bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

Якоб и Борислав, завзятые картежники, получили миссию опасную и деликатную: налаживать контакты с отдыхающими чиновниками и другими важными лицами в клубах и престижных игорных домах, приглашать их перекинуться в штос или преферанц, а ободрав до нитки, предлагать забыть долг в счет неких услуг. (В будущем, когда заработает новая политическая программа, им придется подписывать различные петиции заговорщиков или платить немалые деньги.)

Фабиан как бы вскользь упомянул, как много средств он вложил в организацию общежитий для работающих девиц, а потому имел доступ к довольно большой части населения, которую не стоило игнорировать. Жоакин скрепя сердце пошел ему навстречу и поручил заниматься вопросом трудящихся женщин и узнать, чем они живут и дышат. От загадочного Юстаса пока не было ни письма.

Когда все наконец разъехались выполнять свои миссии для общего дела, Леопольд почувствовал себя ненужным и неприкаянным. Он напрямик сообщил об этом Жоакину и спросил, чем может бедный узник помочь движению. Но у управляющего уже был готов ответ на его вопрос:

– Занимайся тем, что умеешь, чем занимался до ссылки. Пиши. Нам нужны призывы, программы, петиции и листовки, которые тронут каждого жителя и привлекут его на нашу сторону. Или ее. – Он вспомнил про «женский вопрос».

– Думаю, я справлюсь. Теперь справлюсь, – уверенно ответил опальный журналист.

Спустя некоторое время Леопольд принес Жоакину на рассмотрение целую кипу исписанных бумаг, но тому хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что его тексты, к сожалению, никуда не годятся.

– Леопольд, для кого ты это писал? – удрученно спросил управляющий. – «Разнузданный гуманизм»? «Созерцательное прозябание»? Поймут ли все эти машинисты и кухарки хоть слово?

Граф взглянул на него, будто очнувшись, обхватил руками голову, а потом сгреб все бумаги и быстрыми шагами вновь удалился к себе в кабинет, где заперся до самого вечера, усердно переделывая работу. Спустя несколько попыток у него наконец начало получаться.

***

В начале осени, в назначенный день все вновь собрались в Ривхольме, однако же количество участников их клуба возросло почти вдвое: Якоб и Борислав умудрились привезти с собой группу студентов, которые то ли горели желанием влиться в работу организации, то ли попросту хотели перекинуться в карты в интересном окружении. Поначалу Жоакин был возмущен таким самоуправством, но быстро пришел к выводу, что новобранцы могут быть очень полезны, распространяя листовки среди просвещенной молодежи. Кроме того, объявился и Юстас.

К вечеру все собрались в той же гостиной и были готовы предоставить отчеты о проделанной работе. Почти все участники первого собрания заняли свои прежние места в комнате, только Петрик остался стоять, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и теребя крупный перстень на пальце. Студенты всей толпой встали у распахнутого окна и курили, переговариваясь о своем. Пора было начинать.

– Итак, господа, – заговорил Жоакин, встав в центре комнаты, – все вы проделали огромную работу, каждый на своем поприще, и, как я заметил, ваши старания принесли некоторые плоды. – Тут он повернулся в сторону Петрика и жестом пригласил его говорить первым.

– Собственно сказать, д-да… – запинаясь, начал тот. – Мне есть что сообщить собранию. Ситуация в рабочей среде, с одной стороны, тревожная, а с другой – вполне благодатная для нашего дела: недовольных очень много, зарплаты едва хватает на жизнь, плюс ко всему часты случаи производственных травм от несовершенных машин и ожогов от паровых котлов, которые никак не возмещаются пострадавшим. Статистика заболеваний, которыми страдают люди на кожевенных и прядильных фабриках, ужасает! К тому же наблюдается отток рабочих обратно в деревню, а коренные горожане молчат в страхе потерять работу. Одним словом…

– Одним словом, ничего нового, – насмешливо перебил его Фабиан, покручивая бокал вина в длинных пальцах. – Мой добрый друг Петрик, неужели вы рассчитываете, что ваши хождения в народ растормошат страну?

