Политические письма

2) "Рабочая группа" думает, что рабочее дело не может расширяться и развиваться, что мы не создадим в народе солидных сил для поддержания нас в революционный момент, если лучшие рабочие силы постоянно будут выхватываться из рабочих групп, отрываться от дела пропаганды для политической борьбы. Это очень важный пункт. Но вы, должно быть, разумеете здесь отдельных наших народовольцев, в противовес которым и у вас всегда могут найтись такие же люди – если не узкие, так широкие до водяности, кабинетной туманности и прочих чисто народовольческих качеств. Вы должны брать в расчет не отдельных членов партии, а ее программу, взгляды ее истинных представителей: прочитайте ту же 2-ю передовую статью 10-го №, глядящую на дело достаточно широко и согласно с вашими воззрениями, вспомните взгляды на этот предмет нашего общего теоретического вождя Тихомирова, наконец тех же отдельных народовольцев, – не все же они узкие террористы. Сказать это – значило бы клеветать, а вы этого не сделаете, Но вот что нужно помнить. Никто из нас, кроме народников (я серьезно говорю это), не может претендовать на то, что у нас верные, надежные средства в руках, вполне гарантирующие, что, следуя им, мы добьемся вот именно того-то и того-то. У народников одних почва несомненно простая и надежная – беда только в том, что они времени требуют очень немного, всего на всего десять тысяч лет. У нас; революционеров-террористов, дело не так стоит ясно. Мы знаем одно верно и в одно верим непоколебимо твердо, что какие бы неудачи ни преследовали нас, мы не оставим своей деятельности, не сложим руки и снова пойдем вперед и вперед, в огонь битвы. Мы видим, мы чувствуем, знаем, что так жить невозможно ни нам, интеллигенции, ни народу, и эта несомненная очевидность, всеми так живо сознаваемая, и поддерживает нас в борьбе. И мы, разбитые однажды, снова ищем кругом себя наиболее активные и энергичные протестующие элементы (где бы то ни было); снова объединяем их и снова переходим к наступлению. В конце концов мы прорвем плотину, заграждающую русло русской жизни, мы одолеем это нелепое правительство, этот поддерживаемый им, столь же нелепый, социальный и политический строй, в это мы также глубоко верим; Но как это произойдет, в какой из нескольких возможных форм? Вот вопрос. От решения его зависит то или другое отношение к подготовительной работе партии. Русское революционное движение вначале было бесконечно идеалистичнее по целям и задачам, которыми оно задавалось, но вместе с тем, и непрактичнее в той же степени. Вспомните – хождение в народ, даже ближе возьмите: вспомните ту гордую самоуверенность Исполнительного Комитета в начале его деятельности, когда он так гордо ставил перед собой захват власти – не в том много-много измененном смысле, как понимает его теперь Тихомиров (его статья "Чего ждать от революции"), а в буквальном, самом прямом смысле этих слов: Исполнительный Комитет временно рассчитывает занять в России место и все функции настоящего императорского правительства. В таком смысле написана передовая статья даже 8–9 № "Народной Воли". Но уже значительно раньше, тотчас же после 1 марта, в письме к Александру III "Исполнительный Комитет" говорил совершенно другим языком, надеялся на совершенно другое, значительно бесконечно меньшее – и потому, конечно, бесконечно более мыслимое и осуществимое… Так всегда бывает: чем мы практичнее и зрелее, тем наши требования минимальнее, ближе к наличным условиям действительности. И мне кажется, что единственная форма русской революции, в которую можно верить, как в неизбежный minimum, есть та форма, о которой говорит прекрасная статья 10-го № "Вместо внутреннего обозрения": "призыв к народу с высоты трона, поколебленного ударами революционеров. " Эта форма осуществима и не в таком уж отдаленном от нас будущем. Успеем ли мы до этого момента подготовить хоть мало-мальски солидные революционно-рабочие силы, приняв в этом направлении какую бы то ни было программу деятельности? Ставя перед собой очень широкие задачи, широкие планы пропаганды в народе и пр., ради которых готовы даже жертвовать силой и яркостью политической борьбы, мы в свою очередь, не вредим ли делу? Желая разрастись в "ширину", не рискуем ли мы обратить наши силы в мыльный пузырь, обессилить их бесплодным словесничеством и пр.?.. Да и в тот революционный момент, о котором говорит автор "Вместо внутреннего обозрения", что будут в общем великом энтузиазме великой исторической минуты отдельные личности, несколько десятков, даже несколько сотен живых сбереженных нами рабочих сил?! – Нуль! Важны не живые лица, не материальные силы, а принципы, идеи, которые уж, конечно, – будут несравненно живее, реальнее, сильнее, распространеннее, если будут провозглашаться не устами отдельных словесничающих лиц, а громом героических фактов, поражающих ум и фантазию жертв яркостью, именно яркостью борьбы и напряженностью веры в правоту дела. Да, подобно автору этой статьи, я верю, что тогда явятся и люди и силы, лишь бы те п е р ь мы высоко держали наше знамя. Вы спросите, отчего же теперь так мало сил? Я вам отвечу стихами Некрасова:

