Полное собрание стихотворений

V. Личины

Красногвардеец

(1917)

Скакать на красном парадеС кокардой на головеВ расплавленном Петрограде,В революционной Москве.В бреду и в хмельном азартеОтдаться лихой игре,Стоять за Родзянку в марте,За большевиков в октябре.Толпиться по коридорамТаврического дворца,Не видя буржуйным спорамНи выхода, ни конца.Оборотиться к собранью,Рукою поправить ус,Хлестнуть площадною бранью,На ухо заломив картуз.И, показавшись толковым, –Ввиду особых заслугБыть посланным с МуравьевымДля пропаганды на юг.Идти запущенным садом.Щупать замок штыком.Высаживать дверь прикладом.Толпою врываться в дом.У бочек выломав днища,В подвал выпускать вино,Потом подпалить горищеДа выбить плечом окно.В Раздельной, под Красным РогомГромить поместья и прочьВ степях по грязным дорогамСкакать в осеннюю ночь.Забравши весь хлеб, о «свободах»Размазывать мужикам.Искать лошадей в комодахДа пушек по коробкам.Палить из пулеметов:Кто? С кем? Да не всё ль равно?Петлюра, Григорьев, Котов,Таранов или Махно…Слоняться буйной оравой.Стать всем своим невтерпеж.И умереть под канавойРасстрелянным за грабеж.16 июня 1919Коктебель

Матрос

(1918)

Широколиц, скуласт, угрюм,Голос осиплый, тяжкодум,В кармане – браунинг и напилок,Взгляд мутный, злой, как у дворняг,Фуражка с лентою «Варяг»,Сдвинутая на затылок.Татуированный драконПод синей форменной рубашкой,Браслеты, в перстне кабошон,И красный бант с алмазной пряжкой.При Керенском, как прочий флот,Он был правительству оплот,И Баткин был его оратор,Его герой – Колчак. Когда жВесь черноморский экипажСорвал приезжий агитатор,Он стал большевиком, и самНа мушку брал да ставил к стенке,Топил, устраивал застенки,Ходил к кавказским берегамС «Пронзительным» и с «Фидониси»,Ругал царя, грозил Алисе;Входя на миноноске в порт,Кидал небрежно через борт:«Ну как? Буржуи ваши живы?»Устроить был всегда непрочьВарфоломеевскую ночь,Громил дома, ища поживы,Грабил награбленное, пил,Швыряя керенки без счета,И вместе с Саблиным топилПоследние остатки флота.Так целый год прошел в бреду.Теперь, вернувшись в Севастополь,Он носит красную звездуИ, глядя вдаль на пыльный тополь,На Инкерманский известняк,На мертвый флот, на красный флаг,На илистые водорослиСудов, лежащих на боку,Угрюмо цедит земляку:«Возьмем Париж… весь мир… а послеПередадимся Колчаку».14 июня 1919Коктебель

Большевик

(1918)

Памяти Барсова

Зверь зверем. С крученкой во рту.За поясом два пистолета.Был председателем «Совета»,А раньше грузчиком в порту.Когда матросы предлагалиУстроить к завтрашнему днюБуржуев общую резнюИ в город пушки направляли, –Всем обращавшимся к немуОн заявлял спокойно волю:– «Буржуй здесь мой, и никомуЧужим их резать не позволю».Гроза прошла на этот раз:В нем было чувство человечье –Как стадо он буржуев пас:Хранил, но стриг руно овечье.Когда же вражеская ратьСдавила юг в германских кольцах,Он убежал. Потом опятьВернулся в Крым при добровольцах.Был арестован. Целый годСидел в тюрьме без обвиненьяИ наскоро «внесен в расход»За два часа до отступленья.25 августа 1919Коктебель

Феодосия

(1918)

