Реквием

И, о чудо! – на самый последний вдох и выдох автор приберегает нам… колыбельную.

«Колыбельная Марии» – самые нежные и самые народные, избяные и лубяные, стихи у Крюковой. Да это, собственно, и не стихи даже, а просто песня, ее напевает мать сыну в колыбели – так замкнулся круг времен, история вернулась к Рождеству, за выдохом последовал вдох, с небес медленно, как во сне, идет снег, и мать просто нежно, тихо поет своему первенцу:

…Подарил заморский царьТебе яшму и янтарь,Сладкий рыжий апельсин,Златокованый кувшин…Спи, сынок,спи-усни…Заметет все наши дни…Будем мы с тобой ходить,Шубы беличьи носить,Будем окуня ловить —Во льду прорубь ломом бить…Будешь добрый и большой,С чистой, ясною душой…Буду на тебя глядеть,Тихо плакать и стареть…Спи-спи…Спи, сынок…Путь заснеженный далек…

* * *

Итак, «Реквием» отзвучал.

Эта музыка может стать вечной, если время постарается и не упустит своего – не упустит из виду автора, что задумал и смог, посягнул и не растерялся, – говоря крюковскими же словами (из «Хождения по водам» в «Русском Евангелии»): «Он сделал, что хотел».

И, чтобы страницы рукописи не пожрал тлен времени, «Реквием» стал книгой, он выходит к людям, он звучит среди людей. Так, как Крюкова, пожалуй, сейчас не работает никто. Все пишут отдельные стихи – хорошо или не очень, гениально или бездарно. Крюкова пишет книгу стихов, стихотворную фреску, если хотите, стиховую симфонию, роман в стихах – со своей фабулой и сюжетикой, со своими тихими заводями и громоподобными кульминациями. Эта тяга к крупной форме у Крюковой никуда не исчезает. И это именно не поэмы, а полноценные книги; здесь можно найти одно стихотворение, воспринять его как чистую лирику и медитировать, его читая. А можно и охватить одним взглядом весь расписанный широкой кистью церковный купол.

Под этим незримым куполом Елена Крюкова живет и работает.

И кисть не падает из ее крепкой руки.

Нина Липатова

КНИГА ИСХОДА

Бег

Останови! – Замучились вконец:Хватаем воздух ртом, ноздрями,С поклажей, чадами, – где мать, а где отец,Где панихидных свечек пламя, —По суховеям, по метелям хищных рельс,По тракту, колее, по шляху, —Прощанья нет, ведь времени в обрез! —И ни бесстрашия, ни страха, —Бежим, бежим…Истоптана страна!Ее хребет проломлен сапогами.И во хрустальном зале ожиданья, где она,Зареванная, спит, где под ногами —Окурки, кошки, сироты, телегРемни, и чемоданы, и корзины, —Кричу: останови, прерви сей Бег,Перевяжи, рассекнув, пуповину!Неужто не родимся никогда?!Неужто – по заклятью ли, обету —Одна осталась дикая беда:Лететь, бежать, чадить по белу свету?!Ползти ползком, и умирать ничком —На стритах-авеню, куда бежали,В морозной полночи меж Марсом и стожком,Куда Макар телят гонял едва ли…Беги, народ! Беги, покуда цел,Покуда жив – за всей жратвою нищей,За всеми песнями, что хрипло перепелПод звездной люстрою барака и кладбища!Беги – и в роддома и в детдома,Хватай, пока не поздно, пацаняток,Пока в безлюбье не скатил с ума,Не выстыл весь – от маковки до пяток!Кричу: останови!.. – Не удержать.Лишь крылья кацавеек отлетают…Беги, пока тебе дано бежать,Пока следы поземка заметает.И, прямо на меня, наперерез,Скривяся на табло, как бы от боли,Патлатая, баулы вперевес,Малой – на локте, старший – при подоле,Невидяще, задохнуто, темно,Опаздывая, плача, проклиная…Беги! Остановить не суждено.До пропасти.До счастия.До края.

