О доблестном рыцаре Гае Гисборне

– Хорошо, – сказал он и закатил глазки. – Я думал, угостите какой-либо кислой дрянью. А это хорошее вино, господское…

– Сам такое принес, – напомнил Гай сурово. – Давай рассказывай. И не шибко ври.

Хильд вздохнул, лицо посерьезнело.

– Ваша милость едет туда шерифом, а это значит, вас интересует, что такое шериф и в чем его обязанности. К тому же вы из Плимута…

– Я из Кардиффа, – напомнил Гай строго, уже сообразивший, что быть из Плимута – почему-то расписаться в полнейшей дикости.

Хильд отмахнулся.

– Да хоть из Ливерпуля, та еще дыра… В общем, как я уже сказал, в Ноттингеме совсем другая система права…

– В чем ее отличие? – спросил Гай.

– К примеру, – сказал Хильд, – вы хоть знаете, что такое суд присяжных?

Гай в недоумении покачал головой.

– Нет. Что это?

Послушник сказал с удовольствием:

– А его нигде больше нет, как в городах и землях Датского права! Двенадцать наиболее авторитетных тэнов уэпентейка решают сперва, виновен или нет, потом передают в суд обвиняемого и – главное! – участвуют в одобрении приговора. Или неодобрении. Это уникальная система…

Гай пробормотал озадаченно:

– Да… а как же суд сеньора?

Хильд отмахнулся с полнейшим пренебрежением.

– Это осталось только в диких землях.

– Это во всей Англии! – сообщил Гай мрачно.

– Я и говорю, – согласился Хильд. – Мы живем в диком мире, верно?.. По всей Англии крестьяне почти все зависимые, верно? А там почти все свободные. Сокмены! И фригольдеры.

– Сок… мены?

– Да, – сказал Хальд. – Сокмены. Но это для вас не важно, сэр…

Гай запротестовал:

– Мне это очень важно! Налоги тоже мне собирать, черт бы побрал эту унизительную обязанность! Так что там насчет сокменов?

Хильд сам налил себе в кружку, отпил, вытер рот рукавом и продолжил почти весело:

– Вы были в Уорикшире?

– Был, – ответил Гай настороженно. – А что?

– Видели там сокменов?

– Ни одного, – ответил Гай с недоумением. – А может, и видел, только это что? Вино такое? Или мясо под соусом?

– Даже слова такого не слышали?

– Н-нет…

Хильд покачал головой.

– Вот что получается, когда римские дороги зарастают лесом. Связи обрываются, люди живут в селе и думают, что одни-единственные на свете!..

Гай сказал с досадой:

– Ладно тебе! Я успел повидать кое-что, кроме своего села. Что это?

– То, – ответил Хильд победно, – чего здесь совсем нет, а вот совсем рядом, в Лестершире, – больше двух тысяч!.. Они, в отличие от здешних вилланов, все имеют полное право собственности на свои земли и могут распоряжаться ими по своему усмотрению. То ли пахать, то ли овец пасти, то ли вообще подарить или продать. Земли датского права из самых бедных в Англии после захвата их скандинавами стали самыми богатыми! Только скандинавы превратили пустоши и леса в пахотные земли и собирают огромные урожаи.

Гай протянул озадаченно:

– Спасибо… Пожалуй, это и есть самое важное, что узнал за сегодня. Там издалека вся Англия такая крохотная! А эта крохотулька, оказывается, еще какая, надо же, разная.

С документами вышла какая-то задержка, ему сообщили, что идет передача прав, а тем временем явился слуга и пригласил на ужин. Гай опасался, что придется вместе со слугами, а это оскорбление, хотя сам не видел в этом ничего зазорного, но тут важно, как другие оценят…

К счастью, за стол его посадили с королевскими стражами, причем со старшими офицерами, а простые стражники трапезуют в общей комнате.

Гай поскорее закончил с ужином, не нравятся люди, так гордящиеся службой при дворе, в любом случае это всего лишь сервы, какие бы пышные одежды ни носили.

Вернувшись, снова сел за книги, стараясь поскорее вникнуть в обычаи и законы этой малой страны внутри большой страны. Как гласит следующая глава, набеги датчан начались уже в девятьсот девяностом, через год разграбили Западный Уэссекс, после чего английские короли впервые приступили к сбору «датских денег», первый всеобщий налог в Англии. Набеги учащались, англосаксонский король Этельред II в тысяча втором устроил массовую резню датчан, что просто жили в Англии, но викингов это лишь разозлило, и в течение пятнадцати лет их армия под началом Торкеля Длинного методически уничтожала все города и села в южных землях Англии.

