bannerbanner
Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)
Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)

Полная версия

Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
11 из 16

– Хан велел тебе кое-что передать, – понизил голос Пошта.

Дешевый трюк, но эффективный: чтобы расслышать, Тролль сделал шаг вперед и оказался в пределах досягаемости.

– Передать – что?

– Оружие надо держать на предохранителе, – одними губами прошептал Пошта.

– Чего-чего? – не расслышал Тролль, но листоноша уже прыгнул.

В прыжке он сбил бандита с ног, вырвал у него из рук винтовку и выстрелил в стену, за которой укрывался стрелок номер два. Тут же грянул выстрел из сауны – номер один метил в Одина, но, разумеется, не попал. Жеребец одним гигантским скачком преодолел расстояние до пристройки и ворвался внутрь. Номеру первому можно было только посочувствовать – шипастые подковы боевого коня превращали человека в мясной фарш гораздо быстрее, чем любой стрелок успел бы передернуть затвор своей винтовки.

Номер два, недальновидно прятавшийся за фанерной стенкой, получил пулю в горло и вывалился, хрипя и булькая кровью, через окно, оборвав сухие ветви винограда.

Тролль, ошарашенный столь стремительным изменением расклада, медленно поднялся с ног и помотал головой. Пошта передернул затвор «Орсиса» – вылетела пустая гильза, сверкнув латунью под ярким крымским солнцем, а на месте следующего патрона зияла пустота.

«Нищеброды, – подумал Пошта. – Шпана. С одним патроном на рыло, всего лишь втроем – против листоноши. Сопляки!»

Из сауны доносился топот копыт Одина.

Тролль от обиды едва не плакал:

– Ты! Козел! Да я! Тебя! Порву на тряпки!

– Послушай меня, свободный предприниматель, – начал Пошта, утихомиривая колотящийся после выброса адреналина пульс. – В нашем дивном свободно-анархистско-демократическом мире действует всего одно право, и право это – право сильного. Проще говоря, кто сильнее, тот и прав. Вас было трое, вы сидели в засаде с винтовками и думали, что вы правы, потому что сильнее проезжающих через перевал лохов. А оказалось, что нет. Оказалось, что лохи – вовсе не лохи, да и вы не так круты, как себе внушили…

Тролль сунул руку за пазуху и вытащил нож с зазубренным лезвием.

– Порежу, гадина! – прошипел он.

– Так вот, – как ни в чем не бывало продолжал Пошта, перехватив пустую винтовку за ствол и покачивая ею, как дубиной. – По праву сильного – а мы оказались сильнее вас, де-факто и де-юре, – я распоряжаюсь твоей жизнью. Конечно, можно было бы продолжить животрепещущую дискуссию на тему «кто прав, а кто виноват» или «стало ли лучше жить после Катаклизма», но я, если честно, тороплюсь.

Тролль начал выписывать круги вокруг Пошты, хищно водя лезвием в воздухе.

– Поэтому, – завершил свой монолог Пошта, – я подведу краткий итог нашей дискуссии следующим тезисом. В мире, где кто сильнее – тот и прав, у слабого есть только одно право. И это – право на смерть. Моя же задача как сильного помочь тебе реализовать свое право умереть.

Тролль заверещал что-то яростное и бросился в атаку, размахивая клинком. Пошта хладнокровно отступил в сторону, уходя с линии атаки, пропустил обезумевшего от ярости и страха бандита мимо себя, размахнулся «Орсисом» – и приклад винтовки, описав широкую дугу, вошел в контакт с основанием черепа Тролля.

Череп хрустнул. Тролль упал.

Олеся ойкнула и побледнела.

Из сауны вернулся Один. Подковы его были заляпаны кровью.

– Поехали, – сказал Пошта, помогая взобраться Олесе в седло. – И так кучу времени потратили на этих идиотов.

