Сказки братьев Гримм. Том 2

Когда окончился год его службы, господин его не дал ему никакого жалованья, подумав: «Этак-то лучше, и я на этом сохраню кое-что, и он от меня не уйдет, а останется у меня на службе».

Слуга не сказал ему ни слова и во второй год исполнял ту же работу, что и в первый. И даже тогда, когда и за второй год он не получил никакого жалованья, примирился с этим и остался по-прежнему на службе. По прошествии и третьего года господин спохватился, стал рыться в кармане, однако ничего из кармана не вынул. Тогда наконец слуга заговорил: «Я, сударь, честно служил вам три года сряду, а потому будьте так добры, дайте мне то, что мне следует получить по праву; мне бы хотелось от вас уйти и повидать свет белый». А скряга и отвечал ему: «Да, милый мой слуга, ты мне служил прекрасно и должен быть за это вознагражден надлежащим образом». Сунул он руку опять в карман и геллер за геллером отсчитал ему три монетки… «Вот тебе за каждый год по геллеру – это большая и щедрая плата, какую ты мог бы получить лишь у очень немногих господ».

Добряк-слуга немного смыслил в деньгах, спрятал свой капитал в карман и подумал: «Ну, теперь у меня полнешенек карман денег – так о чем мне и тужить? Да не к чему и затруднять себя тяжелою работою!»

И пошел путем-дорогою по горам, по долам, весело припевая и припрыгивая на ходу.

Вот и случилось, что в то время, когда проходил он мимо чащи кустов, вышел к нему оттуда маленький человечек и спросил: «Куда путь держишь, веселая голова? Вижу я, что ты ничем особенно не озабочен». – «А о чем же мне и печалиться? – отвечал парень. – Карман у меня полнешенек – в нем бренчит у меня жалованье, полученное за три года службы». – «А велика ли вся твоя казна?» – спросил человечек. «Велика ли? А целых три геллера звонкой монетой!» – «Послушай, – сказал человечек, – я бедный, нуждающийся человек, подари мне свои три геллера: я уж ни на какую работу не пригоден, а ты еще молод и легко можешь заработать свой хлеб».

Парень был добросердечный и притом почувствовал жалость к человечку; подал ему свои три монеты и сказал: «Прими Христову милостыньку, а я без хлеба не останусь». Тогда сказал человечек: «Видя твое доброе сердце, я разрешаю тебе высказать три желания – на каждый геллер по желанию – и все они будут исполнены!» – «Ага! – сказал парень. – Ты, видно, из тех, которые любят пыль в глаза пускать! Ну, да если уж на то пошло, то я прежде всего желаю получить такое ружье, которое бы постоянно попадало в намеченную цель; а во-вторых, желаю получить такую скрипку, на которой, чуть заиграю, так чтобы все кругом заплясало; а в-третьих, если к кому обращусь с просьбою, так чтобы мне в ней отказу не было». – «Все это я тебе даю», – сказал человечек, сунул руку в куст – и поди ж ты! – достал оттуда, словно по заказу, и ружье, и скрипку.

Отдавая и то, и другое парню, он сказал: «Если ты кого попросишь о чем, то ни один человек на свете тебе не откажет». «Вот у меня и есть все, чего душа желает!» – сказал сам себе парень.

Вскоре после того повстречался ему на пути еврей с длинной козлиной бородкой; он стоял и прислушивался к пению птички, сидевшей очень высоко, на самой вершине дерева. «Истинное чудо! – воскликнул он наконец. – У такой маленькой твари и такой голосище! Эх, кабы она была моею! Жаль, что ей никто не может на хвост соли насыпать!» – «Коли только за этим дело стало, – сказал парень, – так птицу мы оттуда сейчас спустим!» Приложился он и так ловко попал, что птица упала с дерева в терновник. «Слушай, плутяга, – сказал парень еврею, – вынимай оттуда свою птицу». – «Ну, что же, я подберу свою птицу, коли уж вы в нее попали!» – сказал еврей, лег на землю и давай продираться внутрь тернового куста.

