Развитие объектов. Наука управления будущим

В конце XIX – начале XX века наиболее острой является проблема выяснения (и обоснования) того, какие процессы являются развитием, а какие – нет. Предпринималось множество попыток выделить максимально возможное количество процессов, которые подходили под смутно осознаваемые критерии развития. За основу сравнения брались группы признаков, отличающих феномен развития от других процессов изменения – и отличение этих процессов до сих пор остается проблемой.

Далее последовали попытки выделения этапов различных процессов развития, выстраивания рядов развития, поиска их исторической логики (как в русле гегельянства и марксизма, так и в полемике с ним либо в виде самостоятельных направлений мысли, преимущественно в социальной философии). Дискуссии в этой области также продолжаются. Здесь объектом пристального внимания становятся причины процесса развития, детерминация самого процесса. Было предложено несколько объяснительных, претендующих на теоретичность, концепций развития и на конкретно-научном, и на спекулятивно-философском уровне. Однако долгое время доминировавшими все же оставались подходы, в которых предлагались варианты использования идеи развития в целях конструирования философских и социальных систем. Лишь постепенно происходит поворот к исследованию процесса развития как самостоятельного объекта исследования, к сожалению, пока оставшийся лишь поворотом (Д. С. Милль, Дж. Льюис, А. Бергсон, С. Александер, Л. Морган, позднее И. Пригожин, Г. Хакен и другие).

Важно специально обратить внимание на то, что в философской и научной рациональности европейской и русской культуры существует достаточно большое количество концепций и моделей, лежащих в русле метафизики стрелы времени. Так, сформировалось различное отношение к диалектике и разные подходы в самой диалектике (различные типы диалектики); в рамках различных философских концепций предлагалось множество вариантов источников и движущих сил развития, которые можно разделить на два принципиальных подхода к решению этой проблемы – внутренние противоречия или некая движительная сила (Бог, идея, воля, низус, «творческий порыв», «стремление к точке Омега» и другие); в определении направленности развития некоторые концепции склоняются к единонаправленности (линейности) развития, другие – к многонаправленности (типа «дерева», «ризомы»). Эти небольшие иллюстрации должны показать многомерность самой проблематики развития и в рамках культур стрелы времени.

Можно констатировать, что, несмотря на острую полемику вокруг понимания развития, уже к концу XIX – началу XX столетий у большинства ученых не оставалось сомнений в том, что процессы развития существуют, что они вполне реальны. Идея развития трансформировалась в принцип развития, который коротко можно сформулировать следующим образом – все в мире развивается; всякий реальный объект в том или ином отношении развивается, участвует в процессах развития[24].

Трудно переоценить значение формулировки принципа развития, который, начиная с XX столетия, начинает играть фундаментальную роль в осмыслении природного и культурного миров в европоцентрической мыслительной традиции. Идея развивающегося бытия стала органически присуща европейской и российской метафизической конструкции (как религиозной, так и секулярно-философской).

Процессы развития в различных предметных областях исследовались также в разных науках, особенно активно и плодотворно в биологии и науках об обществе. Ретроспективный анализ различных конкретно-научных концепций развития является специальным предметом исследования, представленным множеством работ, даже простое перечисление которых займет довольно много места.

Важнейшим выводом всей совокупности исследований становится философская квалификация закона развития как всеобщего и универсального закона природы.

Во всемирно-исторической концепции развитие понимается как всеобъемлющий процесс (в смысле принадлежности всякого изменения этому эволюционному процессу, в который вовлечена вся природа). Такая интерпретация развития породила соответствующие законы развития, способы познания и освоения развивающегося мира. Основными аспектами исследования постепенно стали традиционные для науки проблемы – выявление закономерностей и законов, попытки их формализации и формирования на этой основе теорий, попытки осуществления прогнозирования. Собственно философской проблемой обсуждения в рамках этой концепции считается преимущественно вопрос о том, почему, как, откуда и куда развивается мир в целом. Понятна и многократно обоснована значимость исследования этого общего процесса. Особенно последовательно такой вариант осмысления развития реализован именно в концепциях Гегеля, Маркса, их последователей.