Юдифь и Олоферн

Дымы над крышей. Медная Луна,Шатаясь, плачет надо мною…О! Голова моя отягченаВисящей бронзой, бахромоюАквамаринов, серьги близко плечМотаются, и шуба жжет мехами…Я – воздух жгу, я – зарево, я – печь,Я – пламя: меж румянами, духами…Трамвайный блеск, парадов звон и чад,Голодные театры лавок,И рынки, где монетами гремятИ где лимон рублевый сладок,Моста бензинного чугунный козий рогНад ледокольною невестиной рекою,А за рекой – чертог, что дикий стог,Разметанный неистовой рукою…Он весь в снегу горит. Там ОлофернПирует, ложкою неся икру из мискиФарфоровой – ко рту, чернее скверн,А тот, прислужник, кланяется низко…А тот, лакейчик, – ишь, сломался он,Гляди-ка, хрустнет льстивая хребтина!..Ну что ж, народ. Ты погрузился в сон,Тебе равно: веревка… гильотина…Так. Я пойду. Под шубой – дедов меч.В лицо мне ветер зимние монеты,Слепя, швыряет. Сотней синих свечНад черепицей – звезды и планеты.Не женщина, не воин и не зверь,Я – резкий свет на острие дыханья.Я знаю все. Вот так – ударю дверь.Так – взором погружу во прозябаньеТелохранителей. Так – локтем отведуТу стражу, что последняя, в покои…Он спит, Тиран. Его губа в меду.Ему во сне – изгнанники, изгои,Кричащие близ дула и в петле…Мне дымно. Душно. Меч я подымаю.Мех наземь – с плеч! Ходил ты по земле.Ты хочешь жить – я это понимаю,Но над тобой, хрипя, я заношуВсю боль, всю жизнь, где ниц мы упадали!И то не я возмездие вершу:То звезды – бузиною по ножу —Так обоюдоостро засверкали!И пусть потом катится голова,И – ор очнувшихся от спячки,И я, как пасека зимой, мертва, —А морды смердов, что жальчей подачки,Грызут глазами, —Кулаки несут,Зажавши, сумасшедшие шандалы,И рты визжат, – но я свершила суд,Я над содеянным стояла —Я, баба жалкая, – не целая страна, —В сережках, даренных пустыми мужиками,Юдифь безумная, – одна, совсем одна —Пред густо населенными веками!И, за волосы голову держаОскаленную – перед вами, псы и люди,Я поняла, звездой в ночи дрожа,Что все —И повторится, и пребудет.

Норд-Ост

В этой гиблой земле, что подобна костру,Разворошенному кочергою,Я стою на тугом, на железном ветру,Обнимающем Время нагое.Ну же, здравствуй, рубаха наш парень Норд-Ост,Наш трудяга, замотанный в доску,Наш огонь, что глядит на поветь и погостАввакумом из хриплой повозки!Наши лики ты льдяной клешнею цеплял,Мономаховы шапки срывая.Ты пешней ударял во дворец и в централ,Дул пургой на излом каравая!Нашу землю ты хладною дланью крестил.Бинтовал все границы сквозные.Ты вершины рубил.Ты под корень косил!Вот и выросли дети стальные.Вот они – ферросплавы, титан и чугун,Вот – торчащие ржавые колья…Зри, Норд-Ост! Уж ни Сирин нам, ни ГамаюнНе споют над любовью и болью —Только ты, смертоносный, с прищуром, Восток,Ты пируешь на сгибших равнинах —Царь костлявый, в посту и молитве жесток,Царь, копье направляющий в сына,Царь мой, Ветер Барачный, бедняк и батрак,Лучезарные бэры несущийНа крылах! И рентгенами плавящий мрак!И сосцы той волчицы сосущий,Что не Ромула-Рема – голодных бичейИз подземок на площади скинет…Вой, Норд-Ост! Вой, наш Ветер – сиротский, ничей:Это племя в безвестии сгинет!Это племя себе уже мылит петлю,Этот вихрь приговор завывает, —Ветер, это конец!Но тебя я – люблю,Ибо я лишь тобою – живая!Что видала я в мире? Да лихость одну.А свободу – в кредит и в рассрочку.И кудлатую шубу навстречь распахну.И рвану кружевную сорочку.И, нагая, стою на разбойном ветру,На поющем секиру и славу, —Я стою и не верю, что завтра умру:Ведь Норд-Ост меня любит, шалаву!Не спущусь я в бетонную вашу нору.Не забьюсь за алтарное злато.До конца, до венца —     на юру, на ветру,Им поята,     на нем и распята.