В этой нескончаемой войне сила духа викингов оказалась выше, англосаксы бежали с полей битв, а король Этельред II бежал в Нормандию. Еще долго длились жестокие сражения, время от времени Англия поднималась и пыталась стряхнуть захватчиков, но в конце концов знать и духовенство Уэссекса и Данелага признали королем Англии сына датского короля Свена Кнуда.

Было еще героическое сопротивление войск Эдмунда Железнобокого, но войска полегли, как трава под взмахами косы, а страну объединили под властью датской династии Кнуда Великого. Скандинавы заняли все важные и неважные посты в государстве, все ведущие роли играли только датчане и другие викинги.

В Оксфорде в тысяча восемнадцатом году собрали национальное собрание, где скандинавская и англосаксонская знать обговорили условия сосуществования двух наций в Англии.

Он тряхнул головой, мелькнула мысль, что история повторяется в точности. Норманны завоевали Англию, и теперь вся знать только норманнская, господа говорят на французском, а простые люди – на английском…

– Ерунда, – сказал он зло, – скандинавы и англосаксы слились в единый народ! И мы сольемся…

Еще одна загадка разрешилась, когда он прочел, что первым английским королем, признавшим, что датское право – это не чужие законы завоевателей, а тоже часть Англии, был Эдгар, он предоставил Данелагу внутреннюю автономию в социальных и правовых вопросах.

Возможно, сработало то, что викинги, ставшие уже англичанами, показывали себя прекрасными работниками, исправно платили налоги, а земли, которые они захватили, процветали.

Утро наступило настолько хмурое, что в жаркой солнечной Палестине, залитой беспощадным солнцем так, что высвечивает каждый уголок и нигде не оставляет тени, это сошло бы за глубокую безлунною ночь.

Он прислушался к орущим петухам, поднялся и пошел к окну. За спиной хлопнула дверь, это возник, похожий на грузного призрака, послушник Хильд с виноватой улыбкой.

– Не разбудил, ваша милость?

– Нет, – буркнул Гай. – Что тебе?

Хильд поспешно поклонился.

– Бумаги ночью подготовили, ваша милость! Так что позавтракаем и… можем отправляться.

Гай нахмурился.

– Что значит «можем»? А ты при чем?

Хильд снова поклонился, развел руками.

– Личный секретарь его высочества сэр Джозеф Сэмптон, стремясь получше выполнить волю его высочества, распорядился послать меня с вами, ваша милость. Дабы быть в помощь в толковании законов…

Гай в удивлении отшатнулся.

– Личный секретарь распоряжается и духовными людьми?

Хильд вздохнул.

– Не совсем так, но когда епископ Лонгчамп рядом, им договориться не так уж и трудно.

– Еще бы, – буркнул Гай, – ворон ворону… Мне жаль, что тебя подпрягают ко мне. У меня в последние годы характер подпортился.

Хильд спросил испуганно:

– В чем?

Гай ответил в раздражении:

– Непонятно? Раньше я был весь хи-ха да ха-ха, а сейчас так и тянет сразу в морду!.. Осточертело все. Одни рожи вокруг, куда делись люди?..

– Это правда, – согласился Хильд, – но все-таки все люди созданы Господом, как и людишки всякие мелкие… так что всяк отвечает перед Господом сам, не нам бить в каждую рожу, хоть и хочется.

Гай спросил с недоверием:

– Даже тебе хочется?

– Еще бы, – ответил Хильд. – Монахи отличаются от мирян тем, что умеют сдерживаться. А кулаки у нас одинаковые!

Глава 8

Сэр Джозеф все в таком же темном костюме, только крючки и бляхи не серебряные, а золотые, встретил Гая у выхода из замка.

– Вот ваши бумаги, – сказал он строго, – на владение землями. Вот предписание королевской канцелярии о назначении вас шерифом Ноттингемского графства, или шера, как говорят местные. В конюшне вас ждут две лошади, но это не подарок, а будет вычтено из вашего жалованья.

– Спасибо, сэр, – ответил Гай с осторожностью. – Этот мальчик тоже едет со мной?

Сэр Джозеф позволил своим замороженным губам изобразить нечто вроде улыбки.

