История России с древнейших времен. Том 7

Относительно монастырского благочиния царь в 1584 году писал в Соловецкий монастырь: «Слух до нас дошел, что у вас сытят квасы медвеные да квасят, и устав прежний монастырский переменен: так вы бы квасов не квасили и прежнего чина монастырского не рушили; и которые старцы станут роптать, тех бы смиряли по монастырскому чину». В 1592 году двое старцев били челом на игумена и келаря Кириллова Новгородского монастыря, что они монастырскую казну раздают взаймы, для своей прибыли, без братского ведома, дружатся с детьми боярскими, берут у них себе гостинцы всякие. Когда один из челобитчиков стал им об этом говорить, то они посадили его в двои железа да в цепь, а потом девять дней били его на правеже, правили деньги, которые он проездил в Москву по монастырским делам. Бить на них челом нельзя, откупаются монастырскою же казной; кроме субботы и воскресенья, службы никогда в монастыре нот и священника нет. В июле 1584 года постановили, чтоб тарханам не быть, с 1 сентября, на время, до государева указа, пока земля поустроится и помощь во всем учинится царским осмотренном. Но уже в октябре того же года царь дал тарханную грамоту митрополиту Дионисию на слободку Святославлю, которую великий князь Василий Дмитриевич дал митрополиту Киприану вместо города Алексина. Тогда же, в июле 1584, было подтверждено, чтоб вотчинникам вотчин своих по душам не давать; но видим, что это постановление пли было скоро отменено, или не исполнялось. В 1587 году знаменитый впоследствии князь Дмитрий Михайлович Пожарский, по приказу отца своего, дал в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь вотчинную деревню без доклада государю; не перечисляем царских пожалований землями в монастыри. По-прежнему давалось монастырям право производить торговлю, право сбирать в своих селах таможенную пошлину; по-прежнему давались грамоты с освобождением монастырских владений от разных податей и повинностей; этих грамот от царствования Феодора дошло до нас очень много, и начинают они раздаваться очень рано.

Касательно отношений монастыря к тем, на чей счет он был построен и поддерживался, любопытна царская грамота 1595 года. В Двинском уезде, при устье Нижнего Моржа, был монастырь Никольский, построенный мирским иждивением. Староста этого монастыря бил челом государю, что десятильник митрополита новгородского разорил монастырь своим насильством; царь дал грамоту двинским данным старостам и становым земским судьям Калейского стана, где находился монастырь, чтобы они защищали монастырь от обид; а когда Калейского стана крестьяне захотят вперед переменить никольских старост и в монастырской казне их считать или сами старосты захотят перемениться и в казне отчет отдать, то все бы крестьяне Калейского стана четырьмя волостками никольских старост выбирали меж собою кого сами излюбят, новых старост приводили к крестному целованью, а старых с лучшими людьми в казне считали и счетные списки отдавали новым старостам.

По старым грамотам Грозного, монастырские крестьяне выбирали у себя прикащиков, старост, целовальников, сотских, пятидесятских, десятских, для губных дел прикащиков, губных целовальников и дьячков; монастыри продолжали определять свои отношения к крестьянам уставными грамотами.

Кроме приведенных указов о крестьянах и холопях от времен Феодора, до нас недошло других дополнений к Судебнику. Относительно заведывания судом любопытно известие разрядных книг под 1588 годом: царь велел отставить князя Меркурия Щербатова от плавной рати и послал его в Тверь судьею. Дошла до нас от описываемого времени любопытная челобитная царю старцев Иосифова монастыря по поводу спора о земле между их крестьянами и крестьянами боярина Ивана Васильевича Годунова: «Послана, государь, от тебя грамота в Козельский и Белевский уезд к Кузьме Безобразову: велено ему выбрать 10 лучших крестьян боярина Ивана Васильевича Годунова и столько же наших лучших крестьян и дать им жребий: чей жребий вынется, тем отводить землю и лес с образом». Кузьма лучших людей выбрал и говорил крестьянам Ивана Васильевича: «С образом с жребия идете ли отводить лес и землю, по своему отводному рубежу?» Слуга Ивана Васильевича отвечал: «Крестьянам Ивана Васильевича лесу и земли не отваживать и жребия не брать; пусть монастырские крестьяне отводят лес и землю без жребия». Монастырские крестьяне били челом Кузьме: «Ивана Васильевича крестьянам надобна земля и лес пречистой богородицы и чудотворца Иосифа, перелезши из Белевского уезда в Козельский уезд через вековую межу города с городом: так и лес им отводить с образом, землю и лес пречистой, а мы им верим и без жребия». «Крестьянцы наши с образом земли и лесу отводить не смеют, мы им не велим отводить твоего государева жалованья; а люди и крестьяне Ивана Васильевича нашим крестьянам грозят: велят им неволею отводить нашу прямую монастырскую землю, для того, чтоб нас, нищих твоих, опозорить, огласить и в грех ввесть, а крестьянец наших продать и вотчину монастырскую запустошить; а монастырские крестьянцы уже и так от них застращены, четвертый год беспрестанные обиды и насильства терпят. Государь милосердый царь! пощади свою богомолью, вели учинить безгрешно, чего не ведется, что иноческому чину землю отводить с образом: вели сыскать старыми писцовыми книгами и старыми гранями. Обыскные люди обоих городов, Козельска и Белева, все знают вековой рубеж городу с городом, да не смеют сказать правды, блюдутся Ивана Васильевича».