* * *

Благодаря удачной розе ветров Катаклизм относительно мало затронул Симферополь – единственный из уцелевших городов Центрального Крыма. После перевала все вокруг казалось непривычно плоским. Зелень брошеных и жилых деревень, синее небо отражается в озерах, выгоревшие поля…

Один чихал и мотал головой – ему не нравились запахи. Олеся сначала сидела за спиной у Пошты, потом попросила:

– Давай пешком.

Ничего не оставалось, как слезть и зашагать рядом, держась за стремя.

Они подходили к городу с северо-запада, и вдоль шоссе километров за пять до границы стали попадаться постоялые дворы, ресторации, пестрели лотки уличных торговцев, а на дороге стало людно: в Симферополь стекались люди со всего острова, чтобы зажить спокойной, почти докатаклизменной жизнью. На Одина оборачивались, сторонились. Мимо протрюхала телега, ее тащил пожилой мерин, облезлый и одышливый, в противогазе и попоне, видимо, химзащиты. Противогаз был старый, еще советский. Глаза мерина закрывали окуляры, похожие на очки ныряльщика. В телеге дремал, покачиваясь, фермер в костюме химзащиты. Груз был закрыт брезентом.

– Смотри, смотри! – Олеся ухватила Пошту за руку и дернула к обочине.

Что она там углядела?

В тени абрикосов расположился импровизированный рынок. На криво сколоченном столе в корзинах грудой были навалены… Пошта глазам своим не поверил. Овощи. Фрукты. Зелень. Обалдеть можно, копать-колотить! Это же все насквозь зараженное! Ладно листоноше, но обычному человеку это есть нельзя от слова «совсем». Продавец сидел рядом на корточках – типичный крымопитек по личной классификации Пошты. Сутулый, рахитичный, ручки-ножки тонкие, зубы редкие, лысый, голова – в язвочках, глаза слезятся. Извилина одна, и та пониже спины. Словарный запас соответствующий. В общем, аборигенная фауна. Не то чтобы мутант – они и до Катаклизма такими были. Толстая молодуха, тряся грудями, перебирала картошку.

– Вялая она шой-то.

– Новый урожай! – оскорбился крымопитек. Он шепелявил.

– Не, вялая.

– Крепкая!

Молодуха, кокетливо наклонив голову, произнесла:

– Это, может, шо другое у тебя крепкое, а картопля – вялая!

– А ну пойдем, покажу! – Крымопитек аж вскочил.

– Почем буряк? – вклинился подошедший дедок. Типичный такой дедок в мягкой хлопковой кепке, вылинявшей, со сломанным козырьком.

– Буряк-то? А недорого буряк. Купон – штука, три штуки – два купона. Недорого. Бери, дед.

Пошта ушам своим не поверил. Эти люди в самом деле собираются покупать картошку и свеклу?

– Давай яблок купим, – попросила Олеся.

Яблоки продавал тот же крымопитек. Были они зеленые, мелкие, в коричневое пятнышко.

– Лошадку угостим.

Одина, значит, собралась угощать радиоактивными яблочками.

– Ну По-ошта, ну пожалуйста!

– Ты с ума сошла, копать-колотить?! Это же зараженные фрукты!

Продавец услышал, напрягся, выпятил цыплячью грудь:

– А сам ты зараженный, мутант! Чистые! Хошь, дозиметром потыкай!

– А сам ничем не потыкаешь? – Молодуха все не оставляла, видимо, надежды порезвиться.

Поште стало глубоко противно. Спасаешь людей, спасаешь. Несешь им свет цивилизации и культуры. А им это нафиг не нужно, вообще не уперлось. Им хочется жрать и сношаться. Что еда – отрава и в долгосрочной перспективе этот вот буряк деда убьет, они не думают. Для них вообще горизонт событий ограничен несколькими днями, а чаще – ближайшим вечером, когда можно будет «гульнуть», выпить самогонки, поорать песни. Что от любви бывают дети, они тоже не думают, размножаются, если так случилось, с вялым любопытством – тем же, с которым живут. И дети им не нужны, и до болезней детей дела нет, и до того, что выживает хорошо если один младенец на сотню – тем более. Даже не животные. У животных хоть инстинкт самосохранения наличествует. Хуже любого зверя. И опаснее.

