Правосудие любой ценой

Сейчас Атаман должен кантоваться в бильярдной. Атаман был верен своим привычкам. Он был привычно недоверчив, привычно не любил конкурентов, но привычки нарушать свое слово не имел, за что его, в общем, уважали. С виноватыми расправлялся безжалостно, но при этом старался быть справедливым.

Особо высоко в своих профессиональных кругах он не лез, но свое место отстаивал крепко, соблюдая понятия и обычаи. Беспредела на своей территории не допускал, но и кровь его не останавливала. Если не было другого выхода.

Получалось, что Грыжу с компанией он послал потому, что не имел другого выхода. И это было странным.

Ладно, подумал Гринчук. Там посмотрим.

Основной базой Атамана была бильярдная в парке. Там он традиционно проводил большую часть своей жизни. Там же принимал гостей. Но мог и не принять.

На въезде в парк стояла «тойота». Первый пост. Гринчук притормозил и опустил тонированное стекло, чтобы охранники увидели его лицо. Лучше, чтобы Атамана предупредили заранее.

Метров через сто «джип» выехал на стоянку перед бильярдной. Гринчук остановил его возле атаманова «мерса». Заглушил двигатель.

От одноэтажного деревянного здания к машине подошел охранник. Крепкий парень, с лицом, не отягощенным особым гуманизмом.

– Чего нужно? – спросил охранник.

– Вообще-то, я думал, что мне нужно сегодня заняться некоторыми важными делами. Но после встречи с Грыжей и его компанией, я понял, что мне придется общаться с Атаманом. – Гринчук вежливо улыбнулся. – Но я совершенно не предполагал, что при этом мне нужно будет еще и с быками разговаривать.

На оскорбление охранник не отреагировал, что обнадеживало.

– Передай Атаману – приехал подполковник Гринчук. И этот самый подполковник Гринчук готов ждать не более двух минут.

Охранник оглянулся на здание.

– Время пошло, – напомнил Гринчук.

Охранник поправил что-то увесистое под курткой и пошел к бильярдной. Ровно через минуту он вышел и помахал рукой.

Гринчук с хрустом расправил плечи, достал из-под сидения пистолет, взвесил его на руке, словно прикидывая что-то, потом сунул оружие за спину, за пояс.

Вышел из машины, огляделся. Нажал кнопку на брелке.

«Джип» мигнул фарами, включая сигнализацию.

– И где хозяин? – спросил Гринчук, поднимаясь на крыльцо мимо охранника.

– В зале, – коротко ответил охранник.

Атаман действительно был в зале. Когда Гринчук вошел, Атаман как раз стоял, опершись на кий, задумчиво рассматривая шары на столе. Больше никого в зале не было.

– Типа, добрый день, – сказал Гринчук.

– День добрый, – ответил Атаман и обернулся к вошедшему.

Что-то в этом внешне спокойном лице было не так. Что-то… Гринчук подошел к столу.

Атаман руки не подал.

Умный Атаман, не хочет двусмысленности. Гринчук руку мог не пожать. А это ставило бы Атамана в неловкое положение в самом начале разговора.

– Сразу начнем разговор, или ритуал выполнять будем? – спросил Гринчук. – Типа, твои пацаны, блин, в натуре, наехали…

– Грыжа мне звонил, – сказал Атаман. – Не получилось у него…

В голосе Атамана прозвучала усталость и какая-то обреченность. Фатализм, что ли…

– По-другому думал, но что вышло, то вышло. Партию сыграем? – спросил Атаман.

– Не-а, – покачал головой Гринчук. – А то у нас получится как в кинухе «Место встречи изменить нельзя». А вы, господин Атаман, не Копченый, а я – не Жеглов. Так что…

Гринчук, словно извиняясь, развел руками.

– Тогда пошли присядем, – сказал Атаман.

И снова в его голосе прозвучала обреченность.

В зале было довольно темно. Свет горел только над столом, возле которого стоял Атаман и над столиком с двумя креслами в углу зала.

