Драгоценности Жозефины

Борис Яковлевич достиг того уровня, когда на работу можно приходить под настроение и находиться там исключительно ради собственного удовольствия. Его просторный кабинет большую часть времени пустовал, потому что сидеть на месте Малевский не любил. Он предпочитал ездить на всевозможные презентации, семинары, банкеты, где обсуждались последние новости и сплетни, бывать на совещаниях. Последнее относилось к его обязанностям, но Борис Яковлевич мог себе позволить от их выполнения уклониться. Высокий, неторопливый, породистый мужчина с благородной сединой на лысеющей голове смотрел на Анатолия Шубина сквозь очки в дорогой оправе с плохо скрываемым превосходством. С людьми, вроде простых оперов, господина Малевского жизнь не сталкивала, поэтому они были для него кем-то вроде героев газетных репортажей под заголовком «Городская хроника» – умом он понимал, что они не персонажи, а живые люди, только из параллельного для него мира, который остался за его плечами вместе с ушедшей молодостью, авиабилетами эконом-класса, отдыхом в Египте, коньяком трехлетней выдержки и продуктами из обычного гастронома. Он сократил до минимума контакты с простым народом, к коему относил всех с достатком ниже своего. Исключение составляли государственные структуры, куда иногда приходилось обращаться. Например, в ОВИР или в налоговую инспекцию. Малевский воспринимал присутствующую там толпу как неизбежность и покорно сидел в очереди, не спорил, не вступал в перепалку, куда его пытались втянуть измученные жизнью склочные граждане. Он был выше них всех, хоть и находился рядом на одинаковых правах. Потому что он – элита и должен держаться соответственно. Поэтому теперь, когда представитель госструктуры явился к нему сам, Борис Яковлевич со смирением приготовился отвечать на его вопросы.

Из рассказа Малевского Шубин узнал, что Роман был парнем неглупым, но одного этого для того, чтобы стремительно сделать карьеру, мало. Он обладал еще кое-чем – умением манипулировать людьми, улавливать их настроение, взвешивать силы и, в зависимости от их расстановки, прогибаться самому или прогибать под себя. Черта мерзкая, но если она не выпирает наружу, то помогает многого добиться. Дворянкин держал нос по ветру, и, когда в фирме пошла реструктуризация, он оказался в нужное время в нужном месте. Не случайно, конечно же.

– Были ли у него враги? А пес его знает. Он был скользким как уж, никогда на рожон не лез. С сильными старался уладить конфликты мирным путем, легко шел на компромисс, а на слабых чихать хотел. Их мнение Романа не интересовало, а злопыхательства не волновали.

– А могло так получиться, что Роман недооценил противника? Скажем, посчитал его слабым, а тот оказался сильным, ну и расквитался с ним?

– Нет, – покачал головой Борис Яковлевич – Дворянкин в таких вещах не ошибался, у него чутье на людей было звериным.

Малевский оказался хорошим информатором в деловой области, но в амурной – никаким. А Шубина интересовала и личная жизнь Дворянкина. Даже больше, чем деловая, поскольку искали они в первую очередь все-таки даму. С этим вопросом он направился к всезнающей Але.

Девушка уже умирала от нетерпения, чтобы обсудить с ним сплетни. Бывают такие люди – простые до слез. Они уже через полчаса после знакомства готовы выложить на ладони всю свою жизнь и взамен ждут того же. Легки, открыты, общительны, поэтому знают обо всех все. Или почти все. Аля принадлежала к их числу.

– Поговаривают, что Роман ловелас. Но думаю, что это неправда, – поделилась с капитаном секретом девушка. – Конечно, у него были женщины – как же иначе? Такой видный мужчина, свободный, было бы странно, если бы он монашествовал. Да, на сотрудниц Дворянкин внимание обращал. А если точнее, это они к нему на шею вешались. Особенно Карина из бухгалтерии. Ох уж и оторва она, надо сказать! Дворянкин иногда с ней время проводил, но только иногда, а Карина хотела большего и обижалась.

– Как выглядит Карина? На эту девушку похожа? – Шубин достал фоторобот, сделанный со слов Полины Герасимовны.

– Нет, Карина совсем другая – она чернявенькая и глаза у нее восточные. Она то ли из Армении, то ли из Дагестана, откуда-то с юга.

– Посмотрите внимательно, может, вы эту девушку когда-нибудь видели с Дворянкиным?