Когда он залез в самую середину кустарника, вздумалось парню подшутить – взялся он за скрипку и давай на ней наигрывать. Тотчас же начал и еврей поднимать ноги вверх и подскакивать, и чем более парень пилил на своей скрипке, тем шибче тот приплясывал. Но шипы терновника изодрали его ветхое платьишко, растеребили его козлиную бороденку и перецарапали ему все тело. «Да что же это за музыка! – крикнул, наконец, еврей. – Что за музыка! Пусть господин перестанет играть, я вовсе не хочу плясать!» Но парень не очень его слушал и думал про себя: «Ты довольно людей дурачил – пусть-ка теперь тебя терновник поцарапает!» – и продолжал наигрывать, а еврей все выше и выше подскакивал, и лохмотья его одежды то и дело оставались на иглах терновника.

«Аи, вей! – взмолился он. – Лучше уж я дам господину, что он желает – дам целый кошелек с золотом, лишь бы он играть перестал!» – «О! Если ты такой щедрый, – сказал парень, – то я, пожалуй, и прекращу мою музыку; однако же должен тебя похвалить – ты под мою музыку отлично пляшешь!» Затем получил он от еврея кошелек и пошел своей дорогой.

Еврей же остался на том же месте и все смотрел вслед парню, пока тот совсем у него не скрылся из глаз; а тогда и начал кричать, что есть мочи: «Ах, ты, музыкант грошовый! Ах ты, скрипач из пивной! Погоди ужо: дай мне с тобой глаз-на-глаз встретиться! Так тебя пугну, что во все лопатки бежать от меня пустишься!» – и кричал, и ругался, сколько мог.

А когда он этою бранью немного пооблегчил себе душу, то побежал в город к судье. «Господин судья, – аи, вей! – извольте посмотреть, как на большой дороге какой-то злодей меня ограбил и что со мною сделал! Камень, и тот должен был бы надо мною сжалиться! Извольте видеть: платье все в клочья изорвано! Тело исколото и исцарапано! И весь дос-таточек мой, вместе с кошельком, у меня отнят! А в кошельке-то все червонцы, один другого лучше! Ради Бога, прикажите злодея в тюрьму засадить!»

Судья спросил: «Да кто же он был? Солдат, что ли, что тебя так саблей отделал?» – «Ни-ни! – сказал еврей. – Шпаги обнаженной при нем не было, только ружье за спиной да скрипка под бородою; этого злодея немудрено узнать!»

Выслал судья свою команду, и его посланные легко отыскали парня, который преспокойно шел своею дорогой; да у него же и кошель с золотом нашли.

Вскоре и все кругом заплясало…

Призванный в суд, он сказал: «Я к еврею не прикасался и денег у него не брал, он сам по доброй воле мне деньги предложил, лишь бы только я перестал играть на скрипке, потому что он не мог выносить моей музыки». – «Никогда! Как можно! – закричал еврей. – Все-то он лжет, как мух ловит!»

Но судья и без того парню не поверил и сказал: «Плохое ты нашел себе оправдание – не может быть, чтобы еврей тебе по доброй воле деньги дал!» И присудил добродушного парня за грабеж на большой дороге к повешению.

Когда его повели на казнь, еврей не вытерпел, закричал ему: «А, живодер! А, собачий музыкант! Теперь небось получишь заслуженную награду!»

А парень преспокойно поднялся с палачом по лестнице на виселицу и, обернувшись на последней ступеньке ее, сказал судье: «Дозвольте мне обратиться к вам перед смертью с некоторою просьбою!» – «Ладно, – сказал судья, – дозволяю; не проси только о помиловании». – «Нет, прошу не о помиловании, – отвечал парень, – а о том, чтобы мне напоследок дозволено было еще раз сыграть на моей скрипке».

Еврей закричал благим матом: «Ради Бога, не дозволяйте ему!» Но судья сказал: «Почему бы мне ему этого не дозволить? Пусть потешится перед смертью, а затем – и в петлю». Но он и не мог отказать ему вследствие особого дара, который был дан парню человечком… Еврей же стал кричать: «Аи, вей! Аи, вей! Вяжите, вяжите меня покрепче!»

Тогда добродушный парень снял свою скрипку с шеи, настроил ее. И чуть только первый раз провел по ней, все стали шаркать ногами и раскачиваться – и судья, и писцы его, и судейские, и даже веревка выпала из рук того, кто собирался скрутить еврея. При втором ударе смычка все подняли ноги, а палач выпустил добродушного парня из рук и приготовился к пляске… При третьем ударе все подпрыгнули на месте и принялись танцевать – и судья с евреем впереди всех, и выплясывали лучше всех.

