Никитский бульвар

Лев Колодный

Никитский бульвар

© Колодный Л.Е., 2014

© ООО «Издательский дом «Вече», 2014

* * *

Выражаю глубокую благодарность адресологу-консультанту «Московской энциклопедии» Дмитрию Иосифовичу Бонадаренко, сообщившему мне местожительство многих замечательных людей, обитавших на Никитском бульваре

Введение

Подобно всем московским бульварам Никитский – образован на месте срытого городского вала и разобранных стен и ворот Белого города. Приехавший в Москву Белинский увидел его обе линии по сторонам, состоящим «преимущественно из господских (московское слово!) домов». Его застроили по проектам лучших московских архитекторов самые знатные и богатые дворяне.

В двухэтажном особняке, каким выглядел до надстройки Дом печати – Центральный дом журналиста, в феврале 1831 года состоялся бал, где впервые после женитьбы Пушкин вывел в свет красавицу жену Наталью Гончарову.

Никитский бульвар не стал местом, где, по словам Батюшкова, «и франт, и кокетка, и старая вестовщица, и жирный откупщик скачут в первом часу утра с дальних концов Москвы», как соседний Тверской бульвар.

Путеводитель по Москве в ХIХ веке описывал Никитский бульвар такими словами: «Днем тут встретите исключительно гуляющих детей с их няньками и боннами; вечером же он служит большею частью для милых свиданий».

Среди опекаемых детей, старясь не привлекать к себе внимание, прогуливался сутулящийся Николай Гоголь, живший здесь после приезда из Италии. В особняке, сохранившемся до наших дней и ставшем музеем Николая Васильевича, как артист, читал он друзьям главы второго тома романа «Мертвые души», который ждала читающая Россия. Им восхищались Тургенев, Островский, Аксаков, Щепкин, и в этом доме, к их ужасу, рукопись недописанного романа сгорела в огне камина.

Когда особняк, где танцевал Пушкин, стал после революции Домом печати, в нем побывали самые известные писатели и журналисты времен СССР, начиная с Есенина и Маяковского, кончая Симоновым и Эренбургом.

В новом «Доме полярников», напоминающем итальянские дворцы эпохи Возрождения, поселились в 1937 году летчики, первые Герои Советского Союза. А в другом большом кирпичном доме, с контуром известной геометрической фигуры, жили Смоктуновский и Ефремов, пришедшие на смену «старикам» Малого и Художественного театра.

Никита и Федор. Предки Петра Великого

У древней Волоцкой дороги, которая вела к Волоколамску и далее к Великому Новгороду, поэтому наделенной вторым названием – Новгородской, знатный боярин Никита Романович Захарьин основал рядом, где жил, монастырь в честь своего небесного заступника Никиты Великомученика.

Святого Никиту нарекли Готфским по имени воинственного древнегерманского племени готфов (ныне их называют готами).

В стихотворении «Родрик», навеянным испанскими хрониками, Пушкин описал битву короля готфов с маврами, длившуюся восемь дней:

Готфы пали не бесславно:Храбро билися они,Долго мавры сомневались,Одолеет кто кого…

Святой Никита, готский воин, принял крещение и обращал в христианство соплеменников, язычников, за что был ими истерзан и брошен в костер в 372 году. На иконах его изображают воином. На одной из них Никита в доспехах, с луком и стрелой, колчаном за спиной. На другой иконе карает цепью, ухватив за волосы, хвостатого черта.

Наш Никита Романович стал родоначальником династии Романовых. Родной брат царицы Анастасии, любимой жены Ивана Грозного, в его царствование возвысился на зависть многим боярам. По случаю свадьбы удостоился высокой чести – мылся с ним, ночевал у его постели. И при Федоре Ивановиче первенствовал, будучи двоюродным братом этого царя. Во втором браке боярин стал отцом десяти сыновей и дочерей. Старший сын Федор обладал многими достоинствами, слыл «любознательным и начитанным, веселым и приветливым, красивым и ловким». Любовь к книгам, знание латыни уживались с любовью к развлечениям и нарядам. Федор Романович имел шансы взойти на престол.

Царем, как известно, избрали Бориса Годунова, покаравшего Романовых. Федора Никитича заточили в северном монастыре. Там боярина насильно постригли в монахи под именем Филарета. Такая же участь постигла жену Федора. Малолетнего сына Михаила и дочь содержали в заточении на Белом озере.

