Ледяная кровь

Элли Блейк

Ледяная кровь

Роман

Даррену, Никласу,

Александру и Лукасу,

Люблю вас бесконечно

Elly Blake

Frostblood

* * *

Печатается с разрешения литературных агентств New Leaf Literary & Media, Inc и Andrew Nurnberg.

Copyright © 2017 by Elly Blake

© Е. Бойченко, перевод на русский язык

© Е. Эллер, иллюстрация на обложке

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Часть первая

Глава 1

Я протянула руку к огню.

Искры из очага взлетели и удобно устроились на пальцах – тепло тянется к теплу. На коже они мерцали, как драгоценные камни. Свободной рукой я придвинула поближе ведро с тающим снегом и опустилась на колени, чтобы успеть тут же окунуть руку в воду, если искры вдруг вспыхнут пламенем.

Именно этого мне и хотелось.

Со дня зимнего солнцестояния прошло шесть недель, но моя деревня, высоко в горах, уже была покрыта толстым слоем снега. Бабушка всегда говорила, что холод – это настоящее испытание для дара Огненной крови. Она умерла, так и не успев передать мне истинные знания о силе Огня. А мама заставила меня пообещать, что я никогда не стану пробовать ничего такого.

Вряд ли я смогу сдержать это обещание. Если солдаты короля найдут меня, мне понадобится умение управлять огненным даром.

Я закрыла глаза и направила всю свою энергию в сердце, пытаясь собрать как можно больше тепла и выплеснуть его вверх и наружу, как учила меня бабушка. Если все сделать правильно, то яркие искры на моей руке вспыхнут язычками пламени.

Ну же, огоньки, где вы?

Меня столько лет учили гасить внутренний огонь, чтобы он не вырвался наружу, прятать его, делать невидимым, что теперь приходится прилагать усилия каждый раз, когда я хочу найти его. Ага, вот он, маленький сверкающий завиток. Я терпеливо уговаривала его, и тоненький упрямец немного подрос, потом еще и еще чуть-чуть.

Достаточно. Я затаила дыхание, боясь рассеять чары. Вдруг в комнату ворвался холодный воздух, и волосы, разметавшись, закрыли мне лицо. Искры на пальцах погасли, а огненный завиток метнулся назад, в сердце. Мама захлопнула дверь и заткнула щель снизу стеганым одеялом, вся ее худощавая фигура под накидкой тряслась от холода.

– Ужас, что там творится. Я продрогла до костей.

Увидев, как она дрожит, я, наконец, отошла от очага.

– Я думала, ты принимаешь роды.

– Рано еще, – ее зрачки расширились при виде высоких языков пламени и снова сузились.

Я пожала плечами, возбуждение прошло.

– Было так холодно…

– Руби, ты опять этим занималась, – в ее голосе зазвучала знакомая досада.

– Если хоть один человек увидит, чем ты занимаешься – только один – они сообщат об этом солдатам короля. Лето было дождливым, запасы зерна на исходе, люди пойдут на что угодно, лишь бы выжить, и запросто сдадут тебя за вознаграждение.

– Я знаю. Не надо мне без конца это повторять.

– Тогда зачем ты это делаешь? Посмотри, что происходит, даже когда ты не пытаешься использовать свой дар. – Она махнула рукой на кучу полуобгоревшего тряпья. Следы пламени все еще покрывали пол.

Я вспыхнула.

– Прости. Сорвалась на днях. Снова. Но сегодня у меня почти получилось контролировать пламя.

Она осуждающе покачала головой, и я поняла, что нет смысла оправдываться. Обхватив себя руками, я медленно раскачивалась. Наконец, ее обветренные пальцы мягко коснулись пряди моих волос. Она всегда говорила, что мне повезло родиться брюнеткой, а не рыжей, как некоторые Огнекровные. Моя кожа, может, и была чересчур загорелой для ребенка с Севера, но в этой сонной деревне друг друга никто не разглядывал. Здесь ни у кого нет власти – ни власти льда, ни власти огня.

– Я понимаю, что этот дар – часть тебя, – мягко сказала мама. – Но по ночам я лежу без сна и тревожусь. Как мы сможем сохранить твой дар в тайне, если ты все равно хочешь его использовать, даже зная, что он опасен?

Этот вопрос она задавала снова и снова на протяжении последних нескольких месяцев, когда я решила начать практиковаться. И я ответила, как отвечала себе:

– Как я научусь контролировать его, если я им никогда не пользуюсь? И если здесь мы в опасности, почему бы нам не уехать туда, где безопасно?