– Нет. Не видела, – помотала головой Аля, отодвигая женский портрет в сторону. – Хотя…

– Что хотя?

– Нет, ничего. Просто подумалось.

– Что вам подумалось?

– Да так, – неопределенно ответила девушка, выдерживая паузу прежде, чем выдать информацию. – В общем, она на Таню Климушкину чем-то похожа. Таня Климушкина – наш дизайнер. Но точно не она. Это сто процентов.

– Почему вы так уверены?

– Ну… Видели бы вы нашу Таню! Серая мышка. Даже не мышка, а… – девушка задумалась, подбирая эпитеты, – в общем, Таня странная – непонятно, какого она рода. Ходит вечно в джинсах и толстовке, вместо дамской сумочки носит рюкзак, челка трупиком лежит – даром что длинная, хоть бы уложила как следует; очки у нее тоже – ни то ни се – унисекс, на ногах какие-то мокроступы – никогда ее в туфлях на каблуках не видела. Про косметику я уже молчу – похоже, Таня вообще не знает, что это такое. Разве что ногти красит. Что есть то есть – за ногтями она следит. Но одного маникюра-то мало! Роман любил, чтобы девушка была похожа на девушку, а не на пацана, – платья чтобы носила, каблучки. АТаня… У нее и походка неженская – на нее со спины посмотришь и за парня примешь. Не-е-ет, Климушкина абсолютно не в его вкусе.

– Любопытно взглянуть на вашу Климушкину. Как ее можно найти?

– Она в здании через дорогу, в отделе на третьем этаже сидит. Сейчас уточню, не на объекте ли она. А то дизайнеры иногда у нас выезжают на объекты. – Аля защелкала мышью, потом позвонила по телефону, с кем-то поговорила, затем подняла глаза на Анатолия и с сожалением в голосе произнесла:

– Вы знаете, Климушкина с понедельника в отпуске. Я могу дать ее координаты.

– Давайте.

Какое совпадение – в отпуске. Она, поди, уже границу пересекла, отметил про себя Шубин.

Климушкина Татьяна Николаевна, двадцать восемь лет, ландшафтный дизайнер, в «Зеленом береге» работает второй год, адрес регистрации, адрес фактического проживания… – прочитал Анатолий досье, полученное в отделе кадров.

Действительно, сходство есть, отметил он про себя, глядя на фотокарточку Татьяны в личном деле. С фото смотрела миловидная девушка, совершенно не похожая на серую мышь и уж тем более на существо непонятного пола, как сказала Аля. Но фото на документе – оно и есть фото на документе, на нем человек редко когда бывает похожим на себя. Неплохо было бы узнать поподробней о потенциальной подозреваемой, и он задал Але очередной вопрос:

– А вообще как она по характеру, чем увлекается, с кем дружит?

– Точно не со мной. Мы с ней общаемся на уровне «привет – пока». И то я ее в большей степени знаю, чем она меня. Потому что все сотрудники мимо меня проходят, некоторые приказы, документы через меня оформляются и передаются – так сведения и накапливаются. Характер, как мне кажется, у Климушкиной непростой. Несмотря на то что она выглядит как пацан, внутри у нее засела хорошая стервочка.

– Это почему вы так думаете?

– Есть такая примета: хочешь узнать, кто в рабочем коллективе скрытый лидер, посмотри, у кого пульт от кондиционера. Так вот, пульт всегда у Климушкиной, а в комнате вместе с ней, между прочим, еще десять человек сидят. Чувствуете, какая штучка! И еще… была одна история, – секретарь сделала очередную интригующую паузу, которая, как показалось капитану, сильно затянулась.

– Какая история?

– Вообще-то она не на моих глазах произошла, мне рассказали…

– И что же вам рассказали? – вытягивал каждое слово Шубин. Аля прекрасно умела создавать интриги.

– Когда Таня у нас появилась, ее направили в отдел, которым руководил Рыбкин. Рыбкин был неплохим, но своеобразным шефом, манеру руководства которого нужно было принять как данность, а кто не принимал, тот уходил. Они с Климушкиной сразу не сработались, и все думали, что придется искать другого дизайнера. Обычно, когда в паре «начальник – подчиненный» происходят трения – неважно, из-за кого, – увольняют подчиненного. А тут уволили Рыбкина. Представляете?! И ведь Климушкина не писала кляузы, не саботировала, но каким-то образом его выжила. Говорят, она умеет делать гадости таким образом, что не подкопаешься. Например, вылила на Рыбкина чашку кофе. В офисе при всех. И ей за это ничего не было! А что ей будет, если она это сделала не нарочно? Якобы Рыбкин выходил из комнаты, Климушкина входила с чашкой. Таня не упустила случая и от души окатила начальника. Кофе был горячим, так что, кроме живописного пятна на пиджаке и брюках, Рыбкин получил ожог. А Таня состряпала невинное лицо, и ахает, извиняется. Ну не стерва ли?