– На заводских рабочих сейчас держатся и казна, и все частные капиталы, – решительно возразил Жоакин. – Если они откажутся работать, даже на время, вся страна будет парализована. И, чтобы восстановить поток денег, гильдии и богачи пойдут на какие угодно условия. На наши условия. – Он оглядел всех присутствующих в зале. – Поэтому что бы вы ни думали, а успех всего нашего плана держится именно на этом человеке. – И Жоакин положил руку на плечо коротышки Петрика, отчего тот вздрогнул.

Все уставились на Петрика, удивленные словами Жоакина, и спустя мгновение на лице каждого отразилось понимание. Сам Петрик немного стушевался, а затем, решив, что его речь окончена, опустился на свободный стул. Не дожидаясь приглашения, Юстас резко поднялся с кресла и выпрямился, как при официальном докладе, тем самым подчеркивая исключительную важность того, что он собирался сообщить.

– Я навел справки… в государственном аппарате ситуация становится хаотичной. После первых волнений среди благородной молодежи, – он бросил мимолетный взгляд в сторону Леопольда, – полетели головы, и приличное количество чиновников было отстранено от должности. Некоторые места до сих пор остаются незанятыми, и, как вы уже поняли, это не способствует стабильности ни законодательной, ни исполнительной власти. Таким образом, путь к местам в правительстве относительно свободен… По крайней мере, для некоторых из нас. – Он усмехнулся. – А теперь к самому главному: в высших кругах я заручился поддержкой одной очень важной персоны, которая может поспособствовать успеху изменений, которые мы хотим привнести в жизнь нашей страны. Пока я не могу сообщить ни его имя, ни должность, всему свое время. – И он сел в кресло так же резко, как и поднялся с него.

– К чему же все эти секреты, мы ведь все здесь заодно, – оскорбленно отозвался Борислав.

– Видимо, вы многое упускаете из виду, – процедил Юстас, – а именно мое положение. Оно предполагает как свои бесспорные преимущества, так и большой риск, гораздо больший, чем у кого-либо из присутствующих.

После этих слов никто более не осмелился комментировать речь Юстаса. Жоакин сохранял молчание: он был сосредоточен, обдумывая полученные сведения. Наконец он поднял голову и обратился к неразлучным картежникам:

– Якоб, Борислав, прошу вас.

– Мы тоже дурака не валяли, – сложив руки на груди, заявил Борислав; его напарник согласно закивал. – Сделали, как и было уговорено.

– Закинули удочки где только можно. – Якоб подмигнул. – И немало рыбок поймано… в том числе несколько особо крупных.

– Конкретнее, – потребовал Жоакин.

Вместо ответа Борислав подошел к нему, вытащил из-за пазухи несколько сложенных листков, исписанных именами, и протянул их лидеру собрания.

– И много ли вам должны? – осведомился Жоакин, пробегая глазами внушительный список.

– Следующий листок ответит вам, – хохотнул Якоб. – Хватит на небольшой дворец, я думаю.

Закончив изучать бумаги, Жоакин удовлетворенно кивнул и сложил их в карман. В этот момент раздалось деликатное покашливание. Все повернули головы в сторону Леопольда, который стоял, прижавшись к стене, с толстой папкой бумаг, поправляя пенсне. В его глазах читалось недовольство собственной непричастностью к общей беседе.

– Конечно же, друг мой, сейчас самое время дать тебе слово, – незамедлительно отреагировал Жо. – Возможно, вы не обратили внимания, но здесь, в главном штабе нашей организации мы, а в первую очередь Леопольд, разрабатывали то, с чем обратимся к людям, заставим их услышать нас. Прошу, зачитай обращение к рабочим доков, которое ты написал два дня назад.

Леопольд отстранился от стены, на его лице промелькнула гордая улыбка. Ловко достав нужный листок из папки, он принял позу, более подходящую поэту, декламирующему оду, а не журналисту-оппозиционеру, и стал проникновенно зачитывать. Нужно отдать должное, его речь с первых слов и до самого конца удерживала всеобщее внимание: даже студенты у окна, до которых до сих пор долетали лишь обрывки беседы, прекратили переговариваться и вслушивались в звучный манифест, искусно составленный Леопольдом. Никто даже не подозревал, скольких трудов ему это стоило, – так естественно звучало каждое предложение. Наконец он дочитал, и по комнате прокатилась волна аплодисментов.

Когда все стихло, Жоакин обратился к Петрику:

– А нет ли среди ваших предприятий типографии? Нам необходимо набрать и размножить все материалы.