– Пойдем отсюда, – сказал Пошта Олесе. – В городе поедим. Этих, видишь, даже за границу Симфера не пустили.

Олесе ничего не оставалось, как послушаться.


Симферополь охраняли отряды милиции и добровольной народной дружины. Вооруженных стражей правопорядка на улицах было больше, чем мирных граждан, но это никого не напрягало – такова цена спокойствия.

Листоношу со спутницей пропустили легко, без досмотра – кони листонош были своеобразной визитной карточкой, а самому клану доверяли во всех цивилизованных местах. Про Олесю даже спрашивать не стали.

Пошта уже бывал здесь, поэтому ориентировался в переплетении улиц. Людей и правда было предостаточно, хотя старые кварталы сохранились плохо – дома покосились, в некоторых выпали окна, скверы и бульвары были загажены, а большинство деревьев пустили на отопление. И все равно создавалось впечатление кипящей жизни.

Средоточием жизни, как в старые времена, оставался вокзал. Туда Пошта и направился.

Уже на бульваре Ленина Пошту оглушило и завертело.

– Рикша! Кому рикшу! Куда едем, по городу, гостиницы, рестораны?

– Молодые люди, такси берем, такси по всему Крыму, недорого, добрые кони!

– Отправляется дилижанс на Керчь! Через пять минут отправляемся!

– Номера на час, номера на ночь, недорого!

– Частная гостиница, есть своя конюшня!

– Сдам квартиру, квартира в центре, недорого, на длительный срок!

– Куда едем? Ехать никуда не нужно?

И ведь видят, что у Пошты есть Один, но все равно предлагают услуги рикш, извозчиков. И не отстают. Наверное, думают, что у листоноши куча денег.

– Только сегодня! Боевые тараканы Маврикия! Спешите видеть!

– Слоечки, девочки, мальчики. Слоечки, девочки, мальчики!

Приезжие, растерянные, сбивались в кучи и продирались через толпы торговцев.

– Отдохнуть не желаете? Татарочки, казашки, хохлушки, жидовочки! Для девушки – страстные мулаты! Коню – лучшие кобылы!

– Мы зачем сюда пришли?! – в отчаянии крикнула Олеся на ухо Поште.

Она уцепилась за его руку и шарахалась от продавцов, как от зараженных. Знаменитая белая башня с часами – символ симферопольского железнодорожного вокзала – смотрела на людей сверху вниз. Ей-то что, башне. Она привычная. Она толпы отдыхаек видела в сезон…

– Гостиницу ищем!

– Мог бы меня спросить! Я здесь все знаю! Поворачивай, пойдем в «Украину».

Пошта хлопнул себя по лбу. Копать-колотить! Мог бы сообразить, что дочка есаула бывает в столице и все тут знает.

Они выбрались из толчеи.


Гостиница «Украина» была когда-то самым фешенебельным и пафосным постоялым двором Симферополя. Теперь она, конечно, поизносилась, но сохранила часть былого величия. Бежевая штукатурка облупилась, лепнина местами осыпалась, а деревянные двери заменили бронированными. Зато окна были целы, пусть и закрыты ставнями – здесь заботились о клиентах. У входа скучал швейцар в ливрее с золотыми галунами и в противогазе. Завидев листоношу, он активизировался, щелкнул каблуками, ухватил фыркнувшего Одина за узду.

– Номер желаете? Есть свободный «люкс», есть «стандарт» и «эконом». Охраняемая конюшня и корм для лошади – бесплатно.

– Это – конь.

– Значит, корм для коня бесплатно! Так желаете номер?

– Желаем.