Сей древний град – богоспасаем(Ему же имя «Богом дан») –В те дни был социальным раем.Из дальних черноморских странСолдаты навезли товаруИ бойко продавали тутОрехи – сто рублей за пуд,Турчанок – пятьдесят за пару –На том же рынке, где рабовСлавянских продавал татарин.Наш мир культурой не состарен,И торг рабами вечно нов.Хмельные от лихой свободыВ те дни спасались здесь народы:Затравленные пароходыВрывались в порт, тушили свет,Толкались в пристань, швартовались,Спускали сходни, разгружалисьИ шли захватывать «Совет».Мелькали бурки и халаты,И пулеметы и штыки,Румынские большевикиИ трапезундские солдаты,«Семерки», «Тройки», «Румчерод»,И «Центрослух», и «Центрофлот»,Толпы одесских анархистов,И анархистов-коммунистов,И анархистов-террористов:Специалистов из громил.В те дни понятья так смешались,Что Господа буржуй молил,Чтобы у власти продержалисьОстатки большевицких сил.В те дни пришел сюда посольствомТурецкий крейсер, и СоветС широким русским хлебосольствомДал политический банкет.Сменял оратора оратор.Красноречивый агитаторПриветствовал, как брата брат,Турецкий пролетариат,И каждый с пафосом трибунаСвой тост эффектно заключал:– «Итак: да здравствует КоммунаИ Третий Интернационал!»Оратор клал на стол окурок…Тогда вставал почтенный турок –В мундире, в феске, в орденах –И отвечал в таких словах:– «Я вижу…слышу…помнить стану…И обо всем, что видел, – самС отменным чувством передамЕго Величеству – Султану».24 августа 1919Коктебель

Буржуй

(1919)

Буржуя не было, но в нем была потребность:Для революции необходим капиталист,Чтоб одолеть его во имя пролетариата.Его слепили наскоро: из лавочников, из купцов,Помещиков, кадет и акушерок.Его смешали с кровью офицеров,Прожгли, сплавили в застенках Чрезвычаек,Гражданская война дохнула в его уста…Тогда он сам поверил в свое существованьеИ начал быть.Но бытие его сомнительно и призрачно,Душа же негативна.Из человечьих чувств ему доступны три:Страх, жадность, ненависть.Он воплощался на бегуМеж Киевом, Одессой и Ростовом.Сюда бежал он под защиту добровольцев,Чья армия возникла лишь затем,Чтоб защищать его.Он ускользнул от всех ее наборов –Зато стал сам героем, как они.Из всех военных качеств он усвоилСебе одно: спасаться от врагов.И сделался жесток и беспощаден.Он не может без гнева видетьПредателей, что не бежали за границуИ, чтоб спасти какие-то лоскутьяПогибшей родины,Пошли к большевикам на службу:«Тем хуже, что они предотвращалиУбийства и спасали ценности культуры:Они им помешали себя ославить до конца,И жаль, что их самих еще не расстреляли».Так мыслит каждый сознательный буржуй.А те из них, что любят русское искусство,Прибавляют, что, взяв Москву, они повесят самиМаксима ГорькогоИ расстреляют Блока.17 августа 1919Коктебель

Спекулянт

(1919)

Кишмя кишеть в кафе у Робина,Шнырять в Ростове, шмыгать по Одессе,Кипеть на всех путях, вползать сквозь все затворы,Менять все облики,Все масти, все оттенки,Быть торговцем, попом и офицером,То русским, то германцем, то евреем,При всех режимах быть неистребимым,Всепроникающим, всеядным, вездесущим,Жонглировать то совестью, то ситцем,То спичками, то родиной, то мылом,Творить известья, зажигать пожары,Бунты и паники; одним прикосновеньемУдорожать в четыре, в сорок, во сто,Пускать под небо цены, как ракеты,Сделать в три дня неуловимым,Неосязаемым тучнейший урожай,Владеть всей властью магии:Играть на биржеЗемлей и воздухом, водою и огнем;Осуществить мечту о превращеньиВеществ, страстей, программ, событий, слуховВ золото, а золото – в бумажки,И замести страну их пестрою метелью,Рождать из тучи град золотых монет,Россию превратить в быка,Везущего Европу по Босфору,Осуществить воочьюВсе россказни былых метаморфоз,Все таинства божественных мистерий,Пресуществлять за трапезой вино и хлебМильонами пудов и тысячами бочек –В озера крови, в груды смрадной плоти,В два года распродать империю,Замызгать, заплевать, загадить, опозорить,Кишеть, как червь, в ее разверстом теле,И расползтись, оставив в поле костиСухие, мертвые, ошмыганные ветром.16 августа 1919Коктебель