– Стерва, – улыбнувшись, согласился капитан. – Как вы думаете, кто хорошо знает Климушкину?

– Так, чтобы хорошо, наверное, никто. Таня не из тех, у кого душа нараспашку. Думаю, кое-что о ней знает Лиза Сомова. Они вроде бы вместе учились еще в вечерней школе – это я случайно узнала, – низким кокетливым голосом сообщила секретарша. – Сомова тоже в корпусе через дорогу работает.

Перейдя улицу, Шубин оказался в высоком здании – инженерном корпусе «Зеленого берега». Елизавету Сомову Анатолий застал в зале совещаний, где она колдовала над макетом жилого комплекса. Ее пухлые короткие пальчики с необычными перстнями и коричневым, под цвет кофты и глаз, маникюром ловко складывали малюсенькие детали макета: балконы, стропила, двери, ступеньки. Перед домом, который собирала Сомова, уже выросли здания школы и магазина, стоянка с автомобилями, детская площадка, клумбы, палисадник. Все выглядело как настоящее, только уменьшенное во много раз. Шубин невольно залюбовался работой женщины – очень кропотливой, почти ювелирной, требующей ангельского терпения. На стенде около стены стояли еще два макета – один с башнями, а другой с малоэтажными домиками.

– Это все сделали вы?

– Нет, что вы. Я только коррективы вношу, а основную работу по эскизам выполнили техники. Что вы хотите узнать? – перешла она к делу, откладывая свое занятие.

Анатолий внимательно посмотрел на Сомову: полная невысокая женщина около тридцати пяти лет, мягкие черты лица, приятные формы, скрытые свободной одеждой, голос низкий, спокойный. Он еще ни разу не видел Татьяну, но из рассказа секретарши следовало, что они с Елизаветой абсолютно разные: серьезного вида роскошная дама и бесполая стерва.

– Меня интересует Татьяна Климушкина. Вы с ней дружите?

– Подругами мы никогда не были. Одно время мы общались, но это была вовсе не дружба, а скорее приятельство. Таня непредсказуема и полна сюрпризов. Она как коробка фокусника с двойным дном, из которой может выскочить пушистый кролик, а может и боксерская перчатка. Я не хочу получить перчаткой по лицу, поэтому с Таней предпочитаю не общаться.

Был у нас такой Рыбкин – начальник отдела, как раз того, где Татьяна работает, – человек неплохой, но не без тараканов. Он как начальник предъявлял свои требования, которые все почему-то считали придирками. В том числе и Климушкина. Недовольные быстро увольнялись. На мой взгляд, тут все справедливо: не устраивает – выход рядом, никто не держит. Но Танька умудрилась выжить начальника! В средствах она не разбиралась. Помню, как на моих глазах она окатила Рыбкина кофе. Всю чашку на него вылила, и вроде бы нечаянно. Вот как так можно?

– Наверное, можно, – пожал плечами капитан. – Расскажите, какая она?

– Королева – одно слово. Но знаете, такая, неявная. С виду – простая, как ситцевые трусы: ни косметики тебе, ни каблуков, ни дамских финтифлюшек. На самом деле она куда сложнее, чем кажется. Есть люди прозрачные, как стекло, – с ними всегда все ясно. Таня к ним не относится. Никогда не знаешь, что делается в ее голове: сегодня она шумная и веселая, а завтра из нее слова не вытянешь – в себя уходит. Думаю, что у Тани случилось что-то. Я пыталась у нее спросить, но нарвалась на стену – не хочет она рассказывать о своих неприятностях. Что и говорить, королева, а у королевы неприятностей не бывает.

Есть у нее какой-то внутренний магнетизм, который притягивает к себе людей. Когда Таня где-нибудь появляется, все начинает вертеться вокруг нее, все делается так, как она хочет. Если кто-то пытается сопротивляться, в итоге все равно сдает свои позиции. Но вот мужчин недолюбливает, относится к ним с подозрением. А мужчины мимо нее не проходят, несмотря на то что Таня одевается во что попало. Таким, как она, вообще не нужно себя украшать, ни косметикой, ни побрякушками – ничем.

