Темные силы

У этого стола сидела молодая девушка в темном, скромном платье, наклонившись над шитьем.

Когда вошел Саша Николаич, она подняла голову. Этого было достаточно, чтобы сразу все переменилось, и Саша Николаич сейчас же решил – будь что будет, а комнату он оставит за собою.

Такой красоты он никогда не видал. Таких черных густых волос ни у кого не было; больших, задумчивых, бархатных, темных, как агат, глаз – тоже. Это была строгая, холодная красота с правильными чертами, поражающая с первого взгляда.

Беспалов шаркнул ножкой, хихикнул и, щуря глазки, проговорил Саше Николаичу:

– Это-с моя воспитанница Маня… Будьте знакомы…

Он уже подметил, какое впечатление произвела его воспитанница на молодого человека, и ясно было, что он именно рассчитывал на это впечатление, настаивая на том, чтобы Саша Николаич вошел в столовую.

Глава V

– А это – мой сын Виталий, – представил он сидевшего в углу длинного юношу, которого Саша Николаич не заметил при входе.

Юноша встал, вытянулся и поклонился, но не по направлению к гостю, а несколько в сторону.

– Он слепой, – пояснил Беспалов. – Садитесь, пожалуйста.

Саша Николаич сел, не заставляя себя просить вторично.

Ему, конечно, хотелось побыть в обществе замечательно красивой девушки, приглядеться к ней и проверить, действительно ли она так хороша, как кажется первого взгляда.

– Так сколько стоит комната за месяц? – спросил он, обращаясь к Беспалову.

– Вы хотите помесячно? – спросил тот, нахмурив брови и сделав серьезное лицо.

– Да мне все равно – тут срок не играет роли; угодно вам, так на год…

– На год? И со столом?

– Что ж, пусть будет со столом…

– Да, если со столом…

Беспалов предлагал эти вопросы, а сам обдумывал, сколько ему спросить с этого, по-видимому, совсем неопытного молодого человека.

Он уже видел, что обыкновенную цену возможно увеличить до необыкновенной, но прикидывал только размеры последней, чтобы вышло не слишком много и не слишком мало.

– Вот что я с вас возьму, – наконец решил он, – со столом и услугами, словом, на всем готовом сорок пять рублей в месяц…

Он выговорил это и остановился. Маня как будто вздрогнула и взглянула на Беспалова.

По тогдашнему времени эта цена была очень высокой. Самое большее, на что они могли рассчитывать, это двадцать рублей, которых и то было за глаза, а тут вдруг сразу – сорок пять.

Сам Беспалов словно смутился и, потупившись, умолк, стараясь поскорее придумать какой-нибудь почетный предлог для отступления.

Но Саша Николаич ничуть не был смущен. Привыкнув проживать тысячу рублей в месяц, он даже никак не ожидал, что можно устроиться на всем готовом всего за сорок пять… Для него это было приятное открытие. В порядочном ресторане пообедать вдвоем стоит почти столько же, а тут – и стол, и помещение.

– Я согласен, – заявил он, – комнату оставьте за мной. Угодно вам получить задаток?

Беспалов просиял.

– Позвольте, я сию минуту расписочку, – заторопился он. – Очень приятно… Какой угодно размер задатка?

Саша Николаич улыбнулся и ответил:

– Да все равно! Ну двадцать рублей. Довольно?

– Вполне! – подхватил Беспалов. – Очень приятно… На двадцать рублей…

Красавица Маня и по ближайшем, так сказать, рассмотрении, не только не потеряла, но, напротив, выигрывала. Чем больше всматривался в нее Саша Николаич, тем больше она ему нравилась. Всматривался он осторожно, уголком глаза и был уверен, что это никому не заметно.

Наняв не торгуясь комнату, он умышленно ограничился с Беспаловым деловым разговором, чтобы показать молодой девушке, что вовсе не желает навязывать ей свое знакомство.

Вручив задаток и получив расписку, Саша Николаич раскланялся, причем отвесил Мане самый изысканный поклон.

Она ему ответила простым и милым кивком головы, без всякого жеманства, так свободно, как могла это сделать только очень хорошо воспитанная девушка.