Вернулся в Москву Федор-Филарет при Лжедмитрии I и обрел сан митрополита. Невзирая на сан, рискуя головой, он участвовал в заговорах, интриговал против царя Василия Шуйского. Во главе «великого посольства» склонялся было заключить договор с Польшей и признать русским царем сына польского короля. Но во время переговоров, происходивших у стен осажденного Смоленска, не согласился подписать договор, за что попал на восемь лет в польский плен. Филарета освободили из неволи, когда царем в Москве избрали не королевича Владислава, сына Сигизмунда III, а его малолетнего сына Михаила.

Торжественная встреча молодого царя с отцом произошла при всем народе у ворот Белого города на Волоцкой, Новгородской дороге. Бывшего пленника на радостях провозгласили Патриархом Московским и всея Руси и «великим государем». В память о былых страданиях и счастливом исходе Филарет основал у ворот Белого города Федоровский монастырь.

По указу царя Михаила Федоровича: «На том месте отцу нашему патриарху Филарету по его обещанию создати монастырь, а в нем храм воздвигнути во имя преподобного отца нашего Феодора Студийского». Главный престол храма посвящался Смоленской иконе Божьей Матери, с ее заступничеством связывал Филарет свой подвиг у Смоленска, где не подписал унизительный договор.

Спустя год по указу на этот раз самого «великого государя святейшего патриарха Филарета» было велено в монастыре «за Микицкими вортами» иконописцу Назарию Истомину написать «двери царские, да местные образы, да деисусы, да образ Пречистыя Богородицы запрестольныя, да крест запрестольный на золоте».

Судьба Федора Романовича напоминает судьбу настоятеля Студийского монастыря. Федора Студита изгоняли из монастыря и возвращали в обитель, заключали в темницу, ссылали на острова, а после освобождения встречали всем народом в Константинополе как мученика и чудотворца.

Так, волею основателя династии Романовых возник в Москве на дороге, ставшей Большой Никитской улицей, женский Никитский монастырь. А там, где улица уходила за стены Белого города, его сын патриарх Филарет основал мужской Федоровский монастырь.

Судьба монастырей печальна. Старинная стена келий Никитского монастыря тянулась вдоль Большой Никитской улицы. Кельи возвел архитектор князь Дмитрий Ухтомский при Елизавете Петровне. За стеной теснились храмы. Собор Никиты Великомученика появился в 1554 году. Церковь Дмитрия Солунского датировалась 1625 годом.

После пожара 1812 года в Никитском монастыре сохранились целыми две иконы. Все сгорело в огне пожара или разграбили французы. Как ни трудно было, но этот московский монастырь в отличие от других, сгоревших и разграбленных, возродили в силу «его древности и особого значения», связанного с именем Романовых.

Никитский монастырь соседствовал со зданиями Московского университета. Иван Гончаров, автор «Обломова», запомнил тот день, когда увидел в соборе монастыря Пушкина. Узнав о его гибели, студенты собрались, заказали хор певчих, свечи для полного освещения собора, но полиция не позволила отслужить панихиду.

Лев Толстой в «Анне Карениной», говоря о прогулке Константина Левина, писал, что «слепая стена монастыря, мимо которой, свистя, шел мальчик, и извозчик ехал ему навстречу в санях, почему-то осталась в его памяти».

Колокольня церкви Воскресения Словущего

В середине стены во второй половине ХIХ века выросла в классическом стиле башня-колокольня и появилась взамен прежней церковь Воскресения Словущего. Их создал самый известный тогда в городе архитектор Михаил Быковский, творец многих московских церквей и двух сохранившихся монастырей – Ивановского и Перервинского.

Колокольня на Большой Никитской походила на построенную им ранее колокольню Страстного монастыря на Тверской. Башня напоминала ступенчатую пирамиду. Ее образ противоречил средневековым храмам за стеной, но соотносился с классическими зданиями улицы. Нижний ярус служил палатами, проездными воротами и храмом. На втором ярусе висели редкого звучания колокола. Третий ярус выглядел часовой башней. Над ней кружилась ротонда под крестом на высоте 32 метра. (Это рост десятиэтажного дома.) Обе колокольни Михаила Быковского беспощадная к религии советская власть до войны разрушила.