VI. Усобица

Гражданская война

Одни восстали из подполий,Из ссылок, фабрик, рудников,Отравленные темной волейИ горьким дымом городов.Другие – из рядов военных,Дворянских разоренных гнезд,Где проводили на погостОтцов и братьев убиенных.В одних доселе не потухХмель незапамятных пожаров,И жив степной, разгульный духИ Разиных, и Кудеяров.В других – лишенных всех корней –Тлетворный дух столицы Невской:Толстой и Чехов, Достоевский –Надрыв и смута наших дней.Одни возносят на плакатахСвой бред о буржуазном зле,О светлых пролетариатах,Мещанском рае на земле…В других весь цвет, вся гниль империй,Всё золото, весь тлен идей,Блеск всех великих фетишейИ всех научных суеверий.Одни идут освобождатьМоскву и вновь сковать Россию,Другие, разнуздав стихию,Хотят весь мир пересоздать.В тех и в других война вдохнулаГнев, жадность, мрачный хмель разгула,А вслед героям и вождямКрадется хищник стаей жадной,Чтоб мощь России неогляднойРазмыкать и продать врагам:Сгноить ее пшеницы груды,Ее бесчестить небеса,Пожрать богатства, сжечь лесаИ высосать моря и руды.И не смолкает грохот битвПо всем просторам южной степиСредь золотых великолепийКонями вытоптанных жнитв.И там и здесь между рядамиЗвучит один и тот же глас:«Кто не за нас – тот против нас.Нет безразличных: правда с нами».А я стою один меж нихВ ревущем пламени и дымеИ всеми силами своимиМолюсь за тех и за других.21 ноября 1919Коктебель

Плаванье

(Одесса – Ак-Мечеть. 10–15 мая)

Посв. Т. Цемах

Мы пятый день плывем, не опускаяПоднятых парусов,Ночуя в устьях рек, в лиманах, в лукоморьях,Где полная луна цветет по вечерам.Днем ветер гонит нас вдоль плоских,Пустынных отмелей, кипящих белой пеной.С кормы возвышенной, держась за руль резной,Я вижу,Как пляшет палуба,Как влажною парчоюСверкают груды вод, а дальшеСквозь переплет снастей – пустынный окоем.Плеск срезанной волны,Тугие скрипы мачты,Журчанье под кормойИ неподвижный парус…А сзади – город,Весь в красном исступленьиРасплесканных знамен,Весь воспаленный гневами и страхом,Ознобом слухов, дрожью ожиданий,Томимый голодом, поветриями, кровью,Где поздняя весна скользит украдкойВ прозрачном кружеве акаций и цветов.А здесь безветрие, безмолвие, бездонность…И небо и вода – две створыОдной жемчужницы.В лучистых паутинах застыло солнце.Корабль повис в пространствах облачных,В сиянии притупленном и дымном.Вон виден берег твоей земли –Иссушенной, полынной, каменистой,Усталой быть распутьем народов и племен.Тебя свидетелем безумий их поставлюИ проведу тропою лезвийнойСквозь пламена войныБратоубийственной, напрасной, безысходной,Чтоб ты пронес в себе великое молчаньеЗакатного, мерцающего моря.12 июня 1919Коктебель

Бегство

Посв. матросам М., В., Б.