Мать Мария

Выйду на площадь… Близ булочной – гам,Толк воробьиный…Скальпель поземки ведет по ногам,Белою глинойЛипнет к подошвам… Кто там?.. Человек?..Сгорбившись – в черном:Траурный плат – до монашеских век,Смотрит упорно…Я узнаю тебя. О! Не в свечах,Что зажигала,И не в алмазных и скорбных стихах,Что бормоталаНад умирающей дочерью, – неВ сытных обедахДля бедноты, – не в посмертном огне —Пеплом по следуЗа крематорием лагерным, – Ты!..Баба, живая…Матерь Мария, опричь красотыЖизнь проживаю, —Вот и сподобилась, вот я и зрюЩек темных голод…Что ж Ты пришла сюда, встречь январю,В гибнущий город?..Там, во Париже, на узкой Лурмель,Запах картошкиПитерской, – а за иконой – метель —Охтинской кошкой…Там, в Равенсбрюке, где казнь – это быт,Благость для тела, —Варит рука и знаменье творит —Делает дело…Что же сюда Ты, в раскосый вертеп,В склад магазинный,Где вперемешку – смарагды, и хлеб,И дух бензинный?!..Где в ополовнике чистых небес —Варево Ада:Девки-колибри, торговец, что бес,Стыдное стадо?!Матерь Мария, да то – Вавилон!Все здесь прогнилоДо сердцевины, до млечных пелен, —Ты уловила?..Ты угадала, куда Ты пришлаИз запределья —Молимся в храме, где сырость и мгла,В срамном приделе…– Вижу, все вижу, родная моя.Глотки да крикнут!Очи да зрят!.. Но в ночи бытияОбры изникнут.Вижу, свидетельствую: то конец.Одр деревянный.Бражница мать. Доходяга отец.Сын окаянный.Музыка – волком бежит по степи,Скалится дико…Но говорю тебе: не разлюбиГорнего лика!Мы, человеки, крутясь и мечась,Тут умираемЛишь для того, чтобы слякоть и грязьГлянули – Раем!Вертят богачки куничьи хвосты —Дети приюта…Мы умираем?.. Ох, дура же ты:Лишь на минуту!..Я в небесах проживаю теперь.Но, коли худо, —Мне отворяется царская дверьСвета и чуда,И я схожу во казарму, в тюрьму,Во плащ-палатку,Чтоб от любови, вперяясь во тьму,Плакали сладко,Чтобы, шепча: «Боже, грешных прости!..» —Нежностью чтобы пронзясь до кости,Хлеб и монетуБедным совали из потной горсти,Горбясь по свету.

Варьете

Жемчужными ногами – из-под цветной копны!Кругами да бегами! А хохоты слышны!Несут питье густое и пряную еду…Долой одежды – стоя!.. – дрожат на холоду!..Девчонки вы, печенки, —     да с тыквами грудей, —От ног крутых и тонких, мужик, похолодей!..Музыка водопадом сдирает с кожи пот…Танцуйте до упаду, – авось оно пройдет,То Квазимодо-Время на глиняных ногах,Что взял себе в беремя малец на костылях, —А он плясать не может, он видел Гиндукуш…Плесни мускатом в рожи, канкана красный туш!Слизни-ка соль, красотка, с воздернутой губы…Пляши – швырнули б сотку из гула голытьбы!Да только те бояре, сощурясь, зрят канкан,Да будто на пожаре, толкают в пасть банан…Танцуй, танцуй, Галина!.. А Сонька, ты чего?..А скулы как малина! А в бисере чело!..Колготки рвутся с хрустом, на зраках пелена —Веселое искусство,Веселая страна!Веселые девахи, до тайников мокры, —Танцуйте вы на плахе, танцуйте до поры:Сей танец – не работа, сей грозный карнавалВас до седьмого пота за гроши убивал!Целованы – по пьяни,     в исподнем – из больниц,Танцуйте, Кира, Кланя, в виду кабаньих лиц!..У попугаев ара наряды не пестрей…Оттанцевать – до жара…     и в «скорую» – скорей…А трубы – нету сладу!.. Табачный воздух рвут!..Танцуйте до упаду – авось они пройдут,Краснознаменны годы, казарменны гудки,Фланговые народы с дрожанием руки…Там будут псы и кошки и каждый – сыт и пьян…Танцуйте, длинноножки,     для них блатной канкан!В роскошестве погибнем     да в пиршестве помрем,А все же спину выгнеми рому отхлебнем!И выбежим! И спляшем – во вьюгах площадей,Среди кремлевских башен,     среди родных людей —И спереди, и сзади – все в лентах и цветах! —Краснознаменны… крали —Любашки, Верки, Нади —Задрогнув, при параде,С улыбкой на устах.