– Эм… Сейчас вспомню… Кажется, одна имеется, но только не в столице, – замялся наследник многомиллионной индустрии.

– Тем лучше, – одобрительно кивнул Жоакин.

Фабиан же все это время сидел молча, разглядывая картины на стенах и собственные ногти. Он уже успел осушить более половины бутылки красного вина из погреба Ривхольма и, слегка захмелев, держался отрешенно. Его раздумья прервал закономерный вопрос Жоакина:

– А как обстоят дела с вашей областью? Заинтересована ли женская часть рабочих в переменах?

– Заинтересована, – небрежно бросил Фабиан и потянулся к бутылке, но, уловив на себе строгий и раздраженный взгляд управляющего, опомнился и продолжил говорить: – Жаль, но многие вообще недооценивают прекрасный пол… а ведь женщины способны на многое, даже выйти на баррикады… Если потребуется, с обнаженной грудью.

– Прошу без сальностей. – Жоакин поморщился.

Тут переполошились студенты и, столпившись у открытого окна, взялись выглядывать наружу. Петрик и Якоб тоже прильнули к соседнему окну.

– Едет. Карета едет! – произнес самый говорливый из юношей.

– Мы… кого-то ждем? – севшим голосом спросил Юстас, до этого хранивший невозмутимость.

– Ага, герб-то гвардейский, – потускневшим тоном добавил другой студент.

Уже никого не слушая, Жоакин чуть ли не бегом устремился вниз по лестнице, к выходу из особняка. Его сердце бешено колотилось, предчувствуя беду, которую он не знал, как отвести. Оказавшись на улице, он обнаружил нескольких встревоженных служанок, уже стоящих у главных ворот. Их испуганные глаза обращались то к приближающейся карете, то к управляющему.

Гвардейский экипаж остановился у самой ограды поместья, и из него вразвалку вышел единственный мужчина в военной форме капитана, которую довершала фуражка с начищенным до блеска черепом. Жоакин решительно двинулся ему навстречу, словно на расстрел.

– Добрый день, господин капитан. Чем обязан…

– Ты кто? – резко прервал военный, даже не глядя на Жо. – Это здесь же проводится собрание?

Не дожидаясь ответа, он зашагал к особняку. Жоакину оставалось только последовать за ним внутрь.

Гробовое молчание в гостиной второго этажа нарушилось треском распахнувшихся дверей. Капитан вошел в комнату, саркастически оглядывая всех присутствующих.

– Что, обмочили штаны, господа заговорщики? – паскудно улыбнулся гвардеец. – А я к вам с миром.

Капитану никто не ответил, и он продолжил как ни в чем не бывало:

– У меня тут есть несколько бумажонок, которые должны вас заинтересовать. – Он приблизился к столу и широким жестом бросил на него пачку запечатанных конвертов. – Вот, полюбопытствуйте.

Никто не шелохнулся. Тогда Леопольд медленно подошел к столу на ватных ногах и взял верхний конверт. Так и не решившись открыть его, он поднял взгляд на капитана и тихо спросил:

– Что в этих конвертах?

Военный, повергая окружающих в еще больший ужас, громогласно расхохотался:

– И эта кучка трусов собралась устроить переворот? Глазам не верю! – Отсмеявшись, он снизошел до ответа. – В этих конвертах – освобождение господина Траубендага от всех обвинений в преступлениях против короны; освобождение господина Йохансона от всех обвинений в преступлениях против короны; освобождение господина Дюпона… кхм, ну вы поняли. Кроме того, здесь разрешение на учреждение Комитета по правам рабочих при Судебной коллегии Его Величества.

Юстас, до тех пор вжимавшийся в кресло, наконец понял, кто их внезапный гость. Тогда он встал и обратился к гвардейцу:

– С чего бы все это, капитан Вульф?

– Привет от Верховного судьи Спегельрафа, – снова ухмыльнулся вояка. – Пакуйте вещички. Вам освободят помещение к концу недели, так что не тяните со сборами, дамочки.