Подводя итог краткому историческому экскурсу, можно констатировать, что формирование идеи развития, далее принципа развития, построение учения о развитии и целостных теорий этого процесса – длительный и сложный процесс, не завершенный по сей день. На сегодня в осмыслении развития есть безусловные достижения, которые можно сформулировать следующим образом: проблема развития поставлена перед научным мышлением; идея развития переросла в принцип развития; в диалектике сформулированы законы всемирного развития; произведена определенная идентификация развития и отличение процессов развития от процессов других типов; развитие предстало как саморазвитие, то есть обусловленное преимущественно внутренней детерминацией; разработан категориальный аппарат, позволяющий осмыслять развивающийся мир, выражать знание о нем в языковых конструкциях в традиционной для европоцентричного мышления форме; идея и принцип развития активно используются во многих философских и научных построениях как средство понимания и объяснения мира, в том числе социального и идеального (теория творчества); произведено отличение индивидуального и исторического типов развития; заложены основы понимания специфики теории и методологии познания развивающегося мира в отличие от мира не развивающегося.

Примечание 2. Анализ проблемного поля, связанного с концепцией развития, демонстрирует практически полное отсутствие обсуждения культурно-метафизических оснований осмысления данного феномена. Как это часто бывает, европоцентрические философские и научные системы не идентифицируют мировоззренческие контексты, увлекаясь собственными достижениями и уверовав в их универсальность. На деле уже начиная с первых этапов вхождения идеи развития в мир философии и науки, она становится предметом мировоззренческого выбора, полем дискуссий и теоретических битв идеологических концепций, представляющих собой отражение систем ценностей и целевых ориентиров различных культурных и социальных слоев и групп, а в предстоящие столетия – уже культур и цивилизаций. Основания и смыслы нетривиальности такой постановки проблемы, как показано ранее, скрываются в культурологическом измерении метафизики, в особенности в понимании времени. Это направление исследований должно стать предметом дальнейших фундаментальных философских и научных исследований.

Примечание 3. Сформированное мировой философией и наукой проблемное поле в исследовании развития в значительной мере «замкнулось» на всемирно-исторических (по масштабу) и процессуальных (по ракурсу) аспектах проблемы. Но эти аспекты в своей всеобщности и абстрактности не дают достаточных оснований для исследования конкретных развивающихся объектов, использования научной гносеологии и методологии исследования развивающихся объектов, в том числе для практических нужд человечества. Дальнейшее исследование развития должно быть связано с углублением теоретических и методологических аспектов осмысления именно развития конкретных объектов. Необходимо осмысливать процессуальность бытия, его развивающийся характер применительно к конкретным объектам реальности на всех уровнях его организации – от метагалактического до биологически-индивидуального, социально-культурного, личностно-духовного и идеально-информационного. Это отнюдь не ведет к игнорированию идеи всемирно-исторического развития. Оценка степени общности закона развития не изменяется, а сам закон находит новые эмпирические и теоретические конкретно-научные обоснования и подтверждения тому, что любой фрагмент либо объект реальности (материальной либо идеальной) подвержен развитию (участвует в развитии, является продуктом развития, этапом развития) в том либо ином отношении.

§ 7. Европейская и российская философия и методология науки пока не смогли осмыслить и органично «имплементировать» в себя на современном уровне научного познания методологический потенциал теории развития, найти методологические подходы к исследованию развивающегося мира, которые были бы адекватны его структуре и динамике, подходы к практическому использованию знания. Попытки углубиться в теоретические и методологические разработки в области познания сложных развивающихся объектов на конкретно-научном уровне пока не дали ощутимых результатов. Основной концептуальной причиной является то, что такой достаточной теоретико-методологической базы для объяснения процессов развития во всем их многообразии и многомерности не дает концепция всемирно-исторического развития.

Дефицит методологической базы вынуждал исследователей апеллировать порой к полумистическим, а не философским объяснительным образам («низус», «результанты» и «эмердженты», «творческий порыв», «точка Омега» и другое), прибегать к синкретическим сочетаниям несочетаемых оснований (например, в методологии исследования цивилизаций О. Шпенглера), агрессивно нападать и нигилистически отвергать возможности теории познания исторического развития (как это делал в особенности К. Поппер).

К решению проблем формализации знания о развитии неоднократно подключались логики, пытавшиеся осмыслить и заключить в логические формулы процесс развития, акт развития, скачок из одного качественного состояния в другое. Однако, несмотря на определенную успешность некоторых попыток, это также не привело к значимым изменениям в теории и методологии познания, в методологии конкретных науках.

Попытки науки (естествоиспытателей, исследователей общества, культуры, разума, человека) обратиться за методологической помощью к философии в исследовании сложных развивающихся объектов не давали эффективных результатов еще и потому, что часто философские исследования были сильно идеологизированы и политически ангажированы. Научное сообщество вовлекалось в дискуссии о философских и идеологических проблемах развития в рамках заданных философами и политиками проблем[25], в связи с чем содержательный (гносеологический и методологический) контакт философии и конкретных наук был весьма односторонним – он шел лишь в направлении от науки (как аргумента) к философии.

