
Полная версия
История России с древнейших времен. Том 9
Понятно, что при таких условиях русские торговые люди были бедны и не могли стянуть с богатыми иноземцами, на которых они жаловались одинаково, как и на воевод. Мы видели, что в начале царствования англичане получили грамоту на свободную и беспошлинную торговлю: торговые русские люди старались представить это дело так, что англичане подкупили думного дьяка Третьякова; но мы не можем принять этого объяснения, зная особенные отношения нового московского правительства к Англии. Англичане обязаны были доставлять в царскую казну сукна и другие товары по цене, по какой они продаются в Англии, не вывозить шелку за границу, не привозить табаку и чужих товаров; по городам воеводы должны были смотреть, чтоб русские люди от англичан их товарами не торговали и чтоб англичане закладчиками русских людей не держали. В 1613 году дана немцу Буку жалованная грамота на беспошлинную торговлю за его службы, прежнюю и нынешнюю, к государю и Московскому государству. В том же году дана грамота иноземцу Ивану Юрьеву на право беспошлинной торговли во всех русских городах по причине разорения, претерпенного им от поляков; в 1614-м дана была грамота компании голландских гостей на свободную и беспошлинную торговлю, но только в продолжение трех лет, и то в вознаграждение за потери, которые компания понесла в Смутное время, после же трех лет они должны были платить половинную пошлину; для иноземства государь их пожаловал, не велел судить их по городам воеводам и приказным людям, кроме дел уголовных, в гражданских же исках судятся они в Посольском приказе; дойдут по суду до крестного целования, то присягают не сами они, а люди их: с дворов их никакие подати, пошлины и повинности не требуются; наконец голландцы могут держать при себе питье. В 1619 году новгородские таможенные головы, гости, старосты и все посадские люди жаловались на голландца Самуила Леонтьева, что он живет на посаде на тяглом дворе, владеет двором неведомо почему, на гостином дворе с другими иноземцами не ставится, держит товары у себя на дворе, для царских пошлин в таможню их не являет, торгует всякими товарами врознь, и посылает от себя русских людей для торгового промысла в Заонежские погосты и, покупая хлеб, рыбу и всякие товары, отпускает в немецкие города; государь приказал воеводам допросить голландца, почему он так делает, взять с его товаров пошлины, выслать вон и вперед запретить ездить в Новгород, да запретить ездить в Новгород и другим немецким купцам, у которых не будет царских жалованных грамот, кроме шведов. Ганзейские города, по просьбе голландских штатов, получили право свободной торговли, но потом потеряли его. Мы видели, что по Столбовскому миру шведы получили право свободной торговли в русских городах; в 1629 году царь писал новгородским воеводам: «Приезжают из-за рубежа в нашу сторону торговые люди и торгуют всякими товарами украдкою, ездя по деревням, беспошлинно; а еще в 1625 году велено русским торговым людям заказ учинить крепкий, чтоб они в Швеции торговали по городам, а по селам и деревням не торговали, точно то же и шведам велено сказать, чтоб они у нас по селам и деревням не торговали». Псковский летописец жалуется на немцев и вообще на стеснение торговли, под 1632 годом он говорит: «Привезли немцы торговую грамоту из Москвы, что ставить им двор немецкий во Пскове, входить в город и торговать; архиепископ Иоасаф и псковичи били челом государю, чтоб не быть во Пскове немцам; но челобитья псковского не приняли, у Иоасафа благословение и службу отняли, а немцы во Псков многие входили и ездили по всему городу невозбранно и отмерили место, где двор немецкий ставить. В 1636 году отняли у псковичей торговлю, льном не торговать всяким людям, и гость московский прислан, велено ему купить на государя по указной цене московской; много от этого было убытку монастырям и всяким людям, деньги – корелки худые, цена невольная, купля нелюбовная, во всем скорбь великая, вражда несказанная и всей земле связа, никто не смей ни купить, ни продать». Несколько раз гостишки, гостиной и суконной сотни торговые людишки и многих разных городов – казанцы, нижегородцы, костромичи, ярославцы, суздальцы, муромцы, вологжане, устюжане, романовцы, галичане, угличане, каргопольцы, белозерцы, колмогорцы и других многих городов торговые людишки подавали жалобу государю на иноземцев, англичан, голландцев и гамбурцев, которые ездят но государевым жалованным грамотам в Москву и но многим другим городам со всякими многими товарами, тогда как при прежних государях кроме английских