"… Гремел, когда они родились, дикий гром, ручьями кровь лила. Эти души робкие смутились, как птицы в бурю, притаились в ожиданьи света и тепла…"

Ну., так завоюем же мы этот "свет" и это "тепло"! А для этого нужно итти рука с рукой.

Умоляю вас: прекратите раздор, пойдите на уступки, мы также пойдем. Письмо это можете показать товарищам – даже прошу вас сделать это; – и вы простите, конечно, меня за его спешность и чисто внешнюю небрежность. Но я прошу вас сохранить его и непременно вернуть мне: лишний раз говорить и писать об одном и том же так мучительно, да не всегда и удастся сказать то, что хочешь и можешь сказать. Здесь я почти все, кажется, сказал.

Об организации не говорю, так как это уж последнее дело. Ведь и вы стоите за централизацию, А мы не прочь от специализации революционных функций. Следовательно, тут мы сойдемся.

14 ноября 1884 г.

Письмо провинциальным народовольцам

Уважаемые коллеги! Вот уже месяц, как над Питером разразился страшный погром, и, мы, оставшиеся здесь люди, сидим оторванные насильно от иногородних товарищей, между прочим, и от вас. Я делал несколько попыток к восстановлению с вами сношений: несколько раз писал на адрес, привезенный сюда известным вам Василием, но ответа до сих пор никакого не получил, а между тем разнесся слух о вновь происшедших арестах и у вас. Поехать к вам кому-нибудь из организации не представляется возможности (по разным, очень веским причинам), и таким образом вторично приходится отправить с настоящим письмом простое посредствующее лицо. Надеюсь, что прочитав это письмо и узнав наш адрес, вы не замедлите ответом или же, что еще желательнее, приездом. Вообще вне Питера нам удалось установить только сношения с заграницей, с некоторыми провинциальными организациями второстепенного и специального характера – и еще напасть на след Василия Алексеевича, который был жив 17-го октября (написал от этого числа письмо:) и которому также отправлено письмо. Вот все так много времени, и так мало удалось сделать. А между тем вам не нужно, конечно, объяснять, что нам необходимо, как можно скорее, снова объединиться, столковаться и приступить к работе. Положение здешних дел следующее. (Способ шифровки и ключ вам должно сообщить лицо, доставившее письмо). Далее – шифр

Жива типография, паспортный стол, и начато одно важное учреждение – много связей и специальных лиц, но руководителей нет. Это нужно прямо сказать – и в этом трагизм нашего положения. Теперь поймите, почему отсюда никто не может поехать на разведки.

С моим арестом многое может затеряться и погибнуть. Орудовать одному всем также немыслимо. Голова кругом идет, придите скорее на помощи.

Специальных сил, средств и связей много; в публике, в молодежи еще не остыло воодушевление, произведенное номером.

Обязательно нужно скорей соединиться и перейти в наступление. Вот два адреса для писем сюда (непременно солью):

1) Васильевский остров, шестая линия, дом 39, кв. 49, Иван Алексеевич Петровский.;

2) Большая Дворянская, 36, квартира 9, Анне Александровне Накропиной.

Пожалуйста, не поленитесь все расшифровать в этом письме. Отправляю вам 100 экземпляров 10-го №. Нельзя ли прислать нам с этим же человеком хоть несколько экземпляров 1,2 и особенно 3-го № "Вестника", которого у вас, слышно, много?

Ради бога, скорее ответ. Возможно подробный и обстоятельный.

У нас аресты прекратились. Каково положение ваших дел? Наши финансы очень, очень плохи, чтобы не сказать больше, но предвидится получить довольно крупные куши. Но за что можно ручаться в подлунном мире?

В приписке зовите меня "Вячеславом Михайловичем". Общепринятую кличку мою вам назовет опять то же лицо, передающее это письмо. Последнее, пожалуйста, возможно скорее уничтожьте: перед глазами столько примеров гибели людей от сохранения писем и расшифровываемых полицией адресов, что страшно делается поневоле.

С этим же лицом пришлите ваши адреса.

Вячеслав.

[На конверте надпись: ]

Желательно, чтобы это письмо было прочитано человеком организации партии "Народной Воли" и чтобы он лично взял ключ от привезшего его лица.