Пошта прикинул, сколько у него денег. Негусто. Правда, есаул отвалит за дочку вознаграждение… но и так на сутки-другие хватит даже по завышенным ценам. Должно хватить.

– Сколько у вас номера стоят?

– Люкс – пятьсот купонов за сутки, стандарт – триста, эконом – сто купонов.

– В экономе сколько мест?

– Пошта-а! – возмутилась Олеся.

Ну да, конечно, она-то рассчитывала небось, что ей отдельный «люкс» снимут. Ничего, перебьется. Вместе безопасней.

– Есть двухместные, удобства в номере, рум-сервис – уборка раз в неделю. Питание отдельно.

– Коню тоже?

– Коню – бесплатно.

Швейцар распахнул двери, и Пошта с надувшейся и крайне недовольной Олесей через обязательный тамбур с обработкой от радиации прошли в холл. Здесь тоже сохранились остатки былой роскоши. Мраморную плитку пола покрывали истертые ковры, вдоль стен стояли кресла на гнутых ножках, стены были забраны изумрудно-зелеными панелями, а на второй этаж вела шикарная лестница с позолоченными перилами. За конторкой красного дерева сидела аккуратно накрашенная девица в белой блузке. По углам бдила охрана. Пошта глубоко вдохнул чистый кондиционированный воздух с привкусом цветов. Интересно, много здесь постояльцев?

– Номер желаете?

– Эконом двухместный, пожалуйста. – Пошта полез в карман за деньгами.

– Может быть, стандарт?

– Нет-нет, спасибо.

– У нас гибкая система скидок, – улыбнулась девица, – мы уважаем клан Листонош, поэтому я могу предложить вам стандарт всего за двести купонов в сутки!

Ясно-понятно, у них камеры видеонаблюдения у входа. Коня увидели и смекнули, кто такой Пошта.

Олеся выразительно вздохнула. Нет уж, девица-красавица, не дождешься ты люкса… но вот не взять стандарт на таких условиях – показать себя скрягой.

– Давайте стандарт на двое суток.

– С удовольствием! Позвольте от лица администрации выразить вам благодарность за то, что пользуетесь нашей гостиницей. Воспользуйтесь нашими сервисами: настоящей финской сауной и рестораном, где вы можете отведать гарантированно свежие и безопасные блюда с пятидесятипроцентной скидкой для посетителей и пятнадцатипроцентной – лично для вас. Ваш номер сорок второй, четвертый этаж. Сейчас вас проводят.

Откуда-то появился очередной швейцар: галуны, улыбка, ливрея, бакенбарды. Спрашивать здесь о Зубочистке бесполезно: вряд ли вор остановился в таком респектабельном заведении.

Лифт работал – с электричеством все было в порядке. Наверное, генераторы у гостиницы свои.

Стандарт оказался небольшим уютным однокомнатным номером. Кроватей было две, у каждой – по тумбочке. Возле стены стоял письменный стол с кувшином воды. Из крохотной прихожей можно было попасть в чистый санузел с душевой кабиной.

– Ладно, – нахмурилась Олеся. – А ты где будешь жить?

– Здесь.

– Вот еще! Между прочим, я – девушка честная.

– А никто на твою честь и не покушается. Я тебя охранять буду.

Кажется, она обиделась. Девушки – странные создания, сами же говорят: «Только не приставай!» – и сами же обижаются, когда не пристают. Но клеиться к дочке есаула Пошта не хотел, ему была дорога жизнь и не менее дороги яйца, которые есаул, пожалуй, за растление дочурки мог и оторвать.

– Значит так, краса-девица. Я сейчас пойду в город, у меня тут дело имеется. Заодно узнаю, нет ли в Симфере людей твоего отца. А ты сиди здесь. Можешь сходить в ресторан, но из гостиницы – ни ногой, уяснила?

– Поняла, не дура. Отмоюсь, поем и буду спать. А ты надолго?

– Как получится.