Встреча Марии с Елизаветой

Навстречу друг другуДве женщины шли.Мария – во вьюге —Круглее Земли.И ЕлизаветаКругла, что копна…– Ох, Машка!.. Планета…– Ох, Лизка!.. Луна…Им вызвездил инейУ рта – лисий мех…– Ну, Машка!.. А скинешь?..– Ну, Лизка!.. – И смех…Мария погладитТоваркин живот:– Ну, ты не в накладе?..– Умножу народ!..И, тяжко брюхаты,Морозы вдохнут:– Хоша б не солдаты…– Мальцов – заберут!..И очи младыеСтруят слезный свет.– Ты плачешь, Мария?..– Нет, Лизонька… нет…На пальце сверкаетЗлатое кольцо.Из тьмы возникаетРодное лицо.И слезы МарииЛетят на живот —То снеги косые,Беззвучный полет,То ветры косые,Косые дожди…– Ты плачешь, Мария!..– Лизок… погоди…И так вынимаетТряпичный комок,И лик утираетСоленый платок!Худые рекламы.Да счастье – взаймы.О, мертвые срамуНе имут!.. А мы?!..А Елизавета —Вся шепот и всхлип:– Мой… тоже там где-то…Мой – без вести сгиб…

Анкор, еще анкор!..

В табачной пещере, где дым, как щегол,Порхает по темным закутам,Где форточка, будто Великий Могол,Сощурилась мерзлым салютом,Где добрая сотня бутылей пустыхВ рост, как на плацу, подровнялась… —О, сколько штрафных этих рюмок шальныхЗа мощным столом подымалось!.. —Где масляных, винных ли пятен не счестьНа драной когтями обивке, —В каморе, где жизнь наша – как она есть,Не сахар, не взбитые сливки, —Один, человек на диване лежал,На ложе в ежовых пружинах,Тощой, востроносый, – ну чисто кинжал —Махни, и вонзается в спину…Он пьян был в дымину. Колодою картКонверты пред ним раскидались…Он выжил в слепом транспортере – то фарт!И пули за ним не угнались…Да только от воплей на минных плато,От крика тех танков горящихОн нынче в постель надевает пальтоИ мерзнет! – теперь, в настоящем…Ничем не согреться. Хлестай не хлестайПодкрашенную хной отраву…Яичница стынет. Полночный наш Рай.Ад прожит: красиво, на славу…Зазубрины люстры… Свечи мыший хвост…И Жучка – комок рыжемордый…Взы, Жучка!.. Ну, прыгай – и в небо до звезд,И в петлю: дворняги не горды!..Ах, дворничиха, ах, дворянка моя,Ну, прыгай же ты… через палку —Свеча догорает… а в кипе белья —Скелет, что пора бы… на свалку…Еще, моя Жучка!.. Анкор… эй, анкор!..Вот так-то, смиряйся, зверюга,Как мы, когда – из автомата – в упор,Пред телом веселого друга,Под глазом приказа, в вонючем плену,Во почте, где очи… не чают…Полай ты, собака, повой на Луну —Авось нам с тобой полегчает…Ну, прыгай!.. Анкор, моя моська!.. Анкор!..Заврались мы, нас ли заврали —Плевать!.. Но в груди все хрипит дивный хор —О том, как мы там умирали!Как слезно сверкает в лучах Гиндукуш!..Как спиртом я кровь заливаю…Анкор, моя шавка!.. Наградою – куш:Кость белая, кус каравая…Мы все проигрались.Мы вышли в расход.Свеча прогорела до плошки.И, ежели встану и крикну: «Вперед!..» —За мной – лишь собаки да кошки…Что, Армия, выкуси боль и позор!А сколь огольцов там, в казармах…Анкор, моя жизнь гулевая,     анкор,Мой грязный щенок лучезарный.

Юродивая

Ох, да возьму черпак, по головушке – бряк!..Ох, да справа – черный флаг,     слева – Андреевский флаг…А клубничным умоюся, а брусничным – утрусь:Ох ты флажная, сермяжная, продажная Русь!..Эк, тебя затоптал закордонный петух!Песнопевец твой глух, и гусляр твой глух:Че бренчите хмурь в переходах метро?..Дай-кось мужнино мне, изможденно ребро —Я обратно в него – супротив Писанья! – взойду:Утомилася жить на крутом холоду!..