– Этот мальчик, – произнес он, – весьма прыткий мальчик. Он еще как умеет ездить верхом…

То, как он это произнес, намекало на некую тайну, тем более что Хильд смиренно потупил глаза и даже шаркнул ногой, словно растирал подошвой сопли.

– А ему можно? – спросил Гай. – У нас монахи, помню, только пешком… да еще на ослах.

Сэр Джозеф поморщился.

– У вас были только тринитарии и матюрены? – поинтересовался он. – Кармелитам, насколько знаю, разрешено на муле.

Хильд пояснил самым смиренным голосом:

– Ездить на ослах или мулах – проявлять большее смирение, угодное Господу. Но Господь разрешает монахам пользоваться верховыми лошадями, если в этом есть необходимость, а не потехи ради.

Сэр Джозеф сказал нетерпеливо:

– Тогда все. Берите коней и езжайте, сэр Гай! В первые дни там на месте постарайтесь просто уцелеть. Ни во что не ввязывайтесь, пока не поймете, куда вы попали.

Он повернулся и скрылся за дверью, а встревоженный таким напутствием Гай спустился с крыльца. Из конюшни им навстречу вывели двух коней, оба застоявшиеся, мотают головами и пытаются подняться на дыбы.

Гай побаивался за Хильда, но пока он сам уговаривал своего коня успокоиться и начинать верно служить новому хозяину, за спиной прогремел частый топот.

Он резко оглянулся, Хильд на крепкой лошадке описывает круги вокруг них, вид довольный, никакого страха в глазах, полы черной рясы развеваются, как крылья ночного демона.

Гай спросил с подозрением:

– На что намекал сэр Джозеф? Ты был конокрадом?

Хильд прокричал на скаку:

– Ваша милость! Да я и родился послушником!

– Не хочешь говорить, – буркнул Гай, – не надо. У меня свои дела разгребать некогда…

Утро мирное и солнечное, свежие кони вынесли их за пределы мрачного Лондона так быстро, что Гай не успел рассмотреть, что же здесь успело измениться, вроде бы все те же каменные громады домов, деревянные тротуары, лужи посреди дороги, где застревают даже ненагруженные телеги, и высокая каменная стена с частыми зубцами, из-за которых лучники могут бить вниз почти безнаказанно.

За Римской стеной Лондона высится башня Вильгельма Завоевателя, доминирующая над крытыми соломой и красной черепицей домами и бурной рекой. Хильд в ее сторону даже не взглянул, а Гай отдал честь великому полководцу и королю.

В сорока милях к северо-востоку, по дороге к столице, они миновали Рочестер, охранявший путь в Медуэй. Далее увидели, как в тридцати милях вверх по Темзе, охраняя еще один перекресток, на холме высится укрепленный Виндзор, за ним широко раскинулись заливные луга Раннимеда. Там, где река вытекает из лесов, виднеются издали Уоллингфорд и Оксфорд. Еще дальше, посреди овечьих пастбищ и меловых холмов запада, высятся другие башни – Ньюбери в Кеннетской долине, Мальборо и Олд Сарум на Плейне, крепости долины Северна и Динского леса. Вдоль берега Ла-Манша, защищая его якорные стоянки и устья рек – Пивенси, Порчестер, Керисбрук и Корф, а на глухом кельтском юго-западе – Экзетер, Тремартон и Рестормель.

К северу от Лондона расположились цитадели, препятствующие вторжению со стороны восточных графств. Там такие же непроходимые леса, что очень успешно сопротивляются натиску человека. Хильд начал рассказывать, что в старое время здесь процветали поселения англосаксов: Колчестер и Фрамлингем, Беркхемстед и Нортгемптон, Линкольн и Ньюарк. Сейчас на их месте настоящие каменные крепости мрачно и зорко посматривают на охраняемые от чужаков земли, но следят и за местным населением, чтобы не вспыхивали бунты.

Наконец пошли пашни вслед за отступающими под натиском топоров лесами, а потом стена деревьев приняла их, сомкнулась за спинами, и кони дальше неслись в тени, воздух свежий, лесной, напоенный запахами клея, муравьиной кислоты и лесных цветов.

Хильд то и дело вырывался вперед, лицо горит восторгом, Гай поглядывал с растущим подозрением, в монастырь нередко уходят те, кто хотел бы укрыться от закона, а в движениях Хильда иногда проглядывает нечто, что опытному глазу воина говорит многое.

