коктебля и навсегда причаровать к ней сердце ее непостоянного ухажера, Сан Саныча, банщика из Дома творчества.
Все это было бы смешно, когда бы не было так гнусно!
Однако Кире было недосуг стоять под окошком и ждать, пока баба Нонна удовлетворит все свои тряпичные пристрастия. К тому же зрелище оскорбляло не только ее эстетические чувства.
«Это… это некрофилия какая-то! Вот именно! Самая настоящая! – подумала она разъяренно. – Алку ведь еще похоронить не успели, а я так и вполне жива!»
Захотелось хоть как-то досадить беспардонной бабе. Во всяком случае, ее следовало немедленно отсюда спровадить. Кира стиснула кулаки – и снова ощутила в правой руке тяжесть «макарова». Мелькнула дьявольски-искусительная мысль стукнуть сейчас стволом в окошко, а когда баба Нонна высунется, грозно помахать перед ней оружием. Однако Кира очень сомневалась, что бабу Нонну можно так просто свалить с ног. Скорее всего она заорет благим матом и переполошит всю округу. Не стрелять же, в самом-то деле, чтобы заткнуть ей рот!
Но что же делать, что делать-то?!
В это время баба Нонна напялила на себя Алкино вечернее платье без бретелек и со спиной, открытой ниже поясницы сантиметров на десять. Зрелище получилось то еще! И, как ни странно, именно в это мгновение Киру осенило…
На ее счастье, баба Нонна не позаботилась запереть дверь изнутри ни на что, кроме крючка, который при известной сноровке можно поддеть любым прутиком. Что и было сделано.
Кира беспрепятственно вошла в сени, немного повозилась там, а потом прокралась к счетчику и нажала на красные кнопочки «автоматов».
Раздался двойной щелчок, а вслед за тем в глубине дома зашлепали босые ноги, и недовольный голос бабы Нонны пробурчал:
– Шо там такое?!
Ответа, разумеется, не последовало. Впрочем, баба Нонна отыскала его довольно скоро:
– Опять тот проклятущий автомат вылетел!
Кира одобрительно кивнула.
Коктебельцы за восемь, почитай, лет жизни в незалежной и вильной Украине привыкли, что почти каждый вечер свет в поселке вырубают. И хоть графу Монте-Кристо, по его собственному признанию, потребовалось почти четырнадцать лет, чтобы сделаться никталопом, бывшие советские люди всегда готовы были догнать и перегнать проклятых империалистов! Все прекрасно ориентировались в темноте. Вдобавок баба Нонна знала собственный дом как свои пять пальцев.
Босые ноги бойко прошлепали по кухне, потом скрипнула дверь в сени, потом раздалось еще два шлепка, а затем – грохот, означавший, что баба Нонна угодила прямиком в расставленную Кирой ловушку. Мудрецы и экономные хозяйки учат нас обходиться подручными средствами. Поэтому ловушкой для бабы Нонны послужил ее же собственный погреб.
Кира хладнокровно прислушалась к возне своей жертвы. Ничего, в подпол свалиться – это вам не с обрыва лететь. Шевелится, – значит, жива. Теперь следовало нейтрализовать попытки бабы Нонны взывать о помощи. Если она заорет… голос у нее, как пароходная сирена!
Кира неслышно приблизилась к темному квадрату (подружка-луна очень своевременно заглянула в окошко, подсветив, куда идти, чтобы не угодить в компанию к бабе Нонне) и испустила негромкий, но глубоко-страдальческий стон.
Возня в погребе прекратилась.
– Кто тут? – послышался дрожащий бабы Ноннин голос, и Кира, застонав погромче, провыла так мученически, как только могла:
– Это я, Алла… Отдайте мое платье, баба-Нонна… Отдайте мое платье!
Этого было достаточно. Тяжелый звук подсказал Кире, что баба Нонна в полнейшем грогги, так что тишина на какое-то время обеспечена.
На всякий случай она прикрыла крышку погреба, да еще поставила сверху табурет: теперь, даже если баба Нонна очнется в рекордные сроки и задумает выбраться, Кира будет предупреждена об опасности.
И вдруг она замерла, тяжело опираясь о табурет. Еще вчера в это же время… нет, еще сегодня, часа два назад, кто мог бы представить себе доктора медицины Киру Москвину направо и налево размахивающей табуретками и пистолетами, бьющей мужиков, запирающей старух в подполе – и, вообще, взявшей на себя роль Фемиды? Да она сама первая ужаснулась бы, если бы могла заглянуть в будущее и увидеть себя такой, как сейчас!
Откуда все это взялось? Почему?
«Господи, хоть бы она там ничего себе не переломала, в погребе! Господи, хоть бы этот придурок Мыкола остался жив!» – взмолилась Кира мысленно.
Да, все это ужасно, ужасно! Но что же ей оставалось делать?! И теперь не остается ничего, кроме как продолжать начатое.
Помолившись, чтобы небеса впредь были к ней добрее и не вынуждали подчиняться обстоятельствам, тем более – таким пакостным, Кира выпрямилась и, сняв с плиты горячий чайник, быстро проникла в пристроечку, исполнявшую в бабе-Ноннином доме роль ванной комнаты. Ужасно хотелось встать под тугую, прохладную струю летнего душа во дворе, но это было слишком опасно, а поэтому Кира, налив в таз воды, кое-как смыла с себя следы своих разборок с глиной и полынью и, прихватив фонарь, направилась в комнату.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Танатофилия – разновидность мазохизма, когда половое возбуждение неразрывно связано с тематикой смерти.
2
Азбукой Брайля пишутся книги для слепых.