– Вы такая эффектная дама, и не скажешь, что учились в вечерней школе. Насколько мне известно, вечерняя школа – далеко не самое престижное место, так как среди ее выпускников полно наших подопечных.

– Вы правы, туда попадают не от хорошей жизни, – вздохнула Елизавета, о чем-то вспоминая. – Это я сейчас, как вы заметили, дама. А тогда была девчонкой из многодетной семьи с родителями-алкоголиками. Работать рано начала, ибо больше ничего мне не оставалось – есть-то хотелось. А потом, когда на ноги встала, пошла доучиваться в вечерку. А Танька… Она из тех, которых туда дурь приводит.

Несколько лет назад

Чем дальше, тем быстрее начинало лететь время. Детство таяло, как карамель во рту. Еще одно лето растворилось в сентябре, который стал для Тани последним началом школьного учебного года. Только это первое сентября было не таким, как раньше, – без первоклашек с огромными букетами, белых бантов и гольфов, без веселой встречи с одноклассниками, с которыми потом можно целую неделю делиться воспоминаниями о лете. Торжественной линейки тоже не было, первый учебный день начался по-будничному уныло. Их собрали в неуютном классе, расположенном на первом этаже корпуса средней школы. С улицы доносились задорные детские песни, учителя произносили напутствия, малыши читали стихи – праздник был совсем рядом, но не для них – они, ученики вечерней школы, уже взрослые, обойдутся без праздника. Таня скептически окинула взглядом своих новых одноклассников: за партами со скучными лицами сидели дяди и тети – серая масса, люди из толпы. Таня заметила, что среди взрослых очень мало красивых людей, а те, что есть, они, в основном, в телевизоре или на обложках журналов. Ей самой шестнадцать, и она красивая – лицо, фигура, – их пока еще не испортило время. Таня привыкла общаться со сверстниками – в большинстве своем такими же привлекательными, как и она сама. А эти чужие, несимпатичные люди ей совершенно не нравились. И чего ей в своей школе не сиделось, спрашивается! Ее оттуда никто не гнал, учителя терпели бы ее спектакли и дальше – всего-то год оставался, так ведь нет, нужно было перегнуть палку. Никто ее за язык не тянул, она сама произнесла ставшую решающей фразу: «Уйду в вечерку, не маленькая!» Тогда ей казалось это эффектным поступком – небрежно при всех заявить, что она уже взрослая и сама вольна решать, где учиться. Пусть учителя сколько угодно талдычат про аттестат и выпускные экзамены, ее они не касаются. Нашли рычаг воздействия – аттестат! И ведь все ведутся на их уловку – услышав это магическое слово, становятся послушными, как марионетки. Но она – не все, она никому, ни при каких обстоятельствах не позволит собой манипулировать.

Эффект ей удался – класс удивленно замер, наблюдая за представлением. Классная, которой это было сказано, спокойно ответила: «Раз ты так решила, то, пожалуйста, переводись в вечернюю школу».

Весь день Татьяна ходила героиней. Ей казалось, что в этот раз она сама себя превзошла. Вот только беда – непонятно, что выкинуть в следующий раз, чтобы остаться на взятой высоте? Ну, да ладно! Потом что-нибудь придумается. А пока можно праздновать очередную победу и веселиться на всю катушку.

– Ну, Тайна, ты выдала! Респект и уважуха! – поддержали ее на перемене ребята.

– Жму лапу!

– Ты, че, в самом деле в вечерку собралась? – не поверил Маркиз.

– А то! Что я, нанималась тухнуть на уроках целыми днями? В вечерке дается самый минимум – сходил три раза в неделю, и все. А можно и вообще не ходить, только контрольные писать. Там все по-взрослому.

– Супер! Не то что у нас. Англичанка уже задолбала – каждый день к доске вызывает.

– Так переходи тоже в вечерку. Прикольно будет, если мы все туда уйдем. Классуха в осадок выпадет.

– В школе никого не останется. Учителя друг друга строить будут. Во ржачка!

– А что, ребзя, давайте все уйдем! – предложила Таня, обводя взглядом свою компанию.

– Я не могу. Меня батя повесит, – признался Колян. Все знали суровый нрав его отца, поэтому никто Коляна осуждать не стал.

– Я тоже.

– И я.