Он крикнул:

– Эй, Хильд! А ты давно в монастыре?

– Я же послушник, – ответил тот, придержал коня и поехал рядом, – а чтоб приняли, я должен семь лет покорно трудиться и проявлять смирение.

– Ого, – сказал Гай невольно. – Да, для тебя проявлять смирение особенно трудная вещь, да?

Хильд ухмыльнулся.

– Ваша светлость?

– И в то же время, – продолжил Гай, – ты где-то успел стать знатоком датского права.

Хильд сказал уклончиво:

– Ваша милость, даже уэссекское и мирсийское право отличаются друг от друга, хотя с чего бы, верно? Но Данелаг… о, это вообще что-то особое, ваша милость!

– Из-за скандинавскости?

– Точно, – подтвердил Хильд. – А оно, если честно, намного справедливее нашего. Главное же, что почти все наши короли весьма старались унифицировать… вот трудное какое слово!.. унифицировать правовые системы обеих частей Англии…

– И что?

Хильд посмотрел в удивлении.

– Как что? Что видите. Ничего не получилось. Даже сблизить не удалось! В Англии одна система права, у нас другая. Так что изучайте ее хорошенько, иначе так вляпаемся, что за всю оставшуюся жизнь не отмоемся.

Они ехали нескончаемым лесом, лишь изредка пересекая открытые небу пространства, отвоеванные людьми у деревьев и таких же нескончаемых болот, и везде Гай видел эти укрепленные замки, укрепленные церкви и укрепленные монастыри, способные выдержать любую осаду.

Даже деревни обнесены высоким частоколом, ворота запираются на ночь, а утром распахиваются, выпуская стада в сопровождении пастуха. Города обычно защищены уже каменной стеной, что по мере разрастания города остается внутри, замыкая в кольцо Старый Город, а потом вырастает и новая стена, еще выше и неприступнее…

Они мчались весь день, давая коням небольшой отдых, но к вечеру одолели только треть пути.

Хильд порывался свернуть с дороги и отыскать деревню, хорошо бы с трактиром, однако Гай продолжал путь, пока глаза могли различить дорогу, затем остановил коня и сказал хладнокровно:

– Здесь и заночуем.

Хильд ахнул:

– Ваша милость?

Гай спрыгнул, конь вздохнул с облегчением, а когда Гай снял тяжелое седло, опустил морду к земле и даже попробовал сорвать различимую только по запаху травку.

– Что тебе не нравится? – поинтересовался Гай. – Святые всегда старались уединиться от мира.

– Ваша милость, я пока только послушник!

– Но будешь святым?

Хильд не уловил издевки, ответил очень серьезно:

– Ваша милость, о таком даже мечтать нельзя!

– Почему?

– Святыми становятся те, кого избирает Господь! А человеческие суетные желания он в расчет не берет.

Гай сказал бодро:

– Ну, и мы брать не будем. Ты как насчет поесть? А я пока разожгу костер… хотя могу выспаться и без него.

– С костром бы лучше, ваша милость! А я пока соберу… гм… на стол.

Гай у ближайших кустов собрал ветки, Хильд не успел разложить еду на чистой тряпице, как после двух ударов огнива вспыхнул огонек, тьма сразу торопливо отпрыгнула, страшась опалить роскошные черные крылья.

Костер разгорелся живо, весело, Хильд хоть и поглядывал с опаской в черноту, но присутствие уверенного крестоносца подавляет страх, а рядом, освещенные пламенем костра, иногда совсем по-домашнему всхрапывают кони.

Гай поужинал быстро и скупо, Хильд подивился, как мало рыцарь ест, говорят, это сарацины довольствуются горсткой сушеных фиников, а доброму англичанину не жить без здоровенного куска мяса, но крестоносцы многие привычки подцепили у сарацин.

Гай вытер пальцы о траву, взгляд его поднялся к небу в поисках россыпи ярких звезд, названия многих узнал там, в Палестине, однако тяжелое низкое небо едва не задевает головы, и он поспешно опустил взгляд.

– Что еще расскажешь о Ноттингеме? – спросил он.

Хильд взмолился жалобным голосом:

– Ваша милость, я еще не дожевал, а душа моя уже спит!

– Ладно, – буркнул Гай, – спи, существо…

– А вы, ваша милость?