гостей иноземцы нигде не торговали, торговали только у Архангельского города. Теперь же они ездят но всем городам и привозят с собою других иноземцев, у которых нет государевых жалованных грамот, называют их своими братьями, племянниками и прикащиками, их товары выдают за свои, провозят товары тайно и беспошлинно; сами всюду ездят, покупают русские товары и потом продают их у Архангельска иноземцам заморским тайно и беспошлинно; чинят с этими заморскими немцами заговор вместе и торгуют у нас товары внаклад, и чем нам кормиться и сытым быть, все это у нас отняли; оттого русские торговые люди к Архангельску ездить перестали, ярмарка начала пустеть, в государевой казне стали быть недоборы большие, а мы от них вконец погибли. Те же иноземцы и остальные судовые промыслишки у нас отняли: «с Вологды к Архангельскому городу и от Архангельска вверх к Вологде товары свои в своих дощаниках возят и кладь у русских людей и у иноземцев но найму берут».
Мы видели, что астраханская торговля с востоком пострадала при Заруцком, когда бухарские и гилянские купцы, ограбленные вором, должны были разбежаться; после очищения Астрахани от Заруцкого торговля возобновилась; в наказе астраханскому воеводе говорится: «Переписать на гилянском и бухарском дворе тезиков, которые живут в Астрахани на государевом имени, которой они области, которого города, как давно живут в Астрахани, ездят ли отсюда в свою землю или живут в Астрахани безвыездно, какими товарами торгуют и сколько доходов идет с них в государеву казну». Царь Михаил дал бухарцам право ездить с товарами в Казань, Астрахань, Архангельск и приморские города, нанимать подводы, покупать суда, воеводы не могли их задерживать, исключая долговых обязательств и уголовных дел. Что касается до персидской торговли, то московские купцы сами объявили, что ведут ее многие русские торговые люди, из многих городов; относительно же торговли персиян в России дан был такой наказ астраханскому воеводе: «Велеть кизилбашских, бухарских и гилянских торговых тезиков ставить на гилянском и бухарском дворе и торговать им велеть с русскими людьми и с юртовскими татарами на татарском базаре указными товарами, кроме шаховых купчин, которые покупают товары на шаха: этим позволено покупать на шахов обиход всякие товары, ногайский ясырь (невольников), птиц, ястребов, соколов и балабалов, кроме кречетов, пошлин с шаховых товаров не брать, но смотреть, чтоб шаховы купчины на себя не покупали того, что указано только на шаха покупать; если торговые люди из шаховых городов приедут в Астрахань, то воеводы посылают детей боярских, таможенных целовальников и подьячих, которые должны переписать, кто именно едет, сколько с ним людей, какие везет товары; если эти торговые люди станут торговать в Астрахани, то брать с них пошлины большие, если же будут проситься вверх по Волге, в Казань и другие города, то отпускать их, взявши пошлины проезжие; где товаров своих не продадут, там брать пошлины отвозные, смотреть накрепко, чтоб персияне, когда поедут в государевы города, ногайских и государевых людей с собою не брали; в Астрахани тезиков не задерживать, чтоб из-за них с шахом ссоры не было. Турецким купцам запрещено было торговать в Астрахани и на Тереке. Ногаям и юртовским татарам запрещено было в Астрахани продавать лошадей русским людям для отсылки в Русь; они должны были своих лошадей непременно гнать в Москву и по дороге нигде не смели продавать; астраханские воеводы должны были приманивать их обещанием, что когда они пригонят лошадей в Москву, то государь будет их жаловать, велит им видеть свои царские очи. В 1643 году астраханские воеводы получили следующую царскую грамоту: „Бьют нам челом юргенского (хивинского) царя послы и говорят: ездят из Астрахани русские люди чрез Юргенское государство торговать, и юргенский царь в том им заказа чинить не велит, и как они исторговавшись поедут в Астрахань, то он их и провожать велит; а когда юргенские торговые люди поедут в Астрахань и приедут к морю, то наши торговые люди бьют челом приказным людям, чтоб они юргенских торговых людей на суда не сажали, для того чтоб они товары свои продавали в неволю, дешевою ценою, и приказные люди юргенцев на суда не сажают, говорят, чтоб они торговали тут, а если не хотят торговать, то пусть везут свои товары назад. Так вы бы велели юргенцев на суда сажать и в Астрахань отпускать“». Как стеснялась торговля, подчиняясь другим интересам и требованиям, видно из царского указа в Астрахань – не продавать персиянам дорогих мехов, чтоб не умалить цены царским подаркам, посылаемым к шаху.