Создалась реальная ситуация методологического голода.

Именно этим можно объяснить бум, охвативший науку в связи с возникновением синергетики и теории диссипативных структур, переосмысление в этой связи возможностей теории систем, теории управления, теории катастроф, в том числе и в особенности под влиянием переоткрытых идей тектологии А. А. Богданова[26], которая по праву может считаться новой междисциплинарной наукой, предметом которой являются не вещи, а организационные отношения. И хотя фактические достижения синергетики до сих пор остаются весьма скромными, ее появление представляется знаменательным событием в науке, вызвало целую серию серьезных исследований, в том числе в отечественной философии.

Именно этим определяется сегодня и повышенный интерес к размышлениям мыслителей-практиков – управленцев, аналитиков, прогнозистов (например, в последнее время в особенности Н. Н. Талеба).

Примечание 1. Учение о развитии в европейских философских системах осмыслялось либо использовалось по-разному. Однако кроме материализма и объективного идеализма систематического осмысления развития предложено не было.

Усложнение реальности и ускорение динамики бытия породило несколько крупных попыток методологических прорывов во второй половине XX века в позитивизме (особенно Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, Ю. Хабермас, Н. Луман). Однако в отношении познания развития, возникновения нового этого было недостаточно. Позитивизм в различных его формах (в том числе в рамках неопозитивизма и постпозитивизма) не мог понять развитие и историцизм в особенности потому, что ему были непонятны причинные основания развития и возникновения нового, системные и синергетические эффекты, другие эффекты развития, которые не улавливаются эмпирически (фактологически), а также метафизические основания осмысления процессуальности. Смысловой «вершиной» (точнее «зияющей высотой») позитивизма в осмыслении развития стала социальная концепция антиисторицизма К. Р. Поппера.

В Европе были также предложены версии диалектики на экзистенциальной и идеалистической платформах (Ж. П. Сартр, Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Н. Гартман и другие)[27], сформированы направления исследования общества и человека в рамках различных течений философии, на основе различных методологических платформ (с учетом и без учета диалектики). Однако они явно не закрыли всех проблем, не предложили эффективного инструментария познания и управления развивающейся реальностью, не сформировали новых великих целей.

Закономерно, что в конце XX – начале XXI века, когда человек столкнулся с проблемами глобальной нестабильности и турбулентности, кризисов, множеством других феноменов как проявления мировой динамики и процессов развития, обнаружились эти смысловые тупики и начали появляться работы, прямо указывающие на недостаточность философско-методологической и научной базы для исследования сложных развивающихся объектов и процессов развития. В особенности – работы американского финансового аналитика-практика Н. Н. Талеба, анализирующие проблемы сильной неопределенности на основе концепций индивидуалистического эмпиризма и скептицизма.

Примечание 2. Современные философские и социально-философские концепции возможно и необходимо классифицировать по их отношению к развитию на основе следующих аспектов:

1. Признание либо непризнание факта развития, использование либо не использование этой идеи в собственных конструкциях.

2. Первичность-вторичность материального и идеального, объективного и субъективного, их интерпретация в отношении процессуальности бытия.

3. Трактовка системы детерминации в природе, обществе и идеальных объектах, причинного комплекса движения, самодвижения, развития, понимание субъектов и объектов детерминации процессов.

4. Интерпретация понимания времени.

5. Осмысление характера и характеристик (параметров) движения и процессуальности «сквозь призму» оснований философских систем.

Такая классификация онтологических принципов концепций позволит выявить сильные и слабые стороны самих концепций и их методологий в познании развития и процессуальности бытия в целом.

Примечание 3. В научных исследованиях и практике управления доминирует понимание развития Г. Гегеля, К. Маркса, Ч. Дарвина. Предпринимаются попытки активного использования концепций К. Поппера, И. Пригожина. Других авторитетных для науки концепций пока нет. Причем, даже в концепции диссипативных структур в качестве одного из принципиальных философско-методологических оснований И. Пригожин называл концепцию К. Маркса, а концепция К. Поппера не предлагает достойной альтернативы, отвергая историцизм (в виде марксизма) и основанные на нем социальные практики. Н. Н. Талеб также в работе 2007 года упоминает лишь концепции Г. Гегеля и К. Маркса, правда, соглашаясь с их критикой К. Поппером, тем самым лишний раз констатируя отсутствие иных равномощных теоретических конструкций.