Кто верит в жизнь, тот верит чудуИ счастье сам в себе несет…Товарищи, я не забудуНаш черноморский переход!Одесский порт, баркасы, боты,Фелюк пузатые борта,Снастей живая теснота:Канаты, мачты, стеньги, шкоты…Раскраску пестрых их боков,Линялых, выеденных сольюИ солнцем выжженных тонов,Привыкших к водному раздолью.Якорь, опертый на бизань, –Бурый, с клешнями, как у раков,Покинутая Березань,Полуразрушенный Очаков.Уж видно Тендрову косуИ скрылись черни рощ Кинбурна…Крепчает ветер, дышит бурноИ треплет кливер на носу.То было в дни, когда над моремГосподствовал французский флотИ к Крыму из Одессы ходДля мореходов был затворен.К нам миноносец подбегал,Опрашивал, смотрел бумагу…Я – буржуа изображал,А вы – рыбацкую ватагу.Когда нас быстрый пулеметХлестнул в заливе Ак-Мечети,Как помню я минуты этиИ вашей ругани полет!Потом поместья ВоронцовыхИ ночью резвый бег конейСреди гниющих Сивашей,В снегах равнин солончаковых.Мел белых хижин под луной,Над дальним морем блеск волшебный,Степных угодий запах хлебный –Коровий, влажный и парной.И русые при первом светеПоля… И на краю полейЕвпаторийские мечетиИ мачты пленных кораблей.17 июня 1919Коктебель

Северовосток

(1920)

«Да будет Благословен приход твой,Бич Бога, которому я служу,и не мне останавливать тебя».Слова св. Лу, архиепископа Турского, обращенные к АтиллеРасплясались, разгулялись бесыПо России вдоль и поперек.Рвет и крутит снежные завесыВыстуженный северовосток.Ветер обнаженных плоскогорий,Ветер тундр, полесий и поморий,Черный ветер ледяных равнин,Ветер смут, побоищ и погромов,Медных зорь, багровых окоемов,Красных туч и пламенных годин.Этот ветер был нам верным другомНа распутьях всех лихих дорог:Сотни лет мы шли навстречу вьюгамС юга вдаль – на северо-восток.Войте, вейте, снежные стихии,Заметая древние гроба:В этом ветре вся судьба России –Страшная безумная судьба.В этом ветре гнет веков свинцовых:Русь Малют, Иванов, Годуновых,Хищников, опричников, стрельцов,Свежевателей живого мяса,Чертогона, вихря, свистопляса:Быль царей и явь большевиков.Что менялось? Знаки и возглавья.Тот же ураган на всех путях:В комиссарах – дурь самодержавья,Взрывы революции в царях.Вздеть на виску, выбить из подклетья,И швырнуть вперед через столетьяВопреки законам естества –Тот же хмель и та же трын-трава.Ныне ль, даве ль – всё одно и то же:Волчьи морды, машкеры и рожи,Спертый дух и одичалый мозг,Сыск и кухня Тайных Канцелярий,Пьяный гик осатанелых тварей,Жгучий свист шпицрутенов и розг,Дикий сон военных поселений,Фаланстер, парадов и равнений,Павлов, Аракчеевых, Петров,Жутких Гатчин, страшных Петербургов,Замыслы неистовых хирурговИ размах заплечных мастеров.Сотни лет тупых и зверских пыток,И еще не весь развернут свитокИ не замкнут список палачей,Бред Разведок, ужас Чрезвычаек –Ни Москва, ни Астрахань, ни ЯикНе видали времени горчей.Бей в лицо и режь нам грудь ножами,Жги войной, усобьем, мятежами –Сотни лет навстречу всем ветрамМы идем по ледяным пустыням –Не дойдем и в снежной вьюге сгинемИль найдем поруганный наш храм, –Нам ли весить замысел Господний?Всё поймем, всё вынесем, любя, –Жгучий ветр полярной преисподней,Божий Бич! приветствую тебя.31 июля 1920Коктебель

Бойня

(Феодосия, декабрь 1920)