#3. Таланты заурядных швей

Первое время Луиза развлекала себя счетом: сколько полотен ткани проходит через ее руки за один рабочий день, сколько строчек она делает, сколько раз нажимает ногой на педаль, приводя в движение механизм, – но очень быстро ей это надоело. Остались только ритм, отмеряющий время, и мелькание иглы вниз и вверх, вниз и вверх. На фабрику она устроилась меньше года назад. Потребовалось около трех лет, чтобы прекратились постоянные пугающие беспорядки на улицах, а предприятия начали работать в прежнем режиме. И еще немного времени, чтобы освоить швейную машину. Со слов ее товарок было ясно, что темные времена закончились благодаря учреждению парламента, но она не стремилась вникать в детали.

Из рукоделия Луизе больше всего нравилось вышивание, но сейчас в этом не было нужды, и она радовалась даже такой отупляющей работе. Ей уже исполнилось восемнадцать, и она не могла больше отрабатывать место в общежитии, обстирывая и причесывая других женщин, – этого было мало. К тому же все что угодно лучше, чем спичечная фабрика. Или работный дом, о котором и подумать было страшно.

Первое время Лу держалась за Зельду, будто кухарка была ей родней, и та вела себя соответственно. На следующий же день после переворота она поговорила с испуганной и подавленной Луизой и велела ей никому не говорить, чья она дочь и кем была при дворе. Дескать, когда придет время, отец сам ее найдет и вернет в семью, хотя Лу никогда на это не надеялась. Потом до женщин дошли слухи, что в ту ночь были убиты почти все придворные, находившиеся во дворце. А до некоторых добрались в их же домах. Зельда умерла пару лет спустя от воспаления легких, и Лу осталась одна.

Затекли шея и плечи, а от треска машинок и болтовни работниц болела голова. До обеда еще далеко, а до конца смены еще дальше. Во всем цеху наблюдалось большее оживление, чем обычно. Потянувшись через проход, Луиза дотронулась до локтя своей соседки, Маришки, и спросила у нее, о чем все переговариваются. Та, качнув светлыми кудрями-пружинками, ответила:

– Прошел слух, что после перерыва нас соберут послушать какого-то красавчика из политиков. Его уже кто-то видел у директорского кабинета, говорят, картинка!

Выпалив все это, Маришка тут же вернулась к своему необъятному полотнищу, еще энергичнее разгоняя колесо машинки, словно мысли о красавце-мужчине на фабрике придавали ей сил.

«Что ж, меньше рабочих часов – меньше заплатят в конце недели», – пронеслась мысль в голове Луизы.

В обед слухи подтвердились: когда все расселись в общем зале со своими подносами, директор вышел в центр и попросил не расходиться после еды, чтобы послушать некую речь. Идти, кроме цеха, было все равно некуда, поэтому Луиза осталась вместе со всеми.

Через двадцать минут место директора занял человек, который одним своим видом, не произнося ни слова, смог бы приковать внимание целой толпы. Картинка – это слово описывало его наиболее верно, особенно в глазах сотни швей и закройщиц. Гость был высок и атлетически сложен, а волна каштановых волос падала ему на плечи, придавая сходство с принцем из сказки.

Мужчина представился Фабианом Дюпоном из Комитета по правам рабочих. Его речь была долгой и пространной, но сопровождалась обворожительными и галантными жестами, каждый из которых вызывал бурю восторга. Работницы фабрики, казалось, уже были готовы пойти на край света даже за таким пустомелей – ради одной только его улыбки.

Суть его разглагольствований сводилась к тому, как важны женщины в новом мире, который сейчас строится.

– И в знак нашей всесторонней поддержки мы выделяем вам в помощь двух замечательных консультантов! Они проследят за вашими условиями труда, а также уделят особое внимание вашему политическому просвещению, проводя небольшие лекции вроде этой. – Элегантный гость артистично повел рукой, указывая на сборище женщин в столовой, где стоял кислый капустный дух. – Кроме того, они будут представлять интересы вашего коллектива в Комитете по правам рабочих. Дамы, можете не беспокоиться, на ваших зарплатах это не скажется.

Последняя его фраза была воспринята с наибольшим энтузиазмом, только директор недовольно насупился. Видимо, либо его поставили перед фактом, либо на него надавили.

В столовую вошли двое: юноша, по виду студент, и девушка. Дюпон подозвал их поближе и представил своих помощников:

– Густав Юнсон и Анхен Монк. Прелестная Анхен будет пристально следить, чтобы ваша работа протекала в наиболее комфортных условиях. В конце концов, кто, как не другая женщина, поймет ваши нужды! В свою очередь, Густав будет читать лекции. И кто знает, возможно, к концу года кто-то из вас захочет вступить в наши ряды и помогать другим трудящимся дамам!