Перед уходом Пошта не удержался от соблазна и принял горячий душ – впервые с момента отъезда из резиденции листонош. Все-таки в городе, не по горам лазает. Надо хотя бы чистым быть. Теплая вода смыла усталость и прояснила голову. Пошта понял, где может узнать про Зубочистку.

* * *

Приличные девушки вроде Олеси в таких районах не бывали. Собственно, здесь вообще нормальным людям делать было нечего: ни торговых лавок, ни приличных харчевен, ни уютных двориков. А про канализацию здесь, похоже, и не слышали, просто выплескивали помои прямо на улицу.

Панельные дома слепо пялились на Пошту темными окнами, щерились осколками стекол. Ни электричества, ни противорадиационных жалюзи. Но здесь жили. Плохо, бедно, тупо – жизнь копошилась около «генеделиков» – дешевых забегаловок; на балконах сушили белье, и сидели на скамейках у подъездов, точно недружелюбные мойры, старухи в черном.

Трущобы всегда были трущобами и всегда ими останутся.

Пошта поежился. Один был на конюшне, и листоноша, несмотря на оружие, чувствовал себя беззащитным. Но появляться в подобном районе на боевом коне – сразу выдать в себе чужака. А чужаков крымопитеки, как известно, не любят. Их нежные чувства Поште в общем и целом были глубоко фиолетовы, но он рассчитывал раздобыть информацию.

Генделик назывался «Мрiя» – мечта, значит. Что «Мечта», что «Мираж», что какая-нибудь «Надежда» – заведение заведомо низкосортное. Ладно, мы сюда не есть пришли.

Располагалась наливайка на первом этаже панельного дома, Пошта толкнул дверь и вошел. Тамбура с обработкой от радиации не было. Живи быстро, умри молодым, блин. От лучевой болезни умри, если тебя раньше не прирежут. Впрочем, то, что было быстрым и гарантированным самоубийством на побережье, здесь все-таки оставляло неосторожному аборигену шанс – фон был хоть и повышенным, но все-таки не убивал сразу.

– День добрый, – обратился Пошта сразу ко всем посетителям, распивавшим в полутьме за шаткими пластиковыми столиками.

За стойкой, подперев унизанной кольцами рукой двойной подбородок, наблюдала за залом дородная блондинка с коровьими очами. Пошта подошел к ней, взгромоздился на высокий табурет и заказал пиво. В отличие от остальных, он мог здесь столоваться без особого вреда. Ну разве что пропоносит.

Девица хмыкнула, нацедила пенного напитка в не очень чистый стакан. Стоило это купон, но Пошта положил на стойку десятку.

– Сдачи не надо.

Девица снова хмыкнула, смерила его презрительным взглядом.

– Мент?

– Не. Листоноша.

– Хто?

– Листоноша. Не важно. Не мент. Не казак. Сам по себе.

– Ну и шо?

Пошта доверительно перегнулся через стойку. Воняло кислятиной и гнилыми тряпками, с кухни тянуло подгоревшим жиром. Блондинка тоже перегнулась через стойку, ее огромные груди оказались у Пошты прямо под носом.

– Зубочистку знаешь?

– Кого?

Копать-колотить! Местной фауне требовалось задавать конкретные вопросы. Но уж куда конкретней-то?

– Зубочистку, – по слогам повторил Пошта. – Из Севаста.

– Не. Не знаю. А шо?

– А кто может знать? Он такой… ушлый парниша.

– И шо?

Пошта чуть не взвыл. Копать-колотить!

– Кто тут всех знает?

Блондинка сделала задумчивое жующее движение. Пошта добавил еще десятку.

– Кир всех знает. Кирюха! Подь сюды! До тебе пришли!

Из-за дальнего столика поднялся Кир – здоровенный мужик с копной спутанных черных волос, черной же длинной бородой и пронзительно-синими глазами на багровом лице пьяницы. Он вразвалку приблизился к Поште.

– Ну шо?