К столику Атаман и пошел. Сел в одно из кресел и молча указал Гринчуку на другое.

Гринчук сел.

– М-да… – выдохнул, помолчав, Атаман. – Странная штука – жизнь. Цепляешься за нее, пинаешь других, зубами рвешь врагов, а потом оказывается, что все это фигня. И жизнь – фигня. И ты. И все на свете – фигня.

– Очень точно подмечено, – кивнул Гринчук.

– Не надо, – сказал Атаман.

– Что не надо?

– Вот этого вот, не надо.

Атаман посмотрел в лицо Гринчуку, и тот вдруг понял, что именно не так. У Атамана были мертвые глаза. Они словно подернулись пылью.

И Гринчук спросил серьезно:

– Что случилось?

– Не знаю, – сказал Атаман. – Честно – не знаю.

Гринчук молча ждал. Молчал и Атаман.

В зале было тихо и сумрачно. Через секунду у Гринчука возникло ощущение, что и за стенами этого зала все стало таким же гулким и мрачным.

– Мне нужно было с тобой переговорить, – сказал Атаман.

Обычно в таких случаях Гринчук прерывал собеседника и напоминал, что они не пасли вместе свиней, и что на «ты» он переходить даже и не собирался. Но было в голосе Атамана что-то такое, что остановило Гринчука.

– Хотел, чтобы пацаны, вроде как случайно с тобой пересеклись, и чтобы ты сам решил со мной связаться, чтобы не я за тобой послал, а ты сам на меня вышел. Чтобы он не понял…

Атаман снова замолчал, задумался о чем-то на минуту и покачал головой.

– Не получилось… Ну и ладно.

– Можно сказать, что я зацепил твоих орлов за драку в машине. А потом на меня кинулся этот ваш новенький, – предложил Гринчук.

– Слива, – сказал Атаман и махнул рукой. – Хрен с ним. Приехал и приехал. Не думаю, что он станет это выяснять. Теперь это уже и не важно.

– Кто он? – спросил Гринчук.

Пауза.

Что-то скрипнуло в темном углу. Гринчук оглянулся на звук, но там ничего не было. Просто рассохшаяся половица.

– Ты Мастера знаешь? – спросил Атаман.

– Слышал, – ответил Гринчук.

Не слышать о Мастере Гринчук, естественно, не мог, хотя для большинства жителей города кличка эта ничего особого не значила.

Авторитетнее Мастера в городе человека не было. Мастер знал все, что происходило в городе. Мастер знал всех. Он был для таких как Атаман воплощением закона. Мастер, естественно, не мог пойти против общего решения, но и общее решение очень редко противоречило мнению Мастера. Одного слова Мастера было достаточно, чтобы прекратить разборки. И одного слова Мастера хватало, чтобы поднять человека на самый верх или смешать его с грязью.

– Я слышал о Мастере, – повторил Гринчук.

– А лично ты с ним сталкивался? – спросил Атаман.

– Не доводилось.

– А я… Я с ним хорошо знаком. Очень. Он мне помог. Когда-то. Подписался за меня. И дальше… – голос Атамана стал совсем хриплым. – Как отец. Честно, без понтов. Если бы не он…

Атаман провел рукой по лицу, и Гринчук заметил, что пальцы у того дрожат. И зрелище это было настолько странным и неприятным, что Гринчук отвел глаза.

– Я за него был готов… Подохнуть за него я был готов, вот что, – выдохнул Атаман.

– Был готов, – тихо повторил Гринчук.

– Да, был. Был, – повысил голос Атаман. – До прошлого лета. Даже до октября. А потом…

Атаман ударил кулаком по столу.

– И что случилось в сентябре? – спросил Гринчук.

– А ничего как бы и не случилось. В кои веки решил Мастер отдохнуть. Съездить на курорт. Я еще его уговаривал, – Атаман втянул воздух сквозь зубы, зашипев, словно от боли. – Он поехал. Ты бывал в Приморске?