Вообще Саша Николаич должен был убедиться, что в Мане не было ничего мещанского, несмотря на всю мещанскую обстановку, окружавшую девушку.

Беспалов проводил Сашу Николаича до входной двери и даже голову высунул на улицу, а затем, вернувшись в столовую, широко расставил руки, притопнул и повернулся полным оборотом, распустив полы халата по воздуху.

– Какова штучка?! – произнес он, прищелкнув пальцами. – Всю жизнь можно сказать не везло и вдруг такой сюрприз! Теперь, – обернулся он к молодой девушке, – вам одно могу сказать, сударыня, не зевай!!

Маня взглянула на него, не подымая головы, и продолжала шить.

Беспалов снова расставил руки, но на этот раз не повернулся, а присел.

– Не желаете удостоить ответом? «И без тебя, мол, все знаю и понимаю!» Даром, что смиренный вид на себя напустили, будто шитью всецело преданы, а на самом деле все видели!

Маня наморщила брови, недовольным движением передвинула шитье на коленях и проговорила:

– Да будет вам!

– Нет-с, не будет! – подхватил Беспалов. – Сорок пять рублей в месяц, и это не торгуясь! А глазами-то, глазами-то так и косит на тебя! И я прямо говорю тебе, Маня, не зевай! Он человек, видимо, высшего круга – и манеры, и осанка, и прочее… Связи, видимо, в высших слоях… Карьера, не нам чета!.. Залетит высоко! А ты за него вовремя уцепись, чтобы он и тебя потянул, а упустишь время – потом не достанешь!

– Я одного не понимаю, – остановила его Маня, – зачем вы назвали меня воспитанницей?

Беспалов повертел пальцами у себя передо лбом.

– Потому, сударыня, что у меня игра ума и сообразительность: скажи я ему, что вы – моя дочь, да, может, он бы и внимания на нас не обратил! Потому к вашей внешности такой отец, как я, вовсе не подходит! Ну а воспитанница на воображение действует! И сейчас же сочувствие… Бедная, дескать, девушка, вероятно, страдает, а, Бог ее знает, может она и графского происхождения!

– Да ведь все это неправда!

– А вы попробуйте, проживите правдой!.. Да уж будто вы и сами такая правдивая?!

– Неправда, которая может быть легко раскрыта! – договорила Маня.

– Ну улита едет, когда-то будет! – протянул Беспалов. – А пока что двадцать рублей задатка в наличии и сорок пять рублей ежемесячно в будущем! Я полагаю, что у него и теперь должны быть средства хорошие!

– Отчего это вы полагаете? – вдруг спросил слепой из своего угла. – По-моему, он нищий!

– То есть как это нищий? – рассердился Беспалов.

– Да кто же с хорошими средствами станет сорок пять рублей в месяц за комнату платить?.. Один мизер! – проговорил он тягуче глухим голосом и снова погрузился в свои думы.

Беспалов махнул на него рукой и стал выбивать трубку о подоконник.

Глава VI

У Агапита Абрамовича Крыжицкого, господина появившегося перед Сашей Николаичем в ресторане и оставившего свою карточку, на которую тот даже не обратил внимания, собрались гости. Их было шестеро; сам хозяин был седьмой.

Казалось, явились они в довольно скромную и в всяком случае обыкновенную квартиру Крыжицкого просто для того, чтобы провести свободное время без всякой определенной цели.

Между тем это только казалось.

Хотя ни комната, служившая, по-видимому, кабинетом – так как в ней был круглый письменный стол – ни обстановка не должны были соответствовать ничему таинственному или загадочному, но на самом деле у Крыжицкого собрание вышло не совсем заурядным.

Сначала он и его гости сидели и разговаривали о совершенно незначительных вещах, как могут разговаривать только добрые приятели. Но это продолжалось до тех пор, пока к ним не присоединился восьмой, которого они, очевидно, ожидали.

Этот восьмой вошел, ответил общим поклоном на приветствие поднявшихся ему навстречу остальных и сел, не ожидая приглашения, у круглого стола, где были приготовлены бумага, чернила и очиненные перья. Он отодвинул бумагу, вынул из кармана белую кокарду и приколол ее к отвороту своего фрака.

Остальные семь сделали то же самое, только кокарды у них были иного цвета: красная, фиолетовая, синяя, голубая, зеленая, желтая, оранжевая.