Да они сговорились, что ли?! Пошта набрал в грудь побольше воздуха и объяснил:

– Я – листоноша. – Кир кивнул. – Ищу Зубочистку. – Снова кивнул. – Кента из Севаста. – Кивок. – Он меня ограбил. Нигде не загонит, а мне вернуть надо.

– Зачем?

– Надо. Памятная штука. Единственное, что осталось от друга.

Кир кивнул и отправил кончик бороды в рот. Задумчиво пожевал.

– Скока за информацию?

– Полтинник.

– Мало.

– Сотня.

– Две.

Поште ничего не оставалось, как согласиться.

– Значит, Зубочистка из Севаста? Узнаю. Ты тут посиди, через час вернусь.

Он развернулся, вернулся к столику, допил пиво, поручкался с корешами и вышел вон. Пошта остался – цедить выдохшуюся бурду, которую здесь выдавали за продукт натурального брожения, пялиться на барменшу и слушать гогот, мат, попытки пьяного хорового пения.

Час тянулся невообразимо долго.

К Поште не приставали – наверное, потому, что видели, как он говорил с Киром.

Наконец абориген вернулся. Он был еще пьянее, чем до того, и потому держался подчеркнуто прямо, а говорил медленно:

– Нет его тут. И не видел никто. И не знает. Нет в Симфере Зубочистки. И казаков нет.

– А при чем тут казаки?

Кир расплылся в улыбке, как бы говоря: дружок, ты же мне денег дал. А я – пацан честный. Я тебе хоть какую-то информацию, но обязан поставить.

– А есаул долбанулся. Тапилин. У него доньку увели. Он сюда. Искать. С казаками. Чудили, громили. В обшем, доньки ейной, Олеси, тоже нет. Но управители обидемшись. И есаула прогнамши. И всех казаков. Говорят: чтобы ни ногой. А оне и ушли. А чего? Доньки-то нет.

Пошта глубоко вздохнул.

Ну что за день такой, копать-колотить? Бывает же так: ни одной хорошей новости, зато плохих – навалом. Зубочистки в Симферополе нет. Казаков – тоже нет. Значит, придется тащить Олесю до дома, до хаты. Пошта сдержанно поблагодарил Кира и отправился в отель.

Переночевать в нормальных условиях, закупиться провизией и прочим, а назавтра – в путь.

* * *

– А ваша супруга ушла, – обаятельно улыбнулась администратор. – Просила вам передать, что вернется к вечеру.

У Пошты непроизвольно вырвалось даже не любимое «копать-колотить», а выражение покрепче. Ну сказано же было русскими словами через рот: сиди в отеле и никуда не выходи! Нет, понесла нелегкая!

И все бы ничего, Симферополь – относительно безопасное место, вряд ли дочка есаула отправится в злачные места, скорее, по бутикам решит пробежаться. Но в свете последних новостей казакам не стоит на улицах появляться. Тем более – виновнице переполоха.

– И куда она ушла?

– О, она обедала, когда скоморох единственного симферопольского цирка шапито решил сделать объявление для господ отдыхающих и пригласить всех на представление. Ваша супруга так обрадовалась развлечению, что ушла практически сразу!

– Ясно-понятно, – хмуро ответил Пошта. – И где этот ваш цирк?

– На улице Розы Люксембург, в сквере. Напротив бывшей психиатрической больницы.

– Ну, спасибочки. А представление уже идет?

– Должно начаться через десять минут.

Мечта собраться и отоспаться не покидала Пошту. Сейчас он быстренько дойдет до цирка, схватит Олесю за шкирку и притащит в гостиницу. И завтра же – завтра же! – отвезет строптивую девицу к отцу, сдаст это чудо природы с рук на руки и займется тем, чем должен, – поисками Зубочистки с перфокартой.

Поблагодарив администратора, Пошта вышел на улицу.

К вечеру Симферополь наполнился праздно шатающимся народом. Люди прогуливались парочками и компаниями, из кафешек доносились звуки музыки.