«Древностью и особым значением» пренебрегли те, кто решал тогда судьбу церквей и колоколен. Никитский монастырь закрыли под предлогом «острой нужды в помещении библиотеки иностранной литературы Наркомпроса». А в 1933 году стерли с лица земли три храма, часовню и звонницу, сбросив на землю бесподобные колокола. На них играл, исполняя собственного сочинения композиции, живший поблизости в Малом Кисловском переулке гениальный музыкант Константин Сараджев, ценивший подбор колоколов, их тембр, окраску звуков. От всего монастыря сохранилась часть келий со стороны Большого Кисловского переулка.

Проходя по Большой Никитской мимо чахлого сквера, трудно предположить, что появившееся на месте монастыря многоэтажное здание в сером с вертикальными окнами – электрическая подстанция метрополитена. Конструктивизм в 1935 году попал под тотальный запрет. Архитектор, оглядываясь на классицизм, создал фасад с портиком из 8 крупных полуколонн. Капители, завершения полуколонн, напоминают буфер вагонов, выдавая суть здания. Статуи метростроевцев дополняют античное убранство фасада.

Серые стены противоречат светлой классике, что дало основание Илье Ильфу в записной книжке метнуть стрелу во «вдохновенное создание архитектора Фридмана». Иная оценка содержится в известной книге Петра Сытина «Из истории московских улиц»: «После Великого Октября снесены все здания Никитского монастыря и на их месте построено красивое здание подстанции метро». Когда она не станет необходимой, кто знает, не зазвонят ли на прежнем месте колокола…

Никитская электроподстанция метрополитена

О монастыре патриарха Филарета можно говорить в настоящем времени. За спиной барачного типа дома на углу Никитского бульвара и Большой Никитской улицы выглядывают церковь Федора Студита и колокольня бывшей обители.

В день празднования памяти Федора Студита 11 ноября 1480 года произошло историческое «стояние на Угре» русского и татарского воинства.

Когда «великий государь» патриарх Филарет решил основать монастырь, обветшавший древний храм разобрали. На его месте четыреста лет тому назад возник пятиглавый собор Федоровского Смоленского Богородицкого больничного монастыря. При обители устроили больницу для бедных, одну из первых в Москве.

Правнук Филарета Петр Первый упразднил патриаршество и закрыл патриарший монастырь, где любил уединяться его прадед. Собору придали статус приходского храма. В его приход попал дом на Большой Никитской, где жил, посещая Москву между походами, граф Рымникский князь Италийский, генералиссимус, не потерпевший в сражениях ни одного поражения. Солдаты отдавали любимому генералу почести, как императору. Имя его известно в России всем.

С трибуны мавзолея на параде Красной армии 7 ноября 1941 года Сталин первым назвал Александра Суворова в числе великих предков, призвав бойцов и командиров вдохновляться их подвигами. А было время, когда при советской власти Суворова всенародно осуждали как царского генерала за поимку Пугачева, взятие Варшавы.

Образ непобедимого полководца воодушевлял не только бойцов и командиров. В Кремле во время Великой Отечественной войны портрет Суворова попадал на глаза всех командующих фронтами и армиями в кабинете Верховного Главнокомандующего.

На фасаде особняка на Большой Никитской под уличным номером 42 до революции установили одну из первых в городе мемориальных досок в виде щита с барельефом полководца, гласящую, что здесь жил Александр Васильевич Суворов. Никитский бульвар переименовали в Суворовский.

Суворов жил в собственном доме и посещал службы в церкви Федора Студита. По преданиям, у стен храма похоронена его мать. Будучи любителем духовной музыки, Александр Васильевич пел в церковном хоре на клиросе, месте для певцов и чтецов.

Под сводами этой церкви Суворов венчался, как пишут, с «красавицей русского типа, полной статной румяной, но с умом ограниченным», и малообразованной. То была княгиня Варвара Ивановна Прозоровская, дочь генерал-аншефа. В браке первой родилась дочь Наташа, которую отец боготворил, называл Суворочкой, писал ей на привалах нежные письма.