– Посижу немного, – отрезал Гай хмуро, – подумаю, во что меня втолкнули, да еще и ногой сзади с размаху…

Утро непривычно для Гая и привычно для Хильда хмурое, воздух сырой, промозглый, вязкий, липнет к лицу и забивает легкие, но Хильд не ворчит, другой жизни не знает, и Гай напомнил себе, что о жарких сухих днях пока придется забыть.

Кони идут бодро, далеко над лесом понимаются и медленно проплывают блестящие шпили монастырей, что строились среди болот или непроходимых мест, монахам нужно уединение для бесед с Господом, а когда проезжали мимо деревень и сел, то первое, что видели, – величественные башни, колокольни и шпили церквей.

Гай подумал, что хотя люди являются подданными короля, а таких королей в Европе сотни, но одновременно они же и подданные папы римского, единственного наместника Христа на земле. Ему повинуются точно так же, если не больше, и только вот эти церкви и монастыри и держат Европу воедино, не дают перегрызть друг другу глотки. Когда неведомый Саладин в дальних и почти сказочных краях захватил Святой Город христиан, то именно церковь сумела поднять всю Европу, заставила ощутить себя единым народом и двинула на освобождение Гроба Господня именно европейцев, а не французов, англичан или испанцев.

Хильд упомянул, что в Англии более семисот монастырей, так что сорок в графстве Ноттингемском – это совсем немного, куда больше здесь женских обителей, монашеских братств, церковных общин и часовен, их вообще не счесть, и если все в первую очередь обращают взоры к Кентербери, Вестминстеру или Сент-Олбансу, они на виду, но еще более величественные и многочисленные островные монастыри Или, Питерборо, Кройленда или Торни – красиво и гордо возвышаются над бесконечными просторами заболоченной земли, непригодной ни для проживания, ни для земледелия… что, однако, руками трудолюбивых и умелых монахов осушается, возделывается и будет приносить такие урожаи, что они снова и снова посрамят владельцев плодородных земель.

Они ехали весь день и не встретили следов человека, только дважды останавливались, чтобы дать коням перевести дух, а сами немного отдыхали и трапезовали.

Потом тусклый вечер, солнце так и не появилось, а глубокой ночью Хильду пришлось вставать ни свет ни заря, но жестокий крестоносец уверял, что это и есть утро, самое лучшее время для завтрака и поездки.

Глава 9

Проснулся бедный послушник только от тряски в седле, кони все-таки ухитрились отдохнуть и долго шли бодрым галопом, прежде чем рыцарь смилостивился и перевел на легкую рысь.

Когда дорога не смогла больше протискиваться между лесом справа и лесом слева, она обреченно устремилась прямо, пугливо шарахаясь от могучих дубов с простершимися над тропкой ветвями и робко огибая заросли густого кустарника.

Однажды Гай чуть придержал коня, лицо каменное, шепнул одними губами:

– Не вертись, не пугайся. Впереди засада.

Хильд вздрогнул, прошептал, еще не веря:

– Разбойники?

– Судя по запаху, да…

Они проехали еще чуть, справа и слева из кустов выбежали двое мужчин в лохмотьях, лица свирепые, в руках самодельные копья, лица грубые и злобные.

– Стой!

Гай оглянулся, там на тропке тоже двое, снова посмотрел на загораживающих дорогу.

– Что вы хотите?

– Слезайте с коней, – потребовал один. – Пояс тоже сними и брось на дорогу.

Гай сказал мирно:

– Зачем это вам? Там меч, а он тяжеловат для ваших рук.

Разбойник не нашелся, что ответить, но зашелестел куст, сквозь него легко продрался широкий в плечах мужик с заросшей по глаза черной злодейской бородой. На поясе болтается короткий меч, мужик деловито вытащил клинок и встал перед конем Гая, чуть пригнувшись и показывая, что готов к схватке.

– Умный нашелся? – прорычал он таким густым голосом, что уже рев, а не голос. – Ничего, пробежишь голым до села, поумнеешь…

Гай кивнул.

– Наконец-то вожак…

Дальше Хильд не успел запомнить, что и как происходило: крестоносец выхватил меч так молниеносно, словно тот сам прыгнул в ладонь рукоятью вперед, конь дернулся наискось и сбил с ног левого разбойника с копьем, что слушал вожака и оказался не готов. В следующий миг сверкающая полоса стали рассекла вожаку голову, еще прыжок – и второй удар меча срубил наконечник копья разбойника справа и глубоко вонзился в его плечо.

