Скажи мне, кто я

Я хмурюсь. Обычно он выражается яснее. Но что-то в его голосе беспокоит меня, словно его всегдашняя уверенность в себе дала трещину.

– С тетей Джо случилось что-то, о чем ты мне не говоришь?

У папы усталый вид.

– Я не знаю подробностей. Именно поэтому я должен помочь ей во всем разобраться и убедиться, что все в безопасности.

– Хорошо, – медленно говорю я. – Но ты сказал, к ней в дом кто-то вломился. Это не самое худшее, да? То есть, если это имеет какое-то отношение к твоей прежней работе в ЦРУ, ты правда думаешь, что меня стоит отправлять в какую-то…

– Нова, мне нужно, чтобы ты мне доверилась. Ты можешь это сделать? – Его лицо не выражает беспокойства, но голос звучит серьезно.

– Конечно.

Я хотела бы настоять на своем, но всякий раз, когда он просил довериться ему, у него на то были веские причины. И всякий раз он оказывался прав.

Папа кивает, и напряжение частично уходит из его глаз.

Несколько секунд мы молчим. Словно густой туман, между нами повисли вопросы без ответов. Он наблюдает за мной.

– Я понимаю, тебя удивляет такая внезапная спешка, но в данный момент у меня нет другого выхода. Знаю только, что не могу рисковать тобой. Если твоя тетя в опасности, то мы, возможно, тоже. Я хочу выяснить, что происходит, и быть уверен, что это не повлияет на нашу с тобой жизнь.

Я даже не спрашиваю, что произойдет, если повлияет. Потому что и так знаю. Он сделает все необходимое, чтобы защитить нас, в том числе переедет в другой город. Он говорил мне об этом, когда я была ребенком, и я не забыла. Мало что я люблю больше, чем нашу жизнь в Пембруке, и если для того, чтобы нам не пришлось покинуть родной город, от меня требуется уехать на несколько недель в какую-то далекую школу, пока папа разбирается со всем дома, что ж, я готова.

Папа вдруг начинает смеяться, и это застает меня врасплох.

– Помнишь, как тот человек ударил свою собаку, а тетя Джо ударила его? Он угрожал ей полицией, а она сказала: «Вызывай! Надеюсь, меня посадят в тюрьму, и там у меня будет предостаточно времени, чтобы подумать о том, как я тебя убью, когда выйду на свободу».

Я широко улыбаюсь.

– Маленькая и злобная тетя. Поверь, я догадываюсь, почему ты хочешь поехать в Провиденс. Кто знает, что она натворит, если дать ей волю.

И вот мы снова с ним на одной волне. Туман рассеялся. Но никаких ответов по-прежнему нет. Но с папой, в общем-то, всегда так. И это неважно. Потому что даже если я не знаю, что происходит, я знаю его.

Я выдыхаю.

– Наверное, несколько недель – это не конец света.

Он кивает, как будто знал заранее, что таким будет мое решение.

– Вот и хорошо. Договорились. И, Нова, я знаю, что у тебя много вопросов. И я знаю, какая выдержка тебе нужна, чтобы не нападать на меня сейчас. Но я клянусь тебе: ты знаешь ровно столько, сколько нужно для твоей безопасности. И я непременно разберусь во всем, что здесь происходит…

Хмуро смотрю на щиты. Нет, я не знаю, сколько нужно для моей безопасности. И откуда он вообще узнал об этой школе? Я считала, что это какая-то безумная программа, о которой он знал со времен работы в ЦРУ. Но насколько я могу судить, здешние ученики – не американцы. Они приехали со всего мира. А люди, которых символизируют названные Лейлой щиты, относятся к самым разным историческим эпохам. Не понимаю, какое отношение они могут иметь к американской разведке.

В вестибюль, переговариваясь шепотом, входят девушка и парень. Но вместо того чтобы пройти мимо, они останавливаются возле нас.

– Аарья, – представляется девушка и делает реверанс.

У нее такая же смуглая кожа, как у Лейлы, и распущенные волнистые волосы. «Аарья – это… санскрит. Я почти уверена. Однако это имя встречается в различных культурах по всему миру».

– А это Феликс, – продолжает Аарья, и я различаю в ее речи британский акцент.

Парень рядом с ней кланяется. Она выглядит спокойной и расслабленной, а он напряжен. На скуле у него длинный шрам, который тянется до самого уха.