Герр Дюпон говорил еще минут десять, разливаясь соловьем о том, как важна работа Комитета. Его помощники молча стояли рядом, давая возможность разглядеть их. Анхен Монк, девушка худощавого сложения, держалась очень прямо, словно ей в детстве к спине привязывали доску для осанки. Ее прическа не могла не удивлять: копна густейших русых волос была обрезана на уровне мочки уха и топорщилась позади. Анхен оглядывала собрание швей, будто строгая учительница – класс расшалившихся гимназисток, прищурившись и поджав тонкие губы.

Молодой человек, Густав, смотрел на всех прямо и благодушно – было ясно, что он вполне доволен своим назначением на фабрику. У него была приятная, хоть и не броская, как у Дюпона, внешность: средний рост, лоб высокий, чуть выпуклый, и прямой нос, светлые волосы гладко зачесаны назад, что делало его похожим скорее на модника, чем на карьериста.

Наконец Фабиан завершил свою речь. Работницы принялись аплодировать, некоторые даже стучали столовыми приборами по жестяным подносам, а из толпы раздался одинокий задорный выкрик: «Красавчик!», который поддержали общим смехом. Собрание закончилось, и пора было возвращаться к работе.

***

Луиза заметила, как фрекен Монк прохаживалась по огражденному невысокими перилами верхнему ярусу, который позволял ей видеть весь швейный цех. На Лу это почему-то производило гнетущее впечатление, будто она в чем-то провинилась.

Пока провели только одну лекцию – об упадке страны до казни Иоганна Линдберга, государственного преступника. Герр Юнсон проникновенным голосом рассказывал, что рабочие страдали от низких зарплат из-за оттока средств в Олонскую Империю по вине короля-предателя. Слушая его, Луиза восстанавливала в памяти картины из прошлого: вот они с Гуннивой едут в карете, вот они среди веселой и пестрой толпы горожан… Все выглядели счастливыми и довольными жизнью, ничто не предвещало беды. Однако только для Луизы было очевидным: мало что в этой лекции походило на правду.

Со дня последнего собрания уже прошло некоторое время, но в жизни фабрики не произошло никаких ощутимых изменений. Луиза думала, что и она могла бы внести предложение, как улучшить жизнь всех швей: за машинками они сидели на жестких лавках, согнувшись и не имея возможности расслабить спину. К концу дня спина уставала так сильно, что ей приходилось по часу лежать на полу в общежитии, чтобы утихомирить боль в позвоночнике. Другие женщины тоже жаловались на это между собой. Идея Луизы заключалась в том, чтобы приколотить к лавкам самые простые спинки, но она сомневалась, подойти ей самой или отправить более бойкую подругу к неприступной фрекен Монк.

– А к мужу моему в доки вовсе не наш красавец-мужчина приходил, помните же его? – продолжила беседу с соседками по ряду круглолицая Маришка. Все закивали: Фабиан был самой популярной темой для разговоров. – Мелкий такой, плюгавенький, смех один; его и не слышно было, за гулом-то мужиков! Даже на ящик влез, чтобы привлечь внимание. Но говорил вроде все то же самое. Повезло нам, да, Лиза? – обратилась та к Луизе, прервав ее размышления о лавках.

Лу повернулась к женщинам, чтобы послушать их пересуды.

– Глядя на герра Дюпона, и не скажешь, что он хоть что-то знает о жизни рабочих людей, – осторожно высказалась она. – Да и приходил он только один раз.

Таких кавалеров, как Фабиан, Луиза наблюдала в детстве каждый день: и во дворце, и по вечерам у фонтана. Поэтому он не произвел на нее никакого впечатления, разве что его ужимки показались ей по-театральному забавными.

– Ничего ты, Лизка, не понимаешь в мужчинах! Неужто забулдыги, что под мостом винище хлещут, тебе больше по вкусу? – укорила ее старшая швея.

– Между прочим, там у них в Комитете все молодые и красивые, я в газете фотографию видела! Может, Лиза себе другого присмотрела? Может, ей и вовсе председатель их нравится? – весело подмигнула ее соседка по общежитию Хелена, девушка с длинной черной косой, достающей до пола, когда ее хозяйка сидела.

