Шоколадная медаль

– Вот-вот, вам нужна справедливость, а командиру роты – внутренний порядок и дисциплина, – желчно произнес Андрианов.

– А как же! Как положено, двухголовый дракон, – усмехнулся Найденов.

– Но ведь у меня залетов-то нет, – не унимался Куцый.

– Изволь, – Найденов достал из кармана памятный блокнот и нараспев прочел: – «Куцый: кроссовки и дипломат – восемьдесят чеков, наличными —сорок». Извини, но перебор в червонец. Где взял? Вымогательство или мародерство, а, может, воровство или спекуляция? Выбирай статью.

– Что вы все к шмоткам цепляетесь? Вон, чернотики и пехота домой мешками тащат.

– А ты видел?

– Знаю. А кроме того, – Андрианов вдруг ехидно улыбнулся, – помните, вы меня в патруле «Фантой» угощали? Как вы ее купили? Ведь не только для солдат на чеке написано, что продаже другим лицам не подлежит?!

– Спасибо, друг, больше угощать не буду! Только это моего отношения к вам не меняет.

– Ну хорошо, а почему вы Кострова в первой пятерке записали?

Найденов недоуменно пожал плечами.

– А в чем проблема? Более-менее служит, в конце концов, я же его не первым записал.

Куцый обернулся назад, нет ли кого, наклонился к Найденову и голосом заговорщика произнес:

– А ведь это он настучал на вас особисту.

– Откуда знаешь?

– У нас свое чека. Заметили просто, что когда майор Гаврильцов, проходя мимо роты на разводе, запястье почешет, Костров потом в подвальную каптерку за ветошью ходит.

– Что тебе сказать на это? – Найденов слегка задумался, – он поступает так, как завещал великий Ленин в работе «Берегитесь шпионов». За информацию спасибо. Не забуду объявить ему благодарность.

Андрианов и Куцый засмеялись, и один из них сказал:

– А за то, что часы электронные у начальника штаба украл, что объявите?

Найденов вспомнил неприятную историю месячной давности, когда из кабинета начальника штаба полка в обеденный перерыв пропали часы. В штабе в это время никого не было, рядом с кабинетом на первом посту стоял часовой, как раз Костров. Ответить ребятам на этот вопрос он не успел, звякнул полевой телефон на столе. Звонил часовой со входа в президентский дворец.

– Коробочкин с проверкой идет…

– Ну-ка, порядок навести, проверка идет, – Найденов махнул рукой, давая понять, что беседа окончена. Наскоро плеснув в железную кружку кипятку, он сыпанул из жестяной банки растворимого кофе и, выскребя остатки сгущенного молока, все размешал. Попробовал, слегка обжегся, поставил кружку на стол и вышел в коридор.

– Ну-ка, Боря, подклей это, – сказал Найденов Загорному, который брызгал водой из ведра на бетонный пол, чтобы прибить пыль.

– Что?

– Вот это, – Найденов показал пальцем на слегка оторвавшийся уголок плаката, на котором была изображена смена часовых. Бумажный плакат был наклеен на фанерный лист.

– Где ж я клей возьму?

– Если бы у меня был клей, я бы сам приклеил, – раздраженно ответил Найденов.

Из комнаты бодрствующей смены с довольной улыбкой вышел Тарасов. Он ободряюще похлопал Борю по плечу, подошел к полке, на которой были разложены туалетные принадлежности личного состава караула, взял чей-то тюбик зубной пасты и, выразительно глянув на Найденова, выдавленной пастой приклеил оторвавшийся бумажный лоскуток.

– Учись жизни, Боря, пока я жив, – настоятельно сказал Тарасов.

Куцый, через дверь видевший сцену в коридоре, засмеялся:

– Справедливость торжествует!

– На обломках нашей молодой жизни… – буркнул в поддержку Андрианов, но Найденов этого уже не слышал, он шел навстречу появившемуся секретарю партийного комитета майору Коробочкину.

– Впустили меня почему? – вместо ответа на рапорт спросил Коробочкин.