– Новембер, – говорю я, прикладывая руку к груди. – Я не особенно умею делать реверансы.

Аарья смеется, хотя, на мой взгляд, я не сказала ничего смешного.

– Если у тебя нет планов на время обеда, пожалуйста, присоединяйся к нам, – предлагает Феликс, тоже с британским акцентом.

Но напряжение, даже, я бы сказала, какая-то неловкость, не сходит с его лица. У них с Аарьей настолько разная манера поведения, что их трудно представить друзьями.

– О, спасибо! Наконец-то мне оказали нормальный прием. – Было бы здорово.

Аарья и Феликс быстро кивают и уходят, не сказав больше ни слова. Ну, может, не совсем нормальный прием, но это явно самая дружеская беседа из тех, что у меня здесь случались до сих пор.

Поворачиваюсь к Лейле, но она выглядит еще холоднее, чем раньше.

– Я что-то не то сделала? – спрашиваю я, и охранник едва заметно поворачивает голову в нашу сторону.

Лейла быстро выходит из комнаты с высоким потолком в коридор. Пройдя примерно полпути, она останавливается и осматривается, чтобы убедиться, что мы одни.

– Аарья… Она – Шакал, – шепчет она.

Я в недоумении смотрю на нее – не понимаю, о чем идет речь.

– Но она британка, да?

Лейла качает головой.

– Никто не знает, где она выросла. Она безупречно имитирует акценты. Лучше всех в школе.

Не могу сдержать улыбки.

– Ты что, только что выдала мне чью-то личную информацию?

– Я сказала тебе, что Аарья из Семьи Шакалов, а судя по тому, как ты отреагировала раньше на мой анализ твоей Семьи, могу заключить, что ты – итальянка.

– Я… – Вовремя прикусываю язык, чтобы не поправить ее, ведь она права только наполовину: моя мама была итальянкой, а папа американец. Семья Шакалов? Что-то в этих словах кажется мне смутно знакомым. – Что это значит, она – Шакал?

На ее лице появляется выражение искреннего шока.

– Я же велела тебе прекратить притворяться!

Закрываю рот. Почти уверена, что любой ответ на ее слова будет неверным.

– Тебе не хватит сил пойти против Аарьи, и твоя глупость заденет всех нас.

Я громко выдыхаю.

– Честное слово, не знаю, что тебе на это ответить. Ты не позволяешь задавать вопросы и злишься, когда я говорю, что не знаю, что здесь происходит. Понимаю, тебе, возможно, не нравится Аарья, но, если она хочет со мной пообедать, не вижу в этом ничего плохого. Разве что ты передумала и внезапно решила мне все объяснить.

Лейла долго и пристально смотрит на меня, как будто хочет о чем-то спросить. Затем, не сказав ни слова, разворачивается и уходит еще быстрее, чем раньше.

– Лейла…

– Мне нужно подумать, – на ходу бросает она, и мне приходится чуть ли не бегом догонять ее.

В течение следующего часа Лейла не произносит ни одного лишнего слова, кроме того, что должна.

Глава пятая

Лейла входит в столовую на шаг впереди меня. Это место будто оформлено в стиле королевского банкетного зала. Здесь три стола. Тот, что по центру, рассчитан человек на двадцать и стоит на некотором возвышении. Перпендикулярно ему расположены два длинных стола, рассчитанных не меньше чем на пятьдесят человек каждый. Вдоль всех столов, накрытых хрустящими белыми скатертями – кстати, очень непрактичный выбор для толпы подростков – и украшенных орнаментом из еловых веток и белых цветов, аккуратными рядами стоят обитые бордовым бархатом стулья. С потолка свисают ажурные металлические люстры с настоящими свечами.

Преподаватели занимают места за столом на возвышении, а ученики тихо и аккуратно рассаживаются по своим местам. Слышится приглушенный гул разговоров, совершенно непохожий на привычный мне хаос школьной столовой.

Я следую за Лейлой к центру одного из длинных столов. Напротив каждого стула стоят фарфоровые тарелки и тщательно начищенное столовое серебро – такое я видела только в кино. Пока я таращусь на роскошно накрытые столы, вдруг слышу, как кто-то зовет меня по имени. Поднимаю взгляд и вижу улыбающуюся мне Аарью.

– Садись, садись, – приглашает Аарья, а Феликс отодвигает для меня стул.

– Лейла, – говорю я. – Хочешь…

– Нет, – отрезает она и идет дальше.

Я смотрю в ее удаляющуюся спину.

– Не переживай. Переживаний Лейлы хватит на всю школу, – усмехается Аарья.

Сажусь на отодвинутый Феликсом стул. Чувствую себя как-то странно, поскольку уже привыкла повсюду следовать за Лейлой, хотя уверена, что нам с ней не помешает провести минутку порознь.

– Спасибо, – благодарю я Феликса, который усаживается рядом со мной.

– Тебя здесь все обсуждают. – Аарья придвигает ко мне блюда с жареной цветной капустой и морковью и поддон с лазаньей. Я с радостью их принимаю. – Хотя тебе об этом, конечно, никто не скажет.

Девушка с длинными рыжими дредами, уложенными по центру головы, подобно «ирокезу», поворачивается и смотрит на Аарью.

– Что? – спрашивает Аарья. – Какие-то проблемы?

Девушка качает головой и возвращается к своему обеду, но она совсем не выглядит смущенной. На самом деле я бы даже предположила, что они с Аарьей подруги. Любопытно, что у такого общительного, раскрепощенного человека, как Аарья, такие скованные и сдержанные друзья.

Феликс наливает мне стакан воды. Теперь, сидя так близко от него, я замечаю, что шрам у него на лице представляет собой непрерывную линию, как порез от ножа или меча. Можно вообразить, что его нанес рыцарь или пират из детской книжки. Шрам совсем бледный, явно давно зарубцевавшийся. Неужели кто-то и в самом деле порезал Феликсу лицо, когда он был ребенком?

– Странно, тут почти никто на меня даже не смотрит, не говоря уж о разговорах.

– Компания здесь не самая дружелюбная, – говорит Феликс, и по его тону ясно, что его это вполне устраивает.

– Говори за себя, – вставляет Аарья. – Со мной весело.

Он изгибает бровь.

– Готов поспорить, большинство здесь присутствующих с этим не согласятся.

– Сказал угрюмый Гас с серых и дождливых болот[3], – говорит она с полным ртом, заставляя меня думать, что Феликс настоящий британец, даже если Аарья – нет.

Он негодующе смотрит на нее.

– Ладно, ладно, – драматично произносит она, будто сдаваясь. – Ты не угрюмый. С тобой вообще обхохочешься. Никто не может угомониться, когда ты рядом. Видимо, ты пошел в…

– Аарья, – резко осаждает ее Феликс, еще больше выпрямляя спину.

Она смеется.

– Видел бы ты свое лицо, дружок.

Перевожу взгляд с одного на другую и хватаю кусок чесночного хлеба. Школа, конечно, на редкость подозрительная, но еда здесь великолепная.

– Итак, Новембер, расскажи нам о себе.

Я улыбаюсь.

– Я думала, первое правило этого места – ничего не говорить.

– Ты правда думала, что мы не делимся личной информацией? – спрашивает Аарья. – Знаешь, какое еще правило все нарушают? Запрет на свидания.

Я кашляю, поперхнувшись сидром, а Аарья смеется. Ее громкий, непринужденный смех привлекает внимание некоторых сидящих рядом учеников. Она сурово смотрит на них, пока они не отворачиваются.

– Что ж, в таком случае я рада, что скоро поеду домой.

– Домой? – удивленно спрашивает Феликс.

– На каникулы, – поясняю я.

Аарья и Феликс едва заметно переглядываются, и у меня возникает чувство, что они сделали какой-то вывод. Ищу глазами Лейлу и думаю, не пересесть ли мне к ней.

– Когда попадаешь сюда впервые, чувствуешь себя не в своей тарелке, – говорит Аарья. – Мы все через это прошли. Но что делать, пришлось привыкать. Хотя мы-то все здесь довольно давно. А тебе сколько, семнадцать?

В ответ я только пожимаю плечами.

– Кажется, для этого места я уже старовата.

Феликс макает кусок хлеба в томатный соус и качает головой.

– Дело не в этом. Просто ты первая, кого мы знаем, кто поступил так поздно. Как тебе это удалось? Наверное, стоило огромных денег.

Его интонация и поза заставляют меня повнимательнее приглядеться к нему. Никогда не встречала никого, кто держался бы, как неловкий ботан из клуба дебатов, обладая при этом внешностью привлекательного пирата.

Аарья кивает.