Отчего, встречаясь, бледнеют людиИ не смеют друг другу глядеть в глаза?Отчего у девушек в белых повязкахВосковые лица и круги у глаз?Отчего под вечер пустеет город?Для кого солдаты оцепляют путь?Зачем с таким лязгом распахивают ворота?Сегодня сколько? полтораста? сто?Куда их гонят вдоль черных улиц,Ослепших окон, глухих дверей?Как рвет и крутит восточный ветер,И жжет, и режет, и бьет плетьми!Отчего за Чумной, по дороге к свалкамБрошен скомканный кружевной платок?Зачем уронен клочок бумаги?Перчатка, нательный крестик, чулок?Чье имя написано карандашом на камне?Что нацарапано гвоздем на стене?Чей голос грубо оборвал команду?Почему так сразу стихли шаги?Что хлестнуло во мраке так резко и четко?Что делали торопливо и молча потом?Зачем, уходя, затянули песню?Кто стонал так долго, а после стих?Чье ухо вслушивалось в шорохи ночи?Кто бежал, оставляя кровавый след?Кто стучался и бился в ворота и ставни?Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним?Отчего пред рассветом к исходу ночиПричитает ветер за Карантином:– «Носят ведрами спелые грозды,Валят ягоды в глубокий ров.Ax, не грозды носят – юношей гонятК черному точилу, давят вино,Пулеметом дробят их кости и кольемПротыкают яму до самого дна.Уж до края полно давило кровью,Зачервленели терновник и полынь кругом.Прохватит морозом свежие грозды,Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса».Кто у часовни Ильи-ПророкаНа рассвете плачет, закрывая лицо?Кого отгоняют прикладами солдаты:– «Не реви – собакам собачья смерть!»А она не уходит, а всё плачет и плачетИ отвечает солдату, глядя в глаза:– «Разве я плачу о тех, кто умер?Плачу о тех, кому долго жить…»18 июня 1921Коктебель

Террор

Собирались на работу ночью. ЧиталиДонесенья, справки, дела.Торопливо подписывали приговоры.Зевали. Пили вино.С утра раздавали солдатам водку.Вечером при свечеВыкликали по спискам мужчин, женщин.Сгоняли на темный двор.Снимали с них обувь, белье, платье.Связывали в тюки.Грузили на подводу. Увозили.Делили кольца, часы.Ночью гнали разутых, голыхПо оледенелым камням,Под северо-восточным ветромЗа город в пустыри.Загоняли прикладами на край обрыва.Освещали ручным фонарем.Полминуты работали пулеметы.Доканчивали штыком.Еще недобитых валили в яму.Торопливо засыпали землей.А потом с широкою русскою песнейВозвращались в город домой.А к рассвету пробирались к тем же оврагамЖены, матери, псы.Разрывали землю. Грызлись за кости.Целовали милую плоть.26 апреля 1921Симферополь

Красная Пасха

Зимою вдоль дорог валялись трупыЛюдей и лошадей. И стаи псовВъедались им в живот и рвали мясо.Восточный ветер выл в разбитых окнах.А по ночам стучали пулеметы,Свистя, как бич, по мясу обнаженныхМужских и женских тел.Весна пришлаЗловещая, голодная, больная.Глядело солнце в мир незрячим оком.Из сжатых чресл рождались недоноскиБезрукие, безглазые… Не грязь,А сукровица поползла по скатам.Под талым снегом обнажались кости.Подснежники мерцали точно свечи.Фиалки пахли гнилью. Ландыш – тленьем.Стволы дерев, обглоданных конямиГолодными, торчали непристойно,Как ноги трупов. Листья и траваКазались красными. А зелень злаковБыла опалена огнем и гноем.Лицо природы искажалось гневомИ ужасом.А души вырванныхНасильственно из жизни вились в ветре,Носились по дорогам в пыльных вихрях,Безумили живых могильным хмелемНеизжитых страстей, неутоленной жизни,Плодили мщенье, панику, заразу…Зима в тот год была Страстной неделей,И красный май сплелся с кровавой Пасхой,Но в ту весну Христос не воскресал.21 апреля 1921Симферополь