– Это который смугленький такой, с тараканьими усами? – уточнила Маришка, сдвинув тонкие брови. – Да фу, он же южанин, кому такой понравится!

– Еще не определились с женихами, достопочтенные герцогини? – вкрадчивым тоном произнесла Анхен Монк, которая, очевидно, уже долгое время стояла за их спинами.

С оглушительным треском она хлопнула увесистой метровой линейкой по столу, так что все вздрогнули и обернулись на нее, а Луиза сильно побледнела от испуга.

– Призвание Комитета – заботиться о трудящихся людях, а вы только трепаться горазды! – Голос Анхен звенел от гнева, а глаза бегали от одного смущенного лица к другому. – Мы предоставляем вам все условия для труда, а вы, в свою очередь, должны быть достойными такой помощи! – Она развернулась на каблуках и направилась было к двери цеха, но на полпути обернулась и бросила Хелене: – Ваши волосы неподобающе выглядят для работницы фабрики. Немедленно приведите их в порядок.

Едва расслабившись, Хелена вздрогнула и сжалась в комок под ее острым взглядом. Дождавшись, пока Анхен скроется из виду, она принялась скручивать свою роскошную косу в тугой узел, который можно будет скрыть под косынкой. Все вернулись к своим машинкам, но уже в полном молчании.

В конце дня звонок объявил о конце смены, и Луиза с остальными поспешила к выходу с фабрики, но у входа в столовую они заметили толчею. Кто-то на бегу пояснил им, что фрекен Монк готовит внеочередное собрание. На лице каждой работницы были написаны усталость и раздражение, но тем не менее женщины продолжали собираться.

Оглядев собравшихся в зале, Анхен громко и четко произнесла свою речь, которая оказалась на удивление короткой:

– Я внимательно наблюдала за вашим коллективом и выявила несколько ключевых проблем, которые необходимо искоренить. – Она сделала ударение на последнем слове, отчего всем стало немного не по себе. – Во-первых, начнем с работниц столовой. Чтобы успевать приготовить все необходимое, вы должны приходить за час до начала смены, ведь теперь обед ровно в час тридцать, и на него будет отводиться пятнадцать минут вместо получаса. Иначе вы не справляетесь. Во-вторых, – тут она обратилась к тем немногим мужчинам, что трудились на фабрике грузчиками, – в бытовке на складе стоит запах перегара. Вы должны это прекратить, если желаете и дальше пользоваться поддержкой Комитета. Наш председатель резко против пьянства. Кроме того, вы выполняете свою часть работы недопустимо медленно.

– Ну, дак мы это… – поднялся со своего места один из грузчиков. – Да нас же всего пятеро! Не справимся мы быстрее!

– Значит, мы отрядим женщин вам в помощь. – Анхен холодно окинула швей взглядом. – Некоторые из них не способны справиться с машинкой, а значит, будут работать иначе. Я прослежу за этим и составлю списки.

По толпе швей прокатилась волна возгласов, полных недоумения и возмущения.

– Да где это видано, чтобы мы с мужиками наравне тюки ворочали?! – выкрикнули сзади.

– В-третьих, – продолжила фрекен Монк, проигнорировав негодование работниц, – дисциплина в швейном цеху совершенно неприемлемая. Болтовня, разгильдяйство и неопрятность, как на базаре. Неудивительно, что так много бракованной продукции приходится списывать. И в заключение нашего собрания сообщаю, что мой коллега Густав готов начать основной курс лекций. Он будет читать их в это же время, каждый день. – Она кивнула в сторону окон, за которыми стоял вечер, еще по-зимнему темный. – Так, все, собрание окончено.

Резко оборвав свое выступление, Анхен быстрым шагом покинула столовую, провожаемая гомоном недовольных работниц.

***

С момента выступления Анхен распорядок на фабрике существенно изменился: как она и грозилась, часть женщин особо крепкого сложения отправилась на погрузку, а время на обед сократилось вдвое, поэтому некоторые умудрялись перекусывать прямо в разгар смены. К тому же повсюду начали появляться плакаты, нарисованные алой тушью от руки:


«Опрятный внешний вид – уважение к окружающим».

На страницу:
4 из 6