Иностранцы охотно покупали хлеб в России; но продажа хлеба за границу была монополиею казны. В этом отношении замечательна царская грамота 1630 года гостю Тараканову с товарищами, которые закупали хлеб для казны: «Велено вам покупать на нас хлеб на Вологде и в других городах: рожь, ячмень, пшеницу, крупу гречневую, просо толченое, семя льняное и ссыпать этот хлеб в амбары, а весною на судах везти к Архангельску и продавать немцам, амбары же, куда хлеб ссыпать, и суда велено делать вам деньгами нашей казны. Но теперь бил нам челом игумен Антониева Сийского монастыря, что монастырь этот обыкновенно закупает хлеб на Вологде, потому что своею пашнею прокормиться ему нельзя, а вы, по нашей грамоте, хлеба ему покупать не велите. Так вы бы Сийского монастыря старцам покупать хлеб велели по-прежнему; только бы берегли накрепко, чтоб монастырские прикащики, крестьяне и всякие люди немецким гостям, купцам и их уговорщикам, которые скупают хлеб на немцев, хлеба никакого не продавали, и которые люди станут немцам хлеб продавать, тех сажать в тюрьму, а хлеб отбирать на нас».
Если русские купцы, видя, что им не стянуть с иностранными, желали удаления последних из внутренних городов государства, то они не имели никаких побуждений желать того же относительно промышленников иностранных, которые одни могли показать им выгоду известных промыслов, научить их известному мастерству. Больше всего правительство хлопотало о вызове из-за границы искусных рудознатцев, которые бы помогли открыть золотую и серебряную руду и дорогими металлами пополнили бы истощенную казну царскую. В 1626 году дана опасная грамота в Английскую землю урожденному шляхтичу Ивану Булмерру, который своим ремеслом и разумом знает и умеет находить руду золотую и серебряную и медную и дорогие каменья и места такие знает достаточно. В 1628 году видим в Москве рудознатцев-цесарцев – Фрича и Герольда. В 1640 году англичанин Картрейт с одиннадцатью мастерами взялся искать руду золотую и серебряную, но не нашел ничего и должен был заплатить, по обязательству своему, все издержки, сделанные по этому поиску. Мы видели, что в 1642 году боярин князь Борис Репнин ездил в Тверь для отыскивания золотой руды, но поиски были напрасны. Сильно также нуждались и в неблагородных металлах и в искусной их обработке. Железо давно уже выделывалось в Московском государстве из глыбовой руды, вынимаемой из земли близ города Дедилова, в тридцати верстах от Тулы, также на Устюжне-Железопольской, из болотной руды. Тула с XVI века уже была известна выделкою оружия; в 1619 году тульские кузнецы, ствольники, замочники и ложечники, 25 человек, били челом государю, что они делают государево самопальное дело день и ночь беспрестанно, и потом еще тянут во всякие подати с посадскими людьми; так чтоб государь велел им делать одно самопальное дело по-прежнему. Но этого тульского самопального дела было очень недостаточно: мы видели, в каком большом количестве выписывалось оружие из-за границы; в большом количестве выписывалось и прутовое железо из Швеции; так, например, в 1629 году выписано было 25000 пуд. по 21 алтыну 4 деньги за пуд. Поселившийся в России голландский купец Андрей Денисович Виниус с братом Авраамом и другим купцом, Вилкенсоном, подал царю Михаилу челобитную, чтоб позволено им было в окрестностях Тулы завести завод для отливания разных чугунных вещей и для выделки железа по иностранному способу из чугуна. В феврале 1632 года Виниус получил государеву грамоту, в которой позволялось ему построить мельничные заводы для делания из железной руды чугуна и железа, для литья пушек, ядер и котлов, для ковки досок и прутьев, дабы вперед то железное дело было государю прочно и государевой казне прибыльно, а людей государевых им всякому железному делу научить и никакого ремесла от них не скрывать. В казну положено было принимать с этих заводов пушки по 23 алтына 2 деньги, ядра по 13 алтын 2 деньги за пуд, железо прутовое по стольку