Счастье в браке пожилого генерал-майора с молодой женой с разницей в возрасте в 20 лет длилось недолго. Через пять лет после венчания, по словам биографов, «нетерпеливый и горячий до вспышек бешенства, неуступчивый и деспотичный», пренебрегавший комфортом, «бережливый до скупости», не терпевший роскоши спартанец возненавидел красавицу. Характер жены «легкомысленный и избалованный с детства», твердый и неуступчивый, с привычкой «к мотовству и открытой жизни», привел к неминуемому разрыву.

Суворов обвинил жену в неверности, в прошении о разводе заявил, что она «отлучалась своевольно, употребляла развратные и соблазнительные обхождения, неприличные чести ее». Все инстанции – Духовная консистория, Синод, императрица Екатерина II развода не дали. Временное примирение привело к рождению сына Аркадия. Но и это обстоятельство не скрепило брак. Детей поделили. Дочь осталась с отцом, малолетний сын – с матерью, получившей от мужа «раздельное жительство» и «отдельное содержание». Дом на Большой Никитской улице принадлежал Суворову до 1800 года. В том году, в семьдесят лет, кумир армии и народа умер в Санкт-Петербурге, где похоронен под камнем с надписью «Здесь лежит Суворов».

С тех пор храм Федора Студита дошел до наших дней видоизмененный в силу разного рода переделок. После пожара 1812 года пять глав сменила одна, фасад церкви и приделов приобрел черты ампира, а позднее во второй половине ХIХ века – эклектики. При всем консерватизме православная церковь в сфере зодчества всегда шла в ногу со временем, градостроителям давала полную свободу творить храмы в том стиле, какой господствовал в светском обществе.

В пятую годовщину советской власти, в 1922 году, двери храма Федора Студита для верующих закрыли. Из оскверненных и опустошенных стен вывезли пуд с лишним серебра, сбили крест над главкой, сломали алтарь, запустили в помещение арендаторов, приспособивших здание под свои нужды.

В отличие от церкви колокольня Федора Студита оставалась триста лет такой, какой ее видел Филарет. Она напоминала шатер. В Москве насчитывалось всего две таких башни редкой архитектуры. Одна стояла на Лубянской площади у церкви Гребневской иконы Божьей Матери, ее разрушили. Ту, что у Никитских Ворот, разобрали на кирпич и поставили на ее месте уродливый жилой дом. Поэтому когда в наши дни решили воссоздать утраченную колокольню, ее пришлось установить на другом месте, где она сейчас видна вблизи храма. Церкви Федора Студита вернули пять глав и былой вид, так как она выглядела у каменных стен и ворот Белого города, когда не существовало Никитского бульвара.

У площади Никитские ворота по повелению Павла I по проекту петербургского архитектора Стасова появилась гостиница. На земле, где сейчас строения бульвара, историк Петр Сытин во времена Суворова насчитал шесть дворов служащих соседних церквей, четыре двора купцов, шесть дворов чиновников и знати. Их заполняли сплошь деревянные дома, лавки, харчевни, цирюльни. Все это многообразие сгорело при пожаре 1812 года.

После бурного возрождения Москвы картина резко изменилась. На месте разобранных стен Белого города и земляного вала поднялись в два ряда липы Никитского бульвара. Его проезды, внутренний и внешний, начали обживать самые знатные и состоятельные аристократы, заказывая проекты особняков лучшим архитекторам. Когда эта работа завершилась, увидевший Москву в первой половине ХIХ века Белинский заметил: «…обе линии по сторонам Тверского и Никитского бульваров состоят преимущественно из господских (московское слово!) домов».

Пройдем по сторонам бульвара, где сломали гостиницу времен Павла I и Суворова, но сохранились другие дома, где жили замечательные люди.

Сосед Никитского монастыря – Московский университет сохранил все свои здания на Большой Никитской улице. На углу с Романовым переулком, названным так в честь династии Романовых, в двухэтажном некогда жилом доме, находилось издательство МГУ, а в глубине двора помещалась типография университета.

