Король Генрих IV

Фальстаф. Лучше не вспоминать об этом, добрый мистер Пустозвон, лучше не вспоминать.

Пустозвон. Веселая была ночка. А что, Джэни Найтворк еще жива?

Фальстаф. Жива, мистер Пустозвон.

Пустозвон. Она никогда не могла справиться со мной.

Фальстаф. Никогда. Она говорила, что терпеть не может мистера Пустозвона.

Пустозвон. Клянусь обедней, я умел бесить ее. Славная она была бабенка. А что, как она держится?

Фальстаф. Постарела, очень постарела, мистер Пустозвон.

Пустозвон. Ну да, она и стара – иначе и быть не могло. Ведь у неё уже был сын Робин Найтворк от старого Найтворка, прежде чем я поступил в Климентовскую школу.

Тихоня. Это было пятьдесят пять лет тому назад.

Пустозвон. Эх, братец Тихоня! Еслибы ты видел то, что мы с ним видали на своем веку. Верно я говорю, сэр Джон?

Фальстаф. Да, приходилось нам слышать, как бьет полночь, мистер Пустозвон.

Пустозвон. Приходилось, приходилось, сэр Джон, ей Богу приходилось. Помните наш лозунг: «эй, ребята, вперед!» Пойдемте обедать, пойдемте обедать. Да, было время. Идемте, идемте. (Уходят Фальстаф, Пустозвон и Тихоня).

Бычок. Добрый мистер капрал Бардольф, будьте мне другом, и вот вам за это четыре генриха по десяти шиллингов французскими кронами{102}. Клянусь, сэр, для меня лучше быть повешенным, чем отправиться на войну. И все-таки я не о себе хлопочу, а только мне самому не охота идти на войну; что же касается меня, то я хотел бы остаться с моими друзьями: иначе, для себя самого, я не стал бы хлопотать.

Бардольф. Ну, хорошо, становись в сторону.

Плесень. Добрый мистер капрал капитан, будьте мне другом ради моей старухи. У неё нет никого, кто бы позаботился о ней, если я уйду; она стара и сама ничего не может делать. Я вам дам сорок шиллингов за это, сэр.

Бардольф. Хорошо, отойди в сторону.

Слабняк. Мне, честное слово, все равно; смерти не миновать, – нужно же заплатить Господу дань смерти. Я не трус. Если мне судьба умереть, пусть будет так; если нет – тем лучше. Служить государю всякий должен, и во всяком случае тот, кто умер в этом году, избавлен от смерти в будущем.

Бардольф. Хорошо сказано, ты молодец.

Слабняк. Да, я не струшу.

(Возвращаются Фальстаф и судья).

Фальстаф. Ну, так как же, сэр, кого из них вы мне даете?

Пустозвон. Выбирайте четырех.

Бардольф. Сэр, на одно слово. Я получил три фунта, чтобы освободить Плесень и Бычка.

Фальстаф. Хорошо.

Пустозвон. Ну, так каких же четырех вы выбираете, сэр Джон?

Фальстаф. Выберите вы за меня.

Пустозвон. Хорошо, так я выберу Плесень, Бычка, Слабняка и Тень.

Фальстаф. Плесень и Бычок. Ты, Плесень, оставайся дома, пока не сделаешься совершенно негодным для службы. А ты, Бычок, вырости еще, пока станешь пригодным. Вы оба мне не нужны.

Пустозвон. Сэр Джон, сэр Джон, вы действуете себе во вред. Ведь это самые лучшие из всех – и я нарочно выбирал их, чтобы угодить вам.

Фальстаф. Уж не станете ли вы, мистер Пустозвон, учить меня, как надо выбирать солдат? Что мне в сложении, в силе, в статности, в росте и внешнем виде человека? Дело все в том, какой дух в солдате, мистер Пустозвон. Вот например, Бородавка – смотрите, какой ободранец с виду, но он наверное будет заряжать и разряжать ружье с быстротой слесарного молотка, напирать и отскакивать быстрее того, кто подвешивает на коромысла пивоваренные ведра. А этот тощий парень Тень, – вот каких солдат мне нужно – он не может служить мишенью для врага. Целиться в него то же, что целиться в лезвие ножа. А в случае отступления – как быстро побежит вот этот Слабняк, женский портной. Мне нужны не видные люди – от видных избавьте меня. Бардольф, дай-ка Бородавке ружье.

Бардольф. Держи, Бородавка, и марш! Вот так.