У Крыжицкого была желтая.

Главным, как бы председателем, тут был не Крыжицкий, хотя собрались у него, а вот этот, с белой кокардой, пришедший позже всех.

И по росту, и по осанке он выделялся среди них: высокий, стройный, худой, он был уже не молод, насколько можно было судить по его длинным, закинутым назад вьющимся седым волосам. На его лице складками лежали морщины, и только выпуклые черные глаза блестели особенно ярким, несвойственным старости блеском.

Остальные семь человек, нацепив кокарды, особенного подобострастия перед председателем не выказали. Они остались в тех же совершенно непринужденных позах, в каких были раньше. Один даже совершенно развязно обернулся и спросил:

– Ну что, есть известия из Крыма?

Председатель отрицательно покачал головой и ответил:

– Никаких!

– Да что она там, забыла о нас, что ли?

– Экий ты… – стал возражать Крыжицкий, – разве близок свет Крым?! Пока оттуда придет что-нибудь!

– Ну а что этот молодой человек? – обратился к нему председатель.

– Николаев? – переспросил Крыжицкий.

– Да.

– Еще не являлся. Моей визитной карточки тогда, в ресторане, он так и не тронул на столе и даже не прочел моего адреса.

– Надо было все-таки дать ему знать; нельзя ни в коем случае упустить его!

– Я взял его на себя, – успокоил Крыжицкий, – так уж и сделаю все, что нужно. Надо дать ему время почувствовать свое новое положение.

– А где он теперь?

– Нанял комнату у одного чиновника и переехал туда.

– Ну так ты следи за ним, – сказал председатель и, сочтя разговор о молодом человеке законченным, достал из кармана довольно увесистый кошелек и сказал:

– Получена ассигновка из Франции!

Лица у присутствующих посветлели. Один Крыжицкий совершенно равнодушно глядел на то, как председатель раздвигал кольца кошелька и доставал оттуда золотые монеты, блестевшие при свете яркой масляной лампы.

Председатель разложил монеты на семь равных стопок и показал на них: получайте, дескать.

– Надо отдать справедливость, – заметил член этой компании с голубой кокардой, – счет в Париже ведут добросовестно!

– Лишь бы быть здоровым! – улыбнулся другой, пряча деньги в карман.

– А у меня есть новость, – сказал третий, у которого была красная кокарда. – Не знаю только, можно ли будет тут сделать что-нибудь?!

– Говори, а там посмотрим! – остановили его.

– Дело в том, что существует графиня Савищева!

– Ее сын – приятель с моим Николаевым! – вставил Крыжицкий. Он уже называл Сашу Николаича «своим».

– Ну так вот у этой графини, – продолжал начавший разговор, – состояние от умершего мужа, и оно, по завещанию, перешло к ней. Но в этом завещании есть один прелюбопытный пункт: там сказано, что графиня может пользоваться и распоряжаться наследством как собственностью до тех пор, пока она носит фамилию Савищевой. Это муж сделал для того, чтобы она не вышла замуж после его смерти.

– Имение у него, значит, было благоприобретенное, а не родовое, раз он мог оставить его жене, а не сыну? – спросил Крыжицкий.

– Родовое имение у него было пустячное: маленькие земли в Тверской губернии; они перешли к сыну, а деньги у него были благоприобретенные и положены в банк, так что вдова их тронуть не может, а наследство состоит в процентах.

– Много?

– Да, в банке лежит миллион.

– Неужели миллион? Откуда же граф благоприобрел его?

– На его имя казенные подряды давались.

– Ты изучил это дело или только намереваешься приняться за него? – остановил говорившего председатель.

– Нет, изучил до некоторой степени, в подробностях! – подхватил тот.

– И убедился, что одному тебе нечего делать тут, потому решил поделиться с нами своими сведениями? – спокойно проговорил председатель.

– Нет, отчего же! – стал оправдываться человек с красной кокардой, – Я бы все равно сообщил.

Но председатель, видимо, хорошо знал, что говорил.

– Вот видишь ли! – усмехнулся он. – Дело с наследством графини Савищевой слишком интересно для всех нас, чтобы мы, со своей стороны, не следили за ним. И я знаю, что и Синий, и Зеленый, и Голубой тоже знакомы с ним немного.