«Лягу на пузо. Землю целую…»

Лягу на пузо. Землю целую.Землю целую и ем.Так я люблю ее – напропалую.Пальцами. Звездами. Всем.Дай мне билетик!..Дай мне талончик!..Я погадаю на нем:Жить нам без хлеба, без оболочек,Грозным гореть огнем.Рот мой сияет – ох, белозубо!Жмурюсь и вижу: скелетРыбий, и водкою пахнут губы,И в кобуре – пистолет…Вот оно, зри – грядущее наше:Выстрелы – в спину, грудь,Площадь – полная крови чаша,С коей нам пену сдуть.

«…Эй-эй, пацан лохматенький…»

…Эй-эй, пацан лохматенький,     тя за штанину – цап!В каких ты кинах видывал     грудастых голых баб?!Да, змеями, да, жалами, огнями заплетясь,Из вас никто не щупывал     нагой хребтиной – грязь!Из вас никто не леживал в сугробном серебре,Из вас никто не видывал, как пляшет на ребре,На животе сияющем – поземка-сволота!..А это я с возлюбленным – коломенска верста —Лежу под пылкой вывеской     харчевни для господ —Эх, братья мои нищие! Потешим-ка народ!Разденемся – увалимся – и вот оно, кино:Куржак, мороз на Сретенье,     мы красны как вино,М голые, мы босые – гляди, народ, гляди,Как плачу я, блаженная, у друга на груди,Как сладко нам, юродивым,     друг друга обнимать,Как горько нам, юродивым,     вас, мудрых, понимать…

«Вижу Ночь. Лед…»

Вижу Ночь. Лед.Вижу: Конь Блед.Вижу: грядет Народ —Не Плоть, а Скелет.Вижу: Смел Смог.Вижу: Огнь Наг.Вижу:Человекобог —Бурят, Грузин, Каряк.Вижу: Радость – Дым…Вижу: Ненависть – Дом!Вижу: Счастье… Над Ним —Огонь! И за Ним! И в Нем!Вижу: Разрывы. Смерть.Слышу: Рвется Нить!Чую: нам не посметьЭтоОстановить.

«Чучелко мое смоляное, любименький, жавороночек…»

Чучелко мое смоляное, любименький, жавороночек…Площадь – срез хурмы под Солнцем!А я из вьюги, ровно из пеленочек —На свет Божий прыг!.. А Блаженный-то ВасенькаПодарил мне – ревнуй, сопляк! —     вьюжные варежки:Их напялила – вот ладошки-то и горячии,А глаза от Солнца круто жмурю,     ибо у меня слезы – зрячии…Воля вольная,Расеюшка хлебосольная —Черный грузовик во след шиныПирожок казенный скинул —Дай, дай полакомлюсь!..Милость БожьяНа бездорожьи…Не обидь меня, не обидь:Дай есть, дай пить,А я тебя люблю и так —Ни за грош ни за пятак —Дай, дай поцелуйную копеечку…Не продешеви…Дай – от сердца деревянного…     от железной любви…Черный грузовик, езжай тише!Пирожки твои вкусны…Я меховая богатейка!Я все дерьмо на копеечку скупила!Я все золотое счастие забыла,Я широко крестилаЧерное полеГрядущей войны.Дай, дай угрызть!..Жизнь… ох, вкусно…На. Возьми. Подавись. Мне в ней не корысть.

«…Лоб мой чистый…»

…Лоб мой чистый,     дух мой сильный —Я вас, люди, всех люблю.Купол неба мощно-синийЯ вам, люди, подарю.Вам дитя отдам в подарок.Вам любимого отдам.Пусть идет огонь пожараВолком – по моим следам.Заночую во сугробе.Закручу любовь во рву!В колыбели – и во гробе —Я – войну – переживу.И, космата, под вагономПродавая плоть свою,Крикну мертвым миллионам:Дураки! я вас люблю…Вы себя поубивали…Перегрызли… пережгли…Как кричала – не слыхали! —Я – о бешеной любви!..Но и в самой язве боли,В передсмертнейшем хмелю,Я хриплю: услышь мя… что ли…Кто живой… тебя – люблю…