– Я… – Если расскажу им, что у нас никогда не было много денег, получится, что я говорю о своей семье. А если скажу, что не знаю, то выдам свою невежественность по поводу этой ситуации. Черт возьми! Любой разговор здесь напоминает хождение по минному полю. Я смеюсь, чтобы отвлечь их от своего молчания. – Тайны есть тайны, – в итоге говорю я. Краем глаза замечаю едва уловимую улыбку девушки с дредами. – Но хватит уже обо мне. Что скажешь о себе, Феликс? Судя по ударному «е» в твоем имени, ты, скорее всего, британец? – Я делаю паузу. – Ты знал, что твое имя означает «удачливый» или «успешный»? А твое, Аарья, это имя богини Дурги на санскрите, но оно встречается во многих странах. – Постукивая пальцами по столу, стараюсь вспомнить все, что знаю об этимологии ее имени. – Но санскрит мертвый язык, не говоря уж о том, что имя Аарья дается как мальчикам, так и девочкам. Забавно: твое имя такое же переменчивое, как твой акцент. Может, это вообще псевдоним?

Аарья нарочито медленно хлопает в ладоши и громко смеется, отчего сидящие поблизости ученики снова косятся на нее.

– Игра началась! Мне нравится эта девчонка.

Я откусываю кусок лазаньи.

– Новембер, – произносит у меня за спиной мужской голос.

Оборачиваюсь и вижу Эша. Он держится непринужденно, но глаза выдают напряжение. Его черные волосы аккуратно причесаны, а ресницы… да они у него длиннее моих.

– Ой, уйди, Эш, – отмахивается Аарья. – Только мы начали веселиться… – Она ударяет рукой по столу, раздается звон тарелок, и девушка с дредами поднимает голову. – Если ты уведешь от нас Новембер, я останусь с этой церковной мышкой, – она кивает в сторону девушки, – и осликом Иа, – добавляет она, склоняя голову в сторону Феликса.

– Мне, конечно, жаль портить твою игру – вернее, веселье, – говорит Эш голосом, который был бы вполне дружелюбным, если бы лицо не казалось таким суровым, – но Новембер еще многое предстоит здесь узнать, и лучше начать сейчас, пока обед не закончился.

Аарья усмехается, но и она, и Эш внешне кажутся совершенно спокойными. А вот мы с Феликсом прямо-таки излучаем нервозность.

– А может, спросим Новембер, чего она хочет? А? – Аарья смотрит на меня. – Ты бы предпочла гулять по пустым коридорам с этим льстивым воришкой, который будет оценивать каждый твой шаг, или остаться здесь, спокойно поесть и посмеяться с нами?

– Ох, Аарья, неужели ты все еще дуешься из-за пропажи ножа? – спрашивает Эш, и у меня по спине пробегает холодок. Чем доброжелательнее его тон, тем более пугающим он кажется.

Аарья встает так быстро, что стул со скрипом отодвигается назад.

– Ох, Ашай, – медленно произносит она, – как поживает твоя прилежная сестричка? Такая усердная, такая предсказуемая. Если я кого-то и могу всегда с легкостью найти, так это милую Лейлу. – Она говорит с идеальным египетским акцентом, и в ее глазах я вижу угрозу.

Я кладу белую полотняную салфетку на стол.

– А знаешь, кто всегда с Лейлой? Я. Ее соседка по комнате. Которая смогла поступить в эту школу позднее общепринятого возраста, да еще в середине семестра. Интересно, что еще я могу из того, что не по силам всем вам.

Я подскакиваю, но Феликс хватает мой стул и резко отодвигает его.

– Я знаю, – шепчет он мне на ухо.

У меня колотится сердце.

– Что, прости?

Но Феликс ведет себя так, будто не говорил ни слова.

Я намереваюсь уйти, но Эш останавливает меня.

– Проверь карманы, Новембер, – говорит он, и я послушно делаю, что он велит.

Вытаскиваю из кармана мантии вилку для салата. Не знаю, что это значит, но подозреваю, что ничего хорошего. Эш берет ее у меня из руки и со звоном бросает на стол.

Аарья посылает мне воздушный поцелуй.

Отворачиваюсь и следую за Эшем прочь из столовой, сильно сожалея, что сразу не послушала Лейлу. Как только дверь за нами закрывается, спрашиваю:

– Что это было, черт возьми?

– Выносить что-либо из столовой – против правил, особенно серебро, которое можно использовать в качестве оружия, – поясняет Эш и внимательно смотрит на меня. – Кухонный персонал производит подсчет после каждого приема пищи. Пропавшая вилка могла бы привести к обыску.