Важно отметить, что систематическое развитие получила лишь рационально-научная материалистическая философская версия осмысления развития. Это величайшее достижение в современном мире просто замалчивается и преднамеренно истирается по причине идеологического противостояния.

Однако попытки дискредитировать и игнорировать материалистическое учение о развитии, оклеветать его, приписать ему несуществующие качества либо лишить присущих качеств, концентрировать внимание на наносном и ошибочном, игнорируя сущностное, останавливаться лишь на исторических формах и не видеть потенциала и перспектив – идеологический прием, который смоет история, как на закрашенных иконах вскрыв истинные лики, потенциал и сущность материалистической диалектики. Вскроется и то, что главными оппонентами материализма являются элитарные идеологии, которые избегают встречи с объективными законами либо стремятся стать им неподвластными и именно поэтому панически боятся материалистической – объективно-истинной – оценки реальности. Боятся той объективности, которая не оставляет оснований для их оправдания и не допускает элитарности, уравнивает людей в их правах и обязанностях, выступает основанием и востребует всей закономерной объективностью истинную народную демократию.

Материализм является единственным полноценным философским основанием для современной науки и научного мировоззрения. Замалчивание и искажение этой истины – от лукавого; оно возможно лишь временно и будет преодолено. Потому что правда всегда сильнее лжи, а сила – в правде.

Глава 2. Метафизика процессуальности в комплексе природно-социально-духовных оснований функционирования, развития и конкуренции культур и цивилизаций

§ 8. В современном мире доминирующим способом осуществления человеком собственного бытия является культура, осуществленная в и посредством цивилизации (и государства).

Философское осмысление и научные исследования природно-социального тела и духовных компонентов различных культур началось относительно недавно – в XVIII–XIX веках. Оно развивалось параллельно с практическим взаимодействием различных культур.

В ходе развития исследований и практического взаимодействия формировались и изменялись ракурсы исследований и взаимодействий, происходила естественная эволюция самих культур, эволюция исследуемых проблем, постепенное углубление объяснения и понимания культур.

В целом на сегодня понятны основные параметры и черты культур, наличие в них сходств и различий, понятна необходимость поиска заглубленных духовных оснований и механизмов их воспроизводства и сохранения, функционирования, развития, проявления активности.

Однако есть основания полагать, что уровень объяснительного и понимающего углубления не достиг предельной глубины, в том числе по методологическим причинам. Потому результаты философских и научных исследований пока не способны вполне удовлетворить потребности науки и практики.

Примечание 1. В европейской истории до XIX века собственные и иные культуры воспринимались преимущественно феноменально. Глубинные духовные основания культур оставались либо неизвестными, либо воспринимались как некоторый относительно незначительный и несущностный этнографический антураж социальной организации человека (полагавшегося в сущности своей везде тождественным себе абстрактным индивидуумом). Европейские философские концепции той эпохи воспринимали мир как универсальность и не вполне осознанно предлагали в виде универсалий метафизику собственных национальных культур в синтезе с идеями Просвещения (включая английский субъективный идеализм Д. Беркли и Д. Юма, немецкую классическую философию И. Канта, И. Г. Фихте, Ф. В. Й. Шеллинга, Г. В. Ф. Гегеля, Л. Фейербаха, «эстетически-поэтическую» философию И. В. Гете, экзистенциализм, иррационализм А. Шопенгауэра и Ф. Ницше, неокантианство (особенно представителей баденской школы В. Виндельбанда, Г. Риккерта). Относится это и к гуманитарным исследованиям эпохи Просвещения (особенно И. Г. Гердера).

Первыми активными попытками осмыслить сущность культур через понимание самобытности духа, души (русской) культуры, «русской идеи» стали поиски русской философствующей литературы (Н. В. Гоголь, С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров и другие), философии и публицистики – западники (П. Я. Чаадаев, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский), славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, Н. Я. Данилевский, В. С. Соловьев, П. А. Флоренский), К. Н. Леонтьев, позднее С. Л. Франк, Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев, Л. Н. Гумилев, А. А. Зиновьев, С. В. Лурье, А. П. Андреев и другие.

Направленная попытка обнаружить глубинную сущность европейской конструкции духа была предпринята О. Шпенглером. Его концепция цивилизаций несмотря на свою метафизическую и мировоззренческую эклектичность, обозначила путь и вскрыла важные компоненты духа, обозначила направления исследований цивилизаций, разработки их типологий.

А. Тойнби в своих исследованиях предпринял попытку системного подхода к исследованию различий и сущности множества культур как целостностей. Его исследования, носившие во многом пионерский характер, также имели преимущественно дескриптивный характер, однако уже сочетали в себе эмпирические классификации на основе групп признаков и элементы объяснительного подхода.