Терминология

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,«Списывали в расход» –Так изменялись из года в годРечи и быта оттенки.«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,«К Духонину в штаб», «разменять» –Проще и хлеще нельзя передатьНашу кровавую трепку.Правду выпытывали из-под ногтей,В шею вставляли фугасы,«Шили погоны», «кроили лампасы»,«Делали однорогих чертей».Сколько понадобилось лжиВ эти проклятые годы,Чтоб разъярить и поднять на ножиАрмии, классы, народы.Всем нам стоять на последней черте,Всем нам валяться на вшивой подстилке,Всем быть распластанным с пулей в затылкеИ со штыком в животе.29 апреля 1921Симферополь

Голод

Хлеб от земли, а голод от людей:Засеяли расстрелянными – всходыМогильными крестами проросли:Земля иных побегов не взрастила.Снедь прятали, скупали, отымали,Налоги брали хлебом, отбиралиДомашний скот, посевное зерно:Крестьяне сеять выезжали ночью.Голодные и поползни червямиПо осени вдоль улиц поползли.Толпа на хлеб палилась по базарам.Вора валили на землю и билиНогами по лицу. А он краюху,В грязь пряча голову, старался заглотнуть.Как в воробьев, стреляли по мальчишкам,Сбиравшим просыпь зерен на путях,И угличские отроки валялисьС орешками в окоченелой горстке.Землю тошнило трупами, – лежалиНа улицах, смердели у мертвецких,В разверстых ямах гнили на кладбищах.В оврагах и по свалкам костякиС обрезанною мякотью валялись.Глодали псы оторванные рукиИ головы. На рынке торговалиДешевым студнем, тошной колбасой.Баранина была в продаже – триста,А человечина – по сорока.Душа была давно дешевле мяса.И матери, зарезавши детей,Засаливали впрок. «Сама родила –Сама и съем. Еще других рожу»…Голодные любились и рожалиБагровые орущие кускиБессмысленного мяса: без суставов,Без пола и без глаз. Из смрада – язвы,Из ужаса поветрия рождались.Но бред больных был менее безумен,Чем обыденщина постелей и котлов.Когда ж сквозь зимний сумрак закуриласьНад человечьим гноищем веснаИ пламя побежало язычкамиВширь по полям и ввысь по голым прутьям, –Благоуханье показалось оскорбленьем,Луч солнца – издевательством, цветы – кощунством.13 января 1923Коктебель

На дне Преисподней

Памяти А. Блока и Н. Гумилева

С каждым днем всё диче и всё глушеМертвенная цепенеет ночь.Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.Темен жребий русского поэта:Неисповедимый рок ведетПушкина под дуло пистолета,Достоевского на эшафот.Может быть, такой же жребий выну,Горькая детоубийца – Русь!И на дне твоих подвалов сгину,Иль в кровавой луже поскользнусь,Но твоей Голгофы не покину,От твоих могил не отрекусь.Доконает голод или злоба,Но судьбы не изберу иной:Умирать, так умирать с тобой,И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!12 января 1922Коктебель

Готовность

Посв. С. Дурылину

Я не сам ли выбрал час рожденья,Век и царство, область и народ,Чтоб пройти сквозь муки и крещеньеСовести, огня и вод?Апокалиптическому ЗверюВверженный в зияющую пасть,Павший глубже, чем возможно пасть,В скрежете и в смраде – верю!Верю в правоту верховных сил,Расковавших древние стихии,И из недр обугленной РоссииГоворю: «Ты прав, что так судил!Надо до алмазного закалаПрокалить всю толщу бытия.Если ж дров в плавильной печи мало:Господи! Вот плоть моя».24 октября 1921Феодосия

Потомкам

(Во время террора)