Относительно нравов и обычаев заметим известие о потехах царских: государь пожаловал Василия Усова, дано ему 15 рублей денег, да сукно доброе в 2 рубля: тешил он государя, заколол перед ним медведя; даны были подарки какому-то Молвенинову: государя тешил, привел медведя с хлебом да солью в саадаке и с диким медведем своего медведя спускал; дано сукно доброе в два рубля охотнику Глазову: тешился государь на царицыны именины медведями, волками и лисицами, и медведь Глазова ободрал. 1 августа государь ездил под Симонов для водоосвящения на реке и там купался (мочался). Смирное платье (траур) по царевне Феодосии для чинов придворных было цвету темно-зеленого, вишневого, багрового, синего, без саженья.

Относительно нравов и обычаев народных заметим, что в 1590 году староста и крестьяне Тавренской волости обговорились между собою, по благословению отца своего духовного, и учинили заповедь на три года, чтоб в праздник, в воскресение Христово, дела не делать никакого черного, ни угодья не угодовать, ни пасного, ни силового, ни белки не лесовать, ни рыбы не ловить, ни ягод, ни губ не носить, ни путика пасного, ни силового внове не ставить; а в пятницу ни толочь, ни молоть, ни камня не жечь, проводить с чистотою и любовию; женам по воскресеньям не шить, не брать. А кто заповедь эту порушит и доведут его людьми добрыми, на том доправить сотскому, по мирскому уложению, 8 алтын денег на церковное строение, а две деньги сотскому. Кто станет яйца бить, на том доправить ту же заповедь 8 алтын.

Под 1595 годом летописец рассказывает, что князь Василий Щепин да Василий Лебедев составили заговор зажечь Москву во многих местах, а самим у Василия Блаженного грабить казну; решеточный прикащик Байков, участвовавший в заговоре, должен был в это время не отпирать решеток. Но заговор был открыт, и главные участники казнены смертию.

В летописях же находим известие о чародействах и о полной вере в их силу. О Годунове говорится, что он из многих городов собирал волхвов и кудесников и с их помощию привлек к себе любовь царя. Волшебники предсказывали Борису, что он будет царствовать, но недолго, только семь лет. Приведем также любопытный рассказ летописца об отравлении крымского царевича Мурат-Гирея в Астрахани: бусурманы прислали ведунов и его испортили. Воеводы, видя его болезнь великую, привели к нему лекаря арапа. Арап сказал, что его вылечить нельзя, пока не сыщут ведунов, которые его портили, взял с собою русских людей, пошел в юрты, перехватал там ведунов и начал их мучить. Ведуны сказали: «Если кровь больных не замерзла, то можно пособить». Тогда арап велел ведунам метать из себя кровь в лохань, и они выметали всю кровь, которую выпили из сонного царевича, жен его и других татар и тем их испортили. Ведуны рассказывали арапу по порядку: вот это кровь царевича, вот эта его жен, вот эта других татар; кровь царевича и одной из жен его вся замерзла, и потому ведуны сказали, что им живым не быть; чья же кровь не замерзла и если помазать ею больного, то он останется жив. Когда царевич умер, то воеводы донесли обо всем подробно государю; царь отправил в Астрахань Астафия Пушкина с приказаньем пытать ведунов, по чьему умышлению испортили царевича, и после пытки пережечь. Пушкин пытал ведунов накрепко разными пытками, но ничего не мог допытаться. Тогда тот же арап начал говорить, что у них так ничего не допытаться, а велел положить им в зубы конские удила, повесить их за руки и бить их не по телу, а по стене против них, и они стали все сказывать. Воеводы, после пытки, велели их сжечь, и жег тот же арап своим мастерством; когда их жгли, то слетелось сорок и ворон многое множество.

Из перечисления подарков, выданных из царской казны разным лицам, мы узнаем имена тогдашних художников: дано было сукно в два рубля и еще два рубля денег Поснику ростовцу за то, что писал образ смоленской богородицы. Этот Посник ростовец носил название знаменщика; он получил английское сукно доброе за то, что знаменовал, садил жемчугом с дробницами черный бархатный покров на гроб Иоанна Грозного. Сохранились имена 14 серебряных мастеров, которые делали раку Сергия чудотворца. Литьем огромных пушек отличался мастер Андрей Чохов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ОКОНЧАНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ФЕОДОРА ИОАННОВИЧА

Значение Рюриковой династии. – Смерть царевича Димитрия в Угличе. – Разбор известий об этом событии. – Решение дела в Москве. – Мнение народа. – Кончина царя Феодора.

XVI век исходил: с его исходом прекращалась Рюрикова династия. В двух различных положениях, в двух различных странах следили мы за деятельностию потомков Рюрика и не могли не заметить основного различия в этой деятельности. Сначала мы видим их действующими в громадной и редко населенной стране, не имевшей до их появления истории. С необыкновенною быстротой Рюриковичи захватывают в свое владение обширные пространства и подчиняют себе племена, здесь живущие; эту быстроту объясняет равнинность страны, удобство водных путей, малочисленность и особность племен, которые не могли выставить крепкого и дружного сопротивления, ибо не знали союзного действия, каждое племя покорялось поодиночке: ясный знак, что никакого единства между племенами не существовало, что это единство принесено князьями и сознание о единстве народном и государственном явилось вследствие их деятельности. Они расплодили Русскую землю, и сами размножились в ней с необыкновенною силой: обстоятельство важное, ибо оно дало возможность членам одного владельческого рода устроить себе множество столов во всех пределах громадной страны, взять в свое непосредственное заведывание все важнейшие места: не было потому необходимости в наместниках больших городов и областей, в людях, из которых могла бы образоваться сильная аристократия. Князья разошлись по обширной стране, но не разделились, ибо их связывало друг с другом единство рода, которое, таким образом, приготовило единство земли. Чтоб не порвалась связь междучастями, связь слабая, только что завязавшаяся, необходимо было это беспрерывное движение, перемещение князей из одной области в другую, с концов отдаленных. Князья с своими дружинами представляли начало движения, которое давало стране жизнь, историю: недаром Мономах хвалился своим движением, большим количеством совершенных им путешествий. Движение, движение неутомимое, было главною обязанностию князей в это время: они строили города, давали им жителей, передвигали народонаселение из одной области в другую, были виновниками новых общественных форм, новых отношений. Все новое, все, что должно было дать племенам способность к новой высшей жизни, к истории, было принесено этим движущимся началом, князьями и дружинами их: они в своем движении столкнулись с греками и взяли от них христианство; чтоб понять значение Рюриковичей и дружин их, как проводников нового, людей, пролагавших пути исторической жизни, стоит только вспомнить рассказ летописца о появлении волхва в Новгороде: на вопрос епископа: «Кто идет к кресту и кто к волхву?» – народ, масса, хранящая старину, потянулась к волхву, представителю старого язычества, князь же и дружина его стали на стороне епископа. Скоро, при описании Смутного времени, мы укажем и на великое значение массы народной, охранявшей старину, когда движение пошло путем незаконным.

Такова была начальная деятельность Рюриковичей. Понятно, что в эпоху этой начальной деятельности, при начале государственной зиждительности в стране, не имевшей прежде истории, не могло быть еще ничего прочного, определенного, все было еще в зародыше, начала, семена вещей сопоставлялись друг с другом без внутренней связи; части, образовавшись, стремились еще жить особенною жизнию; при сильном движении, просторе, возможности уходить при первом неудобстве не было места никаким определениям, ибо на движущейся почве ничего построить нельзя. Главное право, главное ручательство в выгоде положения для члена общества, для члена известного сословия, заключалось в праве уйти, праве, которое основывалось на возможности ухода и прекращалось с этою возможностию. Столкновения интересов разрешались не общими определениями, но порванием отношений, уходом из одной области в другую, которая случайно, вследствие своей особой жизни с особым правительством, на время представляла большие удобства; отсюда господство временного, местного, личного, случайного над общим, господство, необходимое при слабости, младенчестве государства.

Но государство росло, и из младенчества оно переступило на высшую степень, которая знаменуется сосредоточением, оседлостию. Эта эпоха сосредоточения необходима для утверждения сознания о государственном единстве, о единстве государственного интереса; здесь части, области, лица должны отказаться от своей особной, своеобразной жизни и подчиниться условиям жизни общей, и когда потом, при утверждении сознания о государственном единстве, части получают большую или меньшую самостоятельность, самоуправление, то эта самостоятельность является уже вследствие государственных требований, является с непосредственным отношением к сосредоточивающей власти: так, например, при Иоанне IV были даны откупные грамоты, установлявшие самоуправление в волостях; но отношение этих волостей к царю вовсе не было похоже на отношение Новгорода или Пскова к прежним великим князьям московским.

В эту эпоху сосредоточения Рюриковичи вследствие новых условий, временных и местных (ибо главная сцена действия переносится с юга на север), переменяют свой характер и неуклонно ведут общество по новому пути. Из расплодителей земли они становятся собирателями земли, из храбрых вождей дружин, любивших везде честь свою брать, думавших преимущественно об этой воинской чести, а не об упрочении себе движимых и недвижимых стяжаний, считавших неприличным копить имение, но все раздававших дружине, Рюриковичи становятся на севере бережливыми хозяевами, преимущественно заботившимися о промыслах, прибытках, крайне осторожными, неохотниками до решительных битв. И все на севере, в эпоху сосредоточения, принимает характер прочности, оседлости, вследствие чего земельные отношения, условливающие прочность, получают важное значение; общество сознает различие земского человека, оседлого собственника, от вольного козака, представителя старины, старой эпохи безнарядного движения; этому представителю старины трудно в новом обществе, он уходит на простор в вольную степь и там ждет случая вступить в борьбу с враждебным ему новым порядком вещей. Но эпоха сосредоточения, но государи московские сделали свое дело: государство крепко, и козаку не осилить земского человека.

Кончивши это второе дело свое, дело сосредоточения земли, династия Рюрика сходит со сцены. Царь Феодор не мог сам управлять государством; явился правитель, который вследствие произведенного прежними государями сосредоточения власти и ослабления могущества вельможных родов мог легко, опираясь на свои близкие отношения к царю, осилить всех своих соперников. Достигнув первенства, Годунов должен был подумать о будущем, и будущее это было для него страшно, тем страшнее, чем выше было его положение настоящее: у Феодора не было сына, при котором бы Годунов, как дядя, мог надеяться сохранить прежнее значение, по крайней мере прежнюю честь; преемником бездетного Феодора долженствовал быть брат его, Димитрий, удаленный в Углич при воцарении старшего брата, удаленный «советом всех начальнейших российских вельмож». Димитрий рос при матери и ее родственниках, Нагих; понятно, какие чувства эти опальные Нагие питали к людям, подвергнувшим их опале, с какими чувствами дожидались прекращения своих бедствий, своего изгнания, в каких чувствах к Годунову и к людям ему близким воспитывали ребенка, который не умел скрывать этих чувств. За будущее должен был бояться не один Годунов, за будущее должны были бояться все те люди, которые были обязаны выгодами положения своего Годунову и лишались всего с его падением, а таких людей было очень много; наконец, за будущее должны были бояться те люди, которых судьба хотя и не была тесно соединена с судьбою Годунова, но по совету которых Димитрий подвергся изгнанию, а к этим людям принадлежали все начальнейшие российские вельможи. И вот в мае 1591 года разнеслась по государству весть, что царевича Димитрия в Угличе не стало, и понесся слух, что погиб он насильственною смертию, от убийц, подосланных Годуновым. Летописцы так рассказывают подробности события.

Сначала хотели отравить Димитрия: давали ему яд в пище и питье, но понапрасну. Тогда Борис призвал родственников своих, Годуновых, людей близких, окольничего Клешнина и других, и объявил им, что отравой действовать нельзя, надобно употребить другие средства. Один из Годуновых, Григорий Васильевич, не хотел дать своего согласия на злое дело, и его больше не призывали на совет и чуждались. Другие советники Борисовы выбрали двух людей, по их мнению, способных на дело, – Владимира Загряжского и Никифора Чепчюгова; но эти отреклись. Борис был в большом горе, что дело не удается; его утешил Клешнин. «Не печалься, – говорил он ему, – у меня много родных и друзей, желание твое будет исполнено». И точно, Клешнин отыскал человека, который взялся исполнить дело: то был дьяк Михайла Битяговский. С Битяговским отправили в Углич сына его Данилу, племянника Никиту Качалова, сына мамки Димитриевой, Осипа Волохова; этим людям поручено было заведовать всем в городе. Царица Марья заметила враждебные замыслы Битяговского с товарищами и стала беречь царевича, никуда от себя из хором не отпускала. Но 15 мая, в полдень, она почему-то осталась в хоромах, и мамка Волохова, бывшая в заговоре, повела ребенка на двор, куда сошла за ними и кормилица, напрасно уговаривавшая мамку не водить ребенка. На крыльце уже дожидались убийцы; Осин Волохов, взявши Димитрия за руку, сказал: «Это у тебя, государь, новое ожерельице?» Ребенок поднял голову и отвечал: «Нет, старое». В эту минуту сверкнул нож; но убийца кольнул только в шею, не успев захватить гортани, и убежал; Димитрий упал, кормилица пала на него, чтоб защитить, и начала кричать: тогда Данила Битяговский с Качаловым, избивши ее до полусмерти, отняли у нее ребенка и дорезали. Тут выбежала мать и начала кричать. На дворе не было никого, все родственники ее разошлись по домам; но соборный пономарь, видевший с колокольни убийство, заперся и начал бить в колокол; народ сбежался на двор и, узнавши о преступлении, умертвил старого Битяговского и троих убийц; всего погибло 12 человек. Тело Димитрия положили в гроб и вынесли в соборную церковь Преображения, а к царю послали гонца с вестию об убийстве брата. Гонца привели к Борису; тот велел взять у него грамоту, написал другую, что Димитрий сам зарезался, по небрежению Нагих, и велел эту грамоту подать царю: Феодор долго плакал.

Для сыску про дело и для погребения Димитрия посланы били в Углич князь Василий Иванович Шуйский, окольничий Андрей Клешнин, дьяк Елизар Вылузгин и крутицкий митрополит Геласий. Посланные осмотрели тело, погребли его и стали расспрашивать угличан, как, по небрежению Нагих, закололся царевич? Им отвечали, что царевич был убит своими рабами – Битяговским с товарищами – по приказанию Бориса Годунова и его советников. Но, приехавши в Москву, Шуйский с товарищами сказали царю, что Димитрий закололся сам. Нагих привезли в Москву и пытали крепко; у пытки был сам Годунов с боярами и Клешниным; но с пытки Нагие говорили, что царевич убит. Царицу Марью постригли в монахини и заточили в Выксинскую пустишь за Белоозеро; Нагих всех разослали по городам, по тюрьмам; угличан – одних казнили смертню, иным резали языки, рассылали по тюрьмам, много людей свели в Сибирь и населили ими город Пелым, и с того времени Углич запустел.

В этом рассказе мы не встречаем ни одной черты, которая бы заставляла заподозрить его; подробности самого убиения, предшествовавший разговор убийцы с жертвою, подробности приготовлений в Москве, имена лиц, выбранных, но отказавшихся взять на себя совершение злодейства, указания на Клешнина, как на главного деятеля, – все эти подробности не позволяют историку видеть в этом рассказе выдумку. Сравним теперь с этим рассказом другой памятник, имевший целию доказать противное, т. е. что Димитрий сам закололся, обратимся к следственному делу о убиении царевича.

19 мая, вечером, приехали в Углич князь Василий Шуйский, Андрей Клешнин, Елизар Вылузгин и расспрашивали Михайлу Нагова: «Каким обычаем царевича Димитрия не стало? И что у него была за болезнь? Для чего он, Нагой, велел убить Михайлу Битяговского, сына его Данилу, Никиту Качалова, Данилу Третьякова, Осипа Волохова, посадских людей, слуг Битяговского и Волохова, и для чего он велел во вторник сбирать ножи, пищали, палицу железную, сабли и класть на убитых людей? Посадских и сельских многих людей для кого сбирал? И почему городового прикащика, Русина Ракова, приводил к крестному делованью, что ему стоять с ним заодно; и против кого было им стоять?»

Следователи приехали 19 мая, вечером; в тот же вечер сделали допрос Михайле Нагому, и о чем же спросили? Не о том только, как приключилась смерть царевича и что происходило потом, но спросили: какая болезнь была у царевича? Зачем он, Нагой, велел убить известных людей и положить на них оружие, зачем сбирал людей, приводил городового прикащика ко кресту? Тотчас же представляется вопрос, каким образом следователи могли узнать все это? И после уже из розыска открывается, что следователи, приехав в Углич, прежде всего выслушали городового прикащика, Русина Ракова, который обвинил Нагих и показал, что царевич убился сам. Итак, в самом начале акта мы уже замечаем подозрительную неточность: о Русине Ракове ничего не сказано и прямо делается допрос Нагому на основании показаний Русина Ракова!

Михайла Нагой отвечал, что царевич зарезан Осипом Волоховым, Никитою Качаловым и Данилою Битяговским, что убийц побили черные люди, без его, Михайлова, приказа, что оружие на убитых положил Русин Раков сам, также без его ведома, и к присяге городового прикащика он, Михайла Нагой, не приводил. Тогда Русин сослался на брата Михайлова, Григория Нагова, и на слугу, Бориса Афанасьева, и те показали, что оружие положено на убитых по приказу Михайлы Нагова. Что же отвечал на это последний? Не знаем; знаем то, что он не приложил руки к своим речам; знаем еще любопытное обстоятельство: Русин Раков и сторож дьячьей избы, Евдоким Михайлов, показали, что во вторник приходил в дьячью избу человек Михайлы Нагова, Тимофей, вместе с Русином Раковым; этот Тимофей принес живую курицу, зарезал ее, кровью вымазали разного рода оружие, которое Русин Раков и положил на трупы Битяговского с товарищами; но другой слуга Нагова, Борис Афанасьев, показал, что Тимофей еще в понедельник вечером сбежал неведомо куда, и действительно Тимофей у допроса не был.

Теперь посмотрим, что показали Нагие о самой смерти царевича. Михайла Нагой, как мы видели уже, сказал, что Димитрия зарезали Осип Волохов, Никита Качалов и Данила Битяговский. Но он не объявил самого главного, именно: кто сказал ему об этом, потому что сам он не видал, как было дело, прибежавши уже на колокольный звон и думая, что горит во дворце. Григорий Нагой показал противное, что царевич накололся сам ножом в припадке падучей болезни, которая на нем и прежде бывала. Но и Григорий не объявил главного: кто сказал ему о роде смерти царевича, потому что сам он также ничего не видал, прибежавши вместе с Михайлою. Но Григорий в своем показании прибавляет очень важное обстоятельство, именно, что они застали царевича еще в живых и умер он при них. При этом Григорий не прибавил обстоятельств важных: в каком положении застал он царевича (кормилица показала, что он умер на ее руках)? Был ли у него или подле него нож, которым он играл? Следователи об этом не спрашивали. Потам Григорий Нагой показал, что когда явился старый Битяговский и набежало множество народу, то начали говорить, неведомо кто, будто царевича зарезал Данила Битяговский с товарищами. Из других показаний открывается, что этот неведомо кто была царица Марья, что Григорий Нагой верил своей сестре и по ее приказу бил мамку Василису Волохову поленом по бокам; а теперь что заставило его переменить убеждение? Одни скажут: он одумался, увидал неправду сестры и собственную; но другие скажут, что он был улещен и застращан, и дело по-прежнему остается темным. Наконец, третий Нагой, Андрей, показал, что царевич ходил на заднем дворе, играл с детьми через черту ножом; и вдруг на дворе закричали, что царевича не стало, царица сбежала сверху, а он, Андрей, в то время сидел за столом; услыхав крик, он прибежал к царице и видит, что царевич лежит на руках у кормилицы мертв, а сказывают, что его зарезали: и он, Андрей, того не видал, кто его зарезал, а на царевиче бывала болезнь падучая. Это показание правдоподобнее прочих; но вот что замечательно: Андрей Нагой сидел во дворце за обедом и сбежал на двор тотчас за царицею, как только услыхал крик, и нашел уже царевича мертвым на руках кормилицы; а Григорий Нагой обедал у себя на подворье, прибежал уже на звон колоколов и нашел еще царевича живым!.. Что же мы должны заключить об этих показаниях? То, что все они, по своему явному противоречию и утайке главных обстоятельств, должны быть заподозрены и отстранены. Но обратимся к показаниям очевидцев: не объяснят ли они нам дела удовлетворительнее.