– Нет.

– Хороший городок. Красивый. Я и сам там был лет пятнадцать назад. Море, крепость, горы…

Атаман потер руки, потом постучал пальцами по столу. Руки словно пытались спрятаться от чего-то страшного, но не могли найти убежища. И страх гнал их с места на место.

– Мастер поехал. На месяц. Но вернулся через три недели, и… – Мастер сцепил руки и спрятал их под стол.

Его словно бил озноб.

Голос чуть вибрировал, словно Атаман балансировал на самом краю лихорадки.

– И вернулся… – Атаман поднес руки к лицу, словно пытался что-то рассмотреть на своих ладонях, потом руки сжались в кулаки и с грохотом обрушились на стол. – Не он это приехал! Не он! Не он!

Удары становились все сильнее, и Гринчуку показалось, что дубовая столешница сейчас не выдержит и лопнет под этими ударами. Но Атаман вдруг замер. И когда заговорил снова, голос стал уже почти нормальным.

– Нет, это был он, Мастер. Только… Я не сразу это заметил. Он стал вести себя иначе… Будто… Ну, как бы он стал нас бояться, что ли. Типа, мы его могли заразить чем-то. Не подавал руки. В одиночку ел. Мы даже поначалу смеялись, что он боится отравы… Потом все пришло в норму. Почти… С ним, понимаешь, ездили трое наших. Водила и двое ребят на подхвате. Он их на следующий день, после того как вернулся, отправил по делам на Север. И…

Пальцы на руках Атамана снова зашевелись, будто жили своей, собственной жизнью. Словно испуганные черви, подумал Гринчук.

– Они не вернулись. Авария. Ночью на трассе в лоб с «КрАЗом». Все трое погибли на месте. Я бы и внимания не обратил… Да и не обратил я внимания тогда, только потом… когда начал думать… Я почему сказал, что не он вернулся… Изменился он. Сильно. Даже поведение… Замрет иногда, словно в столбняке, а потом вздрогнет, будто увидел чего и… Он отдал Юго-Западный рынок пришлым, ввязался в разборку с Абреком, хотя у нас никогда с ним не было проблем. И сам ничего он не получил с той разборки. Двое наших попытались… Это… поговорить только с ним. Так он даже ни с кем не посоветовался. Убрали обоих. Самых доверенных.

Гринчук кивнул. Он сам удивлялся месяца три назад, пытаясь понять, что могло стоить жизни двум людям из близкого окружения Мастера.

– И я стал думать, почему их. Почему именно их, ведь они были с ним почти с самого начала. А потом понял – потому, что они его знали лучше остальных. Они могли понять, что его подменили. Они… И я.

Атаман судорожно вздохнул.

– Подменили. Или загипнотизировали… Не знаю… Не знаю… Там в Приморске с ним что-то сделали. Опоили… Заколдовали. Не знаю…

Атаман встал с кресла и прошелся по залу. Вернулся в кресло.

– Что, с ума сошел Атаман? Рехнулся? Что думаешь?

– Не знаю, – сказал Гринчук. – А у него ты…

– Двое попытались… А я жить хочу. Хочу жить.

– Жить все хотят, – сказал Гринчук. – Даже я.

Атаман нервно засмеялся.

– Помоги, – сказал, отсмеявшись, Атаман.

– В чем? – спросил Гринчук. – И почему я?

Снова скрипнула половица.

– Я только одному человеку рассказал об этом. По телефону. Он мне позвонил, а я ему рассказал. И он мне посоветовал…

– Это кто?

– Гиря. Помнишь Гирю?

Гринчук невесело улыбнулся:

– Помню. И что?

– Гиря сказал, что ты сможешь помочь. Если захочешь. И еще сказал, что он тебе помог перед своим отъездом. И просит этот долг отдать мне.

Теперь засмеялся Гринчук.