Фальстаф. Посмотрим, как ты управляешься с ружьем. Вот так, очень хорошо. Продолжай, очень хорошо, отлично. Люблю я маленьких, тощих, старых, уродливых, лысых стрелков. Хорошо, Бородавка, ты славный плут. Вот тебе шесть пенсов за это.

Пустозвон. А все-таки он не мастер своего дела, – не хорошо он это проделывает. Вот я помню, когда я посещал еще Климентовскую школу и исполнял на играх Артура в Майлэнд Грине{103} роль сэра Дагонета, так вот так был маленький ловкий человечек – тот умел управлять ружьем. Повернет его вот так и этак, направо и налево, потом скажет: бац! и отскочит, а потом опять тут как тут. Такого ловкача я больше никогда не увижу.

Фальстаф. Эти молодцы годятся, мистер Пустозвон. Да хранит вас Бог, мистер Тихоня – мне некогда тратить с вами много слов. Прощайте, господа. Благодарю вас. Мне еще до ночи нужно сделать двенадцать миль. Бардольф, выдай платье новобранцам.

Пустозвон. Да благословит вас Господь, сэр Джон, да пошлет Он вам преуспеяние в ваших делах, а нам да пошлет Он мир! На обратном пути навестите меня пожалуйста. Возобновим старое знакомство. Может быть, я потом отправлюсь с вами ко двору.

Фальстаф. Очень бы я был этому рад.

Пустозвон. Я дал слово и сдержу его. Прощайте.

Фальстаф. Прощайте, господа. (Уходят Пустозвон и Тихоня). Уведи солдат, Бардольф. (Уходят Бардольф и рекруты). На возвратном пути я пообчищу их. Пустозвона я вижу насквозь. Господи, как старые люди подвержены пороку лжи. Этот тощий судья все время хвастал своей разудалой молодостью и своими подвигами на Торнбульской улице{104}; и каждое третье слово было ложью, вернее выплаченной слушателю, чем турки взимают дань. Я его помню в Климентовской школе – он походил на человечка, вырезанного за ужином из корки сыра. Голый, он похож был на раздвоенную редьку с вырезанной ножом рожей наверху. Он был так тощ, что для близоруких превращался в невидимку. Это был воплощенный голод, и при этом похотлив, как обезьяна, так что женщины звали его мандрагорой. Он был всегда в хвосте у моды, и пел потаскушкам песни, которые он подслушивал у извощиков, и притом клялся, что это им самим сочиненные любовные песни и серенады. И теперь эта шутовская рапира сделалась сквайром, и фамильярно говорит о Джоне Ганте, как о своем названном брате. А я готов поклясться, что он видел его всего раз в жизни на турнире, когда Гант проломил ему голову за то, что он втерся в толпу его прислуги. Я при этом был и сказал Ганту, что он бьет свою собственную тень.{105} – Ведь его всего с одеждой можно было спрятать в шкуру угря; гобойный футляр был для него тогда просторным замком, целым двором, а теперь он владеет поместьями и волами. Что ж, я непременно заведу с ним знакомство, когда вернусь, и будь я не я, если он не станет для меня вдвойне философским камнем. Если молодая плотва служит приманкой для старой щуки, то я не вижу, какой закон природы может мне помешать проглотить его. Придет время, увидим.

Действие четвертое

Сцена I

В Иоркшире.

Входят архиепископ Иоркский, Мобрэ, Гастингс и другие.

Архиепископ.

Как этот лес зовется?

Гастингс.

         Лесом ГалтриСлывет он, ваша милость.

Архиепископ.

         Здесь, милорды,Помедлим и лазутчиков пошлемЧисло врагов разведать.

Гастингс.

         Мы об этомУж раньше позаботились.

Архиепископ.

         Отлично.Друзья и братья в этом важном делеЯ должен вам сказать, что получилПисьмо недавно от Нортомберлэнда.В холодном тоне вот что он мне пишет:Хотел-бы здесь он быть своей особойС числом солдат, его достойным сана.Стольких набрать не мог, а потомуВ Шотландию на время удалился,Пока его там счастье не созреет.Он в заключенье шлет молитвы к Богу,Чтоб наше предприятье устоялоВ опасном столкновении с врагомИ случаем.

Мобрэ.

Итак, надежды на негоВсе рушились и в дребезги разбились.

(Входит гонец).

Гастингс.

Что нового?

Гонец.