же, а досчатое по 26 алтын 4 деньги за пуд. Ненужное для казны количество железа и других вещей, даже пушек, заводчики могли продавать на сторону и вывозить в Голландию. Виниус выбрал для своих заводов место в 12 верстах от Тулы на речке Тулице, именно на том из ее протоков, который теперь называется Большою Тулицею, руда же копалась в 40 верстах от завода, в 5 верстах от Дедилова. Первоначальное устройство заводов стоило Виниусу больших денег; он задолжал и принужден был в 1639 году вступить в товарищество с знаменитым Петром Гавриловичем Марселисом и голландским гостем Филимоном Филимоновичем Акемою; по их челобитью приписана была к тульским заводам дворцовая Соломенская волость с 347 крестьянами. Но Марселис и Акема не довольствовались этим. В 1644 году государь пожаловал иноземца, анбурского города гостя, Петра Марселиса с детьми Гаврилою и Леонтием, да Голландской земли торгового человека, Филимона Акему, велел им железный завод заводить на трех местах: на Ваге, Костроме и Шексне, или где они приищут другое место, к железному делу годное, на порожних землях, на двадцать лет, безоброчно и беспошлинно: вольны они мельницы ставить и железо на всякие статьи плавить. Когда завод будет заведен и работы начнутся, то брать у них железо по договору: в пушках по 20 алтын пуд, в ядрах по 10 алтын пуд, ствол мушкетный и карабинный по 20 алтын. Если кроме взятого в казну останется у них лишнее железо, то можно им его вывозить в чужие земли, которые с великим государем в дружбе; если они железо продадут в Архангельске или за морем на ефимки, то должны отдавать эти ефимки в казну по указной цене, а на сторону никому не продавать и не отдавать. Нанимать всяких людей по доброте, а не в неволю, тесноты и обид никому бы не было, и промыслов ни у кого никаких не отнимать: если царское величество велит научить железному делу русских людей, то Петру и Филимону учить их всему и ремесла никакого от русских людей не скрывать. В 1634 году посланы были за границу переводчик Захар Николаев и золотых дел мастер Павел Ельрендорф нанять мастеров, которые умеют в горах медь из руды делать и всякое мастерство, какое пристойно к медной плавке. В 1630 году послан был за границу бархатного дела мастер Фимбранд для найма ремесленных людей. В 1631 году дана опасная грамота в вольные государства, в Голландскую и Нидерландскую землю, подмастерьям, которые умеют делать городовое дело; в ней говорится: «Бил нам челом алмазного и золотого дела мастер Иван Мартынов да Английской земли торговый человек Френчик Гловерт: по нашему указу начали было в нашем государстве на Москве делать тянутое и волоченое золото и серебро, канитель и друнцаль и всякое мелкое золото и медное дело: но дело это начало становиться дорого, и прибыли нашему царскому величеству от него было мало, потому что прямого, доброго мастера в нашем государстве не было и то дело делать перестали, а в немецких землях таких мастеров сыскать можно, и то бы дело нашему царскому величеству было прибыльно и славно, в торгу дешевле, и нашего бы государства люди то ремесло переняли; так нашему бы царскому величеству пожаловать их, позволить им к тому делу мастеров призвать из Немецкой земли, десять человек и больше на своих проторях, и тем делом им промышлять и торговать на себя десять лет, и кроме их этого дела никому не делать, пока урочные годы пройдут». Царь согласился дать эту привилегию. В 1634 году встречаем Христофора Головея, часового дела и водяного взвода мастера; в 1643 г. – Фалка, пушечного и колокольного мастера, Детерсона – живописца; в том же году швед-каменщик Кристлер начал строить каменный мост через Москву-реку. В 1634 году была выдана десятилетняя привилегия Фимбранду на выделывание лосиных кож; выдана была также пятнадцатилетняя привилегия Коэту на заведение стеклянного завода. Тому же Коэту дана была грамота на заведение поташного завода на 10 лет. В 1643 году английскому агенту Дигби отданы были на 10 