Цирк Пошта заметил издалека. В этой части города старые здания развалились, и их разобрали. Так, психиатрическая больница, располагавшаяся до Катаклизма в одноэтажных развалюхах времен Очакова и покоренья Крыма, перестала существовать. Оно, наверное, и к лучшему: адекватностью современное общество не отличалось, весь остров стал большим дурдомом. Взять хотя бы Зубочистку: вот зафига ему надо было идти из Балаклавы в Инкерман, ехать на поезде, возвращаться в Севастополь, чтобы потом двинуться в Симферополь? Почему он не ограбил Пошту сразу? Почему, в конце концов, не пошел в столицу из Инкермана? К чему вообще эти метания? Объяснение было одно, самое простое и логичное: Зубочистка – псих. И псих паникующий. Умный человек действует по плану, в крайнем случае – по обстоятельствам, дурак же мечется, не представляя себе ни плана путешествия, ни конечной цели.

Как тут не вспомнить капитана Воронина с его биполярным расстройством, безбашенного матроса Воловика и прочих, прочих?.. Олесю, например. Или покойного Огнева…

В самом дурном расположении духа Пошта приблизился к разноцветному, слегка выцветшему шатру цирка. Из громкоговорителей неслась визгливая, навязчивая мелодия.

– Дамы и господа! – Музыка прервалась голосом с профессиональными интонациями зазывалы. Кажется, в качестве конферансье выступал один из навязчивых зазывал с рыночной площади. – Наше представление начинается! Спешите видеть! Женщина – синяя борода! Мужчина-геккон, облизывает глаза, дамы пищат от восторга! Уникальная коллекция мутантов из собрания господина Лоренцо, что в переводе с аборигенного означает «черный голос»! И многое другое!

У кассы выстроилась очередь. Пошта отстоял свое, за два купона приобрел билет и протиснулся в шатер. Представление уже началось, толпа волновалась, рассаживаясь. Блестели стекла противогазов. Сияли софиты. Под куполом крутился акробат – три ноги, четыре руки, маленькая голова. На сцене репетировала гуттаперчевая женщина, завязываясь немыслимыми узлами, заставляющими вспомнить про незабвенного Воронина и корабельные снасти.

Пошта крутил головой, силясь высмотреть Олесю. Да-а, задачка.

Он решил обходить ряд за рядом. Наверняка Олеся, пришедшая сюда задолго до начала представления, где-то в первых рядах, значит, начинать стоит от сцены.

Представление, громкое, бестолковое и вонючее, Пошта игнорировал, всматриваясь в зрителей. Он нарезал круг за кругом, но Олеси не было.

– Молодой человек, присаживайтесь!

Бородатая бабуся – видимо, распорядитель – подергала его за рукав.

– Я девушку свою ищу.

– Потом найдете, не мешайте артистам.

– Может, вы ее видели? Высокая красивая блондинка… – Он помялся и уточнил, потому что с Олеси сталось бы представиться и начать качать права. – Олеся, дочь есаула Тапилины.

Бабуся ахнула:

– Видела, а как же, видела. Дамочка на входе скандал устроила, хотела за кулисы. Администратор ее и увел – все-таки высокопоставленная дамочка, нам с казаками ссориться – плохо. Она в вагончике Лоренцо. Это вам выйти, на задний двор, а там вагончик администрации – он во все цвета радуги окрашен, не ошибетесь.

Ругая Олесю последними словами, Пошта отправился к неведомому Лоренцо.

* * *

Вагончик администрации действительно найти было несложно: размалеванный во все цвета видимого спектра, он стоял в дальнем углу двора, подальше от шума и гама шапито, а над вагончиком развевался флаг – тоже радужный, с непонятной аббревиатурой ЛГБТ.

Пошта поднялся по скрипучей лесенке в три ступеньки, постучал в хлипкую дверь.

– Занято! – отозвался ворчливый голос. – Зайдите позже!

На страницу:
11 из 16