Кто передаст потомкам нашу повесть?Ни записи, ни мысли, ни словаК ним не дойдут: все знаки слижет пламяИ выест кровь слепые письмена.Но, может быть, благоговейно памятьСлучайный стих изустно сохранит.Никто из вас не ведал то, что мыИзжили до конца, вкусили полной мерой:Свидетели великого распада,Мы видели безумья целых рас,Крушенья царств, косматые светила,Прообразы Последнего Суда:Мы пережили Илиады войнИ Апокалипсисы революций.Мы вышли в путь в закатной славе века,В последний час всемирной тишины,Когда слова о зверствах и о войнахКазались всем неповторимой сказкой.Но мрак и брань, и мор, и трус, и гладЗастигли нас посереди дороги:Разверзлись хляби душ и недра жизни,И нас слизнул ночной водоворот.Стал человек – один другому – дьявол;Кровь – спайкой душ; борьба за жизнь – законом;И долгом – месть.Но мы не покорились:Ослушники законов естества –В себе самих укрыли наше солнце,На дне темниц мы выносили силуНеодолимую любви, и в пыткахМы выучились верить и молитьсяЗа палачей, мы поняли, что каждыйЕсть пленный ангел в дьявольской личине,В огне застенков выплавили радостьО преосуществленьи человека,И никогда не грезили прекраснейИ пламенней его последних судеб.Далекие потомки наши, знайте,Что если вы живете во вселенной,Где каждая частица веществаС другою слита жертвенной любовьюИ человечеством преодоленЗакон необходимости и смерти,То в этом мире есть и наша доля!21 мая 1921Симферополь

VII. Возношения

Посев

Как земледел над грудой веских зерен,Отобранных к осеннему посеву,Склоняется, обеими рукамиЗачерпывая их, и весит в горсти,ЧуяИх дух, их теплоту и волю к жизни,И крестит их, –так я, склонясь над Русью,Крещу ее – от лба до поясницы,От правого до левого плеча:И, наклонясь, коленопреклоненноЦелую средоточье всех путей –Москву.Земля готова к озимому посеву,И вдоль, и поперек глубоким плугомОна разодрана, вся пахоть дважды, триждыЖелезом перевернута,Напитана рудой – живой, горючей, темной,Полита молоньей, скорожена громами,Пшеница ядрена под Божьими цепами,Зернь переполнена тяжелой, дремной жизнью,И семя светится голубоватым, тонким,Струистым пламенем…Да будет горсть полна,Рука щедра в размахеИ крепок сеятель!Благослови посев свой, Иисусе!11 ноября 1919Коктебель

Заклинание

(От усобиц)

Из крови, пролитой в боях,Из праха обращенных в прах,Из мук казненных поколений,Из душ, крестившихся в крови,Из ненавидящей любви,Из преступлений, исступлений –Возникнет праведная Русь.Я за нее за всю молюсьИ верю замыслам предвечным:Ее куют ударом мечным,Она мостится на костях,Она святится в ярых битвах,На жгучих строится мощах,В безумных плавится молитвах.19 июня 1920Коктебель

Молитва о городе

(Феодосия – весной 1918 г.)

С. А. Толузакову

И скуден, и неукрашенМой древний градВ венце генуэзских башен,В тени аркад;Среди иссякших фонтанов,Хранящих гербТо дожей, то крымских ханов –Звезду и серп;Под сенью тощих акацийИ тополей,Средь пыльных галлюцинацийСедых камней,В стенах церквей и мечетейДавно храняГлухой перегар столетийИ вкус огня;А в складках холмов охряных –Великий сон:Могильники безымянныхСтепных племен;А дальше – зыбь горизонтаИ пенный валНегостеприимного ПонтаУ желтых скал.Войны, мятежей, свободыДул ураган;В сраженьях гибли народыДалеких стран;Шатался и пал великийИмперский столп;Росли, приближаясь, кликиВзметенных толп;Суда бороздили воды,И борт о бортЗаржавленные пароходыВрывались в порт;На берег сбегали люди,Был слышен трескВинтовок и гул орудий,И крик, и плеск,Выламывали ворота,Вели сквозь строй,Расстреливали кого-тоПеред зарей.Блуждая по перекресткам,Я жил и гасВ безумьи и в блеске жесткомВраждебных глаз;Их горечь, их злость, их муку,Их гнев, их страсть,И каждый курок, и рукуХотел заклясть.Мой город, залитый кровьюВнезапных битв,Покрыть своею любовью,Кольцом молитв,Собрать тоску и огонь ихИ вознестиНа распростертых ладонях:Пойми… прости!2 июня 1918Коктебель