лет беспошлинно золяные промыслы в Ярославском, Вологодском и Тотемском уездах. В 1644 году полковнику Краферту позволено было на 7 лет жечь золу и делать поташ в Муромском лесу. При дворе царя Михаила находились и органного дела мастера, Яган и Мельхарт Луневы, выехавшие из Голландии; привезли они с собою стремент (инструмент) на органное дело; стремент этот они в Москве доделали, сделали около него станок с резью и расцветили краскою и золотом, на стременте сделали соловья и кукушку с их голосами; когда заиграют органы, то обе птицы запоют сами собою; за такое мудрое дело государь велел дать им из казны 2676 рублей, по сороку соболей, да вместо стола корм и питье. Мельхарт отправлен был за границу с поручением вывезти двоих часовых мастеров, которые бы обязались служить своим мастерством государю и учеников научить. Приплыв иностранцев был так силен, что два московские священника, один от церкви св. Николая в Столпах, а другой от Козьмы и Дамиана, подали челобитную; в их приходах немцы на своих дворах близ церквей поставили ропаты; русских людей у себя во дворах держат и всякое осквернение русским людям от немцев бывает; не дождавшись государева указа, покупают они дворы в их приходах вновь; вдовые немки держат у себя в домах всякие корчмы, и многие прихожане хотят свои дворы продавать немцам, потому что немцы покупают дворы и дворовые места дорогою ценою, перед русскими людьми вдвое и больше, и от этих немцев приходы их пустеют. Ответом на эту челобитную был указ: в Китае, Белом городе и в загородских слободах у русских людей дворов и дворовых мест немцам и немкам вдовам не покупать и в заклад не брать: русским людям, которые будут продавать, быть в опале; ропаты, которые на немецких дворах близ русских церквей, велеть сломать. Тогда же старым служивым иноземцам, разных чинов немцам, Посольского приказа переводчику, золотого и серебряного дела мастерам и старым московским торговым немцам отведена была между Фроловскими и Покровскими воротами земля под их богомолье, под избу с комнатою и под двор, где им съезжаться для богомолья по их вере. По свидетельству Олеария, в Москве жило в это время до 1000 протестантских семейств.
Иностранцы охотно давали русским деньги за хлеб. Мы видели также, что иностранцы добивались позволения вывозить селитру из России; эта промышленность была довольно развита у нас в описываемое время; кроме мест, известных нам уже прежде по селитряному производству, теперь о нем упоминается в Северской стране: так, при исчислении служилых людей, находившихся в Курске, читаем: «Из них на Романовых селитряных варницах с весны во все лето до отпуску детей боярских 50 человек живут, переменяясь по два месяца»; при исчислении белогородских служилых людей: «Из них детей боярских и козаков конных 30 человек, живут на селитряных варницах Михалка Лимарова». Разные люди, пушкари, бараши, подряжались в Пушкарском приказе варить селитру в разных местах, в Ливнах, Воронеже, известное количество пуд: в 1634 году они брали за пуд по два рубля и 10 алтын. Наконец, к известиям о промышленности в царствование Михаила относится указ о хлебном и калачном весе 1626 года: велено городовым прикащикам и Целовальникам ходить повсюду и весить хлебы ситные и решетные, калачи тертые и коврищатые мягкие; если окажется, что хлебы и калачи ниже установленного веса, то продавцов подвергать пени; прикащики и целовальники должны были также смотреть, чтоб хлеб и калачи были выпечены и хлебники и калачники не прибавляли в них гущи или какой-нибудь другой подмеси. Прикащикам и целовальникам дана была подробная роспись издержкам производства в приготовлении разного рода хлебов и калачей, например: «На калачи, на четверть – дрожей на два алтына на две деньги, соли на шесть денег, дров на восемь денег, от сеянья четыре деньги, за работу десять денег, лавочного два алтына две деньги, свечи и помело две деньги, и всего харчу на четверть вышло на одиннадцать алтын».