– Только не это. Ты же понимаешь, что нам ни за что не добраться до границы, а если и доберемся, то окажемся на передовой.

– Побережье…

– Его тщательно охраняют сейчас.

– Нам надо было уехать несколько лет назад, – произнесла я с горечью. – Нам следовало жить в Сюдезии, вместе с нашим народом.

Она отвернулась.

– Ну, что делать – сейчас мы живем здесь, и нет смысла желать невозможного.

Но, увидев, как мало осталось хвороста, она выдохнула:

– Руби, тебе действительно надо было сжечь половину наших запасов дров?

Я сглотнула чувство вины.

– Я больше не буду подкидывать поленья в огонь.

– Мы замерзнем, когда он догорит.

– Я согрею тебя. Ты можешь лечь рядом со мной.

Я похлопала по тюфяку, который придвинула поближе к очагу так, чтобы на него не попадали летящие искры. Ее взгляд смягчился, улыбка тронула губы.

– Ты лучше любого огня. Ты никогда меня не обжигаешь, даже если я придвигаюсь слишком близко.

– Вот именно. Дочка с огненной кровью может быть очень полезна.

Она засмеялась, и у меня на сердце полегчало.

– Мне приятно, честно.

Она притянула меня к себе и крепко обняла, быстро вздохнув и засмеявшись, будто почувствовала силу жара, волнами идущего от меня.

– Мне кажется, что я обнимаю жареного цыпленка. Тебе надо прогуляться и остыть. Может, ты принесешь хвороста, чтобы пополнить наши запасы, которые потратила на опыты.

На улице бушевала метель, снег шипел и таял, падая на островки моей ничем не закрытой кожи. Подвывая, юго-западный ветер сорвал у меня с головы капюшон и взлохматил волосы. Пахло хвоей. Воздух был морозным, но кожа все еще дышала жаром после опытов с огнем. Мама попросила меня набрать хвороста для очага, но еще она хотела, чтобы я слегка успокоилась. Конечно, часть жара лучше было сбросить здесь, чтобы не устроить пожар в хижине.

Я проделывала это и раньше, выскальзывая из дома поздно ночью в пустынный, укрытый снегом лес, руки мои в спешке сооружали костер, потому что мне хотелось управлять пламенем. Но в лучшем случае я поджигала подол своей накидки.

Я собрала небольшую вязанку хвороста и шла, крепко прижимая ее к себе. Лес затаил дыхание, стояла тревожная тишина, и только ветер шумел в верхушках деревьев. Сюда редко кто забредал, но я все равно украдкой оглядывалась вокруг, и стук сердца отзывался в ушах. Закрыв глаза, я призвала себе на помощь маленький завиток пламени, который обнаружила раньше. Хворост нагрелся в моих руках.

Ветер сменил направление и теперь дул с севера, обещая метель с мокрым снегом. Я задрожала и крепче прижала к себе хворост, пытаясь закрыться от холода, который проникал внутрь меня, вытесняя тепло.

Вдруг из чащи леса донесся звук шагов.

Я бросила хворост и вскарабкалась на камень, сметая сугробы снега. На северо-западе тропинка вилась по оврагу, нависающий край которого закрывал ее от снега. Через несколько секунд я, оставаясь в укрытии, смогу увидеть, кто приближается.

Сначала показался капюшон; затем между серыми стволами деревьев под небом стального цвета замелькал металлический шлем. Затем появились мужчины в ярко-голубых туниках, нарушавших ослепительную белизну вокруг.

Тяжелая поступь и громкие голоса солдат взорвали тишину.

К сердцу прихлынула кровь, страх обернулся жаром.

Тысячу раз меня предупреждали о солдатах короля, но я всегда говорила себе, что мы слишком высоко в горах и слишком мало значим, чтобы тратиться на поиск Огнекровных. Я надеялась, что они просто шли мимо, возвращаясь с сурового севера. Но наша хижина стояла прямо у них на пути. Они могли легко забрать запасы еды из нашей кладовой или воспользоваться нашей хижиной для ночлега. Нельзя было рисковать: находясь рядом, они могли почувствовать жар, исходящий от моей кожи.

Я спрыгнула с камня и бросилась в сторону дома, едва дыша, стараясь не шуметь, пробираясь сквозь деревья и кусты и прячась в подлеске и за пригорками.