– Но когда…

– Когда Феликс отодвинул твой стул, – отвечает Эш, прежде чем я успеваю задать вопрос.

– То есть они хотели меня подставить?

Эш наблюдает за тем, как я обдумываю эту информацию, и я вдруг понимаю, что мы с ним остались наедине.

Бросаю взгляд в оба конца коридора.

– А Лейла с нами не пойдет?

– Нет. Она еще не поела.

– Может, нам стоит… – начинаю я. – Разве она не хотела сама мне все показать?

Эш улыбается, и я инстинктивно делаю шаг назад в направлении столовой.

– Ты сама решила сесть с Аарьей, хотя Лейла говорила тебе этого не делать.

– Может, мы… – Никак не могу придумать причину, чтобы смыться от него.

– Лейла – очень способная девушка, – говорит он, делая акцент на слове «способная», и я не до конца понимаю, что именно он хочет сказать: чтобы я не волновалась насчет угрозы Аарьи или что я не должна была заступаться за Лейлу.

– Я в этом не сомневаюсь, – киваю я.

Эш идет по коридору прогулочным шагом, как будто ничто в мире его не волнует.

Я иду рядом и краем глаза наблюдаю за ним. Пускай он считает, что я не должна была защищать Лейлу, но ведь то, что я это сделала, должно что-то значить, не так ли?

– Если хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай, – завораживающим голосом говорит он.

Я хмурюсь. Он на меня даже не смотрит, но кажется, будто считывает каждый мой шаг.

– Мне теперь следует опасаться Аарьи?

– Да. Но не только из-за этого разговора. Когда Аарья обращает на кого-то внимание, это в целом дурной знак. Что она тебе сказала? Может, я смогу помочь во всем разобраться.

– Вообще-то перед тем, как мы ушли, Феликс прошептал: «Я знаю».

Эш кивает.

– Либо он имел в виду, что знает, кто ты такая, или знает что-то, чего ты не хочешь, чтобы он знал, либо, вполне вероятно, он просто пудрил тебе мозги, чтобы сунуть вилку в карман твоей мантии.

– Ну, он не может знать, кто я, потому что мы никогда раньше не встречались, – возражаю я.

Эш всем своим видом выражает сомнение.

– Это самая наивная логика, какую я слышал за долгое время. Он может знать, кто ты, потому что знает твою семью или откуда-то знал, что ты приедешь. Существует множество причин, по которым люди здесь могут вычислить, кто ты. То, что вы никогда не встречались, не имеет никакого значения.

Секунду смотрю на него. Хочу сказать ему, что я не похожа на остальных учеников и он ошибается, считая, что люди здесь могут узнать меня, но я почти уверена, что, сказав это, что-то о себе раскрою.

– А ты когда узнал, что я приеду?

Он едва заметно улыбается уголками губ.

– Лейла узнала в ночь твоего приезда, за несколько часов до твоего появления.

Мрачно рассматриваю коридор, пытаясь понять его ответ. Он говорит лишь о том, что в школе знали о моем приезде. Ну, разумеется. Вряд ли меня бы взяли, если бы я просто так, без предупреждения очутилась у них на пороге. Но это никак не разъясняет, как давно они об этом узнали и сколько всего папа скрыл от меня.

– Аарья еще что-нибудь сказала? – спрашивает Эш, вторгаясь в мои мысли.

– Она хотела, чтобы я рассказала, как мне удалось попасть в эту школу так поздно.

Он останавливается напротив двери. Почему-то он выглядит удивленным.

– Ты всегда говоришь правду?

Замечательно! И как на такое отвечать?

– А ты всегда буравишь людей таким рентгеновским взглядом?

Он смеется, но дружелюбнее от этого не кажется.

Какое-то мгновение мы с ним стоим молча. Я тянусь к двери, но он опережает меня, открывает дверь и, придерживая ее, пропускает меня вперед.

– Комната отдыха учеников продвинутого уровня. – Эш обводит помещение рукой.

Я слегка расслабляюсь. Эта комната с полыхающим в камине огнем, роялем и огромным окном, через которое льется свет, кажется мне самой приятной из всех, в которых я пока что побывала. Вокруг камина стоят уютные диваны и большие кресла с подставками для ног возле журнальных столиков. Комната такая же роскошная, как и все остальные помещения, но она выглядит обитаемой.