                       На западе от лесаВ одной лишь миле показался враг,Готовый к битве. Судя по пространству,Им занятому, численность егоМогу определить я в тридцать тысяч.

Мобрэ.

Как раз число, что мы предполагали.Итак, вперед, чтоб встретиться с ним в поле.

Архиепископ.

Кто этот вождь в вооруженьи полном,Идущий к нам?

Мобрэ.

                       Лорд Вестморлэнд, как будто.

(Входит Вестморлэнд).

Вестморлэнд.

Привет и пожелание здоровьяШлет генерал наш, принц лорд Джон и герцогЛанкастрский.

Архиепископ.

                       Объясните дружелюбно,Лорд Вестморлэнд, цель вашего прихода.

Вестморлэнд.

Милорд, лишь к вашему преосвященствуОтносится по существу ответ мой.Когда-б мятеж, своей природе верный,Явился в виде низких гнусных полчищПод руководством буйной молодежи,Под знаменем неистовства, со стражейИз уличных мальчишек или нищих, –Когда-б, я говорю, проклятый бунтЯвился к нам в своем природном виде, –Ни вы, святой отец, ни эти лордыСюда-бы не пришли, чтоб мерзкий образ                   восстанья лютого прикрыть своейВысокой честью. Да, милорд епископ,Вы, чей престол гражданским миром крепок,Чьи кудри долгий мир посеребрил,Чьи знанья расцвели под сенью мира,Чьи белые одежды знаменуютНевинность, кротость голубя, дух мира, –Зачем себя перевели вы самиТак плохо с языка любви и мираНа грубое наречие войны?Зачем вы книги превратили в латы,Свои чернила – в кровь и перья в копья,А голос свой, вещавший нам о Боге,В зловещий клич воинственной трубы?

Архиепископ.

Зачем я это сделал? На вопрос вашЯ краткий дам ответ: мы все больны.Излишества разврата довели насДо яростной горячки и должныПодвергнуться мы все кровопусканью.Недугом этим зараженный, умерРичард, последний наш король. Однако,Мой благороднейший лорд Вестморлэнд,Я за врача себя не выдаю.И если я стою в толпе военных,То не как враг заклятый мира. Нет,Я лишь на время принял грозный образ,Чтоб исцелить больные счастьем души,Чтобы очистить тело от завалов,Грозящих засорить каналы жизни.Я выскажусь ясней. Я точно взвесилНа правильных весах то зло, что терпим,И то, что можем причинить восстаньем.И вижу: наше горе тяжелей,Чем наше возмущенье. Нам открылось,Куда течет река времен – и вотПоток бурливый случая насильноИз гавани спокойной нас умчал.Мы перечень составили всех жалоб,Чтоб в должный срок по пунктам их прочесть.Давно мы королю их предлагали,Но не могли внимание привлечь;Чуть захотим обжаловать обиды,Нам преграждают доступ к королюТе люди, от кого обиды терпим.Итак, опасности недавних дней,Которых злая память на землеНачертана еще всем видной кровью,И грустные примеры, что донынеС собой приносит каждая минута,Все это нас заставило облечьсяВ нам чуждые доспехи, не за тем,Чтоб надломить одну хоть ветку мира,Но чтобы вправду мир восстановитьНе только на словах, но и на деле.

Вестморлэнд.

Когда же не был выслушан ваш голос?Чем вас король обидел? Кто из пэровУполномочен был вас оскорблять?Как вы могли скрепить священною печатьюКровавый, беззаконный свиток бунтаИ лезвие восстанья освятить?

Архиепископ.

Я общего нам брата – государство –Хочу считать ответственным за жребийЖестокий моего родного брата.{106}

Вестморлэнд.

Никто не ждет заступничества здесь,А если-б ждал, не вам-бы заступаться.

Мобрэ.

Зачем же не ему и не всем нам,Кто чувствует удары дней минувшихИ страждет от условий наших дней,Когда над нашей честью тяготеетТяжелая, пристрастная рука?

Вестморлэнд.

О, добрый лорд Мобрэ, раскройте связьМеж временем и силой обстоятельств,И станет ясно вам, что не корольВиною ваших бедствий всех, но время.Хоть что до вас касается, не вижу,Чтоб время иль король вам дали почвыОдин вершок для справедливых жалоб.Ведь были восстановлены в правахВы герцога Норфолька, своегоСтоль доблестного – памяти блаженной –Родителя.

Мобрэ.