– А нету никакого долга. Нету. И Гиря это сам прекрасно помнит. Я его должен был казнить еще прошлым летом, когда он взорвал машину перед казино. Помнишь, сколько там народу погибло? И я его не убил. Знаешь почему? Я и сам не знаю. Потом он мне действительно помог… Выбора не было. А я ему ничего не должен.

– Тогда просто помоги, – сказал Атаман. – Хочешь – заплачу. Хотя…

– Что?

– Слышал я про твои миллионы. Или врут люди?

Гринчук промолчал.

– Не врут, – улыбнулся Атаман. – И выходит, и заплатить я тебе не могу…

– При чем здесь миллионы? Что, кто-то тебе сказал, что я брал взятки или принимал заказы от братвы? – бровь Гринчука саркастически изогнулась.

– Не брал, – покачал головой Атаман. – Я не знаю, как тебя просить.

Гринчук промолчал.

– Понимаешь, я бы, наверное, стерпелся и с этим Мастером, с новым. Только… Неделю назад он мне сказал… Езжай, говорит, летом в Приморск. Обязательно езжай. Я, было, в шутку перевел, типа, не люблю моря, а он… Изменился в лице и говорит… Говорит, что не мне решать. Либо я еду туда, либо… Понимаешь? Поеду туда – меня там тоже подменят. Останусь – тут похоронят. Помоги, Зеленый. Прошу тебя, как человека, не как мента – помоги.

– Что я могу сделать? – раздельно произнося слова, спросил Гринчук. – Уничтожить Приморск? Взорвать его к едреней фене? Или замочить Мастера? Что?

Атаман тяжело вздохнул, словно перед прыжком в воду.

– Говорят, ты слово знаешь.

– Что? – удивленно переспросил Гринчук.

– Твой Михаил, этот, старлей твой, – Атаман провел рукой по волосам и откашлялся. – Он же тоже был… как это… загипнотизированный. Это ж он тогда, после взрыва возле казино разбирался с… сколько он тогда положил народу? Он тогда за этих бомжей подписался, за Крыс… Разное о нем говорят… но еще говорят, что ты можешь его остановить, если… это… в голове у него снова включается… Ты слово знаешь. Ведь знаешь?

– Знаю, – помолчав, кивнул Гринчук. – Но оно только для Михаила. Он… Впрочем, это не важно, что там с ним на самом деле. Тебе это не поможет. И Мастеру – тоже.

– Но ты откуда-то слово узнал? – почти шепотом спросил Атаман. – Ведь узнал. Спроси там и для меня. Для Мастера. А я… Я все что угодно… Я…

Лицо Атамана искривилось, будто он собирался заплакать. Или он на самом деле с трудом сдерживал слезы?

– Знаешь, Атаман, – сказал Гринчук, – я ни с кем этого не обсуждал. И не собираюсь. Михаил… С ним работали несколько лет. Была целая программа, государственная. Создавали суперсолдат. И ее прикрыли. Михаил уцелел случайно. Твой Мастер не может иметь к этому никакого отношения. Тебе просто…

– Показалось? Показалось? – Атаман снова вскочил с кресла. – Ты ничего не понял, мент. Это ж не только мне концы будут. Он же всех туда свозит, в Приморск этот проклятый. По одному. Вначале – меня и других наших. А потом… ты думаешь, мало у него ментов на зарплате?

– Много.

– А если он вначале отправит одного мента отдохнуть за свой счет? А потом тот отвезет в Приморск другого? Или просто отправит, как вот меня Мастер отправляет? И подменят ваших ментов… А потом…

Атаман вытер с лица пот.

– Не боишься?

– Нет, – сказал Гринчук, и почувствовал, как все внутри напряглось.

Он не боится. Этот бред Атамана, явно обкурившегося или просто допившегося до белой горячки не может произвести на него, подполковника Гринчука, такое впечатление. Не может. Детские лепет о чудовищах и вампирах. Атаман, правда, верит.

– Не боюсь, – с нажимом повторил Гринчук.

– Жаль, – сказал Атаман. – Жаль.