Постепенно в европейской культуре начали появляться объяснительные теоретические концепции – этическая концепция М. Вебера, психоаналитическая концепция К. Г. Юнга, социологическая концепция Т. Парсонса, коммуникативистская концепция Ю. Хабермаса и другие.

Для обозначения глубинных стереотипических структур духа (души) народа, обусловливающих специфику его поведения и деятельности начали предлагаться объяснительные конструкции: протестантская этика, «харизма» (М. Вебер), «архетипы культур», «паттерны» (К. Г. Юнг), «тип, стиль, тон» (Г. Г. Шпет), «русская идея» (особенно Н. А. Бердяев), «габитус» (П. Бурдье), «этнические константы» (С. В. Лурье), «стиль жизни» (Т. Парсонс), «этнический стереотип поведения» (Л. Н. Гумилев)[28], «традиция» (А. П. Андреев), «матрицы культуры» и т. д. Использовались также понятия «духа» и «души» применительно к народам и культурам. Каждое из них имеет свои достоинства и недостатки, является объяснительным для различного спектра культур и аспектов культур.

Примечание 2. Начиная с XVIII века и особенно в XIX–XX веках стали активно развиваться конкретно-научные исследования культур и цивилизаций. Огромную информацию дали археология, история, этнография, культурология, направленные комплексные исследования необычных и удивительных для Европы и России культур Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, в особенности индология, буддология, китаеведение, японоведение, исследования арабской и мусульманской культур, исследования культур различных туземных народов осваиваемой планеты. Важно отметить выдающийся и часто пионерский вклад русских исследователей Азии и культур различных азиатских народов.

Результаты этих исследований дают богатейший эмпирический материал для философского дискурса, материал пока не вполне освоенный и осмысленный философией в контексте взаимосвязи с динамикой культур, социодинамикой, управлением.

При этом одновременно данный материал уже вполне включен в социально-технологические разработки для реализации различных утилитарных (экономических, политических, геополитических) целей. Современность дает достаточные основания и аргументы для утверждения о том, что и социально-гуманитарная наука в осмыслении детерминант и закономерностей функционирования, развития и взаимодействия культур превращается в «непосредственную движущую силу» (К. Маркс).

Конечно, такое опережение инструментального применения научного знания над его философским и культурологическим осмыслением, над анализом и синтезом в контексте масштабов человеческой цивилизации, над превращением результатов этих осмыслений в скоординированные и конвенциональные планетарные управленческие доктрины несет в себе высокие культурологические и антропные риски планетарного масштаба.

Примечание 3. Принципиально важным является следующий момент. В начале эпохи научных исследований и философского осмысления культур и цивилизаций доминировали целевые установки элитарных групп и слоев европейских и русской культур, исходящий от них социально-культурный прагматический заказ. В XIX веке это были преимущественно осмысление и активность со стороны и по заказу аристократии и буржуазии, реализующий их ценности, цели и установки в исследовании и освоении культур. В рамках этой установки были порождены в частности масонская элитарная идеология, мизантропия мальтузианства с обоснованием необходимости уничтожения части населения («низших» народов) во имя сохранения ресурсов планеты для «высших» людей и народов, идеологию «перенаселения» и «экологической перегрузки» планеты (Римский клуб). Элитарная идеология в отношении различных культур в ее буржуазном виде родилась из потребностей практики торгового капитала, особенно голландской и английской Ост-Индских компаний[29], позднее стала определяться потребностями промышленного, а теперь финансового капитала. Аристократические цели и запросы также устойчиво воспроизводились и несколько эволюционировали. Поиски элитами обоснования собственной исключительности и мизантропии в XX веке продолжились в мистических учениях христианства (масонство), иудаизма (каббала), Ближнего Востока в целом, Индии и Тибета, оккультных и иных учениях (таких, например, как теософия Е. П. Блаватской и другие), расистских и нацистских исследованиях, проводившихся в том числе организациями Ку-клукс-клан, Аненербе. В настоящее время элитарные мировоззрения локализовались в виде группы масонских организаций и сатанинских сект[30]. Поэтому либералистские издевательства над «теорией заговора» есть ни что иное, как попытка спрятать этот факт реальности[31]. Просто нужно понимать, что в попытках сохранения своего социального статуса элиты используют все ресурсы, в том числе сговор и «заговор» в мировом масштабе. Но это – не единственная сущность, а лишь один из инструментов управления миром.