Когда я добежала до нашей хижины, мама сидела у огня, её длинные волосы были распущены и свисали на спинку плетеного стула.

– Солдаты, – я схватила ее тяжелую накидку, все еще сохнувшую у огня, и кинула ей. – В лесу. Если они решат здесь остановиться…

Мама глянула на меня в изумлении и тут же принялась за дело. Она завернула в тряпицу немного сухого сыра и хлеба, затем прошла к видавшему виды деревянному столу, на котором, в тепле огня, сушились целебные травы. Мы долго собирали их и потому не могли и помыслить о том, чтобы оставить такую ценность здесь. Мы быстро складывали их в клочки ткани, которые завязывали трясущимися пальцами.

Но дверь вдруг широко распахнулась, хлопнув о стену, и травы смело порывом ветра на пол. Из заснеженной тьмы на пороге возникли два силуэта в голубых туниках, украшенных белой стрелой.

– Где Огнекровная? – взгляд солдата переместился с мамы на меня.

– Мы – целители, – за напускной бравадой матери я услышала тщательно скрываемый страх, и ноги мои стали ватными.

Сделав несколько шагов, один из солдат загнал меня в угол и схватил за руки. Я судорожно сглотнула, почувствовав острый запах застарелого пота и зловонного дыхания. Его холодная рука скользнула к моей шее. Мне хотелось повернуть голову и укусить его за запястье, стукнуть, расцарапать ему лицо, сделать хоть что-нибудь, чтобы он убрал с меня свою руку, но у него был меч, и я стояла, не двигаясь.

– Да у неё кожа горит, – сказал он, скривившись в усмешке.

– У неё жар, – ответила мама полным отчаяния голосом.

Вздрогнув, я тяжело вздохнула. Спрячь свой жар. Погаси его. Успокойся.

– Не боитесь заразиться? – спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Твоя болезнь не заразна, – он подтолкнул меня к выходу, крепко держа за руку. Яростно пытаясь вырваться, я опрокинула ведро с красными ягодами, которые собирала перед снегом. Они рассыпались по полу, как капли крови, и он давил их сапогами, выталкивая меня на улицу под свет луны.

Давление в груди нарастало. Казалось, что огонь из очага проник мне под ребра и хотел вырваться. Бабушка описывала это чувство, но раньше мне не приходилось его испытывать. Внутри меня как будто разрастался огненный шар, который рвался наружу. Мне хотелось снять кожу, чтобы выпустить его.

Боль нарастала, и мне показалось, что она убьет меня. Я закричала и вокруг меня образовалась оболочка из обжигающе горячего воздуха, накрывшая моего противника. Он отпустил меня и упал на землю, корчась от боли. Я бросилась в хижину, где мама отбивалась от другого солдата, который тащил ее к выходу. Схватив полено, я изо всех сил ударила его по затылку. Он качнулся в сторону и упал.

Я взяла маму за руку, и мы бросились прочь. Обожжённый мною солдат все еще стоял на четвереньках, уткнув лицо в снег.

Пробираясь сквозь высокие сугробы, мы быстро бежали прочь от нашего дома – дома, где всегда было тепло и безопасно. Из-за страха и смятения мысли мои замерзли, как и пальцы. Я должна была увести маму в безопасное место. На развилке дороги я свернула направо, в сторону леса, где можно было затеряться среди сосен, которые росли так густо, что снег не достигал земли.

– Слишком холодно, – глухим голосом сказала мама, опираясь на мою руку, – и негде укрыться. Нам надо в деревню.

Развернувшись, мы кинулись в сторону деревни. Мы шли мимо дворов и домов до тех пор, пока мама совсем не выбилась из сил, и мне пришлось тянуть ее на себе сквозь сугробы, которые волнами застыли на тропинке. Когда мы, едва дыша, приблизились к кузнице, я увидела оранжевые огни на деревенской площади.

– Факелы, – прошептала я, рукой отталкивая мать назад.

Это казалось невероятным. Сколько я себя помнила, я приходила в деревню по крайней мере раз в неделю, не только для покупки еды и других припасов. Мне хотелось ускользнуть от одиночества нашей крошечной хижины, поздороваться с людьми и улыбнуться им, вдохнуть запах свежеиспеченного хлеба и иногда уловить тонкий аромат розовой воды, идущий от жен и дочек лавочников. И хотя я никого не могла назвать своим настоящим другом, люди всегда отвечали мне, когда я здоровалась, многие в деревни брали у моей матери настойки для заболевшего отца или сестры, или ребёнка.