             Какое упущеньеОтец мой в деле чести совершил,Чтобы ее во мне восстановлять?Король его любил, но под давленьемТогдашних дел был вынужден подвергнутьЕго изгнанью, и за что? КогдаРодитель мой и Генрих БолингброкУже вскочили в седла и уселись,Пришпорив звонко ржавших лошадей,Уставив копья, опустив забрала,Сквозь сталь сверкая пламенем очей,Когда труба уж возвестила бой,Когда никто не свете уж не мог быОтвесть отца от груди Болингброка, –Тогда король на землю бросил жезл.На том жезле висела жизнь его.Себя он бросил на-земь и всех тех,Кто пострадал потом при БолингброкеОт грубого меча и от доноса.

Вестморлэнд.

О, лорд Мобрэ, вы говорите, самиНе зная что. Граф Гирфорд слыл в то времяОдним из лучших в Англии бойцов.Как знать, кому-бы счастье улыбнулось?Но даже победивши, ваш отецИз Ковентри победы не унес-бы,Затем, что вся страна единогласноВыказывала ненависть ему,С любовью же молитвы воссылалисьЗа Гирфорда: его боготворили,Благословляли все и чтили больше,Чем короля. Но это все не к делу.Сюда я послан княжеским вождемУзнать, чем недовольны вы, и вместеСказать, что он вас выслушать согласен.В чем требованья ваши справедливы,Он их исполнит, так что даже мысльИзгладится о вашей неприязни.

Мобрэ.

Он вынужден просить о примиреньи.Им двигает рассчет, а не любовь.

Вестморлэнд.

Мобрэ, так говорит в вас самомненье.Мы не из страха мир вам предлагаем, –Из милости. Взгляните: наше войскоВот на виду у всех. Клянуся честью,Мы слишком все уверены в победе,Чтобы могла возникнуть мысль о страхе.Мы славными богаче именами,Солдаты наши опытней в бою,Оружье не слабей, правее – дело,И разум говорит нам, что мы вправеНе меньше вас храбриться. Полно-ж думать,Что вынуждено наше предложенье.

Мобрэ.

Что до меня, я враг переговоров.

Вестморлэнд.

Вы этим лишь докажете, что самиСвоей вины стыдитесь. Гниль не терпитПрикосновенья.

Гастингс.

                Есть-ли столь большиеУ принца полномочья от отца,Чтоб выслушать условья и скрепитьСогласием своим?

Вестморлэнд.

                Права такиеС названьем генерала неразлучны,И я вопросу праздному дивлюсь.

Архиепископ.

Коль так, милорд, возьмите этот свиток.То перечень главнейших наших жалоб.Когда во всех правах нас восстановят,И всех прикосновенных к предприятьюЗдесь и везде простят в законной форме,И наши все желания исполнят,Мы тотчас же в пределы долга вступимИ мощь свою скуем рукою мира.

Вестморлэнд.

Отдам ваш лист вождю. Итак, милорды,Мы встретимся в виду обоих войск.Там кончим мирно, если Бог захочет,Иль к месту брани созовем мечи,Которые решат ее.

Архиепископ.

                Поступим,Как вы, милорд, сказали.

(Вестморлэнд уходит).

Мобрэ.

                          Что-то в сердцеНашептывает мне, что никакиеНе будут прочны мирные условья.

Гастингс.

Не бойтесь. Если мир наш утвердимНа основаньях твердых и широких,Какие мы наметили в условьях, –Скалы гранитной будет он прочней.

Мобрэ.

Но к нам король доверье потеряет.Довольно будет повода пустого,Ничтожной, вздорной, призрачной причины,Чтоб он опять услышал запах бунта.Будь наша верность мученицей долга,Нас на таком провеют резком ветре,Что наша рож не будет тяжелееМякины и от доброго зернаНе отличат дурного.

Архиепископ.

                          Нет, милорд.Заметьте, что король давно усталОт этих мелких и досадных кляуз.Узнал он, что, врага предавши смерти,В наследниках двух новых наживаешь,И потому дощечки записныеОн начисто сотрет, чтоб не шептали                   они воспоминаний о быломИ не увековечивали в мысляхМинувших поражений. Знает он,Что выполоть нельзя все королевство,Как подозрительность его хотела-б.Его враги с друзьями так срослись,Что чуть врага он хочет вырвать с корнем,Как должен вместе расшатать и друга.Похоже государство на женуСварливую, что мужа злит и бесит.Но чуть он руку поднял для удара,Она ему ребенка подставляетИ не дает руке свершить угрозу.