Сюда весной 1956 года я принес отпечатанный на машинке диплом «Фельетоны газеты «Правда», откуда его, как полагалось перед защитой, унес в твердом переплете. Больше всех мне нравились фельетоны за подписью «Юрий Золотарев». Он состоял в узком кругу фельетонистов центральных газет, писавших по заданию «инстанций» пасквили, в частности на самых известных артистов, писателей, спортсменов – Марка Бернеса, Людмилу Гурченко, Эдуарда Стрельцова, чьим именем назвали в Москве стадион. После звонких публикаций делались «оргвыводы» и для героев фельетонов закрывались двери концертных залов, издательств, стадионов.

Спустя полтора года после защиты диплома меня зачислили в штат «Московской правды». И я вдруг стал соседом на этаже с матерым Юрием Леонидовичем Золотаревым, в 34 года казавшимся мне пожилым, плотной комплекции мужчиной, способным растоптать любую репутацию, единственным в редакции беллетристом, членом Союза писателей СССР.

29 мая 1958 года «вся Москва» читала его фельетон «Тузик в обмороке», посвященный Клавдии Шульженко, не забытой с тех пор народом, сочиненный по всем канонам партийной печати. Поводом послужила отмена ее концерта в клубе в связи со смертельной раной собаки – тибетского терьера, попавшего под колеса автомашины. Дирекция клуба написала жалобу в горком партии, оттуда последовало указание газете МГК КПСС наказать зазнавшуюся певицу. Его выполнил Юрий Золотарев, сочинив такие диалоги:

– Не подведите нас, – просит администрация клуба актрису, – вашими афишами оклеены все стены клуба. Народ ждет. Народ хочет слушать песни любви.

– И не просите. Прежде всего любовь к Тузику. А у него катастрофически поднимается температура. Я боюсь, что не переживу этого … Собака друг человека!

– Клавдия Ивановна! Приезжайте!

– Не могу. Тузик в обмороке.

После публикации актриса заболела и год не выходила на сцену. Я бы не стал вспоминать давнюю историю, если бы не узнал, чем она закончилась много лет спустя. Клавдию Ивановну по телефону попросил о встрече постаревший писатель Золотарев. Придя с букетом роз к ней домой, он стал на колени и покаялся за давний фельетон. У него самого умерла любимая собака, и только тогда он осознал, почему актриса не смогла выйти на сцену.

Золотарев издавал постоянно сборники фельетонов и юмористических рассказов, последний из них вышел в 1984 году в издательстве «Московский рабочий», которого больше нет. Как нет и фельетонов, подобных тем, что сочинял всю жизнь Юрий Леонидович. По натуре он был незлобивый честный человек, единственный, кто на собрании, где меня за не прошедшую ошибку в газете лишили зарплаты, промолчал. Не обвинял в «политической незрелости» за незнание того, что заместитель заведующего отделом пропаганды МГК КПСС получил накануне выхода номера газеты повышение по службе и должность заведующего отделом.

«Магниты очей» князя Потемкина-Таврического

По традиции каждый, кто пишет о старых московских улицах, непременно поминает Пушкина, все те места, где он бывал и жил. Конечно, Никитский бульвар Александр Сергеевич знал хорошо. Его проезды вели к друзьям и знакомым, в квартиру на Арбате, дому родителей Натальи Гончаровой.

Пушкинисты установили, что, приехав в Москву 6 декабря 1828 года, поэт встретил не только друзей, но и свою судьбу. Князь Петр Вяземский, друг Пушкина и поэт, спустя шесть дней после неожиданной радости писал жене:

«Здесь Александр Пушкин, я его совсем не ожидал. Он привез славную новую поэму “Мазепа”, но не Байроновского, а своего. Приехал он недели на три, как сказывает, еще ни в кого не влюбился, а старые любви его немного отшатнулись… Он вовсе не переменился, хоть, кажется, не так весел. Кончил он также и седьмую песню Онегина, но я еще не слышал».

Вскоре Вяземский о невлюбленности и невеселом настроении друга не мог бы так рассуждать: в том декабре на балу у танцмейстера Иогеля Пушкин впервые увидел юную красавицу Наталью Гончарову и влюбился в нее с первого взгляда.

Князь, переживший Пушкина на сорок лет, дал Москве характеристику, точно выражающую особенность ее застройки, и сегодня, как в пушкинские времена, поражающую контрастами.

Здесь чудо барские палатыС гербом, где вписан славный род.Вблизи на курьих ножках хатыИ с огурцами огород.