Теперь мой уютный мир разлетелся на осколки, как стеклянная банка, упавшая на камень. Запахи хороших отношений, уюта и безопасности улетучились безвозвратно. Это была другая реальность – едкий дым факелов и тяжелый дух, шедший от уставших лошадей и их грязных всадников.

Мы поспешили назад. Но, когда мы проходили между домами, из темноты, как призраки, вышли три солдата с белой стрелой на груди. Мы и дернуться не успели, как они схватили нас и потащили к площади, где уже ждали люди. Все они выглядели испуганными и взъерошенными, как будто их вытащили из постели. Я оглядывалась по сторонам, ища выход, но я не могла оставить маму. Она тихо и смирно стояла возле меня.

– Эта девчонка Огнекровная? – спросил высокий мужчина с хорошо очерченными скулами и светлой бородой. Он выглядел как командир, и пальто его отсвечивало начищенными пуговицами.

Я вглядывалась в знакомые лица людей из деревни. Грэхем-мельник и его дочь Флэкс. Фермеры Тибальд, Брекен и Том и их жены Герт, Лилли и Мэлоди. Все они приходили к маме лечиться, когда болели, но они понятия не имели, кто я. Мы всегда были лишь добрыми соседями.

Мальчик моего возраста сделал шаг вперед. Сердце мое упало, когда я узнала Клэя, старшего сына мясника. На празднике урожая он отвел меня в сторону, когда вся деревня танцевала вокруг костра. Наши руки дрожали, когда мы поцеловались в темноте. Он отступил назад, почувствовав жар моих губ, слишком сильный для обычного человека, но не отдернул рук. Потом мы украдкой переглядывались, когда я приходила в магазин его отца.

– Это она, капитан, – произнес Клэй дрожащими губами. – Она убила моего брата.

Мама ахнула и сжала мою руку. Я застыла.

Несколько недель назад отец Клэя приходил к нам. Его младший сын родился недоношенным. Кожа ребенка была холодной. Мама испробовала все мази и средства, которые знала, и, наконец, взяла меня с собой, чтобы я попыталась согреть ребёнка своим естественным теплом. Но малыш все равно умер. Я плакала три дня.

– Вы знаете, что это неправда, – прошептала я. – Я пыталась спасти его.

– Огнекровная тварь! – сказал отец Клэя. – Ты навлекла беду на всех нас.

Я покачала головой, не веря своим ушам.

– Клэй? Это ты привел сюда солдат?

Лицо Клэя исказилось, но он не ответил. А просто отвернулся.

Словно по команде, жители деревни отступили, когда солдаты подошли ближе. Через несколько мгновений мы с мамой остались одни – две дрожащие женщины, окружённые пылающими факелами.

– Есть способ узнать наверняка, – сказал капитан, держа перед собой факел и наслаждаясь происходящим с холодным взглядом. – Огнекровные не горят.

– Беги, мама! – я толкнула ее на землю.

Шестеро или семеро солдат с факелами медленно окружали нас со всех сторон, их жар обжигал мне лицо. Искры от факелов попали на платье, одежда загорелась, пламя гудело в ушах. Кожа покрылась волдырями, но не горела.

Капитан шагнул вперед, рука двинулась к мечу, и мама бросилась на него. Ногтями она в кровь расцарапала ему лицо. Капитан толкнул её, и она упала в снег. Я попыталась оттащить маму, но, как только я приблизилась, капитан пнул меня ногой в грудь. Я упала на землю, задыхаясь от боли, огонь на одежде зашипел и погас, соприкоснувшись со снегом.

Когда я с трудом поднялась на колени, он почти лениво поднял меч. Затем с отвращением в глазах, он опустил рукоять меча на голову мамы.

Она сползла на землю, как сломанная кукла, волосы рассыпались по снегу тонкими черными линиями, словно нарисованные кусочком древесного угля. Красивая длинная шея изогнулась, как увядший цветочный стебель.

Я подползла к ней, приподняла за плечи и прижала к себе. Дрожащими руками я пыталась нащупать пульс на шее, сильный и устойчивый, как она сама. Но она была неподвижна.

Мир застыл.

Нет. Нет. Нет.

Робкий маленький завиток пламени в моей груди вдруг вспыхнул, превратившись в поток жара, справиться с которым я была уже не в состоянии. Но меня это больше не заботило. Какой смысл прятать свой дар теперь? Я втянула в себя воздух, забрав его у неба, у деревьев, у целого мира. Казалось, вокруг меня взметнулся смерч, и я была его эпицентром.