Подхожу прямо к панорамному окну, самому большому из всех, что я видела в этом замке, и прижимаю ладонь к прохладному стеклу. Внизу, в брызгах солнечного света, под покровом дубовых листьев пасутся или лениво дремлют несколько коров. Они напоминают мне коров, которых держит семья Бена, приятеля Эмили.

…Мы с Эмили выходим на центральную площадь Пембрука, очень напоминающую типичный вид Коннектикута с открытки: дома в викторианском стиле, кирпичные фасады магазинов и вывески, расписанные вручную. Этим поздним субботним утром люди выгуливают собак, закупают продукты на фермерском рынке посреди площади и роются в сокровищах антикварной лавки.

– Что вы с Беном сегодня делаете такого важного, что ты не можешь пойти в кино? – спрашиваю я Эмили.

Она пожимает плечами, отводя от меня взгляд.

– Ничего особенного. Тусуемся у него дома.

Я останавливаюсь напротив закусочной «У Люсиль», якобы лучшей в Пембруке, а на самом деле единственной в городке.

– Ничего особенного? И это говорит девчонка, которая за последние две недели пересказала мне абсолютно все, что касается Бена?

– По-моему, он хочет мне кое-что показать.

– Что?

Щеки Эмили розовеют.

– Ничего особенного.

Я усмехаюсь.

– Умение расстегивать твой лифчик?

Лицо Эмили становится пунцовым, и я не могу сдержать улыбку.

– Нет, дуреха! Ты же знаешь, он меня еще даже не целовал.

Я шевелю бровями.

– Что ж, попробую угадать.

Она бросает взгляд на других пешеходов – все до одного нам хорошо знакомы – и угрожающе шипит:

– Даже не вздумай!

Изображаю глубокую задумчивость.

– Гммм. Так, посмотрим. Может, Бен Эдвардс хочет, чтобы ты…

– Он хочет, чтобы я помогла ему подоить коров, понятно? – кричит Эмили.

Смотрю на нее, вытаращив глаза от изумления.

– Постой, дай-ка разобраться. Эмили Бэнкс, которая любую грязь воспринимает как злейшего врага, которая в прошлом году явилась на выпускную тусовку у костра в чаще леса в туфлях на высоких каблуках, собирается возиться на ферме?

– Заткнись. Это не смешно. – Но она уже широко улыбается.

– Я бы поспорила, – изрекаю я, трясясь от еле сдерживаемого смеха.

Она тоже пытается сдержаться, но сдается, и вот мы обе уже хохочем во все горло.

– Вы так и собираетесь, как дурочки, торчать у меня перед дверью, загораживая вход платежеспособным клиентам, или все-таки зайдете и отведаете клубничных пирожных? – спрашивает Люсиль, открывая дверь в закусочную. Ее седые волосы, заплетенные в растрепанную косу, свисают через плечо.

– Клубничные пирожные! – визжит Эмили.

Люсиль скрывает улыбку. Она крестная Эмили и прекрасно знает, что клубничные пирожные – ее любимое лакомство.

– Заходите, пока не выпустили все тепло. – Она загоняет нас внутрь.

– Ты по нам соскучилась? – спрашиваю я, целуя ее в щеку.

– Почти как по геморрою, – говорит она, ведет нас к нашему любимому столику у окна и снимает с него табличку «зарезервировано»…

Разглядывая коров, я чувствую на себе взгляд Эша.

– Лейла сказала, тебя не готовили к поступлению в эту школу.

Улыбка сходит у меня с лица, и я тут же осматриваю комнату. Здесь только одна дверь – та, через которую мы вошли.

– А Лейла еще думала, что я прикидываюсь.

– Это так? – спрашивает он, и его наглый взгляд делается еще и агрессивным.

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь назад к окну, стараясь держаться небрежно, хотя сердце у меня бешено колотится.

– Интересно, – замечает он.

– Что интересно? – спрашиваю я, нарочито выделяя слово «что».

– Что тебя не готовили.

Смотрю ему прямо в глаза.

– Я этого не говорила.

– Говорила, – утверждает он. – Если бы тебя подготовили, но ты стратегически притворялась, что это не так, ты бы ни за что не привлекла мое внимание к этому факту. Ты бы продолжала играть взятую на себя роль. А еще у тебя сердце забилось быстрее, когда я начал задавать вопросы, и ты отвела взгляд.

Я хмурю брови.