Перечисленные при этих словах неожиданно смутились и потупились. Они, действительно, каждый отдельно, думая, что делает это в полной тайне, намеревались воспользоваться выгодным, на их взгляд, делом…

Глава VII

– Ну что же, значит я не один! – проговорил Красный. – Но только я и подозревать не мог, что еще трое заняты тем же делом!

– Так же, как и они не подозревали, – сказал председатель, – что дело известно еще кому-нибудь, кроме них, а главное, что ваши розыски известны и мне!

Синий кивнул головой и, как бы желая играть в открытую, прищелкнул языком и протянул:

– М-м-да!

Голубой ничего не возразил, а Зеленый начал было отнекиваться.

– Всего третьего дня, – остановил его председатель, – ты рассматривал духовное завещание графа Савищева у нотариуса.

– Ну, и больше ничего! – возразил Зеленый. – Больше я ничего не знаю.

– Хотя этого вполне достаточно для начала дела, – перебил его председатель, не церемонившийся в своем разговоре. – Этот миллион должен попасть к нам сообща, одному тут не справиться! Ну, говори, – обратился он к Синему, – что ты знаешь о графе Савищеве и графине и что ты думаешь об этом деле?

– Я думаю, – начал Синий, – что если бы нашлась возможность к тому, что графиня Савищева изменила свою фамилию, то это был бы большой шаг вперед.

– Ты что же, хочешь выдать старуху замуж? – насмешливо вставил Зеленый.

– Нет, есть иной способ!..

– Какой же?

– А хотя бы добиться задним числом расторжения брака ее с графом, то есть признать ее брак незаконным! Граф-завещатель не предвидел этого случая, между тем если брак будет расторгнут, графиня лишится фамилии и по букве завещания должна будет лишиться и наследства.

– Но тогда оно перейдет к его сыну!

– Ты поглупел! – возразил Синий. – Если брак будет расторгнут, значит и сын тоже будет незаконным и наследовать ничего не сможет, а наследство должно будет перейти в руки дочери брата графа Савищева, который тоже умер, и его дочь – единственная наследница. Где она теперь – неизвестно, но, очевидно именно в силу этой своей неизвестности, ее обстоятельства не блестящи и ее можно будет склонить к послушанию. Надо будет только найти ее.

– Ну, а главное-то? – спросил Крыжицкий. – Есть хоть какая-нибудь возможность самый-то брак объявить незаконным?

– На этот счет у меня уже составился план, – подхватил Синий. – Впрочем, может быть, мы сообща придумаем что-нибудь лучше!

– Придумывать тут нечего! – остановил председатель, – И никакие измышления не нужны. Дело в том, что в метрическом свидетельстве, по которому венчалась графиня, ее годы уменьшены на пять лет. Это ее маменька смастерила, чтобы скрыть года дочери и выдать, что она моложе, чем на самом деле; этого будет достаточно, если иметь в руках метрическое свидетельство – на нем сделана подчистка. С хорошими деньгами это можно будет оборудовать.

– Да нам все уже известно! – воскликнул Красный. – У вас уже все дело как на ладони!

– Как видишь! – усмехнулся опять председатель. – И напрасно ты терял время, чтобы производить розыски по нему.

– Теперь, значит, прежде всего, – проговорил Крыжицкий, – надобно достать подчищенную бумагу, метрическое свидетельство, а затем найти наследниц. Есть хоть какие-нибудь указания, где она?

Председатель отрицательно покачал головой и ответил:

– Никаких.

– Тогда надо их найти! – решительно произнес Оранжевый, молчавший до сих пор.

– Надо их найти! – повторил председатель. – И этим займитесь вы! А добыть метрическое свидетельство мы поручим Желтому; пусть он это сделает.

– К сожалению, я с ней не знаком и она меня не знает! – сказал Крыжицкий, у которого была желтая кокарда.

Председатель пожал плечами и спокойно произнес:

– Ты пойдешь к ней и заинтересуешь ее делом оберландовского наследства, скажешь, что она якобы может получить его, а когда войдешь с ней в сношения, добьешься того, что она передаст тебе свои документы для хлопот по этому наследству.