Я выдохнула.

Пламя, окутавшее мое тело, распускалось огненным цветком и с ревом рвалось вперед. Перед моим затуманенным взором мелькали скорчившиеся от боли испуганные люди, солдаты падали на землю, пытаясь спрятать лица и руки в снегу.

Тело моей матери все еще лежало позади меня, ее волосы спутались, руки опустились на землю. Развернувшись, я потянулась к ней, но кто-то схватил меня за плечи. Я брыкалась и размахивала кулаками, пытаясь найти глубоко внутри ещё немного огня.

Но пламя погасло, как только меня бросили в поилку для лошадей. Тело мое разбило тонкую корочку льда и погрузилось в воду, которая словно иглами колола кожу. Бока сдавило стенками из грубого дерева. Грудь сковало холодом, я рванулась, пытаясь выбраться, но меня снова толкнули вниз. Я ухватилась за край поилки, впившись ногтями в дерево.

Наконец солдаты вытащили меня из воды, и я вдохнула ледяной воздух.

Капитан наклонился вперед и схватил меня за мокрые волосы. Его лицо было обожжено, а щеки были покрыты волдырями.

– Ты заплатишь за то, что ты сделала со мной и моими людьми. Вся ваша деревня заплатит.

Позади него уже пылал огонь, из витрин магазинов и окон домов извергались черные клубы дыма. Жители пытались остановить солдат, которые размахивали факелами, поджигая деревянные стены, телеги с сеном и груды дров, смеясь и крича, как будто это был праздничный фейерверк. Их голоса смешивались с воплями тех, кто мог только стоять и смотреть, как сжигают их дома.

Ярость смешалась с паникой, нагревая мою кровь, и над водой начал подниматься пар.

– Достойное наказание за укрывательство Огнекровной, – сказал капитан, и его глаза сверкали.

Все пострадали из-за меня.

– Я убью тебя за то, что ты сделал этой ночью, – прошептала я.

Пламя плясало, отбрасывая странные тени на его язвительную ухмылку.

– Привяжите ее к лошади. Мы отвезем ее в тюрьму Блэк Крик.

– Но, Капитан, – сказал солдат, – ее огонь.

– Выруби ее.

Боль расколола мне затылок. Последнее, что я увидела перед тем, как погрузиться во тьму, была белая стрела на груди капитана.

Метка Ледяного Короля.

Глава 2

Пять месяцев спустя

В тюремной тишине послышались звуки нетвердой походки: шаркая сапогами, к камере приблизились изрядно выпившие охранники. Солнце только что село, и ярко-красный свет увядающего заката пробивался сквозь крошечное зарешеченное окно.

– Вставай-вставай, маленькая тварь.

Я лежала, съежившись в углу, в привычном положении: свернувшись калачиком, обнимая себя руками, чтобы удержать в теле тепло, которое жадно забирал каменный пол. Я медленно села, и цепь, прикованная к моей лодыжке, зазвенела. Три пьяные рожи таращились на меня сквозь решетку.

– Который час? – спросил Брэггер заплетающимся языком. Он был сильно пьян.

– Тебе пора валить в казарму, – ответила я хриплым от жажды голосом.

Он хитро улыбнулся.

– Тебе понравился твой новый аксессуар?

Я посмотрела на тускло-серые кандалы.

– Не подходит к платью.

Он фыркнул.

– Мерзавка, как и все вы. Ну и как тебе в них?

– Никак.

– Зато теперь, как мне кажется, ты будешь держать свой жар при себе, хотя бы в ближайшем будущем.

– Если только вы не решите оказать особое внимание другим заключенным.

За несколько недель до этого Брэггер и его пропитанные элем дружки решили, что им надоело слушать кашель пожилого мужчины в камере рядом с моей. Его крики о помощи пробили толстую стену безразличия, которую я воздвигла у себя в голове. Хотя ужасная грязь и еда из испорченных продуктов ослабили мое здоровье и мой дар, мне все-таки удалось добраться через решетку до Брэггера и слегка опалить его обнажённое предплечье. Избиение прекратилось, но заключенный умер той же ночью, и я унаследовала его цепь в качестве награды за вмешательство.

– Не лезь, куда не просят, Огнекровная мразь, – сказал Брэггер. – А то в следующий раз мы почтим своим вниманием тебя. Тогда ты не продержишься и дня.