Дух белого офицера взирает на Россию нынешнюю

Земля моя! Встань предо мною во фрунт.Кинь тачки свои и тележки.Ладони холеные враз не сотрутНевольничьей острой усмешки.Дай гляну в сведенное мразом лицо:Морщинами – топи да копиДа тьма рудников, где мерзлотным кольцом —Посмертные свадьбы холопьи.Россия моя! Меня выстрел сразил,Шатнулся мой конь подо мною,И крест золотой меж ключиц засквозилСтепною звездой ледяною…И я перед тем, как душе отлететь,Увидел тебя, Голубица:В лазури – церквей твоих нежную медь,Березы в снегу, как Жар-птицы!Увидел мою золотую жену,Что пулями изрешетили,Узрел – из поднебесья – чудо-страну,Что мы так по-детски любили!Узрел – домны, баржи и грузовики,Цеха, трактора да литейки:Народ мой, страданья твои велики,Да сбросить вериги посмей-ка!Тебя обло чудище в клещи взяло —И давит суставы до хруста…И дух отлетел мой.И Солнце взошло.И было мне горько и пусто.За веру, за Родину и за ЦаряЛежал я в январской метели,И кочетом рыжим горела заряНад лесом, лиловее Гжели!А я полетел над огромной землей —Над Лондоном, Сеною, Фриско…Но вышел мне срок! Захотел я домой!..И вновь заискрились так близкоУвалы, отроги, поля во грязи…Вот – вымерший хутор: два домаВо яхонтах льдов – слез застылых Руси…Вот – в церкви – пивнушка… О, Боже, спаси:Знакомо все – и незнакомо!Детишки молитвы не знают… и такОтборным словцом щеголяют…Гляди же, душа, мой исплаканный зрак,На брата-ефрейтора, что, нищ и наг,В миру с котомой костыляет!На девок панельных. На хлестких купцов.На жирных владык в лимузинах.На черных чернобыльских вдов и вдовцов.В ночлежный декор магазинов.Не плачь, о душа моя, твердо глядиНа храм, что сожгли сельсоветы, —Теперь над ним чистые стонут дожди,В ночи – светляками – кометы…Гляди – вот под ветрами трактор гниет…Раскопы пурга обнимает…Гляди, о душа, – твой великий народБез Бога живот свой умает!Кто это содеял?! К ответу – кого?!..Я всех назову поименно.Я шашки и сабли рвану наголо —За Ад наш трехсотмиллионный!В толпе Вавилонской сплелись языки,Ослабились древние крови —Гляди же, душа, с межпланетной тоски,Как дула здесь наизготове!Ах, долго гремел репродуктор в пурге,Трепались в ночи транспаранты —Намаслен уж ствол, и винтовка – к ноге! —Опричники, тля, оккупанты…Так! Все, что здесь было, – великая ложь!Но, Боже! Я верую в чудоТвое! Я люблю тебя! Ты не умрешь,Красавица, кляча, паскуда,Век целый тащившая проклятый воз,Блудница, царица, святая, —И я, офицер, зревший кровь и навоз,Скитавшийся между блистающих звезд,Мальчонкой – к буранам седеющих кос,К иссохлой груди припадаю.

Девочка с мандарином. Вечерний рынок

Это крайняя – я – за лимоном стояла!..Вот глаза ледяные – синее Байкала,Косы из-под платка, что рыбачьи канаты,И все швы на дерюге пальтишка разъяты;Кочерыжка, горбушка, птенец, восьмилетка, —Поднабита людьми рынка ржавая клетка,Все со службы – час пик! —     каблуки не источишь,А туда же! – стоишь: мандаринчика хочешь…И распахнуты синие очи иконноНа купюры, на смерч голубей заоконных,На торговку златой мандаринной горою,На лица ее булку,на море людское!В кулачонке вспотевшем зажаты копейки…Ты, проталина вешняя, дудка-жалейка,Заплати – и возьми! Тонкокорый, громадныйОхряной мандарин – и сожми его жадно,Так зажми в кулаке, чтобы кровь стала капать,Чтобы смог сладкий плод на морозе заплакать —По тебе, истопницына дочь, замухрышка,Сталеварного града сухая коврижка.