– Ничем не могу помочь, – сказал Гринчук, вставая.

Он почувствовал, что ему нужно, жизненно важно разорвать сейчас эту паутину и выйти на солнце. Прийти в себя и забыть весь этот бред, в котором смешались страх Атамана, его ненависть к Мастеру и кошмар, в котором приходится жить Михаилу.

И непонятно, откуда просочилась к Атаману правда о Михаиле. С этим нужно разобраться. Но потом. А сейчас… Сейчас нужно просто выйти на улицу.

Подал голос телефон в кармане. Гринчук посмотрел на номер, высветившийся на телефоне. Михаил.

Открылась дверь в зал. На пороге появился силуэт.

Поднося телефон к уху, Гринчук заметил, как силуэт в дверях делает странное движение. И услышал, как лязгнул метал о метал. Очень характерно. Услышав раз, как взводится автомат, уже не спутаешь это звук ни с одним другим.

– На пол! – уже в прыжке выкрикнул Гринчук.

Атаман только обернулся к двери. Он отвык выполнять команды.

Гринчук упал, перекатился подальше от света, в тень.

Ударил автомат.

Пунктир трассирующих пуль стремительно соединил два силуэта – того, что в дверях, и Атамана, все еще стоящего в освещенном кругу возле столика.

Выстрелы разом заполнил весь зал, смешав все звуки в один грохочущий ком. И ком этот катался по залу, сминая все на своем пути. И словно искры из-под точильного камня, вылетали из-под него горящие пули.

Разлетелась лампа за спиной у Атамана.

Светильник над бильярдом продолжал освещать стол и отбрасывать свет в стороны. И Гринчук увидел, как огоньки пуль, прошивая тело Атамана не гаснут, а яростными огоньками впиваются в стены.

И еще увидел Гринчук, что огненный пунктир двигается в его сторону, пытаясь нащупать, пытаясь выдернуть его из спасительного мрака.

Гринчук выхватил пистолет. Сдвинул флажок предохранителя. Носить пистолет с патроном в стволе запрещалось всеми инструкциями. Но он всегда относился к инструкциям без уважения.

Выстрел. Еще раз.

Гринчук не видел мушки, поэтому никак не мог толком прицелиться. Еще выстрел.

Автоматные пули торопились на встречу с Гринчуком, перепрыгивая с одного бильярдного стола на другой, распарывая сукно и смачно выплевывая щепки.

Тишина наступила внезапно. Гринчук не сразу поверил этому.

В автоматном магазине закончились патроны.

Силуэт в дверях шевелился, перезаряжая автомат. Гринчук не стал раздумывать, почему стрелок не укрылся за дверью. Гринчук просто выпрямился во весь рост и, повернувшись как в тире, к мишени правым боком, трижды выстрелил.

Элементарное стрелковое упражнение – три пули в ростовую мишень. В тире – с двадцати пяти метров. Здесь было метров пятнадцать.

Бах! Мишень качнулась. Прицел чуть ниже, чтобы скомпенсировать бросок первого выстрела. Бах! Мишень развернуло и ударило о стену. Бах! Мишень исчезла, неуклюже скользнув по стене куда-то назад, за пределы освещенного прямоугольника двери.

Подполковник Гринчук стрельбу закончил.

В голове гудело. Поэтому Гринчук не сразу разобрал, что его зовут.

Гринчук вздрогнул, но потом понял, что это не Атаман. Это Михаил. Пришел Михаил, и это значило, что можно вздохнуть спокойно.

– Юрий Иванович! – позвал от дверей Михаил.

– Да, Миша, – ответил Гринчук.

– У вас все в порядке?

Все ли у него в порядке? На Гринчука вдруг накатилась слабость. Твою мать, пробормотал Гринчук и оперся о бильярдный стол. Что это с ним?

Гринчук посмотрел в сторону двери. Вздрогнул, когда увидел, что в ней появился новый силуэт. Это Михаил, сказал себе Гринчук.