Видение Иезекииля

Бог наш есть огнь поядающий. ТвариЯвлен был свет на реке на Ховаре.В буре клубящейся двигался он –Облак, несомый верховными силами –Четверорукими, шестерокрылыми,С бычьими, птичьими и человечьими,Львиными ликами с разных сторон.Видом они точно угли горящие,Ноги прямые и медью блестящие,Лики, как свет раскаленных лампад,И вопиющие, и говорящие,И воззывающе к Господу: «Свят!Свят! Вседержитель!» А около разные,Цветом похожи на камень топаз,Вихри и диски, колеса алмазные,Дымные ободы, полные глаз.А над животными – легкими сводами –Крылья, простертые в высоту,Схожие шумом с гудящими водами,Переполняющими пустоту.Выше же вышних, над сводом всемирным,Тонким и синим повитым огнем,В радужной славе, на троне сапфирном,Огненный облик, гремящий, как гром.Был я покрыт налетевшей грозою,Бурею крыльев и вихрем колес.Ветр меня поднял с земли и вознес…Был ко мне голос:«Иди предо Мною –В землю Мою, возвестить ей позор!Перед лицом Моим – ветер пустыни,А по стопам Моим – язва и мор!Буду судиться с тобою Я ныне.Мать родила тебя ночью в полях,Пуп не обрезала и не омыла,И не осолила и не повила,Бросила дочь на попрание в прах…Я ж тебе молвил: живи во кровях!Выросла смуглой и стройной, как колос,Грудь поднялась, закурчавился волос,И округлился, как чаша, живот…Время любви твоей было… И вотВ полдень лежала ты в поле нагая,И проходил и увидел тебя Я,Край моих риз над тобою простер,Обнял, омыл твою кровь, и с тех порЯ сочетался с рабою Моею.Дал тебе плат, кисею на лицо,Перстни для рук, ожерелье на шею,На уши серьги, в ноздри кольцо,Пояс, запястья, венец драгоценныйИ покрывала из тканей сквозных…Стала краса твоя совершеннойВ великолепных уборах Моих.Хлебом пшеничным, елеем и медомЯ ль не вскормил тебя щедрой рукой?Дальним известна ты стала народамНеобычайною красотой.Но, упоенная славой и властью,Стала мечтать о красивых мужахИ распалялась нечистою страстьюК изображениям на стенах.Между соседей рождая усобья,Стала распутной – ловка и хитра,Ты сотворяла мужские подобья –Знаки из золота и серебра.Строила вышки, скликала прохожихИ блудодеяла с ними на ложах,На перекрестках путей и дорог,Ноги раскидывала перед ними,Каждый, придя, оголить тебя могИ насладиться сосцами твоими.Буду судиться с тобой до конца:Гнев изолью, истощу свою ярость,Семя сотру, прокляну твою старость,От Моего не укрыться лица!Всех созову, что блудили с тобою,Платье сорву и оставлю нагою,И обнажу перед всеми твой срам,Темя обрею; связавши ремнями,В руки любовников прежних предам,Пусть тебя бьют, побивают камнями,Хлещут бичами нечистую плоть,Станешь бесплодной и стоптанной нивой…Ибо любима любовью ревнивой –Так говорю тебе Я – твой Господь!»21 января 1918Коктебель