Гастингс.

Ктому-ж, король все розги обломалО прежних оскорбителей и нынеВ орудьях кары терпит недостаток,И мощь его, как львица без когтей,Еще грозит, но растерзать не в силах.

Архиепископ.

Вы правы, мой добрейший лорд маршал.Поверьте, если мудро все устроим,Наш мир, как переломленная кость,Что вновь срослась, прочней, чем прежде, станет.

Мобрэ.

Да будет так. Лорд Вестморлэнд вернулся.

(Входит Вестморлэнд).

Вестморлэнд.

Принц ждет поблизости. Угодно ль вам,Милорды, с ним сойтись на пол-путиМежду обеих армий?

Мобрэ.

                МногочтимыйАрхиепископ Иоркский, первым выСтупайте с Божьей помощью.

Архиепископ.

                   СперваСнесите наш привет. Идем, милорды.

(Уходят).

Сцена II

Другая часть леса.

С одной стороны входят Мобрэ, архиепископ, Гастингс и другие; с другой – принц Джон Ланкастерский, Вестморлэнд, офицеры и свита.

Принц Джон.

Я рад вас встретить здесь, кузен Мобрэ.Привет вам, добрый лорд архиепископ,И вам, лорд Гастингс, как и всем другим.Милорд епископ Иоркский! Видеть васОтрадней было в дни, как ваша пастваНа колокольный зов благоговейноСтекалась слушать ваше толкованьеСвященного писанья, чем теперь,Когда вы тело облекли в железоИ боем барабанным веселитеБунтовщиков презренных, вместо словаИзбравши меч и вместо жизни – смерть.Как много мог-бы натворить несчастийТот, кто, в душе монарха утвердясь,В его любви созрев, как в свете солнца,Вдруг вздумал-бы, таясь в тени величья,Во зло употребить его доверье.Подобное, о лорд архиепископ,Случилось с вами. Кто из нас не слышалО глубине познаний ваших в книгахБожественных? Для нас всегда вы былиОратором парламента Господня,Для нас вы были гласом божества,Провидцем и посредником духовнымМеж благодатной святостью небесИ нашими ничтожными делами.Кто-б верить мог, что вы употребитеВо зло святыню сана своего,Воспользуетесь благодатью неба,Как пользуется лживый временщикВ делах бесчестных именем монарха?О Господе ревнуя, отвратилиВы подданных от моего отца,Кто заместитель Бога в государстве,Заставили нарушить Божий мир,И вместе королевский.

Архиепископ.

                          Добрый лордЛанкастерский, я здесь не оттого,Что мир хочу с отцом нарушить вашим,Но оттого, – как лорду ВестморлэндуСказал и как само собой понятно, –Что смуты наших дней нас заставляютИскать спасенья в средствах самых крайних.Я вашему высочеству послалПодробнейшую роспись наших жалоб,Отвергнутых с презреньем при дворе,Что породило гидру этой распри.Но гидры злобный взор вы усыпите,Законные исполнив наши просьбы,И послушанье, сбросив гнет безумья,Падет к стопам величества покорно.

Мобрэ.

А если нет, готовы испытатьМы счастье до последнего солдата.

Гастингс.

И если все падем, за наше делоДрузья восстанут наши; те погибнут,Вослед придут другие. ПораженьеРодит удачу. К сыну от отцаПередаваться будет распря,Покуда будет Англия рождатьЛюдские поколения.

Принц Джон.

                Лорд Гастингс,Вы слишком слабы, слишком близоруки,Чтоб глубину грядущего провидеть.

Вестморлэнд.

Угодно ль вашей милости ответить,Какие вы их приняли условья?

Принц Джон.

Я все их принял, все их одобряю.И королевской кровью вам клянусь,Что были истолкованы превратноНамерения моего отца,Что слишком вольно лица из придворныхРаспоряжались мыслями егоИ властью. Клянусь душой, исполнимНемедленно все требованья ваши.Так не хотите ль распустить войска,Чтоб разошлись по графствам. Мы же сами,Посередине стоя между армий,Обнимемся и выпьем дружелюбно,Чтоб взоры всех запечатлели образЛюбви воскресшей нашей и приязни.

Архиепископ.

Мне служит ваше княжеское словоПорукой в исполненьи наших просьб.

Принц Джон.

Даю вам слово и его сдержу.Позвольте-ж, ваша милость, с вами выпить.

Гастингс (к офицеру).