– Миша, ты?

– Я, – сказал Михаил.

– Там где-то возле входа – выключатель, – попросил Гринчук.

Через пару секунд вспыхнул верхний свет.

Гринчук оторвался от стола, сделал несколько шагов.

Атаман лежал на спине. Глаза были открыты. И в них был все тот же ужас. И они все также были припорошены пылью.

Гринчук с некоторым удивлением посмотрел на свою правую руку. Пистолет. Он его все еще держит в руке.

Механически поставив пистолет на предохранитель, Гринчук сунул его за пояс. Тут все нормально.

Гринчук прошел через зал, между столами к двери. Михаил вышел. Осматривает местность, понял Гринчук. Не доходя до двери, Гринчук остановился. Его телефон. Где-то он его выронил.

В зале кисло пахло сгоревшим порохом. Резало глаза.

Телефон лежал на полу, возле самой стены. И, кажется, не пострадал. Гринчук покрутил его в руке, хотел было сунуть его в карман, но спохватился и набрал номер:

– Это Гринчук. Да, подполковник. Высылайте группу к бильярдной в парке. В центральном. Да. Замочили Атамана. Я уже здесь. Жду.

Вот теперь телефон можно было спрятать.

Гринчук еще раз мельком взглянул на Атамана. Вот и все.

– Не долго музыка играла, – сказал Гринчук.

Атаман боялся, что его подменят. Заколдуют. А оказалось, что его просто застрелили. Как сотни крутых пацанов до него. И как замочат еще тысячи после. Профессиональный риск.

Ладно.

Гринчук потоптался на месте.

Да что это с ним? Не первый раз под пулями. И не первый раз приходится видеть покойника. Бывали зрелища и похуже.

Гринчук глубоко вздохнул и выдохнул. Еще раз оглядел зал. Не хватало, чтобы от трассера здесь начался пожар. И, кстати, зачем убийца использовал трассирующие пули? Понта ради?

Убийца.

Вот в чем дело, понял вдруг Гринчук и даже усмехнулся, такой странной показалась мысль. Он, подполковник Гринчук, только что убил человека. Ведь убил же.

И сейчас стоит тут, топчется между бильярдных столов только для того, чтобы оттянуть это свидание. Встречу с человеком, которого убил.

Убил.

Глупое состояние. Он ведь не просто так застрелил первого встречного. Он ведь убил защищаясь. Если бы не он, то его. Простой до банальности расклад.

Гринчук пошел к двери. Медленно пошел.

Автомат лежал на пороге. Уже с подсоединенным магазином. Пустой магазин валялся тут же, рядом. Выходило, что Гринчук успел в последнюю секунду. Но легче от этого не стало.

Убитый лежал на боку, неловко припав спиной к стене.

Молодой парень. Лет двадцати пяти. Кожаные перчатки. Джинсовая куртка. Пробита в двух местах на груди.

Еще одна пуля ударила в лицо. Чуть пониже левого глаза.

Все три пули в мишени, подумал Гринчук. Пять баллов за упражнение.

Кровавый мазок тянулся с высоты человеческого роста и до пола. Так что выходило, что бедняга получил первую пулю в голову. Вторую и третью можно было сэкономить.

Кровь густо вытекала из-под головы.

Гринчук вдруг поймал себя на том, что вытирает правую руку о свои джинсы. Словно пытается стереть грязь. Кровь.

Чушь. Не стоит так переживать. В конце концов – это не первый убитый Гринчуком человек. Второй. Первый был уже лет семь назад, когда… Гринчук тряхнул головой. Это воспоминание не относилось к разряду любимых.

На улицу, приказал себе Гринчук. Просто выйти на свежий воздух и убедиться, что солнце светит, и птички поют. И что кровью и порохом пахнет только здесь, в бильярдной.

В коридоре, перед самым выходом на крыльцо, лежал еще один труп. Лежал он лицом вниз, вытянув вперед руки. В полуметре от правой руки лежал пистолет.