Крыжицкий молча наклонил голову в знак согласия и того, что он понял все и в дальнейших указаниях не нуждается.

– Ну, – заключил председатель, – на этот раз довольно! Соберемся опять через месяц, на этот месяц работы всем хватит; надо поретивее взяться за это дело, а то мы уже давно не предпринимали ничего крупного, даже перед Парижем и Крымом стыдно. Так надо, чтобы через месяц все было налажено!

И с этими словами он встал, кивнул всем головой и вышел.

– Надо отдать ему справедливость: ловок! – подмигнул вслед ушедшему председателю Красный.

– Н-да-а! Этого не надуешь!.. Все знает! – согласился Синий, отстегивая свою кокарду и пряча ее в карман.

Остальные тоже сняли свои кокарды, спрятали их и опять стали обыкновенными людьми, гостями Крыжицкого.

И Крыжицкий, которого они опять стали называть Агапитом Абрамовичем, как добрый хозяин, пригласил их в столовую закусить чем Бог послал.

Глава VIII

Эти люди, собравшиеся у Агапита Абрамовича под видом гостей на тайное заседание, очевидно, принадлежали к одному из секретных обществ, которых было много в начале XIX столетия во времена процветания масонства и всяких братств, преследовавших по своим статутам более или менее возвышенные цели.

Однако общество, собравшееся у Крыжицкого, возвышенных целей не преследовало, а напротив: задачи у него были самого прозаического свойства; то есть материальные блага, или, попросту, обогащение.

Наряду с масонами, розенкрейцерами, магами, перфекционистами[1] в начале девятнадцатого века в Европе суще ствовало и общество «Восстановления прав обездоленных».

Под сенью этого настолько пышного названия действовали люди, отыскивавшие действительно обездоленных наследников с тем, чтобы помочь им в получении следуемых им по закону или по завещанию состояний от родственников, умерших ранее. Это общество поначалу было организовано по образцу мистических тайных союзов с известной иерархией, посвящениями, разделением на степени, совершением обрядов – и в первые годы своего существования оно искренне помогало только действительно обездоленным, само пользуясь скромным процентом.

Однако этот процент быстро увеличился, и члены общества «Восстановления прав обездоленных» стали, главным образом, заботиться о себе и собственных выгодах.

Они уже не отыскивали лишенных наследства или состояния по несправедливости, чтобы восстановить их права, а старались прежде всего найти богатые спорные наследства и сделать так, чтобы львиная часть пришлась на их долю, а якобы облагодетельствованные ими наследники получили крохи.

Приемы, которые они употребляли для этого, не всегда можно было одобрить с точки зрения даже снисходительной морали.

Но были ли это прямые наследники?

Нет, с юридической стороны они были неуязвимы и стояли на почве самого строгого закона, обделывали свои дела так, что к ним нельзя было придраться.

Они пользовались огромными связями и огромными капиталами.

Главари, направлявшие «рабочих» всего общества, находились в Париже, где и зародилось самое общество на почве запутанных юридических отношений, созданных французской революцией, в особенности в области наследственных прав.

Отделения и агенты союза были повсюду, между прочим, и в России.

У Крыжицкого было именно сборище вожаков, действовавших в Петербурге.

Единственным, что осталось от прежней обрядовой стороны, были кокарды и разделение вожаков и стоявших за каждым из них агентов по цветам.

На другой же день после заседания Крыжицкий отправился по порученному ему делу.

Самой графини Савищевой он не знал, но о ее сыне имел понятие и решил, что в данном случае лучше всего действовать через него. Вопрос только состоял в том, ехать ли прямо к Савищеву на дом или постараться встретиться с ним на нейтральной почве, как бы случайно, в театре или в ресторане.

Однако нейтральная почва была очень неопределенна и во всяком случае ее нельзя было использовать сейчас.

Агапит Абрамович решился ехать на дом. Он оделся с изысканностью и, вместе с тем, строгостью, которую всегда соблюдал в своем костюме, и, сев в карету (она у него была собственная), отправился к молодому графу.

Он застал его, как и рассчитывал, только что поднявшимся с постели, за утренним кофе.