Ступайте, капитан, и объявитеПо войску весть о заключеньи мира.Пусть плату всем вручат и по домам.Им, знаю, улыбнется это. Живо.

(Офицер уходит).

Архиепископ.

Лорд Вестморлэнд, за ваше пью здоровье.

Вестморлэнд.

Я отвечаю тем же. Если-б вашеПреосвященство знали, сколько яТруда потратил, чтобы мир устроить,Вы пили-б с легким сердцем. Впрочем, вскореМоя любовь к вам скажется ясней.

Архиепископ.

Не сомневаюсь в этом.

Вестморлэнд.

                          Рад сердечно.Здоровье ваше, мой кузен любезный,Милорд Мобрэ.

Мобрэ.

      Желанье ваше кстати:Мне что-то нездоровится внезапно.

Архиепископ.

Перед бедою люди веселятся,А пред удачей их томит тоска.

Вестморлэнд.

Коль так, кузен, на жизнь глядите бодро.Сегодня дождь, а завтра будет вёдро.

Архиепископ.

Поверьте, у меня в душе светло.

Мобрэ.

Коль верно ваше правило – тем хуже.

(За сценой радостные возгласы).

Принц Джон.

Раздалось слово: мир! Чу! Как ликуют.

Мобрэ.

Отрадно-б слушать эти клики послеПобеды.

Архиепископ.

   Добрый мир сродни победе.Тут обе стороны побеждены,Хоть ни одна не понесла урона.

Принц Джон.

Лорд Вестморлэнд, ступайте распуститеИ наше войско. (Вестморлэнд уходит).                       А теперь, милорды,Благоволите провести пред намиСвои войска, чтоб мы узнали, с кемИзбегли столкновения.

Архиепископ.

                Лорд Гастингс,Скажите им, пусть мимо нас пройдут,Пред тем как разойтись.

(Гастингс уходит).

Принц Джон.

         Надеюсь, лорды,Что эту ночь мы вместе проведем.

(Возвращается Вестморлэнд).

Что это значит, лорд? Недвижны нашиСтоят войска.

Вестморлэнд.

                       Начальники отрядов,От вас самих имея приказаньеСтоять на месте, двинутся не раньше,Чем свой приказ отмените вы лично.

Принц Джон.

Они свои обязанности знают.

(Гастингс возвращается).

Гастингс.

Милорд, уж наше войско разбрелось,На север мчатся, юг, восток и запад,Как юные волы из под ярма,Как школьники, окончивши ученье,Стремятся, кто на игры, кто домой.

Вестморлэнд.

Лорд Гастингс, ты пришел с отличной вестью.В награду за нее я арестуюТебя, крамольника, по обвиненьюВ измене государственной. Вас также,Милорд епископ и милорд Мобрэ,Обоих за измену арестую.

Мобрэ.

Как справедлив, как честен ваш поступок!

Вестморлэнд.

Ваш заговор честнее?

Архиепископ.

                НеужелиНарушите вы данное нам слово?

Принц Джон.

Тебе не обещал я ничего.Я слово дал исправить беззаконьяПо вашим жалобам. Клянуся честью,Что слово то сдержу по христиански.Но что до вас, предатели, то ждитеРасплаты должной за свои дела.На гибель ты повел свои дружины,Собрав и распустив их без причины.Преследуйте же сволочь по пятам, –Не мы, Господь с небес сразил их сам.И пусть ведут виновников раздораНа плаху – ложе смерти и позора.

(Уходят).

Сцена III

Другая часть леса.

Стычки. Встречаются Фальстаф и Кольвиль.

Фальстаф. Ваше имя, сэр, какого вы звания, из какого места?

Кольвиль. Я – рыцарь, сэр. Зовут меня Кольвилем из долины.

Фальстаф. Хорошо. Имя ваше Кольвиль, звание рыцарь, и местожительство – долина. Кольвиль останется вашим именем, но ваше звание отныне – изменник, и местожительством вам будет тюрьма. Место это тоже достаточно глубокое, так что вы попрежнему будете Кольвилем из долины.

Кольвиль. Не вы ли сэр Джон Фальстаф?

Фальстаф. Кто бы я ни был, я человек, стоющий его. Что ж, сдаетесь вы сэр, или мне придется потеть из-за вас? Если так, то капли моего пота станут слезами ваших близких, оплакивающих вашу смерть, поэтому разбудите в себе страх и трепет, и молите меня о пощаде.