Что касается до сельских жителей, то для них подтверждалась та перемена, которая была произведена в конце прошлого века, ибо обстоятельства и отношения были те же самые. Дворяне и дети боярские били челом, что «бегают из-за них старинные их люди и крестьяне в государевы дворцовые и черные волости и села, в боярские поместья и вотчины, патриаршие, архиерейские и монастырские, на льготы; помещики, вотчинники и монастыри этим беглым их людям и крестьянам на пустых местах слободы строят, отчего их поместья и вотчины становятся пусты. Кроме того, те же их беглые люди и крестьяне, выживя за этими помещиками, вотчинниками и монастырями урочные годы, надеясь на них, как на сильных людей, приходят и остальных людей и крестьян из-за прежних помещиков подговаривают, домы их поджигают и разоряют всяким разорением». Вследствие этого челобитья определено: «Которые люди к кому-нибудь приедут, людей и крестьян за себя вывезут, и при этом случится смертное убийство, грабеж или другое какое-нибудь дурно, то государь указал и бояре приговорили: сыскивать про то всякими сысками накрепко, и вывозных крестьян отдавать за 15 лет, а беглых крестьян и бобылей отдавать по-прежнему за десять лет; если крестьяне будут вывезены насильно, то вывезенных отдать со всеми пожитками да заплатить за крестьянское владение за каждого крестьянина на год по пяти рублей». До какой степени для мелких помещиков было важно поддержание закона об укреплении крестьян, до какой степени они раздражались тем, что вывод продолжался, можно видеть из следующего: в 1624 году ливенский поместный козак Авдей Яковлев пришел к своему крестьянину и при посторонних людях сказал: «Государь нас не жалует, крестьян из-за нас велит выводить; нас в заговоре человек с пятьсот: кто из-за нас крестьян выводит, у тех мы вотчины выжжем, а крестьян побьем, и пойдем до иного государя». Горько жаловались елецкие помещики на прикащиков и крестьян Ивана Никитича Романова, которые, надеясь на силу господина своего, позволяли себе вывод крестьян и всякого рода насилия. Челобитчики писали: «Нам в украйном городе с таким великим боярином в соседстве жить невозможно: мочи нашей от насильства людей и крестьян боярина Ивана Никитича не стало! Каково нам разоренье было от Литвы, и Литва попленила нас на одно время, а нынешнему плену, каков на нас плен от людей и крестьян боярина Ивана Никитича, и конца не ведаем, пуще нам стало крымской и ногайской войны: во всем Елецком уезде не осталось за нами крестьян и бобылей и третьего жеребья». Но при большом повальном обыске 1865 человек сказали, что про такие насильства сами ничего не знают и от других не слыхали; в новых слободах Ивана Никитича чужих крестьян не объявилось ни одного человека. Вследствие этого челобитчики за их воровство биты нещадно батогами и посажены в тюрьму. В 1614 году Иосифов Волоколамский монастырь бил челом, что во время литовского нашествия крестьяне его разбрелись розно за бояр, дворян и детей боярских, и показал, кто именно за кем живет, причем жаловался, что дворяне и дети боярские этих монастырских крестьян, которые у них живут, грабят и продают, не проча себе, или требуют порук, чтоб эти крестьяне оставались навсегда за ними, а за монастырь не выходили. Государь велел но сыску возвратить крестьян монастырю. Жалобы мелких помещиков касались вывоза и бегства старых крестьян; что же касается до вновь рядившихся в крестьяне вольных людей, то они рядились или с условием не сбежать из вотчины, или обязывались по-прежнему: не стану на тяглом жеребье жить, податей и поборов платить, то мне ссуду (взятую у землевладельца) отдать всю сполна, и взять на мне (землевладельцу) заряду 10 рублей денег; точно такое же обязательство встречаем и со стороны рядящегося в бобыли. Встречаем известия, что переход крестьян из черных в помещичьи вредил их благосостоянию: так, в челобитной английского гостя Фабина Ульянова на крестьян помещика Морина