Судя по оценке поэмы, которая стала известна как «Полтава», Вяземский успел ее услышать в промежутке между днем приезда Пушкина и днем, когда датировано письмо жене – 12 декабря. Но где произошло это событие – не уточнил. Известна и другая запись князя, связанная с чтением поэмы в Москве, ее на этот раз он называет уже «Полтавой»:

«В первый раз Пушкин читал нам “Полтаву” у Сергея Киселева при Американце Толстом и сыне Башилова». Графа Толстого по прозвищу Американец в молодости Пушкин вызывал на дуэль, потом помирился с ним, подружился даже и поручил роль свата, решив жениться на Гончаровой. Сын Башилова – молодой артиллерийский офицер и стихотворец, которому покровительствовал сочинитель «Полтавы». Сергей Киселев, полковник в отставке, часто встречался с Пушкиным в доме юных сестер Екатерины и Елизаветы Ушаковых. У них Пушкин бывал порой по два, три раза в день, блистал остроумием, писал стихи в альбом, рисовал и на его страницах оставил «донжуанский список» всех своих многочисленных романов.

До приезда в Москву в декабре увлечен был Пушкин старшей сестрой Екатериной. Перед смертью она сожгла письма влюбленного Александра Сергеевича, хранившиеся в шкатулке, и призналась дочери, просившей мать не делать этого. «Мы любили друг друга, это была наша сердечная тайна; пусть она умрет с нами».

К сестрам в дом на Пресню Пушкин приезжал верхом на белой лошади и рассказывал, что цыганка ему нагадала смерть от белой лошади или от белокурого человека из-за жены… Что, как известно, сбылось.

Младшая из сестер, Елизавета, вышла замуж вскоре после чтения «Полтавы» за полковника Киселева. А старшую сестру Екатерину из сердца Пушкина вытеснила Наталья Гончарова, увиденная на балу…

Полковник за два года до чтения «Полтавы» жил на Никитском бульваре в доме графини Головкиной. Это сохранившийся в перестроенном виде под номером 8а особняк Центрального дома журналиста. На этом основании, начиная с вышедшего к столетию со дня гибели поэта классического путеводителя «Пушкинская Москва», одни краеведы писали, что, возможно, и в декабре 1928 года Киселев снимал квартиру по этому адресу, и чтение поэмы состоялось здесь. Другие, как историк Петр Сытин, принимали это событие как установленный факт.

Разгадал загадку выдающийся знаток Москвы Сергей Романюк, автор книги «В поисках пушкинской Москвы». В архиве по хранившимся исповедальным книгам он установил: в декабре 1928 года полковник Киселев жил в приходе церкви Святых Бориса и Глеба на Поварской улице в доме графа Николая Шереметева. Занимал три комнаты на первом этаже, кухню и семь комнат, включая гостиную и кабинет, на втором этаже. Там и произошло первое чтение «Полтавы» в Москве.

Поэму часто цитировали в 2009 году, когда исполнилось 300 лет со дня триумфальной Полтавской битвы. Ее разыграли в Коломенском у стен воссозданного стараниями мэра Москвы Юрия Лужкова дворца царя Алексея Михайловича, где пировал царь по случаю победы над шведами и рождения дочери Елизаветы, будущей императрицы Елизаветы Петровны.

Об этих событиях весной 2009 года я напомнил мэру Москвы, и по его распоряжению 9 июля состоялось многолюдное театрализованное действо с участием конницы, артиллерии, русских и шведов. В тот день мэр, представив всем Петра Петровича Шереметева, потомка графа «Шереметева благородного», на радостях вместо речи прочел сочиненные по этому случаю стихи:

Полтава, поле нашей славы,Несокрушимой, как гранит,Три века память о ПолтавеДуша российская хранит…

На Никитском бульваре на месте Центрального дома журналиста и домов № 8 и 10 перед пожаром 1812 года простиралось владение князей Голицыных. Эта знатная фамилия пошла от боярина по прозвищу Голица – так называлась кожаная рукавица без подкладки. Его потомки роднились с Рюриковичами и Романовыми, служили воеводами, наместниками. А со времен Петра, по подсчетам Н.Н. Голицына, автора книги «Род князей Голицыных», из него вышли четыре генерал-губернатора, семь царских наместников, двенадцать губернаторов военных и гражданских.