Вскоре и все кругом заплясало, все, что сбежалось на базарную площадь из любопытства, – старые и малые, толстяки и худощавые; даже собаки, и те стали на задние лапы и стали прыгать вместе со всеми. И чем долее играл он, тем выше прыгали плясуны, так что даже головами стали друг с другом стукаться, и напоследок все подняли жалобный вой.

Наконец судья, совсем выбившись из сил, закричал парню: «Дарю тебе жизнь, только перестань же играть!»

Добродушный парень внял его голосу, отложил скрипку в сторону, опять повесил ее себе на шею и сошел с лестницы. Тогда подошел он к еврею, который лежал врастяжку на земле, не будучи в силах перевести дыхание, и сказал ему: «Негодяй! Теперь сознайся, откуда у тебя деньги – не то сниму скрипку и опять стану на ней играть». – «Украл я, украл деньги! – закричал еврей в отчаянии. – А ты честно их заработал».

Услышав это, судья приказал вести еврея на виселицу и повесить, как вора.

111

Ученый егерь

Некогда жил на свете молодой парень, и обучился он слесарному мастерству, а затем сказал отцу, что хочет пойти побродить по белу свету и попытать свои силы. «Что же, – сказал отец, – я против этого ничего не имею», – и даже дал ему немного денег на дорогу. Пошел он всюду бродить и стал искать себе работы. Немного спустя разонравилось ему слесарное мастерство, и задумал он поступить в егеря.

Вот и попался ему навстречу егерь в зеленом платье, и спросил его, откуда он и куда направляется. «Да вот, был в подмастерьях у слесаря, – отвечал молодец, – а теперь разонравилось мне это мастерство, захотелось в егеря поступить; так не возьмешь ли ты меня к себе в ученики?» – «О да, охотно! – сказал тот. – Если только ты захочешь за мною следовать».

Вот и пошел с ним молодец, нанялся к нему на многие годы и выучился егерскому делу.

Затем ему захотелось опять-таки повидать света белого и самостоятельно попытать свои силы, и старый егерь за все годы службы дал ему в вознаграждение только духовое ружье, но такое, что он мог из него стрелять без промаха.

Пошел молодец далее и пришел в очень большой лес, шел по нему целый день, а конца лесу все не было видно. Когда завечерело, он вскарабкался на высокое дерево, чтобы обезопасить себя от диких зверей.

Около полуночи ему показалось, что вдали мерцает маленький огонек, и он высмотрел его сквозь ветви деревьев и запомнил, как к нему пройти. Снял он с себя шляпу и швырнул ее с дерева по направлению к свету, чтобы по ней и направиться, как слезет с дерева. Слез с дерева, направился к шляпе, надел ее опять на голову и прямехонько пошел вперед. Чем далее он шел, тем ярче становился этот свет, а когда он к нему приблизился, то увидел громадный костер и около него трех великанов, которые жарили на вертеле целого вола.

Один из них и сказал: «Попробую, можно ли уже есть мясо?» – отодрал кусок мяса и хотел было его в рот сунуть, но егерь выстрелом вышиб у него кусок мяса из руки. «Ну, вот еще, – сказал великан, – ветром у меня кусок из рук вырвало!» – и взял себе другой.

Чуть только он хотел его положить на зубы, егерь опять у него кусок изо рта выстрелом выбил; тогда этот великан, рассердившись, дал оплеуху другому великану, сидевшему с ним рядом, и проговорил: «Зачем ты у меня кусок изо рта вырвал?» – «И не думал вырывать, – отозвался тот, – это у тебя какой-нибудь меткий стрелок выстрелом изо рта его вышиб». Великан попытался было взять третий кусок, да и тот егерь у него из руки вышиб.

Тут стали говорить великаны между собою, что, верно, хорош должен быть этот стрелок, который чуть не изо рта кусок вышибать может… «Такой-то стрелок и нам бы мог быть полезен! – решили они и стали громко его кликать: – Эй, ты, меткий стрелок! Выходи к нам, садись к нашему огню и наедайся досыта, мы тебе никакого зла не сделаем; а коли не выйдешь, мы вытащим тебя силою из леса, и тогда ты погиб».

Услышав это, молодец выступил из леса и сказал им, что он ученый егерь и уж если на что нацелит ружье свое, в то попадет верно и без промаха.