– Ты извини, но мы переводиться не будем. В самом деле, один год остался, а потом поступать. После вечерки в институт попасть труднее, – высказал общее мнение Маркиз.

– Ну и оставайтесь! – гордо вздернула носик Тайна. Компания, в которой она была несомненным лидером, перечила ей редко. Сегодня она чего-то не учла и оказалась в одиночестве. Жаль, что Серый был на год старше и он уже ушел в ПТУ. Он бы ее непременно поддержал. Потому что Серый ее любит и готов ради нее на все. Стоит только свистнуть, и он прибежит, чтобы исполнить любое ее желание. Серый ей нравился, но не так чтобы очень. Он был классным парнем и хорошим другом, но слишком простым для того, чтобы стать героем ее романа. Таня иногда позволяла Серому больше, чем остальным своим поклонникам, – иногда с ним целовалась, но не по-настоящему, конечно же, а по-дружески. По-настоящему она будет целоваться с ним, тем самым, своим единственным и неповторимым. А пока он еще не появился на горизонте, можно, чтобы не киснуть в монашках, поманежиться и с Серым – все лучше, чем ни с кем.

Положа руку на сердце Таня тосковала не по своему классу – ребятам, учителям, а по ушедшему детству. Здесь, в вечерней школе среди взрослых людей, она начинала чувствовать себя взрослой и оказалась к этому не готовой. Уж слишком быстрым получился переход – еще вчера она на правах ребенка измывалась над учителями и ее поведение считалось шалостью, а теперь поняла, что тут никто вокруг нее на цырлах ходить не станет. Но обратной дороги нет – поезд ее детства отчалил от станции раньше времени. А с другой стороны, хорошо, что она оказалась в вечерней школе. После того что случилось с ней этим летом, она бы не смогла, не посмела переступить порог своего бывшего класса, где все уже все знают.

* * *

После беседы с Алей и Лизой у Шубина сложилось впечатление о Татьяне как о хорошей оторве. Хитрая, стервозная, не лишенная обаяния – такая ножичком полоснет и даже глазом не моргнет. Одно не вязалось: Глазыркин утверждал, что на даме, приходившей к Дворянкину, было платье и каблуки, а Татьяна таких вещей не носила, по крайней мере на работе. Ничего, разберемся, подбодрил себя Шубин.

К удивлению сыщиков, Татьяна никуда не уехала. Не успела. Когда Костров с Шубиным явились к ней домой, она собирала дорожную сумку. Анатолию хватило одного беглого взгляда на обстановку, чтобы определить, что девушка живет одна. Ее съемная квартира из-за небольшого количества мебели казалась просторной.

– Куда едем? – светски поинтересовался Михаил, после того как они с коллегой представились.

– Не решила пока, – ответила хозяйка, смущенно закрывая сумку, из которой торчали купальник и носки.

– Странная манера – сначала собрать вещи, затем определиться с направлением.

– Горящую путевку хочу взять – так дешевле получится, – пояснила она.

Бирюзовые, кошачьей формы глаза, высокие скулы, приоткрытые кукольные губы, на голове тонкий ободок, поддерживающий длинную светлую челку. Даже свободная, на два размера больше, мужская рубашка и мешковатые штаны не скрывали стройную, немного сутулую фигурку девушки. Она вполне ничего, отметил про себя Шубин. Приодеть и подкрасить, может, и сошла бы за роковую красотку.

– Татьяна Николаевна, вы знакомы с Романом Дворянкиным?

Девушка нервно дернула губами, руки затряслись и стали вдруг лишними – она не знала, куда их деть.

– Это наш исполнительный директор, – сказала она севшим голосом.

– Вы знаете его только как директора?

– Да, – отвела она глаза.

– Он погиб, и вам придется пройти с нами, – сообщил капитан. – Собирайтесь, только, пожалуйста, быстрее.

Девушка обреченно вздохнула. Она не заставила долго себя ждать: достала из шкафа кроссовки, взяла рюкзак, бросила в него расческу, гигиенические принадлежности, очки и томик Цветаевой – все сборы.

* * *

– Узнаете ли вы кого-нибудь из присутствующих здесь женщин? – прозвучал бесстрастный голос, вернувший Татьяну в реальность. С того момента, как ее посадили в служебную машину и привезли в это неуютное казенное здание, она словно выпала из реальности, уйдя глубоко в себя. Дурные предчувствия оправдались. В Таниной жизни происходило нечто ужасное – такое, о чем страшно было думать: смерть Дворянкина, появление полиции у нее дома. Происходящее казалось продолжением кошмарного сна.