Торговка шкурами на Иркутском рынке Люба

А вот лисы, а вот лисы, а вот зайцы-волки!..Мездру мороз прошивает кованой иголкой,Меха иней зацелует сизыми губами, —Не горжетка то – ослеп ты: пламя это, пламя!..Звери рыскали по лесу. Дитяток рожали.Целясь, очи потемнели! Локти задрожали!..…А теперь зверье – гляди-ко! —     рухлядь, красотища!..Закупи – и вспыхнешь павой,     а не мышью нищей,Шею закрути лебяжью лисьими хвостами —Пусть мужик твой, жмот и заяц,     затрясет перстами,Затрусит на снег монеты из мошны совецкой:Вот он мех колымский, кольский,     обский, соловецкий,Вот – куничий да соболий, искристый, богатый,На руках торговки Любы во пурге распятый, —Рвите, рвите, налетайте, по дешевке сбудуВыпивохам да пройдохам, черни, сброду, люду,А не наглым иноземцам с масленым карманом,А родной толпе дремучей,     хвойной, дымной, рваной.

Песня

Ох, Расея моя, Расея.Головою – о край стола…Каменея, горя, леденея,О, куда б от тебя ушла?!Горевая твоя простудаИ чахоткин, с подхрипом, рык…Средь зверья твоего и людаРасплескался мой жалкий крик.Задери головенку: страшно!..Коли страшно – к земле пригнись…Вот они, кремлевские башни, —Им, кровавым, да поклонись.Ты из вервия мне свивалаСети, петли, мешки, хлысты…Ты поземками целовалаПо-над грудью моей – кресты!Но я землю рвала ногтями!Ела падаль твоих полей!Снег твой мечется меж горстямиСирым клекотом журавлей!И, на нежном пригорке стояПо-над Волгою в синем дыму,Я молюсь – твоей красотою —За вкусивших твою тюрьму!За тебя проклявших, бежавшихВо заморских быков стада,За любимых, друг друга сжавшихПред прощанием – навсегда, —Как в горсти – да твою землицу…Я люблю тебя, я люблю:Мне любовь та, Расеюшка, снится,Но плюю, хриплю – во хмелюНенавидящем,     пламя сеяВоплем, дланью, нутром, очьми:Ох, Расея моя, Расея,Заполярной совой косея,Всей кандальною Гипербореей —Всю свободу мою возьми.

Адам и Ева

Звезды дули в пазы и во щели.Звезды жестко крестили окно.Смертный одр не страшней колыбели,Но царями любовной постелиСтать не всем в дольнем мире дано.И в династии сей ты двадцатыйИли первый – не ведать о том!Вот на лбу – поцелуйная цата,Вот лобзанье – нательным крестом…Тело вспыхнет вулканами, лавой.Сладко выгнется плод – ешь и пей!Над кроватью дешевою, ржавой —Веер простоволосых лучей!Допотопная, дикая сила,Ласка, будто лисенка… – до слез… —Та коса, что века нас косилаВплоть до лунных старушечьих кос, —Это чрево ли Евы пылает,Это дух ли Адама горит —Это Марс над постелью рыдаетИ Венера объятие длит!Вширь – по стеклам – хвощи ледяные…Митинговый – на улице – гул…И ругательства хана БатыяИз-за двери, что бомж распахнул…И, распяты, раскинувши длани,Разметав медногорлую плоть,Понимают: любви окаяннейНет в земле, кою проклял Господь.

Омулевая рыбачка Зинаида

Я приду к тебе. Руки твои красны.Веки от култука и слез тяжелы.Мне всю жизнь приходили дикие сныИз таежной мги, ледовитой мглы:Круглобокой кадушкой кренится карбас.На Полярной звезде стрекоза висит!И Луны слепой великаний глазПрямо в бабье сердце мое косит.Тянем сети мы. Ты – смугла, стара.На руках моих сильных – жил синих сеть.Тянем омуля мы – всю ночь, до утра:Тяжело: впору лечь и враз помереть.Как играют мощные рыбьи тела —Древней яростью,Тусклым сребром купцов,Не хотят под нож – а наша взяла,А култук первобытный свистит, свинцов!Зинаида! Вот омуля засолим!..…Руки мерзлые жадно вцепились в сеть.Наш карбас молитвой Зины храним.Не потонем. Будем жить и стареть.Я – в объятьях дрожать, огольцов рожать,Да всей кожей чуять: Конец грядет!..Ты – в руках заскорузлых свечу держатьНад серебряной рыбойВо хлябях вод.

Витрина