Крыжицкий велел сказать о себе, что он приехал по важному делу, и Савищев принял его, немножко удивившись; какое это отыскалось важное дело, которое могло касаться его; он всю свою жизнь привык бездельничать.

Крыжицкий, зная, как разговаривает важное лицо с подобными графу молодыми людьми, вошел и довольно развязно раскланялся, хотя заговорил очень вкрадчиво и почтительно:

– Я вам приехал представиться, граф, по очень важному делу; оно вам может дать огромные средства, кроме тех, которые вы имеете.

Савищев поднял брови и отодвинул от себя лежавшие на подносе нераспечатанные записочки и конверты с пригласительными билетами, которые он каждый день получал по утрам по своему положению видного молодого человека, выезжающего в свет.

Слова Крыжицкого заинтересовали его больше, чем эти записочки.

– Вы говорите, громадные средства? – переспросил он.

– Да, граф. Есть данные и очень серьезные, по которым вашей матушке с уверенностью может достаться оберландовское наследство…

– Да неужели? – воскликнул Савищев с оживившимся лицом.

Об оберландовском наследстве было тогда известно в петербургском обществе и оно даже как бы вошло в поговорку. Когда хотели дать шутливое обещание, то говорили: «Я это сделаю, когда получу оберландовское наследство».

Лет сорок тому назад умер в Пруссии последний барон Оберланд, не оставив по себе прямых наследников. Добросовестные немцы стали разыскивать наследников косвенных и допытались, что потомство баронов Оберландов в Германии прекратилось и что оно может существовать только в России, куда один из баронов с этой фамилией переехал на службу к Петру Великому. Это стало известно в петербургском обществе и вскружило несколько мечтательных голов, которые соблазнились перспективой: а не достанется ли им неожиданное богатство?

Надо отдать справедливость Савищеву, что он никогда ранее не мечтал о возможности своего родства с Оберландами и обычно смеялся над теми, которые пытались отыскать это родство для себя.

Но теперь, когда совершенно незнакомый ему, но, по-видимому, солидный человек, подал ему эту мысль, то он в первую минуту подумал, что вдруг это и на самом деле может быть.

– А есть ли оно на самом деле, это наследство? – спросил он.

– Есть, – уверенно подхватил его слова Крыжицкий, – об этом было сообщение в «Санкт-Петербургских ведомостях»[2] в 1797 году с правом поиска наследников. – Он достал из портфеля старый номер «Санкт-Петербургских ведомостей» и показал его графу.

Тот прочел объявление и оно показалось ему почему-то очень убедительным.

– Так какие же данные вы имеете относительно меня? – спросил он.

– Относительно вашей матушки! – поправил его Крыжицкий.

– Ну, все равно, относительно моей матушки…

– Дело в том, что до сих пор в России искали баронов Оберланд по мужской линии, но оказалось, что по этой линии их нет. По женской же ваша матушка, рожденная Дюплон, ведет прямое происхождение от баронов Оберландов и прямо от Карла Оберланда, служившего в России при Петре Первом. У него был сын, женатый на Доротее Менден; от этого брака родилась дочь, вышедшая замуж за Дюплона.

– Вы это знаете наверное? – обрадовался Савищев, все более увлекаясь.

– Надо теперь доказать родственную связь вашей матушки с этим Дюплоном – и тогда наследство ваше.

Савищев задумался и потом, вдруг вскинув голову, произнес:

– Нет, этого не может быть.

– Отчего же?

– Оттого, что это было бы слишком хорошо!

– Вот два слова, – улыбнулся Крыжицкий, – которые не идут вместе! Уж если хорошо, то это не может быть слишком!..

– А скажите, пожалуйста, – вдруг сообразив и сейчас же изменив тон, протянул Савищев, – сколько эта история может стоить?

– То есть хлопоты по наследству?

– Да, хлопоты.

– Ну, это подробность, о которой можно будет сговориться. Уплата по получении наследства, а до тех пор никаких расходов с вашей стороны не потребуется.

Это окончательно убедило Савищева, и его разговор с Крыжицким закончился тем, что он обо всем обещал переговорить с матерью.

Агапиту Абрамовичу только этого и было нужно.

Глава IX

Условились, что Крыжицкий приедет на другой день в два часа, к тому времени, когда старая графиня имела обыкновение выходить из своей уборной.