Вологодского уезда находим, что крестьяне эти подрядились везти товар в Москву, потеряли его и дали на себя кабалу в 160 рублях; в то время были они за государем в черной волости, а теперь отданы Ивану Морину в поместье, и по кабале денег им платить нечем, потому что от помещика оскудели. Годовой оброк, который крестьяне должны были платить помещику, определялся царским указом; об этом мы узнаем из следующей любопытной челобитной: «Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси бьют челом сироты твои государевы Ярославского уезда села Ширинги крестьянишки, старостишка Гришка Олферьев во всех место крестьянишек села Ширинги. Жалоба, государь, нам на своего помещика, на князя Артемья Шейдякова: в нынешнем 133 году, за неделю до Николина дни осеннего, приехал тот князь Артемий из Москвы в твое царское жалованье, а в свое поместье, к нам в село Ширингу, и которые крестьянишки начали к нему приходить на поклон с хлебами, как у других помещиков, тех он начал бить, мучить, на ледник сажать, татарок от некрещеных татар начал к себе на постелю брать и кормовых татар начал к себе призывать; городовой денежный оброк против твоего государева прежнего указа взял весь сполна на нынешний 133 год, а отписей нам в том оброке не дал, и когда мы станем ему об этих отписях против твоего государева указа бить челом, то он нас бьет и мучит, а отписей нам не дает: тот же князь Артемий правил на нас кормовым татарам в пост столовые запасы, яловиц, баранов, гусей, кур. Взявши на нас свои оброчные деньги все сполна, уехал из села в Ярославль, а с собою взял некрещеную татарку, а в Ярославле взял другую русскую жонку Матренку Белошейку на постелю, и в праздник в Николин день в Ярославле у себя на подворье баню топил; живя с этими жонками в Ярославле до Рождества Христова, играл с ними зернью и веселых держал у себя для потехи беспрестанно; оброчные деньги, что на нас взял, тем жонкам все зернью проиграл да веселым роздал, и платье с себя все проиграл; проигравшись, князь Артемий из Ярославля опять съехал в село Ширингу накануне Рождества Христова, а татарку и Матренку Белошейку свез с собою в поместье и, приехав в праздник Рождества Христова, баню у себя топил, а нас стал мучить смертным правежом в других оброчных годовых деньгах, и доправил на нас в другой раз через твой государев городовой указ 50 р. денег да 40 ведр вина, да на него же варили 10 варь пива, да на нас же доправил 10 пуд меду; у которых крестьянишек были нарочитые лошаденки, тех лошадей взял он на себя. И мы, сироты твои, не перетерпя его немерного правежа и великой муки, разбрелись от него розно, а которые нарочитые крестьянишки, тех у себя держит скованных, и правит на них рублей по пяти, по шести и по десяти на человеке, а по домам тех крестьян, которые разбрелись, посылает кормовых татар, которые наших жен позорят; животишки наши велит брать на себя, а иные печатать. Тот же князь Артемий прежним своим служивым татарам деревни в поместья роздал, и жене своей, княгине Федоре, также дал две деревни в поместье; а которые прежде на того князя Артемья били челом тебе, государю, в его насильстве и немерном правеже об указе, на тех крестьянишек он похваляется смертным убийством, хочет их посекать своими руками». Чем кончилось дело – неизвестно, потому что конец дела утрачен; что же касается до Матренки Белошейки, то эта особа сослана была из Москвы в Ярославль за воровство (разврат) по делу Нефедья Минина. Помещик, посягавший на святыню семейства крестьянина, платился иногда за это жизнью. Что касается до крестьян черных волостей, то они в некоторых местах не благоденствовали. В 1633 году был сделан допрос в Тотемских волостях, отчего крестьяне разбежались? Ответ был такой: разошлись крестьяне от многих податей и от великих немерных правежей, от солдатских кормов, от запасных денег, от ямских отпусков, от судовые немерные кортомы, от тяжелого вытного и сошного письма.