Желудок мой сжался, но внешне я оставалась спокойной.

– Вы обещаете мне это уже несколько месяцев, а я все ещё здесь. Наверное, я вам нравлюсь. Темплтон дает мне дополнительные порции.

Темплтон, самый маленький и тихий из них, начал протестовать, но Брэггер просто усмехнулся.

– Я не попадусь на это снова. Стравливаешь нас друг с другом, думаешь, мы забудем о тебе, грязная тварь. Еще раз спрашиваю. Сколько времени?

– Время сжечь всех вас дотла.

Когда он засмеялся, я поняла, что произнесла это вслух.

– Навряд ли в тебе осталось так много огня, иначе ты бы давно это сделала. Но, на всякий случай, Рэйджер, ведро с тобой?

– Вот оно, – сказал Рэйджер, ударив металлическим ведром о решетку.

Ключ щелкнул в замке, и дверь распахнулась.

– Так который час? – спросил Брэггер, голос его звучал низко и серьезно, а значит, мне будет только хуже, если я не подыграю.

Я стиснула зубы.

– Час моего обливания.

Он безжалостно улыбнулся в предвкушении.

Я сосредоточилась на том, чтобы не шелохнуться, но как ни старалась, дернулась, когда на меня обрушилась холодная вода, и от моей кожи стал, шипя, подниматься пар. Охранники скрючились от смеха.

– Такое никогда не надоест, – сказал Брэггер, затаив дыхание возле моего лица. – Свистящий чайник в форме девушки. Интересно, что произойдет, если мы выпьем весь этот красный чай?

Я медленно подняла руку, чтобы откинуть назад прядь промокших волос. Его глаза настороженно следили за каждым моим движением.

– Я не боюсь тебя, – сказал он, но отошел, когда Рэйджер шагнул вперед и опрокинул на меня ещё одно ведром воды с кусками льда, которые оцарапали мне щеки и запутались в волосах. Я вдохнула, желая контролировать пар, который так забавлял их. Но опять же, без пара не было бы никакого страха. Я видела, что они делали с заключенными, которые их не пугали.

После третьего ведра у меня промокла спина, и я начала дрожать.

– Не знаю, почему за тобой до сих пор не пришел палач, – сказал Брэггер, – но это вопрос времени.

Он быстро ударил меня в плечо, сбив с ног. Я свернулась калачиком, когда дверь камеры с лязгом закрылась. Смеясь, они двинулись дальше.

Я холодна, как тюремные стены. Я не чувствую ничего.

* * *

Лед трещал, как будто ломались кости.

Я проснулась и рывком села, сердце бешено колотилось. Нечто темное, странное и нечеловеческое витало надо мной, леденящим холодом касаясь щек. Я стряхнула остатки сна и пригляделась.

Тюрьму накрыло белой волной льда, коркой покрывшего каменные стены и проникшего в каждую щель, в каждую замочную скважину. Лед разлился по полу, образовав сверкающий щит, и остановился в нескольких сантиметрах от меня. Я была на каменном острове в море льда.

Кто-то подошел к моей камере. Я подавила стон. Только не охранники. Пожалуйста, хватит на сегодня. Но это были не охранники – я уловила запах смазанной кожи и мыла. Я подняла взгляд – возле камеры стоял высокий человек в капюшоне и держал факел в правой руке. Желудок сжался, на затылке зашевелились тонкие волоски.

Рядом возникла еще одна фигура в капюшоне. Этот человек был намного ниже и опирался на трость. Из-под капюшона выглядывала короткая белая борода.

– Думаешь, это она? – спокойно спросил он, и его изысканный акцент показался абсолютно неуместным в этом последнем пристанище безродных убийц и воров.

– Смотри, – сказал тот, что повыше, звучным низким голосом. – Видишь, лёд не приближается к ней.

Он втянул в себя воздух и с силой выдохнул. Вода в воздухе превратилась в льдинки, которые сыпались на меня крошечными гранулами и таяли, превращаясь в пар от соприкосновения с моей кожей.

Подавив стон, я широко раскрыла глаза от ужаса. Это были Ледокровные – те, чей дар был полной противоположностью моему. Изо всех сил я старалась дышать ровно, чтобы скрыть панику.

– Видишь? – в его голосе послышался восторг.

– Сядь, малышка, – сказал тот, что был пониже, постукивая тростью, словно стучась в мою дверь. – Мы хотим поговорить с тобой.