Сначала ее куда-то привели, что-то спрашивали, записывали, затем оставили одну чего-то ждать. А теперь снова привели в кабинет и предложили присесть на любое место среди двоих коротко стриженных блондинок с длинными челками, как у нее. Таня равнодушно присела с краю.

– Посмотрите внимательно и хорошо подумайте, прежде чем ответить. Узнаете ли вы кого-нибудь из присутствующих здесь женщин?

Вопрос адресовался высокому угловатому юноше, испуганно хлопающему светлыми глазами.

– Да, вроде, – выдавил он.

– Вроде или да? – жестко спросил следователь.

– Да! – закивал головой юноша. – Похоже, она, – показал он на Таню.

– Вы уверены?

– Уверен, – неуверенно произнес Евгений.

– Хорошо. Уводите подставных, – распорядился Тихомиров.

Когда блондинки вышли из кабинета, следователь продолжил допрос:

– Где, когда и при каких обстоятельствах вы видели эту женщину?

– Так я вроде уже говорил. Там, в подъезде, на Альпийской улице, когда под дверью ждал. Шестого июля, вечером. Примерно в девять часов. Стою я, значит, на площадке, там, где лифты, а она из его квартиры выходит, – сбивчиво затараторил Глазыркин.

– Как же вы могли видеть, что кто-то выходил из сто тридцать шестой квартиры, если вы стояли около лифтов?

– А откуда еще ей выходить, если с той стороны всего одна квартира?

– Хорошо, так и запишем. Шестого июля, около двадцати одного часа, вы видели, как Климушкина шла по коридору со стороны, в которой расположена сто тридцать шестая квартира.

– Нуда, – согласился Глазыркин.

– А как она туда шла, вы видели?

– Нет. Я до этого за колой ходил. Как раз только пришел. Попил колы, собрался еще раз идти в дверь тарабанить, и смотрю, она с той стороны идет. Ну, думаю, ясен перец, почему мне не открывали. Если бы ко мне приперлись, когда я с герлой сидел, я бы тоже фиг кому открыл.

– Спасибо. Распишитесь здесь, и вы свободны.

Следователь обращался к юноше, а Татьяну как будто не замечал. Она ощущала себя предметом интерьера, чем-то вроде тумбочки, о которой ведут речь, но к разговору не приглашают.

И только когда они с Тихомировым остались в кабинете одни, он наконец удостоил ее вниманием. И это внимание ей не понравилось.

* * *

– Значит, шестого июля вы к Роману Дворянкину не приходили. Я правильно вас понял? – Илья Сергеевич выразительно посмотрел на подозреваемую. Испуганная и потерянная, ссутулившись, она сидела на стуле напротив, уставившись пустым взглядом в пол.

– Да, – тихо ответила Татьяна.

Как же глупо она себя ведет! Зачем усугублять свое и так горестное положение? – удивлялся Тихомиров. Ладно бы, если бы от своей лжи она что-нибудь выиграла, а то ведь нет – Глазыркин ее опознал. Против фактов не попрешь! Призналась бы, да, мол, заходила к Дворянкину и сразу ушла, тогда, может, при наличии хорошего адвоката выкрутилась бы, а так…

Илья Сергеевич только расстроился – от такой беспросветной глупости ему стало скучно. И вид у нее жалкий, как у бесхребетной рохли. Такая вряд ли способна на убийство. Может, это не она? – засомневался следователь.

– Хорошо, так и запишем. И где же вы тогда находились в течение этого дня?

– Дома, – коротко ответила она.

– А подробнее? Чем вы занимались дома? Вас там кто-нибудь видел?

– Никто не видел. Я живу одна. Квартиру снимаю. А чем занималась? – пожала плечами Климушкина. – Да так. С утра уборкой, потом пошла за продуктами…

– Значит, все-таки из дома вы выходили.

– Так это же в магазин и ненадолго.

– Так вы и к Дворянкину могли по дороге зайти. Тоже ненадолго. Чтобы убить человека, времени много не надо, – поддел ее следователь.

– Я никого не убивала! – крик отчаяния. Голос стал твердым, глаза сверкнули грозными молниями. Тихомиров увидел перед собой другую женщину – и куда только делась бесхребетная рохля? Правда, уже через минуту ее бойцовское настроение растворилось, сменившись прежней апатией.