Круто поворачивая коня, Гай успел нагнуться и рубануть поднявшегося на четвереньки сбитого конем разбойника, а через мгновение уже промчался мимо опешившего Хильда и смял двух, что перекрывали отступление.

Всего два удара, что показались Хильду небрежно ленивыми, и новый шериф снова повернул вздрагивающего от возбуждения коня в прежнем направлении.

– Ну что, – спросил он нетерпеливо, – готов ехать?

Хильд едва нашел убежавший далеко в лес голос.

– Да… ваша милость… Но… как вы их!

Гай буркнул:

– Мужичье. Ни один из них не был воином. Даже их вожак, что при краденом мече. Ты видел, как он его держал? Такое простое движение не мог запомнить.

Хильд сказал с восторгом:

– Все равно вы троих… во мгновение ока! А те, что сзади… почему не бросились сразу?

– Они только для устрашения, – объяснил Гай. – Разве не видел, они вообще драться не умеют?

Хильд покачал головой, он видел пятерых страшных разбойников, а кто умеет из них что, а кто нет, ему не сказали. Правда, этому рыцарю как-то стало известно.

Он еще раз оглянулся на распростертые трупы.

– Не по-христиански как-то поступаем.

Гай поинтересовался:

– А как надо?

– Похоронить бы…

– Зачем?

– Чтоб звери не растаскали их кости, – объяснил Хильд простую истину. – Не надругались над убитыми…

– Надругаться может только человек, – буркнул Гай, – а звери все невинные твари. Поехали!

– Хотя бы молитву над ними прочесть!

Гай сказал ожесточенно:

– Так много славных рыцарей остались в жарких песках без погребения и отходной молитвы… и что меня интересует, попадут ли в ад эти разбойники?

Хильд перекрестился и сказал благочестиво:

– Для Господа нет разницы, кто где погиб! Всяк услышит трубу архангела Михаила, призывающую на Страшный Суд.

– Эти тоже услышат, – сказал Гай и пустил коня в галоп.

Хильд вздохнул и ударил коня пятками под бока.

Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем конские копыта застучали по дорогам графства Ноттингем.

А Гай покачивался в седле и думал, что птицы с большой высоты видят только сплошной зеленый лес с редкими проплешинами, на которых теснятся города, замки, села с пашнями, что упираются в опушки так, что даже днем на поля выходят попастись олени, кабаны и прочие звери.

Дорога опасливо обогнула массивный мрачный замок из серых глыб, настолько огромных, что даже непонятно, кто их поднимал на такую высоту.

Гай всматривался с настороженным профессиональным интересом. Замок на скальном основании, еще и насыпь, не взобраться с ходу. Высокие несокрушимые башни как между стенами, так и, видно по крышам, внутри двора. Наверняка за стенами прячется просторный двор, разделенный на зеленую часть и заднюю, где кузница, пекарня, прачечная, сам замок защищен не только высокими стенами, но вон внизу еще и ров, явно глубокий, подъемный мост, барбаканы…

Только большая армия, мелькнула невеселая мысль, с множеством катапульт и таранов может взять такой замок, да и то лишь в лучшее время лета, так как на открытом месте, продуваемом всеми холодными ветрами даже в июле, продержаться долго непросто.

А если еще учесть, что в таких замках живут в самом деле сильные и отважные люди, время от времени бросающие вызов королевской власти, что умеют и готовы сражаться, у которых прекрасные боевые кони, кованые доспехи и лучшее оружие, то становится понятно, почему короли говорят с ними почтительно и стараются все улаживать миром.

Он подумал невесело, что даже в Англии, где королевская власть сильна, как ни в одной стране Европы, король постоянно думает прежде всего о том, как стать хозяином в собственном доме, а если удается, то как им остаться подольше.

Сейчас же в Англии так и вовсе тревожное положение: король оставил вместо себя править страной канцлера Лонгчампа, однако принц Джон с этим вроде бы смиряться не собирается… Столкновения между ними доходят до вооруженных конфликтов, совсем недавно Ноттингем принадлежал всемогущему канцлеру, но после того, как принц Джон захватил его со своими сторонниками, Ноттингем снова за ним, и теперь у канцлера есть все основания ненавидеть этого нового шерифа, что будет распоряжаться в его бывших владениях…