А они ему на это сказали, что если он с ними решится пойти, то ему хорошо будет, да притом же и рассказали: «Там, за лесом – большая река, а за рекой стоит башня, и в той башне сидит красавица-королевна, которую бы нам очень хотелось похитить». – «Да, – сказал парень, – эту королевну я скорехонько добуду».

А великаны добавили: «Тут еще кое-что запомнить надо – есть там собачонка маленькая, которая тотчас начинает лаять, чуть только кто-нибудь к той башне приблизится, а как она залает, все на королевском дворе и поднимется; вот почему мы туда и не можем проникнуть… Так вот, не возьмешься ли ты пристрелить ту собачку?» – «Да это для меня сущий пустяк».

Затем сел он в лодку и переправился на тот берег; подплывая к берегу, он увидел собачонку, которая к реке бежала и собиралась уже залаять, но он выхватил ружье и застрелил ее.

Когда великаны это увидели, то обрадовались и решили, что королевна уже у них в руках; однако же егерь хотел сначала сам попытаться в башню пройти и сказал великанам, чтобы они обождали за воротами, пока он их кликнет. Потом сам вошел в замок, в котором царствовала полнейшая тишина и все спало мертвым сном.

Когда он отпер первую комнату, то увидел на стене саблю из чистого серебра, и на той сабле была насажена золотая звезда и начертано имя самого короля; рядом с саблей лежало на столе запечатанное письмо, которое он вскрыл, и в том письме было написано: «Кто тою саблею владеет, тот всех порубить может, кто бы против него ни выступил». Тогда он взял саблю со стены, привесил к поясу и пошел далее; и вот пришел в комнату, где спала королевна…

Она была так прекрасна, что он приостановился и залюбовался ею, притаив дыхание. При этом он про себя подумал: «Могу ли я эту невинную девушку отдать во власть дикарей-великанов, у которых что-то недоброе на уме?»

Он стал осматриваться и увидел под кроватью пару туфель: на правой стояло имя короля со звездочкой, на левой – имя королевны со звездочкой. На шее у королевны был большой платок, вытканный из шелка с золотом, на правой стороне платка было вышито имя короля, а на левой – ее собственное, и все это – золотыми буквами.

Вот и взял егерь ножницы, отрезал у платка правый угол и сунул его в свою котомку; да туда же сунул и правую туфлю королевны с именем ее отца.

А девица-красавица все спала да спала, окутанная своею сорочкою; наш молодец и из ее сорочки ухитрился вырезать кусок и припрятал его в котомку, и все это сделал, не коснувшись даже спящей королевны.

Затем он ушел и оставил ее спящей, и когда вновь пришел к воротам, то увидел, что великаны все еще стоят за воротами и ждут его, вообразив себе, что он уж прямо вынесет им королевну на руках. Он крикнул им, чтобы они входили, что девица-красавица уже в его руках; но так как он не может им отворить двери, то указал им дыру в стене, через которую они могли пролезть.

Первого, сунувшегося в дыру, он ухватил за волосы, одним взмахом сабли отрубил ему голову и затем уже втащил в дыру все его тело. Подозвав к дыре второго великана, он точно так же отрубил и ему голову, а за ним и третьему, и от души порадовался, что он избавил девицу-красавицу от ее врагов; на память об этом он обрезал троим великанам языки и сунул их в свою котомку.

Тут и подумал он: «Пойду-ка я к отцу своему да покажу ему, что я успел сделать, а потом опять отправлюсь странствовать по белу свету; коли мне от Бога назначена счастливая доля, так она меня везде сама отыщет».

Когда же король проснулся в замке, то увидел там троих мертвых великанов. Затем направился он в опочивальню своей дочери, разбудил ее и спросил, кто убил троих великанов. Та отвечала: «Дорогой батюшка, не знаю – я спала».

Когда же она поднялась с постели и хотела обуться, то заметила, что правой туфли нет, а когда взглянула на свой шейный платок, то увидела, что он перерезан и не хватает у него правого угла; точно так же и у сорочки не хватало кусочка.

Приказал король созвать весь свой двор, всех солдат и всех людей, бывших в замке, и стал у них спрашивать, кто убил великанов и тем избавил его дочь от них?

Был у него в ту пору капитан, на один глаз кривой и очень дурной человек. Тот и сказал, будто он расправился с великанами. Тогда король сказал ему: «Ты это совершил, ты и должен быть моей дочери мужем».

Но девица-красавица сказала отцу: «Чем за этого замуж выходить, я лучше уйду на край света белого!». Король в гневе ответил ей, что если она не хочет выйти замуж за капитана, то должна скинуть с себя королевское платье, надеть крестьянское и немедленно покинуть дворец; при этом он приказал ей идти к горшечнику и приняться за торговлю горшечным товаром.

Тогда она сняла свою королевскую одежду, пошла к горшечнику и взяла у него в долг горшечного товара; при этом она ему обещала, что если распродаст товар к вечеру, то за него и уплатит. А король сказал ей, что она должна сесть со своим товаром на таком-то перекрестке улиц, да сам же заказал нескольким крестьянским телегам, чтобы они через тот самый товар переехали и разбили бы его на тысячи черепков.

И точно: чуть только королевна расставила свой товар на перекрестке, наехали эти телеги и искрошили весь горшечный товар в мелкие дребезги. Стала она плакать и сказала: «Ах, Боже мой, как я теперь уплачу горшечнику?» Король же хотел ее именно таким образом вынудить к тому, чтобы она вышла замуж за капитана; а она вместо этого пошла к горшечнику и спросила его, не пожелает ли он еще раз ссудить ее товаром. Он отвечал ей: «Нет, заплати сначала за тот, который ты уже взяла».

Тогда направилась она к своему отцу, кричала и плакала, и приговаривала, что она пойдет искать своей доли по белу свету. Отец сказал ей на это: «Я тебе выстрою в лесу домик, в нем ты весь век живи, вари кушанья для каждого встречного и поперечного и ни с кого не смей платы брать».

Когда дом был построен, над дверью его была повешена вывеска с надписью: «Сегодня даром, завтра за деньги». Там и сидела она долгое время, и все кругом говорили, что вот посажена в этот домик девица-красавица, которая на всех варит кушанье даром, – так, мол, оно и на вывеске над дверью обозначено.

Прослышал об этом и егерь и подумал: «Это мне на руку, ведь я же беден, и денег у меня ни гроша». Взял он с собою ружье и котомку, в которой сложено было все, прихваченное из замка на память, пошел в лес и разыскал домик с надписью: «Сегодня даром, завтра за деньги».

Опоясанный саблею, которою он отрубил головы трем великанам, егерь вошел в домик и приказал дать себе чего-нибудь поесть. При этом он налюбоваться не мог на девицу-красавицу!

Она спросила его, откуда он пришел и куда направляется, и он отвечал: «Странствую по белу свету». А она еще его спросила: «Где добыл ты эту саблю, на которой начертано имя моего отца?» Он тут же спросил, не королевская ли она дочь. «Да», – отвечала она. «Этою саблею, – сказал он, – я отрубил головы трем великанам». И в доказательство вытащил их языки из котомки, а затем показал ей также ее туфлю, угол платка и кусок сорочки. Она этому очень обрадовалась и признала, что он и есть ее избавитель.

Затем они вместе пошли к королю и вызвали его; она повела короля в свою комнату и сказала ему, что егерь и есть ее настоящий избавитель от великанов. Увидя все доказательства, король уже не мог более сомневаться и попросил егеря рассказать в подробности, как все это произошло, обещая свою дочь выдать за него замуж, чему, конечно, красавица была очень рада.

Выслушав рассказ егеря, король велел одеть его иноземцем и приказал устроить пиршество.

Когда они подошли к столу, капитану пришлось сесть по левую руку от королевны, а егерю – по правую руку. Капитан так и подумал, что это какой-то чужеземец, который приехал к королю в гости.

Когда они попили и поели, король сказал, обращаясь к капитану, что он хочет ему загадку загадать. «Вот, если кто-нибудь станет говорить, что он трех великанов убил, а его станут спрашивать, куда он языки их девал, и он сам, осматривая их головы, убедился бы, что языков там нет, – то как бы ты это объяснил?» – «Да, верно, у них совсем и не было языков», – сказал капитан. «Едва ли так, – сказал король, – у каждой твари есть язык». И задал последний вопрос: чего достоин тот, кто его, короля, обманет? Капитан отвечал: «Его следует разорвать на части». – «Ты произнес свой собственный приговор!» – сказал король и приказал сначала посадить капитана в темницу, а потом – четвертовать. Королевна же была выдана замуж за егеря.

Егерь привез к себе и отца и мать, и они зажили у сына в полном довольстве; а по смерти старого короля егерь наследовал его королевство.

112

Цеп из рая

Выехал мужик пахать на паре волов.

Приехав на поле, увидел он, что рога у его волов начали расти, расти, и когда он вернулся домой, рога были уже настолько велики, что он не мог въехать на волах в ворота.

На его счастье случился тут мясник, которому он своих волов передал, и они заключили договор, по которому мужик должен был доставить мяснику меру репного семени, а тот ему за каждое семечко должен отсчитать по брабантскому талеру.

Торг, как изволите видеть, недурной!

Пошел мужик в дом и притащил мяснику меру репного семени на спине; по пути, однако же, обронил из меры одно семечко.

Мясник заплатил ему точно по уговору; а кабы не обронил мужик семечка из той меры, то у него было бы еще одним брабантским талером больше!

А к тому времени, когда он стал домой возвращаться, из оброненного семечка успело вырасти дерево, и притом как раз до самого неба.

Вот и подумал мужик: «Коли уж выдался случай такой, отчего бы мне не посмотреть, что там ангелы на небе делают, да хоть разочек самому поглазеть на них?»

И полез он вверх на небо, и видит – ангелы овес молотят.

Смотрел он, смотрел на это и вдруг заметил, что дерево, по которому он на небо взобрался, что-то под ним шатается. Глянул он вниз и видит, что кто-то его срубить собрался. «Отсюда свалиться – не сладко!» – подумал он, не зная, как себе в беде помочь.

И полез он вверх на небо, и видит – ангелы овес молотят. Смотрел он, смотрел на это и вдруг заметил, что дерево, по которому он на небо взобрался, что-то под ним шатается. Глянул он вниз и видит, что кто-то его срубить собрался…

И вот взял он отрубей овсяных, которые там кучами лежали, и стал из них веревку вить; прихватил он кстати с неба кирку и цеп, да и спустился по веревке вниз.

Спустившись на землю, он попал в глубокую-глубокую яму, но к счастью, он захватил с собой кирку: он ею вырубил себе лестницу в стенке ямы, вылез на поверхность и цеп небесный стал всем показывать как доказательство.

Так что уж никто не мог его рассказу не поверить.

113

Двое королевских детей

Жил-был на свете король, и у него родился маленький сыночек, и на нем стоял такой знак, по которому можно было видеть, что ему на шестнадцатом году предстоит погибнуть от оленя.

Когда он достиг этого возраста, королевские егеря отправились с ним однажды на охоту. В лесу королевич отстал ото всех и вдруг увидел большого оленя, в которого задумал стрелять, но никак нагнать его не мог; и бежал тот олень до тех пор, пока не заманил королевича в самую чащу леса; там вдруг вместо оленя появился высокий громадный мужчина и сказал: «Хорошо, что я тебя сюда залучил; из-за тебя я уже шесть пар лыж на охоте износил, а все добыть тебя не мог».

И взял он его с собой, переправил через широкую реку и привел в большой королевский замок, где они сели за один стол и стали есть. Когда они вместе поели, этот король сказал королевичу: «У меня три дочери; ты должен провести ночь в спальне у старшей, не смыкая глаз, от девяти часов вечера до шести утра, и я стану приходить к тебе каждый раз, когда будет ударять колокол, стану тебя окликать, и если ты хоть один раз не откликнешься мне, то будешь завтра утром казнен; если же каждый раз будешь мне отвечать, то получишь мою дочь в жены».

Когда королевна и королевич пришли в опочивальню, там стоял каменный истукан, и королевна сказала ему: «В девять часов придет мой отец и затем будет являться каждый час, пока три не ударит; когда будет он окликать, то дай ему ответ вместо королевича».

Каменный истукан молча кивнул головой и затем стал кивать все тише и тише, пока голова его не стала по-прежнему неподвижна.

На другое утро король сказал королевичу: «Ты оказался молодцом, но старшую дочь я не могу за тебя выдать – ты должен еще у второй дочери целую ночь бодрствовать; а тогда я подумаю, можно ли тебе жениться на моей старшей дочери. Но я ежечасно буду приходить сам, и если тебя окликну, то отвечай мне; а если окликну и не ответишь, то кровь твоя должна будет пролиться».