Пуля явно вошла в затылок.

Гринчук осторожно обошел тело и вышел на крыльцо. Михаил стоял чуть в стороне, стоял спокойно, и Гринчук не сразу обратил на него внимание. Сразу в глаза бросилось еще одно тело – давешнего охранника. Он оружия так и не вынул.

Кроме машины Гринчука и Атамана на площадке перед бильярдной стояла видавшая виды «БМВ». Открыты обе правые дверцы. Стрелки, по-видимому, выпрыгнули из машины быстро, положили из пистолета с глушителем охранника, который по привычке сунулся выяснять, кто именно приехал. А потом…

Гринчук подошел ближе. Стекло в дверце со стороны водителя было пробито. Сам водитель запрокинулся на правый бок. Гринчук мысленно провел линию выстрела и только тогда заметил за кустом «опель» Михаила.

Понятно. Гринчук тяжело вздохнул. Михаил опоздал самую малость. Если бы он приехал хотя бы минут на пять раньше. Или даже на минуту… У ребят из «БМВ» не было бы шансов. Был бы жив Атаман, а Гринчуку не пришлось бы никого убивать.

А так…

Вначале подъехала «БМВ», пристрелили охранника. Двое побежали к зданию. Один, с пистолетом, остался на крыльце, типа, прикрыть, а второй, с автоматом, отправился за Атаманом. И тут появился Михаил.

Машина с открытыми дверцами, труп, вооруженный тип на крыльце… И машина Гринчука перед зданием. Михаил раздумывать не стал.

Вначале – водитель. Тип на крыльце замечает опасность и бросается вовнутрь, но пуля догоняет его и сокрушительным подзатыльником бросает на пол. Выстрела в бильярдной не слышно, Михаил это понимает, поэтому на ходу посылает вызов Гринчуку на мобильник.

Но… Маловато шансов было у Гринчука уцелеть. И все-таки…

Поздравляю, сказал себе Гринчук. И вежливо ответил – спасибо. Большое спасибо вам, гражданин подполковник, зато, что вы остались живы. Большое…

Михаил. Что-то оборвалось внутри у Гринчука. Лишь бы…

Гринчук обернулся к Михаилу. Тот продолжал стоять возле крыльца. Неподвижно. Словно маникен.

Ты слово знаешь, сказал Атаман. Если у твоего старлея снова в голове…

Не надо, мысленно попросил Гринчук. Не нужно этого.

Михаил смотрел прямо перед собой. На ствол сосны метрах в трех. Словно увидел что-то важное. И Гринчуку показалось, что губы Михаила шевелятся. Будто он разговаривает с кем-то. Или даже не разговаривает, а словно повторяет что-то про себя, что-то очень важное, чего нельзя забыть.

Гринчук осторожно подошел к Михаилу. Медленно протянул руку и коснулся его плеча. Осторожно. Если у Михаила снова началось ЭТО… Лучше его не провоцировать резкими движениями.

– Миша, – тихо позвал Гринчук.

– Да, – словно сбрасывая дремоту, обернулся Михаил.

Вроде бы все нормально, подумал Гринчук, заглянув в его глаза. Вроде бы…

– Все нормально? – спросил Гринчук.

– Да.

– Точно?

Михаил улыбнулся:

– Все нормально. Просто я…

Михаил сделал паузу, словно подбирая нужное слово.

– Я не люблю убивать. Даже если это и нужно.

– Я знаю, – тихо сказал Гринчук.

Михаил продолжал улыбаться. Гринчуку вдруг показалось, что Михаил просто не может согнать со своего лица улыбку. Что это не улыбка даже, а нервный тик. Гримаса.

– Мишка, – позвал Гринчук.

– Да, Юрий Иванович.

– У тебя все НОРМАЛЬНО? Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – кивнул Михаил. – Это не срыв. Я не сорвался. Правда. Неприятно стало. Как тошнота. Стоял и успокаивался. Честно.

Улыбка, наконец, ушла с его лица.