– Видел, как Митрохин в штабе на вас допуск выписывал.

Коробочкин кивнул головой, взял со стола план партийно-политической работы в карауле, прочел его, поднял голову, увидел Тарасова и подозвал его к себе.

– Кто комсгрупорг караула?

– Гирин.

– Твоя фамилия?

– Тарасов.

– С кем соревнуешься?

– С Загорным.

– Гм… Все бьет… Ну ладно, – Коробочкин лукаво прищурился и, склонив голову набок, спросил: – А скажите-ка, что запрещается часовому?

Тарасов бодро затарабанил статью из устава гарнизонной и караульной служб:

– Часовому запрещается есть, пить, курить, справлять естественные надобности…

– Стоп!!! А потеть – естественная надобность?

– Да… – растерянно ответил Тарасов.

– Значит, нельзя потеть на посту?

– Выходит, да… – еще более растерянно ответил Тарасов, а остальные солдаты весело рассмеялись, довольные шуткой.

Самодовольно улыбаясь, Коробочкин сел за стол, черкнул в постовой ведомости пару строк о проверке и с озабоченным видом сказал Найденову:

– Ладно, я по постам не пойду, дела у меня, а ты сходи, не ленись…

Посидев с минуту в задумчивости после его ухода, Найденов хмуро глянул на Тарасова:

– Ну ты и жук! Ты ведь в прошлом карауле слышал от него же эту шутку про пот!

Тарасов с лицом примерного ученика ответил:

– Так дяденька хочет казаться остроумным. А мне жалко, что ли…

«Надо приглядеться к этому мерзавцу», – решил Найденов и направился к выходу, где в коридоре Боря в очередной раз сбрызгивал бетонный пол водой. Эту процедуру приходилось делать каждые полчаса: сухой воздух быстро испарял влагу, и снова поднималась пыль.

– А скажи, Боря, когда неуставщины не будет? – спросил Найденов, останавливаясь рядом.

Боря тяжело разогнулся, виновато склонил голову и неуверенно сказал:

– Не знаю… Может, если бы всем хорошей еды хватало, не давили бы друг друга…

– Если б так просто, – усмехнулся Найденов, потом вдруг, как будто что-то забыв, резко повернулся кругом и быстро, чтобы вечно голодный Боря не заметил, как он покраснел, направился в комнату начальника караула. Взяв со стола почти опустошенную банку сгущенки, он осторожно, стараясь не очень шелестеть бумагой, завернул ее в газету и мягко опустил в корзину для мусора, сделанную из пластмассового корпуса итальянской противотанковой мины.

Выходил из караулки быстрым шагом, стараясь не смотреть на копавшегося в коридоре Борю. Он вспомнил, как полгода назад Загорного уличили в том, что он выбирал остатки плова в мусоре, выброшенном из столовой, где ели офицеры афганской и советской госбезопасности, охранявшие президентский дворец. После этого Борю стыдили на комсомольском собрании роты за то, что тот позорит не только роту, но и моральный облик советского человека.

– Стыдно перед этими обезьянами из-за тебя, Боря, – с чувством тогда говорил Куцый. – Беру я тебя на поруки, буду шефствовать над тобой.

Так тогда и порешили, закрепив шефство в протоколе.

Полуденное солнце палило вовсю. Безоблачно-синее небо с утра слегка поблекло от пыльной дымки, всплывавшей к обеду над Кабульской котловиной. От сортира несло смрадом. Побеленная половина его принадлежала десантникам, другая, со скользкими от нечистот ступеньками, эксплуатировалась афганскими солдатами. Найденов, отгоняя назойливых мух, прошел около казармы, на стене которой гораздый на выдумку комбат, видно, озабоченный тем, чтобы бойцы не мочились ночью прямо под углом, повесил щит с нарисованной ослиной мордой и крупной надписью: «Здесь оправляются только ослы».

Офицеры ХАДа, те из них, что знали русский язык, проходя мимо в свою казарму, недоумевали: